Тёмные дни (СИ)

Глава 5. В плену боли

Юта очнулась рывком — от боли. Это было похоже на возвращение из небытия — глухого и липкого, державшего её разум цепкими пальцами. Юта с трудом открыла опухшие глаза и посмотрела вверх. Она была подвешена за руки на длинный крюк, свисавший с потолка, словно туша для разделки.

Руки были туго перетянуты верёвкой. Грубая бечёвка врезалась в тонкие запястья, обдирая кожу. Как будто в них каждую секунду вонзались раскалённые ножи. Боль пульсировала и растекалась по рукам вниз. Терпеть было почти невозможно. Кончиками пальцев ног Юта едва могла касаться пола. Не достаточно, чтобы опереться. Не достаточно, чтобы снять хоть часть нагрузки с рук. Это было пыткой.

Другие источники боли — тупая боль в голове, мешавшая думать, и боль затёкшего тела, ходившая вверх-вниз волнами — ощущались приглушённо, как через ватное одеяло.

Юта разлепила потрескавшиеся от жажды губы и простонала:

— Есть тут кто-нибудь? От… отпустите меня.

На глаза наворачивались слёзы. Юта попыталась развернуться вокруг собственной оси и осмотреться. От этого движения запястья ожгло так, словно их прижгли раскалённой кочергой. По предплечью потекла кровь.

Зрение наконец прояснилось. Юта находилась в небольшой комнате без окон и мебели. Выкрашенные белой краской стены и тяжёлая железная дверь напротив. С потолка на длинном шнуре свисала одинокая тусклая лампочка.

Юта была одна, и единственным звуком было её собственное прерывистое дыхание. Юта подумала про Корта. Эта мысль пришла сама собой, как утренний свет, — первое, что видишь после пробуждения. Она была естественна, как биение сердца, как ток крови по жилам.

И тут же новая боль охватила всё тело, распространяясь из груди. Боль воспоминания о том, что случилось прежде, чем её схватили. Юта задохнулась. Слёзы хлынули из глаз, прочерчивая на грязных щеках серебряные дорожки. Физическая боль смешивалась с душевной, словно две могучие реки встретились, чтобы объединить свои воды. Подхваченную их водоворотом, Юту крутило и швыряло об острые скалы. Затем мутные воды утянули её в глубину, и Юта отключилась.

Снова очнулась она от того, что кто-то бил её по щекам. Юта чувствовала это и хотела открыть глаза, но тело не слушалось. Она пребывала на грани сознания и забытья. Потом в лицо плеснули холодной водой. Это не было неприятно. Наоборот, иссушенными от жажды губами Юта потянулась к влаге. Это заставило её тело содрогануться и наконец придти в себя.

— Хочешь пить? — спросил мужской голос. — Дай ей.

Чьи-то руки поднесли к губам чашку. Проливая половину на себя, Юта жадно глотала холодную сладкую воду.

Шаги зазвучали по комнате, отдаваясь эхом от стен. Или это так гудело у неё в голове? Тот же сильный голос сказал:

— Оставь нас.

Дверь хлопнула. Кто-то вышел. Юта с усилием раскрыла слипшиеся от слёз веки.

— Кто вы? Где Корт? — прохрипела она, не узнавая собственный голос.

— Твои друзья мертвы, — ответил мужчина. — Здесь только мы. Ты и я, Юталиэн.

Юта напряглась, стараясь сосредоточить взгляд на человеке, стоявшем перед ней.

Это был немолодой мужчина с мощным широким телосложением. В том возрасте, когда человек уже набрался опыта и мудрости, знаний и уверенности в себе, но ещё достаточно крепок и здоров. Когда наивность и глупость молодости уже остались в прошлом, но силы и желание что-то делать ещё не ушли.

Лицо мужчины было бледным, никогда не знавшим солнечного света. Полностью седые, серебрёные временем волосы были пострижены коротко и стояли на голове ёжиком.

На нём был дорогой костюм от «Братьев Брит» и золотые часы, усеянные бриллиантами. Вживую Юта видела такие всего однажды, когда присутствовала на пресс-конференции руководителя лиатрасского банка. На указательном пальце правой руки блестел массивный золотой перстень.

Но наибольшее впечатление производила аура, исходившая от старика, — аура человека, облечённого большой властью. Она окружала его словно аромат дорогих духов, словно напряжение в воздухе перед грозой. Юте приходилось встречаться со многими «сильными мира сего». Но такого мощного запаха власти она не ощущала ещё никогда.

Все эти детали промелькнули перед цепким журналистским взором по привычке, без какого-либо усилия. Соображать Юта была не способна. К этому моменту у неё затекло и болело не только всё тело от кончиков пальцев до кончиков волос, но и само сознание, и даже вяло текущие мысли.

— Кто вы? — повторила вопрос Юта, просто потому что ничего другого не приходило в голову. По сути ей было всё равно.

— Меня зовут Вандегрид Амарис Лефтвангер. Я тот, кто правит этим городом.

С усилием Юта посмотрела ему в глаза, — серые, со странным блеском в глубине. Будто на дне колодца поблёскивает осколок стекла.

— Чего вы хотите? — спросила журналистка.

Вандегрид посмотрел на неё долгим холодным взглядом, который Юта с трудом выдержала.

— Мне нужны твои знания, Юталиэн. Мне нужно, чтобы ты отвела меня в Город Богов.

— Я понятия не имею, как попасть в Город Богов, — с мрачным злорадством ответила девушка. — Вы попусту тратите время. Лучше сразу убейте меня.

Вандегрид изменился в лице. Его взгляд вдруг стал пустым, мёртвым. Он шагнул к ней. Юта напряглась. Он поднял руку и нежно погладил её по щеке.

— Раньше я бы так и сделал, — тихо, почти ласково ответил истинный правитель города. — Но я убил всех жриц. Насколько мне известно, ты осталась последней. А потому только ты можешь дать то, что мне нужно. И ты мне это дашь.

Правитель перевёл взгляд Юте на грудь. Его глаза резко сузились, в них появилось хищное торжество. Он медленно провёл рукой по её скуле, опустился ниже, тронул шею, тонкие ключицы. Юта отвернулась. Пальцы Вандегрида были холодными, словно кожа змеи. От каждого прикосновения её прошибало, как током.

Он запустил пальцы за край футболки и вытащил кулон.

— Не трогайте! — закричала Юта, когда до неё дошло, что происходит.

Вандегрид никак не отреагировал. Он смотрел на кулон вожделеющим взглядом, как будто видел перед собой самую желанную в мире женщину. Он любовно гладил кулон пальцами, а потом вдруг дёрнул цепочку. Она оборвалась. Мамина подвеска осталась в его пальцах.

— Нет! — снова беспомощно крикнула Юта. — Отдайте!

Она понимала, что это бесполезно, и от этого непрошеные слёзы навернулись на глаза. Юта задыхалась, как будто вместе с кулоном от неё оторвали часть её самой.

Древняя подвеска никогда не была для неё просто красивым аксессуаром. Она всегда была для Юты памятью о матери, словно девушка носила с собой её частицу. Так было долгие годы. Но за последнее время кулон превратился для Юты ещё в нечто гораздо большее. С ним было связано столько воспоминаний — как хороших, так и плохих. Как она хваталась за него на парковке, где пряталась от убийц мэра. Как забыла его дома, когда они с Бабли бежали. И потом вернулась — так безрассудно — и тем самым, вероятно, привела убийц к другу.

Как она ненавидела кулон после. И только Корт уговорил её снова надеть украшение. Он тогда сказал что-то о том, что он теперь — часть неё самой, что он оберегает её. И во время всех последующих невзгод, потерь и горестей он был с ней.

Мамин кулон. Он был связан с Ютой невидимой пуповиной. И теперь, когда его отобрали, Юта ощущала, будто у неё вырвали кусочек её души. — Отдайте… — Горькие слёзы душили. Юта с новой силой ощутила верёвки, терновыми лозами опутавшие запястья.

Вандегрид словно прочитал её мысли. Вероятно, потому, что страдание ясно отражалось у неё на лице.

— Я могу прекратить твою боль. Только скажи, как попасть в Город Богов.

— Я же сказала, что не знаю этого, ты, мразь, — неожиданно для самой себя с отвращением выплюнула Юта.

Она постаралась вздёрнуть подбородок, насколько это было возможно в её положении. Крупная капля скатилась вниз по щеке. Юта попыталась вложить в слова всю ненависть, какую испытывала к этому человеку:

— Ты убил мою мать до того, как я успела пройти посвящение. Так что мы вместе умрём здесь, на этой планете. — Юта натужно рассмеялась. Смех быстро перешёл в кашель.

Вандегрид пристально смотрел на неё. В этом взгляде Юта ощущала новую боль, которую этот человек способен причинить ей. Он неожиданно улыбнулся — только губами.

— Ты мне нравишься. Ты ошибаешься в том, что ничего не знаешь. Ты настоящая жрица. О, да. Я вижу это в твоём непокорном вгляде. Ты гораздо ценнее, чем предполагаешь. Я думаю, ты укажешь мне дорогу к Вечному Городу. Да, да. Ты приведёшь меня к нему.

Вандегрид будто говорил сам с собой. Он начал расхаживать по комнате взад-вперёд. И в этом нервном движении, в его странных словах Юта уловила нотку безумия.

— Да, да, ты поможешь мне. — Он по-прежнему не обращался к Юте.

Правитель города подошёл к железной двери и постучал в неё. В комнату вошёл высокий человек, с кривым сломанным носом и жестоким взглядом. Юта похолодела.

— Это Джазир, мой верный пёс. Не такой сообразительный, каким был Лэнс. Да, тот самый, которого убил твой друг, прошлый глава Серого Отряда. Зато Джазир безоговорочно предан мне. Джазир, голос! — внезапно скомандовал Вандегрид.

— Слушаю, господин.

— Видишь? — Правитель рассмеялся. — Верный пёс.

Юту стало подташнивать. То ли от боли, то ли от этой отвратительной сцены.

Джазир был очень высокого роста, под два метра. При этом мускулист и широк в плечах. Он не сутулился, как многие высокие люди. Наоборот, держался прямо и надменно. Из-за этого казалось, что это не человек, а просто гигант.

Но поразил Юту не его рост. На плоском лице со свороченным набок носом не отражалось ни одной живой эмоции. Как будто смотришь на бездушную куклу с лицом человека. Лишь маленькие тёмные глазки полыхали какой-то жестокой злобой. Казалось, Джазир люто ненавидит всё, на что только падает его взгляд.

Вандегрид тем временем отдавал приказы:

— Развяжи её и отведи в комнату для гостей. Не вздумай обидеть! Мы должны подобающим образом обращаться с той, кто станет нашей союзницей.

Джазир равнодушно окинул Юту взглядом, от которого она содрогнулась, как будто оказалась нагой на холодном ветру.

«Верный пёс» отточенным движением вытащил из ножен огромный нож. Он резко взмахнул им у Юты над головой. Девушка ахнула и мешком свалилась на пол. Новая волна боли пришла неожиданно и обидно. Юту замутило и вдруг стошнило прямо Джазиру на сапоги.

Он длинно выругался. Вандегрид расхохотался громким ухающим смехом. Кажется, эта картина от души его позабавила. Новый глава Серого Отряда закинул Юту на плечо и, как обмякшую тряпку, поволок куда-то по коридорам. Уже за поворотом Юта снова услышала странный «совиный» смех.

***

Глава Серого Отряда оставил Юту одну, одарив её перед выходом жутким оскалом, как бы говорившим: «Наш глава добрый человек. Вот если бы меня поставили заниматься тобой, ты бы узнала, что такое настоящая боль. Впрочем, всё ещё впереди».

Под этим взглядом Юта забилась в угол кровати, на которую Джазир швырнул её, как мешок с картошкой. Её новая комната была небольшой, но вполне благообразной. Тут была кровать, стол со стулом и даже обои в мелкий цветочек. Напротив кровати была прибита полка с книгами. В дальнем углу стояло оцинкованное ведро. Окон, впрочем, не было и здесь. Что ясно давало понять, что эта комната — лишь более комфортабельная разновидность тюремной камеры.

Рядом с оцинкованным ведром Юта разглядела таз с водой, видимо, для умывания. Но сил встать не было. Юта всё ещё не чувствовала своего тела. Всё, чего ей хотелось — это свернуться эмбрионом и перестать существовать. Привычным жестом она протянула руку к груди. Неосознанно, как делала всегда в трудную минуту. Ощущение тёплой бронзы, нагретой её телом, изгиб узоров под пальцами всегда приносили успокоение. Как будто это мама касалась её, утешая.

Но теперь её оберега не было с ней. И это усилило ощущение беды и физического страдания. Саднящяя боль в запястьях долго не давала забыться, но в конце концов Юте удалось провалиться в зыбкий, полный жутких картин сон.

Когда Юта очнулась, то совершенно потерялась во времени. Она не могла сказать, сколько времени провела в забытье. Она то выплывала из него, напуганная страшными видениями, то снова погружалась в тьму кошмаров. Ей снился то Корт, срывающийся с обрыва, то какие-то жуткие железные щипцы, терзавшие её тело, то неизвестно откуда взявшиеся воспоминания о том дне, когда ей сообщили, что родители мертвы.

Юта с трудом села. Она хотела пойти умыться, когда заметила на столе воду и поднос с едой. Несколько бутербродов, апельсиновый сок, фрукты. Юта не помнила, когда нормально ела в последний раз, но от вида еды её затошнило. Она взяла бутылку с водой и залпом выпила половину.

Осторожно держась за стену — всё тело ныло и крутило от перенесённого напряжения — Юта сумела дойти до таза с водой. Неуклюже она смыла кровь с запястий и предплечий. Раны саднили, но холодная вода приятно остужала горящую кожу. Именно сейчас ей отчего-то вспомнилось, как Корт однажды перебинтовывал её пораненную руку. Юта осмотрелась, но в комнате не было ни полотенец, ни простыней. На кровати лежал только голый матрас. Она оторвала от края своей футболки две полоски ткани и кое-как, шипя от боли, замотала раны.

После чего легла на кровать и, заставляя себя ни о чём не думать, стала смотреть в потолок.

Через неопределённый промежуток времени — Юта не могла сказать, сколько пролежала: двадцать минут или два часа — щёлкнул дверной замок. Юта подскочила и села. В комнату вошёл правитель города. Такой же элегантный и «дорогой», каким Юта видела его в прошлый раз. Аура силы и власти смешивалась с тончайшим ароматом духов.

Вандегрид медленно осмотрелся. Его взгляд упал на таз с покрасневшей от крови водой, на нетронутую еду. Он покачал головой.

— Не любишь бутерброды? Я скажу, чтобы принесли что-нибудь другое. Что ты хочешь?

— Не трудитесь, — ощетинилась Юта. — Я не стану вам помогать. К тому же, как я уже сказала, я ничего не знаю.

Вандегрид пропустил её слова мимо ушей, словно Юта вообще ничего не сказала. Он прошёл в комнату и сел на единственный стул.

— Итак, поговорим.

Вандегрид Амарис Лефтвангер был не чужд сострадания. Если оно могло принести ему то, что ему было нужно. Он сложил пальцы в замок и посмотрел на жрицу, сидевшую перед ним. Она походила на испуганного, взъерошенного щенка. Сперва он хотел хорошенько напугать её или даже сломить болью, но быстро передумал. Не одна и не две жрицы умерли в его подвалах, так ничего и не сказав. Уже позже он узнал о том, что они, вероятно, и не знали того, что он требовал. Умные и вёрткие хранительницы тайн Амальрис разделили знания между собой именно на тот случай, если кто-то из них будет пойман. Так что ни одна из них не знала всего. Только объединив их знания воедино, можно было увидеть картину целиком.

Но сейчас Вандегрид уже знал всё, что нужно для того, чтобы спастись от надвигающейся бури. Не только спастись, но и возвыситься на небывалую высоту. Не знал он только одного. Как попасть в Канор — Город Богов. Спокойным оценивающим взглядом он рассматривал ту, кто даст ему это знание.

Вандегрид не сомневался в этом ни на секунду, несмотря на слова девчонки. Потому что он был обречён на успех. Сколько поколений правителей до него тщетно бились в закрытую дверь. Но, кроме единичных успехов, не добились ничего. Лишь он, он один, смог найти и уничтожить всех жриц. Раскрыть их тайны и вставить в общую картину недостающие части мозаики.

Поэтому Вандегрид не боялся. Это трусы бежали с планеты, словно крысы с тонущего корабля. Они были слабаками и глупцами и не заслуживали ничего, кроме забвения. Все его соратники, все эти уважаемые фамилии, все те, чьи предки строили когда-то первый Лиатрас, сверкающий и неприступный Град на Холме, все они сейчас разбегались, как тараканы. Бросая все свои «дворцы», имущество и состояния. Всё, что построили, чего достигли их великие предки.

Вандегрид лишь смеялся, когда ему докладывали об очередном древнем семействе, покидающем Нибелию. Тот, кто не готов рисковать, никогда ничего не добьётся. Он был готов рискнуть жизнью ради знаний и власти.

Вандегрид собирался стать правителем нового народа, поистине могущественного. Стать настоящим властелином этой планеты. Всю жизнь ему не давало покоя знание, что кроме Вечного Города на этой планете есть что-то ещё. Знание, что за этими стенами, в пустыне тоже есть жизнь. Есть города и другой народ. Пустыня всегда манила его. Он мечтал увидеть её истинное величие. Он не хотел владеть лишь клочком земли, огороженным стенами. Он хотел владеть всем тем, что находится там, снаружи. Владеть всем.

Он собирался стать королём на этой планете.

Вандегрид не заметил, как задумался. Последнее всемя это случалось с ним нередко, когда его цель оказалсь близка, как никогда. Склонив голову, он посмотрел на маленькую жрицу. Она напомнила ему ощерившегося зверька, пойманного в капкан. Только два глаза редкого изумрудного цвета сверкали на бледном лице непокорно. Красивые глаза.

— Тебе известно, что правители Вечного Города являются прямыми потомками детей Канора? — спросил Вандегрид.

Юная жрица отрицательно мотнула головой. Правитель Лиатраса цокнул языком.

— Я расскажу тебе всё, что ты захочешь знать. Дам тебе все недостающие знания. Просто спроси, и я отвечу.

Она настороженно смотрела из-под падавших на глаза каштановых кудрей. И молчала.

— Ну, хорошо. — Вандегрид устроился поудобнее, насколько это было возможно на жёстком стуле. — Я расскажу тебе кое-что.

История Нибелии,

рассказанная Вандегридом, правителем Лиатраса

Когда-то на Нибелии существовал всего один город под названием Канор. В нём жил один народ. Мы не знаем, как они называли себя. Мы зовём их Детьми Канора. Они жили и властвовали на планете на протяжении многих тысяч лет. Дети Канора были могущественны, как боги. Они владели различными технологиями. Ходят слухи о том, что они владели некими знаниями и умениями, не доступными пониманию обычного человека.

Но в их обществе произошёл раскол. Единый народ разделился. Дети Канора покинули свою колыбель и разбрелись в разные стороны. Одна часть взяла с собой немногие технологии — обрывки тех знаний, которыми когда-то владела, и ушла строить Лиатрас. Другая — взяла эфемерные мифы и сказки и затерялась в песках.

С тех самых пор два народа живут каждый сам по себе. Те, кто назвали себя атлургами, обрекли себя на жалкое существование в пустыне. Они живут, как дикари. Охотятся и воюют примитивными орудиями. Умирают от болезней, от которых во всех цивилизованных мирах давно найдены лекарства. Верят в свои сказки и не желают ничего менять.

Меня удивляет, как они вообще до сих пор не вымерли. Ещё мой дед говорил, что их численность всё время уменьшается, и скоро им придёт конец. Так или иначе, эти дикари обречены. Двум народам нет места на этой планете. Нет места в Городе Богов. Спасётся только один из нас.

Но я отвлёкся. С разделения народов прошло так много времени, что глупые обитатели песков забыли о своих корнях. Они забыли свою историю и вычеркнули нас из памяти.

Но мы! Мы никогда не теряли знаний и всегда следили за атлургами. Среди нас сохранилась преемственность, шедшая от тех самых Первых Изгоев, ушедших из Города Богов. Мы помним свою историю и легенды Детей Канора.

Мы всегда знали о предначертанном Великом Затмении. А также о том, что только жрицы Амальрис владеют информацией о том, как его пережить. Мои предки, те, кто правил Лиатрасом за столетия до меня, всегда пытались найти жриц и завладеть их знанием. Но только столетие назад наши старания дали результат. Мы узнали, что несколько последних жриц перебралось в город, и искали их с тех пор.

И лишь мне, двести семьдесят восьмому потомственному правителю Лиатраса, удалось довести начатое моими предками до конца. На эпоху моего правления выпало самое сложное, но и великое время. Двадцать лет назад мы узнали о том, что планета, которую Дети Канора называли Ассаим — «рок», — снова приближается к Нибелии.

Я активизировал поиски, и они наконец увенчались успехом. Теперь у меня есть все части мозаики, кроме одной. Ты поможешь мне завершить картину и вернуться в Первый Город. Только тогда я стану настоящим правителем этой планеты. Ведь истинный Правитель Нибелии — лишь тот, кто правит из Города Богов.

Мои предки много столетий искали дорогу домой. Но она была сокрыта от нас. Жрицы Амальрис — единственные на свете, кто обладает этим знанием. А так как других не осталось, то ты — последняя, кто может указать нам путь. Наш последний шанс.

Юта слушала и не верила своим ушам. Этот человек так спокойно говорил об убийстве множества людей, в том числе её родителей. Он как будто не понимал, что совершил что-то плохое, что это преступление. И чем дольше Юта вникала в смысл его слов, тем больше убеждалась в том, что для Вандегрида вообще не существует таких понятий, как «добро» и «зло». Для него «добро» — то, что соответствует его интересам. В противном случае, это — «зло».

Каково это: быть потомственным правителем города, когда линия правления не прерывалась тысячи лет? Должно быть, он ощущает себя королём в этом городе. Может, даже богом. А если это так, то есть ли ему дело до простых смертных? Тем более, когда его цель так велика и так близка.

Юту замутило. Как будто она очень долго кружилась, и земля и небо менялись местами. И теперь она не понимала, где одно, а где другое. Где точка отсчёта, и как ей снова поймать горизонт. Пытаясь придти в себя, Юта замотала головой. Её точка отсчёта — это Корт и Бабли. То, как они жили и во что верили. Её собственные убеждения, которым она следовала всю жизнь. И память о покойных родителях.

Комната остановилась. Юта посмотрела в серые глаза и твёрдо признесла:

— Если бы я и знала, то ни за что не сказала бы вам. Но… я действительно ничего об этом не знаю. Я не успела пройти посвящение, потому что вы убили мою мать и вообще всех жриц. Ваша жажда власти была так велика, что ослепила вас. И теперь вы поплатитесь за всё, что сделали.

Вандегрид нахмурился. Юта ждала, что надменный правитель рассвирепеет. Что он ударит её или вызовет своего «цепного пса», и они снова начнут мучить её. Но Вандегрид даже не смотрел на Юту. Только сложенные домиком пальцы сжались в кулаки на столе.

— Если бы я только знал, — горько процедил он, — я бы не совершил столько ошибок. Но жрицы были слишком упрямы. От них ничего невозможно было добиться. Ни силой, ни уговорами, ни обещаниями. Лишь одна из них оказалась настолько разумной, чтобы пойти на сотрудничество. Но и её знаний было недостаточно. Хотя она всё равно оказалась полезна — навела меня на других. И вот теперь мы здесь. Ты и я. Последняя жрица и будущий правитель всей Нибелии. Если мы объединим усилия, то достигнем воистину невозможного, великих вершин!

Юта опешила. Этот человек как будто вообще не слушал, что она говорила.

— Но я уже повторила десять раз, что я…

Он прервал её:

— Ты и сама можешь не догадываться о том, что знаешь. Жрицы всегда были слишком хитры. Но не для меня. Сейчас у меня в руках находятся все свитки Амальрис, все части пророчества. Поверь, за столетия мы собрали немалую библиотеку обо всём, что касается богини и её культа. И нигде, ни в одном свитке даже мельком не упоминается о дороге к Городу Богов.

Всю жизнь это не давало мне покоя. Загадка, разгадка которой повернёт колесо истории. В свитках так или иначе говорится обо всём, что касается появления Ассаима, последующей бури и спасения в Каноре. Но только не о том, как найти к нему дорогу. Но разве это имеет какой-то смысл? Как можно тщательнейшим образом записать всё, что касается спасения в Городе Богов, и ни разу не упомянуть того, как найти к нему дорогу? Неужели жрицы или их наставники были так беспечны, что просто забыли об этом?

И тут я понял. Этого знания нет ни в одном свитке, потому что оно никогда не записывалось. Оно не должно было быть записано. Оно всегда передавалось изустно. Из поколения в поколение, от матери — к дочери.

Он вдруг вскочил и схватил Юту за локоть.

— Я верю, что ещё не всё потеряно. Ты и сама можешь не догадываться о том, что знаешь. Я хочу, чтобы ты хорошенько подумала, вспомнила обо всём, что говорила тебе мать. Обо всём странном и выходящем за рамки привычного. Обо всём, что тогда казалось тебе не имевшем смысла. Вспомни. Ты должна вспомнить. В твоих воспоминаниях скрыт ответ.

Правитель ушёл. Только после этого Юта смогла собраться с мыслями. Всё же было в этом человеке что-то странное, ненормальное. То, как лихорадочно блестели его глаза во время рассказа. Как он пропускал мимо ушей всё, что говорила Юта, как будто всегда разговаривал только сам с собой. И то, как рассказывал ей о своих невероятных планах.

Юта поёжилась. Безумие вкупе со всевластием — поистине страшная смесь. Хотя нет, это не безумие. Ещё не оно. Это — фанатизм. Но, возможно, так даже хуже. Это значит, что Вандегрид видит лишь то, что желает видеть. Воспринимает мир через призму той единственной идеи, что подчинила его разум. И эта идея — беспредельная власть.

Человек, слепо верящий во что-то, считающий, что только это верно, чрезвычайно опасен. Для него не существует морали. Всё, что угодно — любая низость, подлость и даже преступление может быть оправдано с точки зрения его высшей цели. Если она — абсолютное благо, то для его достижения нет запретных средств.

Юта поняла, что Вандегрид пугает её. Не только тем, что он способен сделать с ней, если она пойдёт против его воли; но и тем, что он может сделать с собственным народом и даже с атлургами, если доберётся до них. Отчаяние поднималось внутри тошнотворной волной. Всё было потеряно, всё проиграно, всё кончено. У неё ничего не осталось. Всё отобрал этот человек. Сперва семью, друзей, дом, надежды и мечты. Затем и новый дом, оставшиеся устремления и веру. И наконец последнее, что у неё осталось — её любимого, Корта.

Юта судорожно схватила пустоту там, где полагалось быть маминому кулону. Ощущение одиночества, словно падение в бездну, вдруг стало нестерпимо реальным.

Юта обхватила себя руками и начала раскачиваться взад-вперёд. Она была близка к срыву, как дома, куда она вернулась впервые после смерти Бабли. Тогда она поранила руки о стекло, и Корт успокаивал её. Но теперь некому было её успокоить. И если сейчас она сорвётся, то больше не сможет подняться. Юта понимала это, но у неё не было сил удержаться. Она медленно скатывалась вниз. И там, на самом дне, её ждали только мрак и безумие.

Баюкая себя, как в детстве делала мама, Юта стала напевать слова детской считалочки. Они пришли непроизвольно, из того далёкого времени, когда мама была жива, а она сама находилась в тепле, уюте и безопасности.

Кто считает: раз, два, три –

В закатном пламени гори,

Скажет кто: четыре, пять, шесть —

Хвост ящерицы должен съесть,

Посчитай: семь, восемь, девять —

Качает ветер дитя в колыбели,

Десять всему исчисляет предел —

Ты тот, кто последним остаться сумел.

Юта повторяла знакомые с детства слова снова и снова. Это была считалочка, но мама пела её, словно колыбельную. Позже, когда Юта подросла, она узнала, что никто из девочек во дворе не знал этой считалки. Она была странной, словно не из этого мира. Как выглядит закатное зарево? А хвост ящерицы, которую никто из них никогда не видел?

Теперь-то Юта хорошо знала, как выглядит ящерица. И даже какова она на вкус. Стоп. Юта резко замерла и выпрямилась. Глаза сфокусировались. В них вернулось понимание. Что там говорил Вандегрид?