Тень Аламута

РОШАН ФАРРОХ И СПАСИТЕЛИ ГОРОДА

Шакалу никогда не сравняться с волком — это Иса понял слишком поздно. Он может сколько угодно вызверяться и щелкать зубами, но знающие легко распознает его суть. Шакал питается падалью.

Первым на пути к манбиджскому трону Исе встретился Рошан Фаррох. Гебр выжил в уличной драке. Более того — он почти не пострадал. Пол-лица кровью залито, лоб рассечен — это ерунда.

— Ах ты, морда! — заорал он чуть ли не с порога. — С волчарами Балаковыми снюхался?

— Что ты, что ты! — испуганно отпрянул Иса. — Аллах помутил твой разум, кафир. Забыл, с кем разговариваешь?

Не так это должно было прозвучать! Больше силы в голосе, повелительности. А теперь что же… Не исправишь сказанного.

Рошан привалился к стене. Бока его тяжело ходили, дыхание всё не хотело возвращаться. Наконец он ответил:

— Почета тебе, гаденышу, захотелось? Власти? Почем брата продал?

Этого Иса не вынес. Он бросился к Фарроху, ухватил за ворот рубахи, принялся трясти:

— Проклятый кафир! Ковер крови по тебе плачет!

Глаза Защитника Городов встретились с глазами предателя. Миг продолжалось противоборство, но Исе показалось — две жизни. Он дрогнул, отвел глаза.

— Давай зови палача, — предложил Фаррох. — Посмотрим, кому сидеть на колу.

— Ты кафир, огнепоклонник. Тебе не поверят!

— Ну, Кериму-то поверят. И Сабиху. Идем, парень. — Гебр ухватил Ису за руку. Поволок к кладовой, откуда тот только что вышел. — Идем, покажу кое-что.

Одеться невольница, конечно же, не успела. Так и лежала на полу с распоротым горлом. Кровь запачкала тюки ткани.

— Ага… — Рошан скривился. — И тут ты успел гнида. Предатель.

— Свидетелей нет, гебр! По Корану, обвинить меня могут лишь две женщины. Ведь сказано: «Если собьется одна, другая ее поправит».

— Думаешь, выкрутился? Смотри! — Рошан толкнул Ису к оконному проему. — Видишь?

По дворцовой площади бежали воины. С содроганием сердца Иса узнал стражников Сабиха.

— Что они?.. зачем?..

— Оцепляют дворец. Чтобы сволочь всякая не прорвалась. — Рошан двумя пальцами подцепил полу черной джуббы. — Дружков твоих ищут. И найдут, — с угрозой в голосе добавил он. — А Тимурташу — хрен дэвов. Город на осадном положении. Ворота закрыты.

Иса похолодел. Когда они всё успели?!

— Теперь идем, — гебр бесцеремонно потащил Ису. — Тебя ждут на городском совете.

Совет проходил на скорую руку. Керим, Сабих, Бурхан — этих Иса знал хорошо. А вот Рошан для него был загадкой. Ох недооценил мерзавца…

— Город, значит, Балаку продал? — с ходу заорал начальник стражи. — С Тимурташем на пару? Эй, палача сюда!

— Аллах свидетель! — всхлипнул Иса. — Я не виноват… Я…

И понес околесицу. Члены совета узнали много нового. И о том, что Хасан сам виноват — хотел отдать город Жослену, а Иса, получается, его спас, и вообще…

— Аллах велик, — Керим сплел и расплел пальцы. — Вот тебе калам, Иса, вот тебе тушь. Пиши.

— Чего писать-то? — глуповато вытаращился тот.

— Не чего, а кому. Ай, Иса, велико мое расстройство… Не к тому стремилось мое сердце. Хасан с франками переписывался? Вот графу Жослену и пиши. Пусть идет к Манбиджу на помощь да поскорее. Дураку ясно: через несколько дней Балак будет здесь. С войсками.

Керим и Фаррох переглянулись. Плохо, беспорно, но придется допустить Ису к правлению Манбиджем. Такого, как есть: предателя и убийцу. Иначе — смута и бунт, а это — верная гибель. И вообще: если казнить каждого правителя, предавшего свой народ, в мире установится полное безвластие.

К полудню тревожных вестей стало больше: у стен города скапливались войска. Пока что опасности они не представляли — так, летучие отряды. Приказали удвоить караулы на стенах. Надежда, что Хасан скоро вернется, таяла с каждым часом. Манбиджу предстояла война.

Война, война… И кровь. Убитая невольница не шла у Рошана из головы. Он хорошо помнил, кто привел Марьям на кладбище к ведьме. Девушки видели, как Иса отправляется на встречу с Тимурташем. Иса тоже заметил их. А значит, Марьям надо отправить прочь из города. Иначе ей не жить.

На дворцовых задворках воняло немилосердно, помещения для слуг, кухни, конюшни — обычная изнанка вельможного великолепия. Марьям, конечно, или к гепардам забралась, или на конюшню. Он подумал, подумал, да и выбрал последнее. Конюшен беспокойства этого утра не коснулись. Кони косились на гебра и фыркали, тычась в протянутую ладонь бархатистыми носами. Мальчишка-прислужник семенил со скамейкой на плече…

Стоп!

А это еще что такое? Рошан заглянул в угол, где была свалена солома. Разгреб стебли и бесцеремонно ухватил торчащий спутанный клок волос.

— Вот ты где, уважаемая. А ну вставай, Марьям. — Марьям всхлипнула, отвернулась:

— Уйди, Рошан. Не трогай меня!

— Что, так и будешь Ису дожидаться? А ну пошли!

— Не надо! Я… Хасана…

Спорящий с женщиной сокращает жизнь свою вдвое. Рошан молча сгреб Марьям за талию и закинул себе на плечо.

— Отпусти! Отпусти немедленно! — задрыгала ногами девчонка. — Ты что? Эй, я не шучу! Помогите!..

Лошади укоризненно смотрели им вслед. Человек — животное непонятное. То на других ездит, а то отбивается, когда его везут… Наконец Рошан опустил девушку на землю.

— Всё? Бунт кончился? — Марьям насупилась:

— Справился, да? Самый сильный?

— А ты умница, да. — Рошан сморщился от боли в спине. — Мару помнишь, подругу твою?

— Она мне не подруга!

— Ну да. Так вот Иса ее — ножом по горлу. Ты следующая. Видел он вас, дурищ, понимаешь? Когда вы на кладбище шли.

Марьям присела:

— Ой… Что же делать?

— Пошли. Живут у меня друзья недалеко отсюда. К ним тебя и отправлю. А там, коли сложится, и в Манбидж вернешься.

— Нет! Я с тобой!

— Не спорь, женщина. Идем.

Далеко им уйти не удалось. Когда Рошан с Марьям проходили под аркой дворцовых ворот, к Рошану подбежал сотник:

— Господин! Господин, скорее!..

— Что случилось?

— Там… Посольство от этих… От Тимурташа, Балака. И Хасан с ними!

— Хасан?

Сотник кивнул. На Рошана он смотрел с затаенным страхом: он принадлежал к доверенным людям Сабиха и знал, кто такой Фаррох. Аура тайны, окружавшая Защитника Городов, любого заставила бы нервничать.

— Веди. И пусть кто-нибудь предупредит Ису.

Посольство во главе с Тимурташем ждало под стенами. Всадники собрались на солидном расстоянии — так, чтоб стрелой не достать. Мелькали бедуинские куфии, харранские чалмы, туркменские тельники. Вразнобой себе свиту Тимурташ подобрал, вразнобой… Гебр пригляделся. Хасан действительно стоял среди воинов.

Кто-то толкнул Рошана, пробиваясь вперед. Гебр оглянулся — за спиной переминался с ноги на ногу Иса. Марьям притихла. Рошан взял ее с собой рассудив, что, пока девушка на виду, ей ничто не угрожает. Иса хорошо понимал это и потому смотрел с ненавистью.

Последними подошли начальник стражи и казначей.

— Письмо написано, — шепнул Керим. — Гонца ищем. Скоро отправится.

— Хорошо, — кивнул Рошан. — Я укажу вам человека. И еще кое-что надо будет сделать.

Под стеной заныли трубы, и разговор прервался. Из разношерстной толпы посланников выехал юноша изнеженного вида. При виде его Сабих поморщился: кожа-то бархатистая — нежному персику под стать, и усики чернее амбры, разодет, словно девица. Зачем это щегольство на поле боя? Воину меч нужен, а не побрякушки!

Тимурташа же разбирала досада. Проклятые манбиджцы словно ждали подвоха. Его лучших бойцов вышвырнули из города, словно котят! Ворота закрыли! И как они так быстро опомнились?

— Эй, Иса! — крикнул он. — Что молчишь? Зубы в падали увязли? Или, с матерью да сестрами греша, умаялся?

Сестер у Исы отродясь не было. Благословенная матушка (мир ей!) давно лежала в могиле. Что правителю с глупой брани? На воротах не висит, за ноги не хватает. Но лицо Исы побурело. Юноша рванулся к обидчику — словно тарантул из норы выскочил.

— Шакалий твой язык! Кизяки им из костра тягать! — заорал он в ответ.

Бедуины хмыкнули: что этот феллах в кизяках понимает? Но дело пошло, перебранка ширилась, росла. Тимурташ и Иса принялись со вкусом лаяться, перебирая родственников и друзей, свои достоинства и чужие несовершенства. Наконец добрались до сути:

— Зачем ворота закрыл, сын пятнистой суки? Мы о чем договаривались?

Иса оглянулся на Сабиха. Начальник стражи злобно оскалился в ответ. Отступать было некуда.

— Аллах да сгноит твой язык в вонючей пасти! Договоры меж нами несбыточны. Проваливай, Тимурташ, или познаешь брюхом наши мечи!

— Тогда слушай последнее мое слово, Иса. Аллах свидетель: сдашь Манбидж со всеми жителями его и имуществом — подумаем. Может, явим вам милость. Нет — будет кровь ваша нам дозволена.

После утренней неудачи Тимурташу хотелось резни. Наставления мудрого дяди позабылись. Ведь Манбидж, если его взять без боя, так и так отойдет Балаку. А с боем — и пограбить можно, и удаль молодецкую показать. Манбиджаночки опять же… Не нужно обладать мудростью Пророка (да благословит его Аллах и да приветствует), чтобы предугадать исход переговоров.

— Скорее терн прорастет сквозь твое седло, — кричал взбешенный Иса, — и искровянит тебе зебб, чем Манбидж откроет ворота!

Старый бедуин наклонился к Тимурташу и что-то прошептал. Тот недобро усмехнулся.

— Терн, говоришь? А это мысль. — Он обернулся к своим воинам, указывая на Хасана: — Разденьте-ка шакала.

Хасан рванулся, но кочевники держали крепко. Закружились в вихре полосатые халаты, белоснежные куфии, конские хвосты. Кто-то загоготал, кто-то отпустил непристойную шуточку. Марьям в ужасе прижалась к гебру.

Сверкнула сталь. Страшно закричал Хасан, и всадники разъехались в разные стороны. Бывший правитель Манбиджа лежал на земле — голый, окровавленный, безволосый. Иса скрипнул зубами.

Неужто убили?!

Но нет. Тимурташ сумасброд, но не дурак. Взметнулась плеть. Хасан вскочил и с воем помчался к стене. Бедуины перехватили его, когда до спасения оставался один шаг. Окружили, погнали назад. Защелкали плети; стремясь уйти от ударов, пленник ворвался в заросли терновника.

Дикая слива только-только зацвела, словно белая метель покрыла колючки, — покрывало модницы. Несколько раз манбиджец вырывался из зарослей, но бедуины вновь загоняли его обратно. Достань у Хасана сил прорваться сквозь шипы — он бы спасся. Но проломиться сквозь белоснежную кипень цветов, сквозь сплетение ветвей и шипов не под силу даже человеку в доспехах. Что уж говорить о голом пленнике?

Когда вдоволь наигравшись, бедуины вытащили из терновника обессилевшего Хасана, тело его превратилось в сплошную рану.

— Смотри, Иса. Призываю в свидетели всех пророков: тебя постигнет то же самое. Даю сроку до завтрашнего дня. А потом — не отыщется в моем сердце пощады ни к юному, ни к умудренному сединами. Ни к молодой невольнице, ни к старухе. Ты обратил лицо к франкам, а я изгоняю тебя из людей.

Возвращались со стены в молчании. Тягостная картина жгла душу, не давая покоя.

— Бороду обрили!.. — бормотал Иса. — Шакалы! Воистину львы гнева рычат в пустыне сердца моего… Брат, брат! О позор мне! Ибо видел я наготу твою и безбородие. — Затрещала ткань. То Иса рвал на себе одежды.

Какофония звуков врывалась в уши. Что-то гнусаво пищал Керим, гулким барабаном вступал голос Сабиха. Рошан подвел к начальнику стражи Марьям.

— Сабих, девчонку надо вывести из города.

— Помилуй, Рошан! Аллах лишил тебя разума. Не будет ли ей безопасней находиться в городе, чем скитаться в степи, спасаясь от воинов Тимурташа?

— Не будет. Иса хочет ее крови.

— Всё в воле Аллаха. Кто же выведет ее из города?

— Гонец. Тот, что отправится к франкам. Ничего не говори, Сабих! Сам знаю, что опасно. Когда Марьям сможет отправиться в путь?

— Вечером дорога будет открыта.

— Это меня устраивает. Сообщи мне, когда гонец будет готов.

Чутье подсказывало, что отправить письмо к франкскому графу и спасти девушку — деяния равнозначные и в чем-то даже связанные. Понять этой связи он не мог, да этого и не требовалось. Аша редко объясняла свои послания.

Марьям недалеко уйдет от Манбиджа. Но это — начало истории. И, похоже, ей предстоит спасти город.