Тайны затерянных звезд. Том 1

Глава 6

Я много раз переживал взрывную декомпрессию, ведь далеко не всегда на кораблях, на которые наши кураторы тыкали пальцами, были рады нас видеть. Можно даже сказать: там никогда не были рады нам. Поэтому практически всегда проникновение сопровождалось наклеиванием взрывчатки и приличным взрывом. И, как следствие, взрывной декомпрессией, которая выносила из корпуса всё, что не привязано и не прикручено.

Я настолько часто переживал взрывную декомпрессию, что уже позже, в рядах «Линкс», ни разу не допустил её при распиле очередного корабля. Каждый раз, когда моя рука с резаком поднималась, чтобы сделать разрез, в голове срабатывала тревожная лампочка, велящая проверить давление в смежном отсеке. Очень полезный навык для врекера! Особенно если учесть, сколько моих коллег закончило свой путь в печи.

Но я ни разу не переживал взрывную декомпрессию изнутри…

Поэтому, когда робот грохнул по кнопке, разбивая защитное стекло, и сработали пиропатроны, вырывая из креплений гермодвери, я мог лишь гадать, что меня ждёт.

А ждало меня не самое приятное ощущение. Меня будто положили в огромную рогатку и выстрелили мной в черноту космоса!

Это не было похоже на то, как тянут маневровые двигатели скафандра. Это совершенно не было похоже на тягу магнитного захвата — меня будто тянуло за каждый квадратный миллиметр тела сразу! Или вернее будет сказать — толкало в каждый квадратный миллиметр.

Зато была скорость. Огромная скорость, которая за одно мгновение выросла до своего предела. Стальные стены шлюза мелькнули перед глазами размытыми полосами, и меня вынесло в открытый космос в облаке всякого хлама, который остался валяться на полу.

Это была моя маскировка. Даже если кому-то придёт в голову посмотреть не на радар, который такую маленькую цель, как один человек, тупо не срисует, а глазами в окно, он всё равно меня не разглядит в этой куче мусора и решит, что декомпрессия — это просто следствие повреждений корабля.

Как только я оказался в открытом космосе, плёночный «скафандр» на мне моментально раздулся — сказывалась разница давлений. Раздулся, но не порвался, хотя и воздух принялся медленно травить из крошечных щелей там, где запястья и лодыжки перемотали слоями клейкой ленты. Ничего, это происходит не сильно быстро, мне хватит времени туда-обратно по два раза слетать, пока давление не снизится настолько, что это убьёт меня. Лицо же и вовсе закрывала полная дыхательная маска, в объёме которой давление будет поддерживаться ровно в одну атмосферу до тех пор, пока не кончится смесь в баллоне…

Да я ещё неплохо устроился! Осталось только долететь до корабля Администрации, инерция мне в помощь.

Чёрт, а здесь ведь красиво! Как не крути, но космос очень красив, особенно когда эту бархатную черноту, как игрушки новогоднюю ёлку, украшают творения людей. Они словно придают жизни этой пустоте, которая без них была бы мертва. Они — это то, за что я когда-то сражался. То, во что я когда-то верил.

Впрочем, я и сейчас во всё это верю. Перестал верить я только в тех, кто всем этим управляет. И в первую очередь Администрации.

Восемьсот метров в масштабах космоса — это практически у соседа на ноге. А потому несмотря на то, что корабль противников не был таким уж большим, и даже на средний слабо тянул, на таком расстоянии он казался гигантским. Таким огромным, что пролететь мимо него у меня не получилось бы, даже если бы я сильно захотел. Даже если бы включил сейчас маневровые двигатели на полную, всё равно не пролетел бы мимо, настолько большую скорость придала мне декомпрессия шлюза.

Поэтому восемьсот метров я преодолел буквально за какие-то десять секунд, четыре из которых я отчаянно тормозил маневровыми, чтобы меня не размазало по обшивке, как те предметы, что улетели вперёд. Несколько ящиков расколотило в мелкие щепки, я же умудрился погасить скорость и приземлиться на вражеский корабль практически без проблем.

Единственной проблемой стало хоть за что-то уцепиться на поверхности, чтобы инерция не протащила меня дальше, валяя по металлу и разрывая мою хиленькую фольгированную защиту. Но и с этой задачей я справился, увидев кронштейн антенны ближней связи и схватившись за него.

Обшивка корабля была ледяной. Корабль ещё не успел согреться после перехода через спейсер. К тому же это была теневая сторона, так что пальцы обожгло холодом. Поэтому я не стал задерживаться на одном месте, и, едва только стабилизировался, тут же оттолкнулся, перелетая дальше. Снова на короткую секунду уцепился за вынос третьего газового двигателя, перехватился, толкнулся, пролетел ещё…

Я двигался по обшивке корабля, как блоха по уличной собаке — короткими прыжками, перехватываясь и тут же отталкиваясь, чтобы пальцы не успели примёрзнуть к ледяному металлу. Активные действия заставили организм требовать больше кислорода, и пришлось в процессе очередного «скачка» подкрутить регулятор газового баллона, добавляя кислорода в смесь.

А ещё в этот момент я заметил, что липкая лента на правой руке медленно, но верно отклеивается — кажется, кто-то плохо постарался…

Как мог я приделал её обратно и в два последних прыжка добрался до нужного мне места. С момента вылета с пиратского корабля прошло не больше минуты, но пальцы уже плохо гнулись и слушались, поэтому я не стал терять время и активировал резак.

Место, которое я выбрал, было особенным. Если бы кто-то спросил меня, я бы сказал, что этот участок обшивки — инженерный просчёт конструкторов «Санджи», но, видимо, сами они так не считали, поскольку оставляли его из генерации в генерацию.

Всё дело в том, что здесь, на этом квадрате два на два, проходили кабели, отвечающие за системы двигателей и связи. Они, конечно же, были продублированы на случай выхода из строя, но именно здесь дублирующие линии проходили на расстоянии буквально метра от основных. Зная об этом, конструкторы «Санджи» в третьей генерации корабля усилили это место аж целыми пятью слоями брони… Но броня — это не то, что может противостоять резакам врекеров, которые как раз и были придуманы для того, чтобы справляться с этой броней.

А добраться до кабелей, но не проделать в обшивке сквозное отверстие, чтобы получить декомпрессионный взрыв — это мне раз плюнуть. Конечно, взрыв в этом месте сделал бы ремонт «Санджи» очень непростым, но пострадал бы я. А я не для того сюда лез.

Лазерный луч вгрызся в металлический лист и тот за секунду раскалился докрасна, а потом и добела, и в нем появилась дыра. Очень захотелось протянуть руку и погреть её на расстоянии от расплава, но я прекрасно понимал, что в космосе, с нулевой теплопроводностью вакуума я смогу ощутить тепло, только приложив пальцы непосредственно к броне, а это не то, что мне было бы нужно, поэтому я просто продолжил работать.

Мне ещё повезло, что местное светило оказалось у меня за спиной, скрытое тушкой «Барракуды», потому что я не представляю, как бы я летел к нему лицом без затемнённого визора… А даже если бы и долетел — как бы я сейчас работал, ослеплённый? На ощупь?

Ну а про космическую радиацию даже думать не буду — сейчас существуют прекрасные радиобиотики, и наверняка у Пиявки для спасителя найдётся парочка крепких доз.

Первый слой брони сдался через четыре секунды. Внутри «Санджи» наверняка уже поднялась тревога, и, возможно, местная абордажная команда уже прыгает по скафандрам, готовая выйти в открытый космос. Но они все равно не успеют.

Следующие слои брони сдались ещё быстрее, поскольку вообще не были рассчитаны на противостояние лазеру — только ракетам и другим кинетическим боеприпасам.

Я вырезал кусок обшивки, размером примерно полметра на полметра, благо в каналах проводки воздуха не было, декомпрессии можно было не опасаться. Поменял резак на захват, подхватил лист металла и с усилием отшвырнул его прочь, в открытый космос, после чего снова схватился за резак и отрезал то, что и собирался — линии связи и управления двигателями и оружейными системами. Включая и дублирующие.

Теперь корабль остался без связи, возможности двигаться и вести огонь одновременно. Конечно, будь моя воля, я бы отрубил систему жизнеобеспечения, но это практически не имело смысла — слишком глубоко в корабле были спрятаны её линии. Кроме того, по регламенту каждый член экипажа должен быть снабжён самоспасателем, а значит, как минимум пятнадцать минут жизни после отключения им обеспечены, а этого вполне достаточно для того, чтобы без спешки эвакуировать весь корабль, предварительно испепелив «Барракуду» вместе с нашим экипажем.

«Наш экипаж», надо же! Как-то очень быстро я записал этих людей и робота в «наших». Мне бы сначала вернуться на борт, а потом уже разбираться, кто наш, а кто нет!

Как раз это и было самой щекотливой частью плана. Не пережить полёт в открытом космосе, не вырезать кусок обшивки — это вообще самое простое, а сделать так, чтобы меня подобрали обратно на борт.

Говоря прямо — какой смысл им это делать? Увидев, что я посигналил им фонариком, встроенным в резак, они уже поняли: я выполнил свою часть плана, а значит, лишил корабль Администрации возможности вести преследование. И, если они приличные люди, какими показались мне изначально, то сейчас они подойдут поближе, чтобы я смог на маневровых двигателях добраться до люка, где меня встретит робот, которому нипочём вакуум и излучение, и доставит в жилой объем.

Если же я ошибся, то они пройдут мимо на всех возможных двигателях и бросят меня в открытом космосе, без скафандра и с очень ограниченным запасом дыхательной смеси.

Да, у меня все ещё будет вариант сдаться на милость Администрации, но я, конечно же, предпочту смерть в открытом космосе. Как минимум потому, что только отсюда я смогу увидеть, как красочно и ярко взрывается корабль пиратов после того, как я нажму кнопку на передатчике. Сигнал уйдёт на мину, которую я прикрепил на их робота в тот момент, когда «потерял равновесие» при подготовке к прыжку, она взорвётся, подрывая его реактор, распад которого неминуемо вызовет детонацию реактора корабля тоже.

Конечно же, я подстраховался — как иначе? Я не был бы командиром «Мёртвого эха», если бы у меня не было запасного плана на каждый случай жизни. Правда сейчас этот план был скорее планом мести, нежели выживания… Но и в такой ситуации я, честно говоря, оказывался в первый раз.

Плавая в черноте вакуума возле вскрытой обшивки «Санджи», я сверлил взглядом «Барракуду». В голове медленно щёлкали, сменяя друг друга, цифры вероятности того, что я выживу. Сто процентов, девяносто девять, девяноста восемь… Когда дощёлкало до девяноста пяти, я решил, что помимо корабля пиратов заберу с собой ещё и «Санджи», перерезав вообще всё, до чего успею дотянуться, включая и охлаждение реактора.

Когда дошло до восьмидесяти, я положил пальцы на кнопку активации мин, но пока не нажимал — продолжал сверлить «Барракуду» взглядом, глубоко и размеренно дыша при этом.

На семидесяти корабль наконец зашевелился. Сверкнули искорки маневровых двигателей, засветилось одно сопло маршевого, и, неожиданно шустро для его повреждений развернувшись, «Барракуда» нацелилась носом в спейсер.

Путь её пролегал прямо вплотную к «Санджи», но это ещё ничего не значило. Если они сейчас дадут полный газ, то, даже прыгнув, я не успею долететь до обшивки, пока корабль не пройдёт мимо. Ещё рано праздновать победу.

Шестьдесят процентов.

Я окончательно перестал чувствовать пальцы и осталось только надеяться, что смогу нажать на кнопку, когда (если) придёт время. Да чёрт с ним! Сниму дыхательную маску и носом нажму, если придётся!

«Барракуда» подплыла ближе, настолько близко, насколько только это возможно, нас разделяло буквально сто метров!

Пятьдесят…

Носовые маневровые двигатели ярко плюнули бирюзовым пламенем, и корабль резко замедлился, почти останавливаясь рядом со мной. С ближайшего ко мне борта ярко блеснула вспышка света… И я с облегчением отпустил кнопку активации мины.

Я не ошибся в них. Они действительно люди своего слова. А значит, с ними можно иметь дело.

Бросив последний взгляд на все ещё красные разрезы в обшивке «Санджи», я изо всех сил оттолкнулся заледеневшими ногами и дал импульс на маневровые двигатели.

Скорость, которую я получил в итоге, даже близко не была похожа на ту, с которой я добирался до «Санджи» — четверть от неё, максимум, но и расстояние было в несколько раз меньше, поэтому спустя десяток секунд я уже оказался возле «Барракуды», и расположившийся на ней робот, цепко ухватившийся за блоки радиационной защиты, подхватил меня. Аккуратно подхватил, надо сказать — у меня даже все кости остались целы, и даже фольгированная накидка нигде не порвалась. Вот что значит геологический бот, в обязанности которого, помимо прочего, входит транспортировка хрупких образцов!

Я даже как-то и позабыл, что этими же конечностями этот робот легко может крошить в щебень камни размером с мою голову…

Но сейчас, держа меня одной «рукой» за лямки врекерской перевязи, Жи шустро перебирал всеми остальными конечностями по обшивке корабля, цепляясь за самые незаметные неровности и, словно на буксире таща меня за собой.

Я уже настолько замёрз, что не хотелось даже шевелиться, и всё, что я мог — улыбаться, глядя на плоскую серую мину, закреплённую на «заднице» робота. Там, где он сам никогда в жизни её не увидел бы, да и остальным вряд ли пришло бы в голову смотреть.

Спустя половину минуты робот добрался до шлюза на другой стороне корабля — точной копии того, который мы разгерметизировали. Открылись двери, и Жи затащил меня внутрь, после чего включилась искусственная гравитация и я, не успев сгруппироваться, кулем рухнул на пол.

Кружилась голова, как после контузии, а руки и ноги буквально отказывались слушаться.

Но главное — я был жив. Жив и свободен.

В шлюзе загорелся свет — значит, давление вернулось в норму.

Я попытался поднять руку и стянуть дыхательную маску, но не смог — пальцы совершенно не слушались, я даже по маске, кажется, не попал.

Внезапно свет заслонила высокая фигура, и только по её угловатой форме я понял, что это робот.

— Человек, ты функционируешь? — спросил он откуда-то издалека, словно через вату. — Если ты не подтвердишь свою функциональность, я вынесу капитану предложение утилизировать тебя.

— Пошёл вон, железяка сраная! — раздалось откуда-то ещё более издалека гневным женским голосом, кажется это была Кори. — Он вообще-то наши жизни спас! И твою тоже.

— Моё функционирование не укладывается в рамки понятия «жизнь».

— Да оно вообще непонятно во что укладывается! Пиявка, он жив⁈

— Жив, красавчик, жив! — это уже какое-то нежное, но с примесью страсти, воркование. — Таких сорвиголов вообще трудно убить, знаете ли.

— А почему он не отвечает и не шевелится⁈

— Ну, милая моя, у него ещё и пульс пятьдесят, и давление почти на нуле. Отходняки от моих стимуляторов сама знаешь какие, а он ещё только что с фридайва. Тоже, знаешь ли, не способствует оздоровлению. Замёрз, бедняжка.

— Так сделай тогда что-нибудь!

— Обязательно сделаю, милая моя. Отогрею вашего… в смысле, «нашего» спасителя в лучшем виде, по старинной технологии — с помощью голой женщины в одном с ним изотермическом мешке!

— Эй, я не соглашалась!

— А я и не тебя имела в виду, деточка!

Какая прелесть… Я тут почти подыхаю, а они меня делить вздумали… Я им что, воскресный приз?

Я даже хотел открыть рот и возмутиться, но не успел. Голова окончательно поплыла, словно я не на полу лежу, а сижу в середине тренировочный центрифуги, запущенной на 10 g. И я окончательно отключился.