Тайный агент Господа

Штаб-квартира ОИНП Виа Ламармора, 3

— Пакет доставили почти четыре часа назад! Можно узнать, почему до сих пор никто не додумался проверить, что в нем?

Бои смотрел на нее снисходительно, но недовольно. Было слишком поздно, чтобы терпеливо выслушивать всякую чушь от подчиненных. Однако он сдерживался, нарочито медленно пряча пистолет, возвращенный Фаулером.

— Конверт пришел на ваше имя, Паола, и когда это произошло, вы были в морге. Девочка в приемной положила его в мою почту, а я начал разбирать ее с опозданием. Поняв, кто послал бандероль, я тотчас поставил людей на ноги, но время уже ушло. Прежде всего я связался с пиротехниками. Они не обнаружили ничего подозрительного в посылке. Когда я узнал, о чем речь, я немедленно позвонил вам и Данте, но суперинтенданта невозможно было найти. И Чирин не подходил к телефону.

— Ей-богу, они крепко спят. Уже светает.

Они находились в кабинете дактилоскопии, узком закрытом помещении, забитом осветительными приборами. Здесь все было пропитано запахом порошка для снятия отпечатков пальцев. Некоторые техники балдели от этого аромата. Один из них клятвенно утверждал, что нюхает его перед тем, как ложится в постель со своей девушкой. По его мнению, порошок обладает свойствами афродизиака. Но Паоле запах не нравился. От него свербило в носу, а от самого порошка на темной одежде оставались белесые пятна, которые потом с трудом отстирывались.

— Итак, вы точно уверены, что пакет прислал Кароский?

Фаулер внимательно изучал почерк, которым был написан адрес. Священник держат концерт на некотором удалении, слегка вытянув вперед руки. Паола подумала, что он страдает дальнозоркостью. И у него наверняка есть очки для чтения. Ей стало любопытно, куда они подевались.

— Адрес написан его рукой. И мерзкая шутка — отправить бандероль от имени младшего инспектора — тоже вполне в духе Кароского.

Паола забрала у Фаулера конверт и положила на большой стол, занимавший почти все пространство комнаты. Столешница была полностью стеклянной и подсвечивалась снизу. На столе, в пакетах из прозрачного пластика, находилось содержимое конверта. Бои указал на первый пакет:

— Записка. На бумаге остались его пальцы. Она предназначена вам, Диканти.

Инспектор поднесла к глазам послание, написанное на итальянском:

Паолу затрясло от гнева и ужаса. Она изо всех сил сдерживала слезы, усилием воли заставляя их высохнуть. Она не разрыдается на глазах у Бои. Может, перед Фаулером, но только не перед Бои. Перед Бои — никогда.

— Отец Фаулер?

— Марк, глава девятая, стих сорок восьмой: «Где червь их не умирает и огонь не угасает».

— Преисподняя.

— Да, ад.

— Сукин сын проклятый.

— Не поступало никакой информации, что он где-то засветился в последние сутки. Весьма вероятно, записка составлена намного раньше. Диск записан вчера утром, судя по дате, сохраненной на носителе.

— Нам известна модель камеры или компьютера, на котором он был записан?

— Программа, которой он воспользовался, не регистрирует подобные данные на диске. Только время, название программы и версию операционной системы. Ни серийного номера, ни какого-либо другого идентификатора, ничего, что помогло бы отследить записывающее устройство.

— Отпечатки пальцев?

— Два частичных. Оба принадлежат Кароскому. Но можно было это не проверять — лишние труды. Достаточно посмотреть запись.

— Ну так чего вы ждете? Запускайте диск, Бои.

— Отец Фаулер, не оставите нас на минутку?

Священник мгновенно оценил ситуацию, повернулся к Паоле и посмотрел ей прямо в глаза. Она слабо покачала головой, давая понять, что все в порядке.

— Разумеется. Три порции кофе, dottora Диканти?

— Мне с двумя кусками сахара, пожалуйста.

Бои дождался, когда Фаулер выйдет из кабинета, и взял Паолу за руку. Прикосновение мясистой влажной ладони было Паоле неприятно. Она много раз страстно желала вновь ощутить эти руки на своем теле и ненавидела их обладателя за пренебрежение и безразличие. Но вот наконец наступил момент, когда от ярко пылавшего костра не осталось даже пепелища; огонь угас, затопленный зеленым океаном несколько минут назад. Страсть развеялась, как морок, зато заявила о себе, расправив крылья, гордость, которой инспектор Диканти была наделена с избытком. Следовательно, она не собиралась поддаваться на эмоциональный шантаж. Она дернула руку, и Бои выпустил ее.

— Паола, я только хочу предупредить. Просмотр диска будет очень мучительным для тебя.

Она холодно улыбнулась, без тени юмора, и скрестила на груди руки. Она стремилась держаться независимо, избегая возможных близких контактов — на всякий случай.

— Ты снова обращаешься ко мне накоротке? С чего вдруг? Я давно привыкла видеть трупы, Карло.

— Но не своих друзей.

Улыбка неуверенно затрепетала на ее губах, словно лист дерева на ветру, но в глубине души она не колебалась ни секунды.

— Поставьте видео, директор Бои.

— Значит, предпочитаешь этот путь? А ведь все могло бы быть иначе.

— Я не кукла, чтобы ты вертел мною, как хотел. Ты бросил меня, поскольку я могла испортить твою карьеру. Ты сделал выбор и вернулся в тихую гавань постылой семейной жизни. А теперь я выбираю тихую гавань своего одиночества.

— Почему теперь, Паола? Почему именно теперь, после стольких месяцев?

— Потому что раньше у меня не было сил. А сейчас есть.

Он провел рукой по волосам, начиная понимать.

— У вас с ним ничего не получится, Паола. Хотя он, возможно, и хотел бы.

— Наверное, ты прав. Но это мое решение. А свое ты принял уже давно. По мне уж лучше ответить на недвусмысленные авансы Данте.

Сравнение заставило Бои скривиться. Увидев его гримасу, Паола злорадно возликовала. Она буквально слышала, как возмущенно протестует уязвленное самолюбие директора. Пожалуй, Паола обошлась с ним слишком сурово, но шеф в полной мере заслужил свою порцию унижения, ибо на протяжении долгого времени обращался с нею как с грязью.

— Как пожелаете, dottora Диканти. Я возвращаюсь к роли ироничного начальника, а вы — прекрасной новеллистки.

— Поверь, Карло, так будет лучше.

Бои улыбнулся, разочарованно и грустно:

— Что ж, ладно. Давайте смотреть запись.

Словно движимый шестым чувством (а Паола к тому моменту убедилась, что он им обладает), вошел отец Фаулер. Он держал поднос, уставленный стаканчиками с напитком, который мог сойти за кофе лишь в том случае, если человек, его отведавший, в жизни не пробовал настоящего.

— Угощайтесь. Отрава из машины с кофеином. К вам уже можно присоединиться?

— Конечно, святой отец, — отозвался Бои.

Фаулер украдкой и пытливо поглядел на обоих. Бои казался опечаленным, однако в его голосе проскальзывали нотки… облегчения? Паола, напротив, словно воспряла духом и больше не выглядела потерянной.

Директор натянул резиновые перчатки и вынул диск из пакета. Лаборанты принесли в кабинет из комнаты отдыха столик на колесиках. На столик водрузили двадцатисемидюймовый телевизор и DVD-плейер, из самых дешевых. Бои счел целесообразным устроить просмотр там же, в тесном кабинете дактилоскопии: в конференц-зале были стеклянные стены, и это значило, что запись может увидеть любой, кто пойдет мимо по коридору. К тому времени слухи о загадочном деле, которое вели Бои и Диканти, распространились по всему управлению, но самые смелые домыслы даже отдаленно не напоминали правду.

Пошла запись. Название и титры в начале картины отсутствовали, сразу разворачивалось действие. Съемка была дилетантской, камера нервно дергалась, и освещение оставляло желать много лучшего. Бои установил яркость телевизора почти на максимум.

«Добрый вечер, граждане мира».

Паола вздрогнула, услышав голос Кароского, голос, издевавшийся над ней по телефону после смерти Понтьеро. На экране пока ничего не происходило.

«Мой фильм расскажет о том, как я намерен стереть с лица земли самых благочестивых служителей церкви, выполняя работу тьмы. Меня зовут Виктор Кароский. Я священник латинского обряда, ставший отступником. Много лет я безнаказанно насиловал мальчиков, пользуясь глупостью и попустительством моих бывших начальников. За упомянутые заслуги я был отмечен самим Люцифером для осуществления миссии теперь, в тот момент, когда наш враг Плотник избирает своего наместника на этом комке глины».

Абсолютная чернота на экране сменилась полумраком. В кадре появился окровавленный человек с низко опущенной головой, привязанный к вертикальным опорам, похожим на колонны в крипте церкви Санта-Мария ин Траспонтина. Диканти с трудом узнала в несчастном кардинала Портини, первую жертву, чье тело она даже не видела, поскольку Vigilanza заботливо его кремировала. Портини слабо стонал. Кароский держался за кадром, видно было только острие ножа, вонзившееся в левое плечо кардинала.

«Перед вами кардинал Портини, который уже устал кричать. Портини сделал людям много добра, и мой Господин ненавидит его смердящую плоть. Сейчас вы станете свидетелями того, как я прерву его бренную жизнь».

Лезвие ножа скользнуло к горлу, замерло, примериваясь, и перерезало его точным молниеносным ударом. Изображение померкло, потом экран засветился вновь, показав следующую жертву, привязанную к известным колоннам. Это был Робайра, испуганный до смерти.

«Позвольте представить кардинала Робайру, который трепещет от ужаса. Его душа исполнена света. Настала пора вернуть светоч Создателю».

На этот раз Паола не выдержала и отвела взор. Камера равнодушно снимала, как нож вырезал глазные яблоки из глазниц Робайры. Одинокая капля крови брызнула на объектив. Страшнее зрелища инспектор еще не видела. Молодой женщине стало дурно, ее желудок взбунтовался. Картинка опять сменилась, и на экране возникло то, чего Паола боялась больше всего.

«А вот младший инспектор Понтьеро, верный последователь Рыбака. Ему поручили выследить меня, но бесполезно человеку мериться силами с Князем Тьмы. Теперь младший инспектор истекает кровью».

Понтьеро смотрел прямо в камеру с обезображенным до неузнаваемости лицом, но не сломленный. Он молчал, стиснув зубы, но глаза его сверкали яростью. Нож перерезал ему горло плавно, медленно, и Паола снова отвернулась.

«Кардинал Кардозу, опора всех обездоленных земли, ничтожных и отверженных. Его любовь к ближним на вкус моего Господина хуже гнилой бараньей требухи. Он тоже мертв».

Позвольте, сценарий явно менялся на ходу. Вместо кинохроники зрителям показали фотографии Кардозу на одре скорби. Всего преступник предъявил три снимка. Цвета на фото были удручающе блеклыми, с зеленоватым оттенком. Кровь казалась неестественно темной. Демонстрация фотографий заняла секунд пятнадцать — по пять на каждую.

«Ныне я намерен убить еще одного святого, благочестивейшего из благочестивых. Найдутся дерзкие люди, кто осмелится мне помешать. Но они разделят печальную участь тех, кто умер на ваших глазах. Церковь трусливо скрывает от вас их смерть. Так дальше продолжаться не может. Спокойной ночи, граждане мира».

С жужжанием диск остановился, и Бои выключил телевизор. Паола была белее мела. Фаулер в бешенстве сжимал челюсти. Несколько минут все молчали. После беспредельной жестокости увиденных сцен требовалось время, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Паола, на которую кровавая вакханалия произвела наибольшее впечатление, тем не менее заговорила первой:

— Фотографии. Почему фотографии? Почему не видео?

— Потому что он не мог снимать, — ответил Фаулер. — В Доме Святой Марфы не работают камеры и любая аппаратура «сложнее электрической лампочки», как сообщил нам Данте.

— И Кароский об этом знал.

— Что за бред он нес насчет дьявольского наущения?

У Диканти снова возникло знакомое ощущение какой-то неправильности. Отдельные части головоломки явно не стыковались между собой, картинки не получалось: где-то скрывался подвох. Видеозапись пробудила в ней уснувшие до поры смутные подозрения и наводила на разнообразные размышления. Паоле было необходимо как следует выспаться и отдохнуть, а затем спокойно посидеть и подумать. Речи Кароского, Улики, оставленные на трупах, все вместе указывало в одном направлении. И если ей удастся ухватить за кончик нити, она сумеет размотать клубок. Пока им катастрофически не хватало времени.

«И конечно, черта с два я высплюсь».

— Фиглярство и драматические бредни Кароского о дьявольских кознях волнуют меня в последнюю очередь, — подчеркнул Бои, предвосхитив ход мыслей Паолы. — Намного важнее, что он бросает нам вызов, подначивая задержать до того, как он прикончит очередного кардинала. А время идет.

— А что мы можем сделать? — спросил Фаулер. — На похоронах Иоанна Павла II он никак себя не проявил. В настоящий момент кардиналы защищены надежнее некуда. Входы и выходы Дома Святой Марфы крепко-накрепко перекрыты, равно как и во всем Ватикане.

Диканти прикусила губу. Она устала играть по правилам, навязанным свихнувшимся психопатом. Но Кароский совершил еще одну ошибку: оставил зацепку, которая может навести их на след.

— Кто принес бандероль, директор?

— Я поручил мальчикам отследить ее путь. Заказное письмо пришло через бюро почтовой доставки. Агентство называется «Тевере экспресс», местная фирма, обслуживающая Ватикан. Нам не удалось поговорить с начальником службы доставки, но внешние камеры зафиксировали номерной знак мотоцикла курьера. Номер зарегистрирован на Джузеппе Бастину, сорока трех лет. Он живет в районе Кастро Преторио на виа Палестра.

— У него есть телефон?

— Номер телефона не фигурирует в реестрах дорожной полиции, и в телефонной справочной нет телефонов на его имя.

— Возможно, он зарегистрирован на имя жены, — предположил Фаулер.

— Возможно. Пока это наш единственный шанс, так что придется прогуляться. Вы идете, святой отец?

— После вас, dottora.