Тени Атлантиды

Глава двенадцатая

Наконец восемь воинов, сопровождавших наместника Тшепи, осторожно подняли носилки и понесли к выходу из храма. Кулл, раскрашенный золотой краской и наголо обритый, сидел неподвижно, стараясь принять вид если не угрожающий, то, по крайней мере, угрюмый. Наместник шел сзади, и атлант слышал, как он сказал негромко:

— Надеюсь, ваш демон стоит этих хлопот.

— Не беспокойся, господин, — заверил его Усирзес. — Демон обладает нечеловеческой силой и неуязвим для копья или стрелы. Его сможет остановить только сильный магический талисман. Такой, как Щит Хотата. Но валузийские колдуны сильно уступают магам Черного Логова и вряд ли быстро поймут, что к чему.

Носилки вынесли за ворота храма. Тяжелые створки, сделанные из железного дерева, придерживали валузийские воины, переодетые храмовыми стражниками.

Полуденное солнце жгло немилосердно и светило так ярко, что Кулл сморщился, оскалил клыки и зажмурился.

Ворота за его спиной медленно затворились. За ними остались Рамдан и три сотни воинов. Камелиец хотел сопровождать Кулла, но король слишком дорожил им, чтобы подвергнуть его опасности. Атланта сопровождали Усирзес с десятком переодетых воинов.

У носилок шли телохранители Кулла — два воина из отряда Алых Стражей, которые прятали под плащами короткие мечи и кинжалы. Наместнику Усирзес сказал, что эти двое разрушат пентаграмму и освободят демона.

Кхешийские воины, толпившиеся во дворе, старались подойти поближе, чтобы поглазеть на чудовище. Не поворачивая головы, атлант скосил глаза в одну, потом в другую сторону: на лицах воинов читались изумление и страх, никто не смеялся. Судя по всему, «демон» получился что надо.

Солнце скрылось за башней цитадели. Носилки остановились у ворот.

— За стеной — варвары, — сказал наместник Тшепи, обращаясь, по-видимому, к телохранителю Кулла. — Натрави на них демона. Постарайся сделать это быстро, иначе враги или сам демон ворвутся в цитадель, а вас убьют. Решетка будет открыта недолго. Ты все понял, жрец?

— Да, господин, — тихо ответил тот.

— Если замешкаетесь, я не стану вас ждать, — пообещал наместник.

— Да пребудет с тобой Великий Сатх.

Обойдя носилки, наместник еще раз взглянул на Кулла, но, увидев его стальные серые глаза, поспешно отвернулся. Затем он постоял немного, накрутил конец бороды на крючковатый палец, поцокал языком. Он почему-то медлил отдавать приказ, и ворота цитадели оставались закрытыми.

Кулл знал, что сейчас из окон храма за ними следит множество глаз. Уже натянуты луки, и стрелы положены на тетиву. Казалось, воздух от ожидания стал густым, а время остановилось…

Наместник кашлянул и сплюнул на землю.

— Открывайте ворота, — буркнул он и, задрав голову, крикнул: — Эй, на башне, уснули что ли?

Живо поднимайте решетку и опускайте мост!

— Этот жрец пойдет со мной, — сказал десятник, показывая на Нутхеса. — Приказ Кулла.

Воин пожал плечами и крикнул жрецу:

— Ты что, оглох? Иди сюда!

Нутхес поднялся и, распихав тесно сидевших жрецов, выбрался из загона, в котором прежде содержали рабов.

Воин запер загон, и все трое вышли из подвала на лестницу. Там на ступеньках, прислонив к стене боевой топор с щербатым лезвием, сидел второй воин.

— На допрос? — спросил он.

Десятник кивнул.

— Если бы Кулл не приказал взять вас живыми, всех бы вырезали! — Валузиец с ненавистью взглянул на Нутхеса. — Крысы! Бледные, точно мертвецы, ходят — ноги едва передвигают, драться по-честному не умеют, так и зовут на подмогу всякую мерзость! Тьфу, Энлил вас побери! — И он плюнул, целясь в и без того уже грязный плащ Нутхеса.

Десятник толкнул жреца и, когда Нутхес оглянулся, жестом показал: иди наверх.

На площадке второго этажа стояли четверо воинов. Они грызли сушеные фрукты и о чем-то негромко разговаривали. Ни десятник, ни пленный их не интересовали. Продолжая беседовать, они расступились и пропустили обоих.

Нутхес шел по лестнице не спеша, благо конвоир не подгонял, и смотрел под ноги. Он невероятно устал, а в загоне для рабов так и не сумел заснуть.

Голова болела, перед глазами все плыло, как в тумане, он ни на чем не мог сосредоточиться, но то, что жрец все-таки замечал, вызывало у него непонятную смутную тревогу.

Нутхес попытался взять себя в руки и осмыслить, что же заставляет его тревожиться. Через четыре ступеньки он понял: десятник. А вернее, его глаза. В глазах воина, который вел его куда-то, была отстраненная холодная мудрость. Такие глаза могли быть у жреца, мага, но никак не у воина.

Он хотел было обернуться и вновь взглянуть на валузийца, но решил, что лучше пока этого не делать.

Между тем они поднялись еще выше и свернули в узкий проход, который связывал два крыла храма. Одна стена здесь была глухая, а ту, что выходила ко рву с крокодилами, прорезал ряд полукруглых окон.

В проход с другой стороны быстрым шагом вошли десяток воинов и сотник, которые несли куда-то пять трупов, по виду явно кхешийцев. Пропуская воинов, Нутхес и его конвоир встали у стены.

Сотник прошел было мимо, но оглянулся и, сделав знак воинам следовать дальше, направился к десятнику.

— Тебя что, сменили? — спросил он.

— Да, — коротко ответил тот.

Сотник пристально посмотрел на него. Косой солнечный луч, падавший из окна, освещал старый шрам от стрелы на шее десятника, а на его правой руке не хватало мизинца. Сомневаться не приходилось: человек, который стоял перед сотником, — его давний друг Чинор.

— А этого куда ведешь? — поинтересовался он, все-таки ощущая смутное беспокойство.

— На допрос. Приказ Кулла, — ответил десятник.

Валузиец не поверил своим ушам: он прекрасно знал, что Куллу не до пленного жреца — как раз сейчас король сидел на носилках, которые скоро понесут через двор кхешийские воины.

— Ты что, пьян? — спросил он, подойдя к десятнику вплотную.

— Нет, — спокойно ответил Чинор.

И правда, вином от него не пахло.

Сотник положил руку на плечо Чинора и развернул его к свету. В лучах яркого солнца лицо десятника казалось мертвым, а из глазниц, как из прорезей в маске, смотрели холодные чужие глаза. Сотник понял, что человек, который стоит перед ним, — не Чинор.

В этот же миг десятник ударил его кинжалом в живот и тут же выдернул лезвие из раны. Валузиец согнулся, закрывая обеими руками живот, и что-то прохрипел. Чинор положил ему ладонь на лицо, толкнул назад и одним ловким движением, точно убивал жертвенное животное, перерезал горло от уха до уха.

Сотник упал, заливая каменные плиты кровью.

— Возьми его за ноги, — коротко велел десятник Нутхесу.

— Кто ты? — спросил жрец, не двигаясь.

Воин ничего не ответил, а, взявшись за ремни, приподнял тело и выжидательно посмотрел на Нутхеса.

Тот молча взял сотника за ноги. Вместе они затащили мертвеца в первую попавшуюся комнату и спрятали там.

— Пойдем, — позвал десятник.

Жрец пожал плечами. Он начинал догадываться, что конвоир ведет его на четвертый этаж.

В проеме, выходящем в сторону рва, суетились валуэийцы. Желоб, по которому жрецы сбрасывали тела, был установлен на место. Вдруг кто-то закричал:

— Смотри! Один живой! Второй тоже плывет! Стреляй! Попали! Хотат его побери! Один ушел!

Жрец и воин вошли в комнату. Десятник запер дверь и устало опустился на циновку. Нутхес сел на другую.

— Я маг Черного Логова — Амензес, — сказал десятник пристально глядя на Нутхеса. — Ты знаешь обо мне?

— Да, господин, — торопливо ответил Нутхес.

— Нам нужно было узнать, что происходит в Тшепи, но мы не могли связаться с вашим храмом. Тогда я пришел сюда и взял на время это тело…

Надо сказать, жрец не слишком удивился. Он уже предполагал что-то подобное, а поскольку был посвященным, знал, что для мага украсть чужое тело все равно, что для базарного воришки — сушеный финик.

— Теперь я знаю, что здесь было. Ночью Кулл пришел в храм по подземному ходу, — продолжал Амензес. — Он захватил храм, и вскоре Тшепи падет. Изменить что-то — не в нашей власти. Поэтому не стоит поднимать тревоги. Мне нужна твоя помощь в другом. Ты вынесешь из храма магический кристалл. Ты понимаешь, что может случиться если им завладеют валузийские маги? — Он осторожно передал камень жрецу.

Нутхес кивнул. Он знал, что будет, попади такой кристалл в руки Рамдана или кого-то из жрецов Валки и Хотата. Кулл тогда сможет проникать в сознание любого живого существа во всей Кхешии, и для него не останется тайн. И это только малая часть всех бед.

— Мы пока переждем здесь, а при первом удобном случае ты сбежишь. Ты должен доставить кристалл в Туит. Там' передашь его мне или верховному жрецу Сатхамусу. Понял?

— Да, мой господин, — кивнул Нутхес

Некоторое время они молча сидели друг перед другом, думая каждый о своем.

Затем Нутхес поднялся и подошел к окну. И обернулся к своему спутнику.

— Странно. Наместник открывает ворота цитадели, — удивленно сообщил он магу. — Оттуда выносят носилки… Я ничего не понимаю, что там происходит. Предательство?!

— Не все ли равно? — грустно улыбнулся маг. — Всевидящая Нут предсказала, что город падет. Я был бы безумцем, если бы решил, что могу изменить предсказание богини. Ты должен спасти кристалл.

— Да, господин, — ответил Нутхес.

— Найди лодку и отправляйся вверх по Таису. Спеши, а то корабли Кулла догонят тебя.

— Я понял, господин.

— Чтобы выбраться из храма, переоденешься валузийским воином. Возьмешь одежду и доспехи десятника. Дождись лучше ночи. Так будет безопасней.

Он поднялся с циновки, снял пояс с мечом и начал отцеплять доспехи. Сложив все на пол, Амензес посмотрел на Нутхеса немигающим взглядом змеи:

— Да пребудет с тобой Великий Сатх.

Приоткрыв дверь, он быстро пересек коридор, забрался в оконную нишу и по желобу ловко съехал вниз.

Нутхес, сидя в комнате, услышал всплеск, сопровождавшийся удивленными криками. Он быстро снял жреческое одеяние и принялся натягивать на себя снаряжение десятника валузийской пехоты. Пора было отправляться в путь.

…Когда Чинор пришел в себя, он с удивлением обнаружил, что летит вдоль каменной стены прямиком в ров.

Вода оказалась теплой, мутной, пахло тухлятиной и еще невесть знает чем. Чинор вынырнул на поверхность, отдышался и только тут сообразил, что ни меча, ни доспехов при нем нет. Он был голый и совершенно не понимал, как такое могло случится. И как он очутился здесь, десятник тоже понять не мог.

Он взглянул вверх и увидел почти отвесную каменную стену, на удивление хорошо сложенную и такую гладкую, что ухватиться было не за что.

В этот миг в воде что-то плеснуло. Чинор резко обернулся: неспешно рассекая зеленую ряску, к нему приближалось большое толстое бревно, утопленное больше чем наполовину. Осмотревшись по сторонам, он увидел, что бревен таких не то пять, не то шесть и все почему-то плывут в его сторону. Потом на одном из бревен блеснули глаза и открылась пасть, усеянная множеством крупных желтоватых зубов.

И тогда Чинор закричал, но было уже поздно…

Сложенные из каменных блоков стены цитадели мрачной громадой вздымались над крышами домов Тшепи. Кое-где в городе уже занялись пожары, и в душном воздухе повис запах гари.

— Да на такую громаду и года не хватит, — сказал Брул, ни к кому не обращаясь.

Пригнувшись, он снял шлем, отер ладонью пот со лба и увидел бегущего к нему посыльного.

— Господин, из рва выловили человека в чем мать родила. Говорит, что он валузиец и его послал Кулл.

— Ко мне его. Скорей!

Не успело сердце Брула отстучать пять десятков ударов, как к нему подвели человека, закутанного в воинский плащ.

— У меня донесение от короля Кулла, — бодро сообщил он.

— Кто ты?

— Нат. Пехотинец второго десятка, третьей сотни…

— Довольно. Что велел передать король?

— Скоро кхешийцы откроют ворота. Из них жрецы Сатха вынесут демона. Этим демоном будет Кулл. Король приказал по нему и носилкам не стрелять. Как только ворота откроются, вы должны ворваться в цитадель.

Брул быстро обернулся к окружавшим его военачальникам:

— Все слышали? Начинайте собирать своих воинов у главного входа. Там будем ждать сигнала. Своих предупредите, чтобы в демона и носилки не стреляли. Отвечаете головой.

Командиры бросились к своим отрядам, на ходу отдавая приказания.

Вскоре Брул во главе семитысячного войска уже стоял перед воротами цитадели.

— Пора, — сказал он негромко тысячнику.

Тот обернулся к воинам и крикнул:

— К цитадели — бегом! Сомкнуть щиты!

Воины, прикрываясь тесно сдвинутыми щитами, помчались вперед и вскоре уже стояли у рва. Сыпавшиеся со стен стрелы не причиняли никому вреда.

Осторожно выглядывая из-за щита, Брул осмотрелся вокруг: кхешийские лучники стояли на стене и верхней площадке башни, мост через ров был по-прежнему поднят, а ворота закрыты. Оставалось ждать и уповать на Валку, Хотата и всех богов подряд, что у Кулла все получится.

Ожидание затянулось. Воинам надоело топтаться на месте, прибавилось раненых. Брул поймал себя на том, что грызет от нетерпения собственную бороду. Он думал уже отвести войско назад, под защиту домов, и тут неожиданно мост принялся опускаться.

— Без моего приказа — ни шагу, — сказал Копьебой сотникам. — По носилкам не стрелять.

Мост медленно опустился. Из открытых ворот кхешийские воины вынесли носилки. Брул прищурился, всматриваясь, и оторопел: он ожидал увидеть что угодно, но только не это.

На носилках неподвижно сидело нечто. Таких существ Брулу еще никогда не доводилось видеть. Немыслимое создание ослепительно сверкало в лучах вечернего солнца, а вместо кожи у него, кажется, была рыбья чешуя…

Ранним утром в башне, где располагался подъемный механизм, остались двое воинов — Лий и Мардук.

Лий был совсем еще молод, этой весной ему исполнилось семнадцать, и поход в Кхешию был первым в его жизни.

Мардук, сорокалетний опытный воин, на своем веку повидал многие страны и не первый год воевал под знаменами Кулла.

Волосы Мардук стриг наголо, чтобы не нужно было ухаживать за ними, а на лбу, точно племенная скотина, имел выжженное клеймо. Так метили беглых рабов. Он и был когда-то рабом, и его освободила валузийская конница. Тогда Мардук и вступил в войско Кулла. В одном жарком бою он лишился левого уха. Кривая вражеская сабля обрубила его, точно лопух, и теперь от него остался лишь треугольный лоскуток мяса.

Воины ждали подмоги, которую им обещал атлант.

Вскоре забрезжил рассвет. И, словно это послужило им сигналом, на башню по винтовой лестнице стали подниматься кхешийские воины. Лий и Мардук слышали лязганье доспехов, негромкую речь и гортанный смех.

Лий подошел к двери, ведущей на лестницу, и достал меч.

— Будем драться, — сказал он.

Мардук ухмыльнулся и покачал головой.

— Ты что, решил сдаться в плен? — изумился Лий. — Ты боишься смерти? Кулл приказал…

— А теперь, парень, послушай меня, — перебил его Мардук, — Кулл приказал нам спрятаться, если придут кхешийцы. Вдвоем мы их не одолеем. И еще. Если ты когда-нибудь в другой раз назовешь меня трусом — отрежу язык.

Лий сразу понял, что Мардук не шутит.

Спрятаться в башне оказалось проще простого. Каменная лестница вела выше — на открытую площадку, которую занимали лучники. Под лестницей стояли пустые бочки из-под смолы.

Воины протиснулись между бочками к стене и придвинули их так, что осталась только узкая щель, через которую можно было наблюдать за тем, что происходит в башне.

Жаркое солнце нестерпимо медленно ползло по небосклону, и цвет неба в узком окне, которое было видно Лию и Мардуку, понемногу менялся, пока не засиял пронзительной синевой.

К полудню оба воина совершенно одурели от безделья, духоты и зноя. Мучительно хотелось пить.

В конце концов Лий заявил, что ему на все плевать и сейчас он вылезет из-за бочек и поубивает сколько сможет кхешийцев. Мардук приставил к горлу юноши нож:

— Не угомонишься — зарежу, как собаку.

И Лий успокоился.

Весь день по лестнице сновали вверх-вниз. Лий не понимал кхешийскую речь и оттого скучал еще больше, а Мардук терпеливо слушал. Он понимал не все, что говорили воины, но из отдельных фраз и обрывков разговоров на лестнице понял, что штурм Тшепи начался. После полудня об этом уже можно было догадаться по далекому шуму боя, а вскоре стало ясно, что войска Кулла стоят у стен цитадели.

То, что происходило в храме, для Мардука оставалось загадкой. Он слышал, как кхешийцы то и дело повторяют: «Золотой демон», — но не мог понять, что эти слова значат.

Потом тяжело загудели цепи, мост стал опускаться. Вскоре башня дрогнула от глухого удара и стало так тихо, что Мардук и Лий услышали шаги людей, идущих по мосту.

— До чего же он здоровый, — сказал кто-то из кхешийцев, стоявших на площадке.

— Блестит, точно золото, — восхитился другой.

— Жрец говорил, что он может разорвать человека пополам, будто куклу, — добавил третий.

Внизу кто-то вскрикнул.

— Не понимаю… — протянул тот кхешиец, который говорил первым. — Что там происходит? И почему демон лупит наших?

— Кажется, началось, — шепнул Мардук на ухо Лию.

— Что началось? — так же тихо спросил Лий.

Восемь кхешийских воинов торжественно вынесли носилки с восседающим на них демоном из ворот цитадели и ступили на мост. Защитники крепости не сводили с них глаз.

Прищурясь Кулл смотрел на противоположную сторону рва. Там, сомкнув щиты, стояла валузийская пехота.

Неожиданно стало тихо. Свист стрел, лязганье доспехов, гомон — все одновременно смолкло. На ослепительно сиявшего золотом нагого человека, сидевшего на носилках в центре пентаграммы, обратились тысячи глаз.

Куллу до смерти захотелось почесать выбритую и покрытую краской голову, но он сдержался и протянул руки за спину ладонями вверх.

Как только носилки опустили на мост, телохранитель в одеяниях жреца шагнул к «демону», чтобы якобы разрушить пентаграмму, и вложил ему в каждую руку по кинжалу.

Зло улыбаясь, Кулл прыгнул на кхешийцев. Двое упали. Атлант развернулся и пнул третьего ногой в грудь. Взмахнув руками, тот полетел в ров.

Он не успел еще коснуться воды, когда Кулл повернулся к четвертому.

Кхешийский воин замер, глядя на золотого демона с серыми стальными глазами. Демон кровожадно улыбался.

Воин в испуге попятился, оступился и рухнул с моста.

Телохранители Кулла тем временем закололи еще четверых носильщиков.

Все это заняло лишь пару мгновений. Кхешийские лучники еще не успели опомниться, валуэийцы — ступить на мост, как все было кончено.

Телохранители подняли носилки и прикрыли ими Кулла как щитом от стрел, которые вот-вот должны были посыпаться с башни.

Король набрал полные легкие воздуха и что есть мочи выкрикнул:

— Я Кулл — король Валузии! За мной! Лий, Мардук, делайте свое дело!

Тишина лопнула, как воловий пузырь.

С громкими криками на мост хлынула живая лавина, готовая смести все на своем пути.

— Вперед! — Брул с первым десятком воинов подбежал к королю. — Ты похож на живого золотого бога! — хохотнул он.

Друзья встали плечом к плечу. Король орудовал коротким кхешийским мечом, взятым у покойника.

Валузийская пехота схватилась у ворот со кхе-шийцами. Кхешийцы, опомнившись, попытались оттеснить Кулла на мост и закрыть ворота, но время было упущено.

Лучники со стен стреляли беспрерывно, но валузийские воины неуклонно шли вперед. Казалось, участь кхешийцев была решена, но вдруг мост под ногами нападавших дрогнул и стал медленно подниматься. Кто-то сорвался вниз.

Кулл, зло скрипнув зубами, заорал:

— Мардук! Лий! Дети демонов! Где вы?!

— Мы здесь! Кулл! Кулл!

И тут же мост замер.

Валуэийцы ворвались в цитадель, точно стремительная река из металла и плоти. Во дворе началась резня.

Кхешийцы защищались, но они были обречены: как только во дворе завязались первые схватки, в спину им ударили три сотни, ожидавшие до того в храме. Большинство кхешийцев начали бросать оружие и сдаваться на милость победителей, и лишь небольшой отряд во главе с наместником заперся на оружейном складе.

Валузийцы тараном выбили дверь и ворвались туда. Ни один враг не ушел живым, а мертвого наместника Тшепи выбросили на площадь, чтобы его видели все. После этого те, кто еще продолжал сопротивляться, сложили оружие.

Между тем Кулл и Брул с отрядом пехоты ворвались в башню и поднялись на площадку, где находился механизм, поднимавший мост. Площадка была залита кровью, на полу лежали тела пятерых кхешийских воинов, еще двое были тяжело ранены. Чуть дальше на лестнице Кулл наткнулся на трупы тех, кого оставил здесь на рассвете. Лий и Мардук были изрублены на куски.

— Это им мы обязаны победой, — сказал атлант. — Похороните их с почестями.

Брул осмотрел механизм и обнаружил, что барабан, на который наматывалась цепь, заклинен.

Они поднялись на верхнюю площадку башни.

Над городом висело черное облако дыма. Все было кончено. Цитадель, оплот Тшепи, пала.

Смеркалось. Король стоял посредине двора и с ожесточением чесал голову.

— Эту краску можно смыть водой? — спросил он у Рамдана.

— Нет, господин, — ответил тот, — Я подобрал особый состав.

— Скажи на милость, зачем ты это сделал? — нахмурился Кулл.

Ему все меньше нравилось, как на него пялятся воины. Хорошо, в открытую никто не смеялся.

— Я не хотел рисковать, — объяснил Рамдан. — Жарко-то как! Я боялся, что пот смоет краску.

— И что теперь делать? — спросил атлант.

— Приготовлю другой состав, смыть краску.

— Так что же ты медлишь? — рявкнул Кулл.

— Э-э-э, видишь ли, мой король, — замялся Рамдан, — Для этого раствора мне нужны некоторые минералы и коренья, а у меня их нет. Но, даю слово, через пару дней…

Маг смолк: его горло сдавили сильные пальцы.

— Послушай, — прошипел Кулл. — Ты, Рамдан, мне, конечно, друг, но если к вечеру я не смою эту дрянь, с тебя снимут кожу. С живого.

Рамдан тщетно попытался улыбнуться.

— Ты понял? — спросил атлант, отпуская его.

Маг осторожно кивнул и достал из-за пазухи мешочек.

— Вот, мой король, — прохрипел он. — Добавь это в воду…

Оставив Кулла одного, Рамдан сел на ступеньки. Рядом стоял Брул и жевал сушеный финик.

— Шуток он никогда не понимал, — пожаловался Рамдан.

Брул пожал плечами и, пряча улыбку, сказал:

— День у него выпал тяжелый. Хотя золото ему очень идет…

— Это да, — тоже улыбнулся маг.