ПРИЗРАК РАМОНСКОГО ЗАМКА

Воронежская область, г. Рамонь


Высокие узкие окна Рамонского замка — словно удивленные глаза под скобками седых бровей. Они смотрят с мрачным ошеломлением на погибающее величие въездных ворот имения; на искрошенный красный кирпич и одичавший в запустении парк. Строгие зубчатые башни, как и прежде, вытягиваются во фрунт: они сохранили воинский дух и все еще готовы беречь спокойствие своих благородных хозяев, но что-то смущает; что-то нерешительное в их облике… Готический замок посреди российского Черноземья? Какая нелепая, чудная затея!

Давно нет на свете хозяев, построивших его. А без них — нет и уверенности, зыбко существование самой крепости.

Красная революция, взвихрившая и унесшая половину России, и архитектурную аристократию разжаловала в чернорабочие: в ассиметричном особняке размещались поочередно то школа, то лазарет, то филиал технологического института, то заводская администрация, то Дом пионеров, то библиотека, то музыкальная школа.

Красу и спесь, уют и томную, мечтательную уединенность замка унизили, заставив служить. И как всякий, кто вынужден много трудиться не по своей воле, великолепный замок в Рамони скоро обессилел, зачах и одряхлел. А может быть, и озлобился.

Каждая предпринятая попытка реставрации почему-то проваливалась. Рабочие боялись аварийных стен: в опустелых комнатах что-то шепталось, перестукивалось, переговаривалось. Неизвестно откуда налетавшие сквозняки били заново вставленные стекла. Падали строительные леса. По ночам хлопали двери и скрипели лестницы.

А однажды в окно на втором этаже влетел голубь и на глазах у потрясенных строителей поплатился за дерзость: бедную птицу скорчила судорога. Неловко растопырив крылья, извернув шею, голубь задыхался, беззвучно раскрывая и закрывая клюв. Глаза птицы, полные боли и страха, казалось, молили о помощи. Кто-то из рабочих не выдержал: поднял голубя и вынес из замка. На зеленой траве, согретой теплым июльским солнцем, голубь ожил, расправил крылья и улетел.

— Что за чертовщина?

— Какое-то проклятое место, — переговаривались строители.

— Смотрите-ка! Что там такое? — воскликнул один, указывая на нижние окна замка. Черная тень скользнула мимо них и утекла в подвал.

— Что это?!

Люди стояли под ярким солнцем на лужайке, заросшей душистыми летними травами и цветами… И ледяные иголки страха царапали их сердца.

* * *

— Princess? Princess? — каждое утро допытывался маленький Илюша у своей английской няни. Но, поджимая узкие бледные губы, она всякий раз отвечала ему:

— No! Princess Eugenie is very ill.[3] Она не приедет.

О том, что герцогиня Евгения Максимилиановна, принцесса Ольденбургская, больна, шептались слуги. Илюша тосковал, слушая, как они обсуждают затянувшуюся немочь госпожи, конфуз новомодного лекаря, прибывшего из Швейцарии, и то, как все столичные доктора уже потеряли надежду облегчить страдания несчастной женщины.

Без хозяйки Рамонское имение будто осиротело. А слуги — садовник, горничные, повара и кухарки — как безнадзорные дети, постепенно обрастали дурными привычками. Заимев массу праздного времени, они собирались вечерами в комнате прислуги, пили чай, играли в карты и сплетничали.

Они говорили об ужасных вещах: о проклятии, о том, что кто-то хочет извести принцессу — племянницу государя, о черной магии, колдунах и колдуньях, к которым обращался за помощью ее отчаявшийся супруг, — да все напрасно.

Слушая эти разговоры, Илюша сердился и огорчался. Он и представить не мог, чтобы в мире нашелся кто-то, кто захотел бы навредить хозяйке Рамонского имения.

Евгения Максимилиановна такая красивая и добрая — все ее любят!

А Илюша больше всех. Мать мальчика умерла родами, отец, управляющий Рамони, сделался угрюм и нелюдим и больше не женился.

Принцесса Ольденбургская, навещая свои владения, вникала прилежно во все мелочи и обстоятельства, и это касалось не только предметов бездушных. Хозяйка Рамони была из тех удивительных людей, которые не могут быть счастливы, если несчастливы рядом с ними все остальные.

Приметив мальчика-сироту, принцесса взяла на себя заботу о нем. Она дарила Илюше книжки, сласти, игрушки, играла с ним. Волнуясь о его здоровье, привозила доктора, когда он болел.

Она, конечно, не заменила ему маму, но в глазах мальчика стояла неизмеримо выше всего земного и обыденного. Илюша называл Евгению Максимилиановну «принцессой», и она и была в его глазах настоящей принцессой из сказки — блистательной и прекрасной, бесконечно доброй и милой.

Все другие люди — даже самые хорошие — никогда такими быть не смогут. Они ведь просто люди.

Сердце Илюшино трепетало теперь в предчувствии беды.

— Принцесса ведь не умрет?

Отца расспросы сына утомляли. Он хмурился, отворачивался и уходил, ссылаясь на дела, которых и впрямь было много в поместье: и на сахарном заводе, и на конфетной фабрике, в полях и в оранжерее.

— Что будет, если принцесса умрет? — тревожась, спрашивал Илюша, заглядывая в рыхлое веснушчатое лицо няни. И ее мягкие коровьи глаза за круглыми очками беспомощно моргали, стараясь избежать пристального взгляда ребенка. Няня пожимала плечами, гладила Илюшу по голове и вздыхала. Что она могла сказать? «Что ж… Все под Богом ходим», — Илюша не однажды слыхал это от живущих в замке. Но ведь принцесса — не все!

И, вопреки безрадостной атмосфере в доме, Илюша продолжал ждать праздника — приезда из Петербурга своей обожаемой принцессы.

Утром, едва проснувшись, он выбегал из комнатки наверху и вставал возле перил верхнего пролета лестницы, заглядывая вниз в нетерпении — не щебечут ли девушки-горничные, расставляя по комнатам вазы для любимых свежих цветов госпожи? Не вносят ли слуги знакомые кофры хозяйки? Приехала?!

Но он ждал напрасно. Дни тянулись черной патокой, похожие один на другой.

Пока однажды поздним дождливым вечером притихший особняк не огласила звонкая электрическая трель. А когда она смолкла, в двери требовательно постучали.

— Что такое? — удивился подслеповатый мажордом, нацепляя и снова снимая очки. — Посмотри-ка, Степан! — велел старик крепышу лакею.

Степан выбежал в холл и отомкнул замок.

Вошла дама, одетая в черное. Лицо ее скрывала густая вуаль.

— Евгения Максимилиановна?!

Даму обступили слуги. Повисло изумленное молчание. Очень уж неожиданно и в непривычно поздний час приехала госпожа. И никто в замке не слыхал подъезжающего экипажа — видимо, из-за дождя.

— Прикажете чаю? — согнувшись в почтительном поклоне, спросил растерянный мажордом. — Или…

Принцесса не ответила.

Она стояла посреди холла, не двигаясь, словно забыла — куда пришла, зачем и откуда. И она была одна — не только без мужа, Александра Петровича, но вообще одна — без личной горничной, без секретаря и лакеев, без помощника-механика, который всегда сопровождал ее в поездках, когда она водила авто.

Но каким образом больная, едва не при смерти, женщина добралась одна из Петербурга в Рамонь? Да еще в непогоду. Обитатели поместья столпились вокруг внезапно прибывшей хозяйки, ожидая приказаний, но принцесса молчала.

Тоненькая и невесомая, стояла она посреди холла, и ее слегка пошатывало. Так показалось мажордому: он не надел очки, и в глазах старика, слезящихся от напряжения, все немного расплывалось. Ему хотелось рассмотреть лицо принцессы: что она? Сердита? Улыбается? А может быть, устала, грустна и плачет?

Но ответы на эти вопросы надежно скрывала густая вуаль.

Тягостную паузу нарушило появление Илюши. Няня мальчика, напуганная странным видом черной фигуры под вуалью, не хотела отпускать его, придерживала, обхватив за плечи обеими руками, но он вырвался — сбежал вниз по лестнице и бросился к своей любимой госпоже с криком:

— Принцесса! Принцесса! Наконец-то…

На детский Илюшин восторг и его радостное приветствие принцесса обычно отзывалась искренним смехом и объятиями.

Но теперь… Черная фигура даже не шевельнулась. А когда ребенок подбежал ближе — вздрогнула, и словно что-то переключилось в механизме: владелица Рамони шагнула вперед, равнодушно обогнула подбежавшего Илюшу и стала подниматься по лестнице. Она не взглянула на мальчика и не ответила на его улыбку.

Под ее ногой не скрипнула ни одна ступенька. Точно тень ночной птицы скользнула над кронами деревьев — принцесса беззвучно прошла по коридору и скрылась за дверями своих апартаментов.

Изумленные слуги смотрели ей вслед, не зная, что и подумать.

Наконец старик мажордом прервал неуместную паузу сердитым ворчанием:

— Чего рты пораззявили? Чай, не смотрины вам тут. А ну, марш!

Он и сам хотел бы понять, что происходит, но по должности вынужден был в первую очередь думать о соблюдении порядка.

Люди, смущенные и озадаченные, разошлись.

У бедного Илюши глаза налились слезами… Няня, заметив, что ее воспитанник чуть не рыдает от обиды, сказала:

— Принцесса больна. Теперь ты сам это видишь. Возвращайся к себе в комнату.

* * *

Обиженный Илюша долго не мог заснуть, и сон, в конце концов сморивший его, не был спокоен и крепок.

Около полуночи мальчик очнулся от стука, раздавшегося где-то в доме.

Лунный свет, косо падающий в окно, разливал серебристые лужи по дубовому паркету, по стенам и постели и слепил глаза холодным сиянием. Безобразные тени наводнили комнату. Даже знакомые предметы приобрели загадочный и таинственный вид. Чем больше Илюша смотрел на них — тем сильнее страх запускал в него коготки.

В конце концов Илюша не выдержал: выбрался из постели и побежал в комнату к отцу.

Темный пустой коридор показался ему пещерой, где обитает дракон. Торопясь, поджимая стынущие на холодном полу босые ноги, Илюша юркнул в приоткрытую дверь отцовской комнаты, чувствуя себя беззащитной зверушкой, спасающейся в норе от лая собак и топота невидимой охоты.

В спальне отца было темно, но сквозь щелочку от завернувшейся занавески в угол комнаты падал луч лунного света.

И в этом луче стояла черная фигура. Принцесса! В том же глухом темном одеянии и вуали на лице.

Илюша вскрикнул от неожиданности. Внезапный порыв ветра рванул оконную раму в коридоре, и стекло зазвенело. Илюша вздрогнул и оглянулся.

А когда повернулся обратно — принцессы в комнате уже не было.

Отец всхлипнул во сне. Илюша подбежал к нему, влез на постель и потеснее прижался к отцовскому плечу: от него несло жаром, как от раскаленной печи.

* * *

Утром выяснилось, что управляющий имением тяжело заболел. Няня, обнаружив Илюшу в комнате отца, отругала мальчика и отвела вниз, запретив появляться наверху.

Илюше не терпелось с кем-нибудь поговорить о том, что он видел ночью, но его никто не хотел слушать. Все были заняты и встревожены.

В замок вызвали доктора, и он, осмотрев больного, сказал, что тот в сильной лихорадке. Происхождение ее непонятно, следует наблюдать. А пока сбивать жар. Доктор дал больному порошки и остался у его постели с видом хмурым и озадаченным.

Принцесса не выходила из комнаты.

Слуги шептались, что госпожа ничего не ела и не пила со времени приезда, что она никому не позволяет беспокоить ее и не допускает слуг к себе в апартаменты.

Одной только Глаше, горничной хозяйки, позволено было ненадолго войти. И то лишь для того, чтобы завесить все зеркала в комнате черной тафтой — этого потребовала принцесса.

Илюша, потихоньку улизнув от няни, пробрался в коридор рядом с комнатой Евгении Максимилиановны. Постоял у ее двери, прислушиваясь, но ничего особенного не услышал — слабые шорохи внутри комнаты заглушало громкое тиканье напольных английских часов, стоящих в нише у лестницы.

А потом старик мажордом явился и прогнал Илюшу. Его отправили гулять в парк, чтобы он без дела не шатался по дому.

* * *

День выдался пасмурный. Трава в саду еще не высохла после вчерашнего дождя, повсюду было мокро, сыро и неуютно.

Сперва Илюшу немного развлекли толстые темно-розовые червяки-выползки. Они растягивались и утолщались снова, напоминая чем-то перевязанную свиную колбасу в немецкой лавке — только маленькую, для гномиков. Потом Илюшу заинтересовали цветные камешки, перекатывающиеся в ручейке возле дорожки. Воображая, что это самоцветы, Илюша выковыривал их из песка, промывал в мутной воде, отряхивал и складывал в карман твидовой курточки, пока не намокла подкладка.

Охотясь за камнями, Илюша не заметил, как спустился по течению ручья к выходу из парка.

У кованой ограды кто-то окликнул мальчика.

Илюша поднял глаза и увидел за калиткой старика в лохмотьях. «Попрошайка» — так называла подобных людей няня, строго наказывая держаться от них подальше.

А вот принцесса была к таким снисходительна. Если в кармане у нее находились монетки, она щедро раздавала их просящим. Особенно возле церкви, где они обычно целой толпой караулили ее приезд.

— Эй, мальчик! Ты ведь в замке живешь? — Старик, увидев Илюшу, обрадовался, как будто нарочно поджидал именно его. — Поди-ка сюда! Скажи, хозяйка, принцесса, дома ли?

— Тебе деньги нужны? — спросил Илюша у старика.

Тот усмехнулся:

— Ну а кому ж они не нужны?

Илюша сунул руку в карман, вытащил горсть камней — желтых и белых кварцев, коричневых и красных кремешков, галечных круглых окатышей с прожилками — и выбросил собранное богатство на дорожку. На самом донышке кармана лежал серебряный четвертак. Илюша вынул его и протянул сквозь решетку бродяге.

— На, возьми. А принцесса заболела, — сказал Илюша, шмыгая носом. Он вспомнил предыдущий день, и голос у него задрожал от подступающих слез: — Она… она…

Старик монетку не взял.

— Оставь себе, — сказал он. — Объясни-ка лучше, что с принцессой?

— Она теперь как… Как Снежная королева, — сказал Илюша, вспомнив сказку, которую читала ему недавно няня.

— Злая? — допытывался бродяга. — На себя не похожа?

Илюша взглянул на незнакомца: хотя лицо его казалось суровым, но глаза смотрели на мальчика с тревогой и сочувствием. Он чем-то походил на доктора. Может быть, поэтому Илюша и рассказал ему все. А может быть, потому, что никто из взрослых его слушать не захотел.

Так или иначе, но он рассказал незнакомцу о том, какой чужой сделалась вдруг принцесса, о пугающей всех черной вуали. И о странной внезапной болезни отца, которую врач не понимает, как вылечить.

Рассказывая обо всем этом, он вспомнил о маме. Няня говорит, что она теперь ангел на небе и ей там хорошо. Но Илюше-то без нее плохо! А вдруг и папа, и принцесса… покинут его? Тогда он останется один. Подумав так, Илюша заплакал.

— Ну-ну-ну! — сказал старик, нахмурившись. — Перестань-ка. Посмотри на меня. Я нарочно сегодня пришел, чтобы помочь твоей госпоже. Я ведь знаю, что с ней. И с твоим отцом.

Илюша удивленно заморгал, глядя на старика. А тот помолчал и добавил:

— Не думай плохо о своей госпоже… Не она это сейчас в замке, а ее призрак.

С трудом подбирая слова, он попытался объяснить ребенку то, что знал сам и что его беспокоило.

— Видишь ли… Принцессу пытались излечить от болезни, вызвав из вечности ее смертную тень. Такая у каждого человека есть. Болезнь прокрадывается в душу, и, чтобы изгнать ее, нужно разделить надвое эту субстанцию… Смертная тень — именно в ней таится все злое, все болезни и… — Старик умолк, качая головой. Потер лоб и продолжил сбивчивые объяснения: — Но вот что получилось: тот знахарь — колдун, который взялся за это… В общем, он ошибся… А теперь она меня не послушает! Да и никто! — поморщившись, воскликнул он и ударил рукой по прутьям решетки так, что железо зазвенело.

Илюша вздрогнул и отшатнулся. Незнакомец опомнился.

— Послушай-ка, — сказал он, придвигаясь ближе к Илье. — Ты можешь вызволить и отца, и госпожу. Надо как можно скорее сжечь колдовскую вуаль. Только надо поспешить, пока призрак не укрепился в нашем мире. Тень убивает других, чтобы самой становиться сильнее. Вот почему твой отец заболел. Понимаешь?

— Дедушка, ты колдун?

Илюша глянул в глаза старику — они искрились то ли от слез, то ли от гнева. Рука, которой бродяга вцепился в прутья решетки, подрагивала, перебирая пальцами воздух — будто это была не рука, а живое насекомое-многоножка, желающее оторваться и убежать, чтоб зажить собственной, отдельной от хозяина, жизнью.

Внезапно вверху захлопали крылья — с неба спустился черный ворон и сел старику на плечо. Беззвучно раскрыв клюв, уставился на Илюшу, зловеще поблескивая черными бусинками глаз.

— Ты ведь любишь отца и принцессу? — спросил старик, прищуриваясь.

Илюша кивнул. Сердце его дрожало и щекотало грудь, как мотылек, когда он пойманным бьется в кулаке, размазывая пыльцу и ломая крылья.

* * *

— Молчит?

— Молчит. Даже чаю не выпила!

Высокая кругленькая Глаша в аккуратном белом фартучке поверх полосатого ситцевого платья спускалась по лестнице, держа перед собою поднос с посудой. Она шла из апартаментов принцессы.

Тугие Глашины щеки подрагивали от досады, и возмущенно звякали белые чашки и блюдца с бисквитами, ударяясь друг о друга и о фарфоровый чайник на подносе. Другая горничная поджидала Глашу внизу, глядя на нее с сочувствием.

Илюша выбрался из своей комнаты, так чтобы его никто не заметил, пробежал по коридору на цыпочках и спрятался возле лестницы. Затаился. Он ужасно боялся. Больше всего — что не справится. Или что кто-нибудь нечаянно помешает ему.

Когда девушки ушли, и все кругом стихло, Илюша пробрался в другую часть дома и встал под дверью возле комнаты принцессы.

Ни стука внутри, ни шороха. А дверь не заперта — между двумя створками тоненький просвет.

Задержав дыхание, Илюша положил руку на холодную латунную ручку и нажал.

Дверь отворилась. Мальчик ступил на порог.

Внутри комнаты царил полумрак.

Высокие окна, наглухо закрытые ставнями и занавешенные бархатными портьерами, не пропускали внутрь даже тусклый вечерний свет. Черная тафта на зеркалах у камина и на туалетном трюмо принцессы показалась Илюше густой паутиной, сплетенной каким-то гигантским тарантулом. В энциклопедии Брокгауза и Ефрона Илюше приходилось читать о смертоносных ядовитых арахнидах.

Если б не огонек, пляшущий на дровах в камине, мрачную комнату принцессы можно было бы принять за подземную пещеру или кладбищенский склеп.

Трепеща, Илюша шагнул через порог.

Принцесса лежала на оттоманке, вытянувшись, прямая и черная. Издалека она походила на манекен. Вуаль дымным облаком лежала на ее лице.

Илюша, обмирая от собственной храбрости, кинулся вперед. Сорвал ненавистную черную вуаль с лица безжизненной куклы на оттоманке и прыгнул к двери.

Позади раздался злобный визг. Принцесса вскочила и бросилась за мальчиком.

Внезапный сквозняк захлопнул двери прямо перед носом Илюши. Он вскрикнул и еле успел увернуться от настигающей погони.

Подбежав к камину, мальчик швырнул в огонь колдовскую вуаль, а сам забился в щель между стенкой и резным зеркальным трюмо в углу.

Огонь вспыхнул, по комнате пролетел вздох — тоскливый и мучительный, что-то трескуче зашуршало — словно на паркет высыпали песок из мешка. Из камина вырвалось черное вонючее облако… Илюша вдохнул едкий запах, и — в глазах у него потемнело.

Будто в ночном кошмаре, он смотрел, не имея сил бежать, на облако дыма — как оно вытягивается, утончается и по-змеиному заползает в дымоход, душит теплый оранжевый лепесток пламени.

Огонь погас, и комната утонула во мраке. Илюша зажмурился, сжался в комочек…

И вдруг — с улицы донесся знакомый заливистый звук клаксона. Гудок и пофыркивание мотора развеяли дремоту печального замка.

Это придало сил Илюше: он поднялся и выбежал из комнаты. Пронесся по темному коридору вниз, по лестнице, мимо часов, в холл, где слуги уже обступили деловитую стройную автомобилистку в сером английском платье.

Она сняла шляпку и знакомо тряхнула головой, поправляя волосы. Когда горничная Глаша увидела лицо дамы, она побледнела и, не удержавшись, вскрикнула от изумления.

Женщина в английском костюме была Евгения Максимилиановна, хозяйка замка, принцесса Ольденбургская.

Но тогда кто же была та, другая? Которую всего полчаса назад Глаша оставила в апартаментах принцессы?

Ошарашенные слуги замерли в ужасе.

Один только Илюша не испугался. Подбежал и радостно уцепился за теплую, пахнущую бензином маленькую руку в лайковой перчатке.

— Принцесса, принцесса! — кричал он с таким восторгом, что принцесса засмеялась, глядя на него. Щуря близорукие добрые глаза, она обняла Илюшу и погладила его по взъерошенным волосам.

— Здравствуй, здравствуй, малыш! — сказала она, улыбаясь.

* * *

Несмотря на рано утраченное здоровье, великая княжна дома Романовых Евгения Максимилиановна, урожденная герцогиня Лейхтенбергская, по мужу — принцесса Ольденбургская — пережила и своего мужа, и почти всю свою родню. И даже собственную страну, разрушенную революцией 1917 года.

Евгения Максимилиановна скончалась далеко от родины, в Канаде, в эмиграции, в возрасте 85 лет. Никто не думал, что эта болезненная женщина сумеет прожить столь долгую жизнь.

Как ей это удалось? Никто не знает.

Один лишь Рамонский замок, когда-то построенный принцессой, оказался долговечнее своей хозяйки.

По слухам, в его ветшающих стенах до сих пор обитает колдовской двойник госпожи, ее смертная тень.

Загрузка...