Гарри Блум поставил корзинку с пожертвованиями на стол в глубине ризницы и в последний раз заглянул в церковный зал. Никого не осталось… На первую службу по субботам народу приходит немного. Он знал, что если поспешит, то успеет вовремя, чтобы посмотреть финальный забег на сто метров. Ему нужно только оставить казулу[43] служки в шкафу, сменить лакированные ботинки на кроссовки и лететь домой. Мисс Мона, учительница четвертого класса, постоянно бранила его за беготню по коридорам коллегии. Мать отчитывала за беготню по дому. Но на протяжении полукилометра, разделявшего церковь и дом, была свобода… Он мог нестись по улице как угодно быстро, только не забывать смотреть по сторонам, пересекая проезжую часть. Когда он вырастет, то станет легкоатлетом.
Он тщательно сложил казулу и убрал ее в шкаф. В шкафу лежал рюкзак, из которого он достал кроссовки. Он аккуратно снимал ботинки, когда на плечо ему легла рука отца Кароского.
— Гарри, Гарри… Ты меня разочаровал.
Мальчик хотел повернуться, но отец Кароский твердо удержал его.
— Ты ведь плохо поступил?
Интонации отца Кароского изменились, он как будто стал задыхаться.
— И сверх того, ты пытаешься хитрить. Еще печальнее.
— Святой отец, я правда не знаю, что я такого сделал…
— Какое нахальство! Разве ты не опоздал на чтения святого Розария перед мессой?
— Отец, это все мой брат Леопольд, он заставил меня вымыться, понимаете… Я не виноват.
— Замолчи, бесстыдник! Не придумывай оправданий. Конечно, ты сам виноват. По телевизору показывали «Джи-Ай Джо», ты замешкался в гостиной, упустил время и ринулся к двери в последний момент.
— Простите, святой отец…
— Очень скверно, когда дети лгут.
Гарри никогда не слышал, чтобы отец Кароский говорил так гневно. И перепугался. Он опять попытался вывернуться, но жесткая рука буквально пригвоздила его к стене. Только теперь это уже была не рука, а настоящая лапа, как у человека-оборотня в сериале, который показывали по Эн-би-си. И лапа впилась в него когтями, вжимая его лицом в стену, будто заставляя пройти сквозь нее.
— А теперь, Гарри, мне придется наказать тебя. Сними штаны и не поворачивайся, иначе хуже будет.
Мальчик услышал, как что-то с металлическим бряцанием упало на пол. Он в панике снял брюки, убежденный, что его ждет порка. Стивен, прежний служка, шепотом поделился, что однажды отец Кароский наказал его, и это было очень больно.
— А теперь придется наказать тебя, — хрипло повторил Кароский, почти приникнув губами к его шее. Гарри пробрала дрожь. Он почувствовал дыхание священника, отдававшее мятой, и запах лосьона для бритья. Мысли совершили неожиданный поворот, и он понял, что Кароский пользуется таким же лосьоном, как и его отец.
— Покайся!
Гарри ощутил толчок и острую боль между ягодиц и подумал, что сейчас умрет. Он раскаивался, что опоздал, очень раскаивался, искренне. И хотя он сказал об этом державшей его лапе, признание не помогло. Боль продолжалась и усиливалась с каждым следующим «покайся». Гарри, уткнувшись лбом в стену, сумел разглядеть свои ботиночки на полу ризницы, и ему захотелось обуться и убежать, стремительно и далеко.
Стремительно и далеко, очень далеко.