Магистр никогда не должен терять бдительности. Простым рыцарям можно, ему — нет. Стражников Гуго заметил задолго до того, как их увидела Мелисанда. Вот только он и в горячечном бреду не мог вообразить, что те пришли за ним.
— Магистр ордена Храма, сир Гуго де Пейн? — почтительно наклонил голову их командир.
— Да, это я.
— Приказываю вам сдать оружие и следовать за нами.
Гуго бросил быстрый взгляд по сторонам. Улицу перекрыли мастерски. Стража в обоих концах, переулки охраняются. Всего человек двенадцать, но как талантливо расставлены.
— Позвольте спросить, на каком основании?
— Вы требуете оснований? — вскипел командир. — Черт побери! Да ваши люди просто взбесились! Один устроил побоище прямо на ступенях церкви Святого Петра. Другого поймали, когда он ломился в дом купца Абдукерима. Еще двое атаковали башню у Железных Ворот. Вам мало оснований?
— Это всё неправда! — воскликнула Мелисанда.
— Прошу вас, сударыня, — поморщился стражник. — Дозвольте нам судить, что правда, а что нет. Я понимаю, вам тяжело слышать всё это. Но ваши друзья были пойманы с поличным. — Он повернулся к магистру: — Так вы идете, или же нам следует применить силу?
Де Пейн вздохнул:
— Хорошо, сударь. Вот мой меч. Я отправляюсь с вами.
— И вы позволите свершиться несправедливости?! — поразилась Мелисанда. — Мессир! Но как же…
Она не договорила. Храмовник и без того знал, что хотела сказать девушка.
— Я сдержу свое слово, Ваше Высочество. Не беспокойтесь об этом. Завтра всё решится.
Принцесса смотрела вслед стражникам, не в силах пошевелиться. Всё пошло кувырком. Не успели колокола отзвонить час девятый, как Мелисанда лишилась друзей и союзников.
Одна.
Против всего воинства ассасинов.
Мир придвинулся, став колючим, злым и враждебным. Как в детстве, когда ушибешь коленку о стену и непонятно кого винить. И кажется, что все против тебя.
— Принцесса Мелисанда? Ваше Высочество? — прозвучал за спиной вкрадчивый голос.
Девушка обернулась:
— Да, сударь. А вы кто?
Человека, стоявшего перед ней, храмовники узнали бы без труда. Злое смуглое лицо, кудри, похожие на свалявшуюся паклю или овечью шерсть. И глаза — тусклые, цветом напоминающие линялое сирийское небо.
— Какие нежные пальчики, — Мишель взял руку принцессы и любовно погладил. — Тонкие, хрупкие…
— Лапы убери, мерзавец!
Злой Творец легко уклонился от пощечины. Мелисанда ойкнуть не успела, как он оказался за спиной. Схватил за плечи, притянул к себе.
— Эти ушки, — вдохновенно зашептал ассасин, почти касаясь Мелисандиной щеки. — О, эти драгоценные раковины, лепестки дивных цветов. Как бы я хотел коснуться их зубами! Прорвать нежную кику. Оросить дивным алым соком бархат платья…
Мелисанда двинула затылком назад, метя убийце в переносицу. Мишель засмеялся. Его предплечье немного сместилось и легло на горло девушки. Совсем чуть-чуть, но у принцессы перед глазами поплыли круги.
— Слушай меня и запоминай, детка. Больше повторять не буду. Завтра, после того как отзвонят час третий, явишься в известный тебе дом. Одна, без спутников. Там тебя встретит мой хозяин, Габриэль-Тень. Аллах ведает, чего он захочет от тебя, но советую быть покладистой. Иначе твоему папочке конец. Ты поняла меня, милая?
Мелисанда закивала. Изо рта ассасина исходил сладковатый гнилостный душок. От этого девушку мутило. Рука, пережимавшая горло, чуть ослабила хватку.
— И не пытайся втравить в дело стражу. А то твои друзья в темнице не переживут завтрашнего дня.У нас есть люди среди стражников.
Мишель толкнул принцессу. Да так, что та упала в пыль.
— До завтра, сладенькая! Твои пальчики и ушки бесподобны. Надеюсь, ты сохранишь их в целости? Для меня.
Страшный человек растворился в мареве раскаленных улиц Антиохии. Принцесса осталась одна. Ее трясло.
— Сир Гуго, — бормотала она онемелыми губами. — Сир Гуго, как же вы не вовремя оставили меня! Нет, я не виню… я всё понимаю… Господи!.. Но что же мне делать?.. Сир Гуго!
В ногах разлилась слабость. Кожу в том месте, где к ней прикасался ассасин, обдавало то огнем, то холодом. Мелисанда не смогла бы подняться, даже если бы от этого зависела ее жизнь.
Она прикрыла воспаленные веки.
«Отец, — пронеслось в голове. — Отец, я не сдаюсь. Честно… Я всё равно спасу тебя, как бы ни было трудно. Но сейчас мне надо отдохнуть».
И удивительное дело: отцовская жесткая ладонь коснулась ее волос. А еще — она почувствовала присутствие рыцарей Храма. Те стояли вокруг, охраняя лежащую на земле девчонку.
— У флорентийца славный кот, — послышался голос Пэйна де Мондидье. — Не пес, не боров и не птица. Сударыня, вы помните, как там дальше?
Мелисанда измученно прижала ладони к лицу. Господи, как больно… Надо вставать, что-то делать…
— Да, сир де Мондидье… Я сейчас… Подождите немного!
Она разозлилась сама на себя. Ну сколько можно валяться мешком соломы?! Овечий ассасин ее перепугал? Так завтра он умрет.
Без пощады и сожаления.
Нужные слова сами всплыли в памяти:
У флорентийца славный кот,
Не пес, не боров и не птица.
Храмовником зовется тот,
Кем может весь Левант гордиться.
— Прекрасно, сударыня! Вот видите, как всё просто. И скажу вам по секрету: я тоже горжусь вами. Вы лучшая из принцесс, что я видел в жизни.
— Спасибо, сир де Мондидье. А я уж было совсем разнюнилась. Я глупая, правда? Лежу, плачу… Я сейчас встану. Только помогите мне подняться. Сама я не могу.
Мелисанда вытянула руку. Какой-то миг ей казалось, что она ощущает прикосновение ладони храмовника-поэта, но то была иллюзия.
Принцесса открыла глаза. Никого. Только пыльные смерчики закручиваются над пустынной улицей.
Черная безнадега отступила. Силы вернулись к Мелисанде, а с ними и уверенность. Ведь где бы ни находились ее друзья, они всегда рядом. И обязательно придут на помощь.
Выяснить, куда поместили храмовников, ей не удалось. Во дворец ее не пустили. Боэмунду о ее визите доложить отказались.
— Уже поздно, сударыня, — насмешливо скалясь, заявил коннетабль. — Приходите завтра к вечеру. А еще лучше — через недельку. Прислать вам запас ниток для вышивания?
«Смейся, смейся, жирный боров, — подумала Мелисанда. — Посмотрим, кто будет смеяться последним».
Вслух же ответила:
— Благодарю за участие, сир. Вы тоже заходите как-нибудь. Научите меня вышивать крестиком. С мужскими умениями, как я погляжу, у вас туго.
Бертран не нашелся что ответить. К счастью. Иначе Мелисанда его бы просто пнула.
Что ж… Здесь не выгорело. Значит, надо пробовать где-нибудь еще.
«И что за глупая манера всюду видеть предательство, — рассуждала она сама с собой, отправляясь в штаб-квартиру ордена. — Сир Гуго меня никогда не обманывал. С чего я решила, что сейчас будет иначе? Конечно, ему пришлось отправиться с этими мерзкими стражниками. А как бы он, интересно, помог мне, упав бездыханным у моих ног?»
Она принялась загибать пальцы:
«Остаток дня. Вечер и ночь. И еще кусочек утра — но это уже крайний случай. Времени предостаточно. Магистр освободит рыцарей, а потом они все вместе поспешат мне на помощь. Главное — не мешать им. А это означает, милая моя сударыня, что надо прекратить истерики и глупости. Если я погибну, кого, интересно, прикажете спасать мессиру де Пейну?»
Принцесса повеселела. Да и в самом деле! Она столько переделала за это время. Вырвалась из мира, в котором глупенькие принцессы лупасят друг друга подушками и обмирают от ужаса, заслышав за дверью шаги матери. Не дала Морафии и Незабудке изуродовать себя. Ассасин не сумел ее убить, стражники остались с носом. Вспомнив, как лихо Аршамбо с ними рубился, Мелисанда рассмеялась.
А потом? Ей удалось привлечь на свою сторону лучший на свете орден. Рыцарей, которым нет равных во всём Леванте! И она отплатит им неблагодарностью? Черта с два!
— Клянусь яйцами святого Антония, — воскликнула она басом, — я не отступлюсь! Интересно, а как бы поступили на моем месте Аршамбо и мессир де Пейн?
Ответ напрашивался неутешительный. Храмовники взяли бы мечи, отправились бы в гости к Габриэлю — и у флорентийца славный кот, всех ассасинов… Всех, кроме самого Габриэля. А уж его заставили бы бегом бежать в Халеб, освобождать короля.
Этот вариант не годился. В Иерусалиме, тренируясь с рыжим оруженосцем, Мелис не смогла даже освоить колющий удар мечом. Не говоря уж о других, требующих ого-го какой силы и сноровки. Но если бы все на свете решала грубая сила, Господь не стал бы делить людей на мужчин и женщин.
Ей следовало найти другой путь. Вот и всё. Может, наведаться в гости к де Бюру? Ведь письмо короля предназначалось ему. Пусть и поговорил бы с Габриэлем.
Но нет. Как бы ни был соблазнителен этот план, от него пришлось отказаться. У Мелисанды не осталось доказательств. Письмо отца она сожгла, а на слово сир Гильом ей вряд ли бы поверил. Да и не такой он сторонник Балдуина, чтобы ради него рисковать головой.
Что же еще можно сделать? Думай! Думай!
«Судьба обходилась со мной по-разному, — вспомнились ей слова Гуго, — но никогда не оставалась равнодушной. Если есть в вашем сердце вера, надежда и любовь, остальное приложится».
Вера.
Надежда.
Любовь.
Мелисанда огляделась по сторонам. По другой стороне улицы понуро брел рыжий оруженосец. Взгляд его был устремлен на мостовую. Вряд ли он заметил бы принцессу, даже пройди та в двух шагах от него.
Вот и знак судьбы.
— Эй, Гуго! — закричала Мелисанда. — Гуго!
Что там говорят правила приличия? Благородная дама должна быть сдержанна и немногословна? Ага, сейчас! Разбежалась.
— Гуго, кому говорю! А ну стой, олух! Остановись!
Оруженосец вздрогнул.
— Мелис?! В смысле… Ваше Высочество?! Хвала Иисусу!
Он бросился к принцессе и схватил ее за руку. Лицо его от пережитых страданий осунулось. Щеку украшала свежая царапина, ладонь была замотана грязной тряпицей. Нынешнее утро, казалось, состарило его лет на десять. По крайней мере бестолковщину из него повыбило.
— Слушай, Мелис, — горячечно забормотал он. — Надо предупредить магистра! Ассасины устроили ловушку!
— Некого предупреждать, Гуго. Их план удался. Храмовники все в тюрьме. Я одна.
Оруженосец нахмурился:
— Одна, говоришь? Клянусь сиськами святой Агаты, нет! Теперь я с тобой. И я буду сражаться!
— Спасибо, Гуго, — Мелисанда обняла оруженосца. — Гуго… Прости, что я тебя тогда обидела!
«Какой он милый, — подумала она. — Клясться сиськами у Аршамбо получается лучше. Но пройдет несколько лет, и Гуго отыщет свои клятвы и свою манеру держаться. Хвала Господу, меня окружают очень хорошие люди».
Мелисанду действительно окружали хорошие люди. Правда, у каждого из них были свои недостатки. Гуго, например, совершенно не умел планировать свои действия.
— А чего? — беззаботно объявил он. — Я возьму меч, войду в дом и перебью их.
— Гуго! — укоризненно воскликнула принцесса, — Я нисколько не сомневаюсь в твоей храбрости, но ассасинов там два десятка, если не больше. Тебя просто-напросто зарежут!
— Значит, я погибну во имя тебя. А эту неравную битву воспоют в песнях и преданиях.
— Дурачок! Мне нужно, чтобы ты жил во имя меня. Живой мужчина лучше мертвого героя, это тебе любая женщина скажет. А еще я хочу сделать битву неравной для ассасинов. И разгромить их. Да так, чтобы они детям заказали обманывать франков. Понимаешь?
В делах стратегии Мелисанда понимала куда больше Гуго. Она знала, как ставить цели. И как добиваться их выполнения.
— Можно поступить, как поступают в таких случаях крестоносцы, — предложил Гуго.
— То есть?
— Предоставить выбор высшим силам. Помнишь легенды? Если рыцарь попадает в безвыходное положение, ему надо отпустить поводья. И конь, ведомый наитием свыше, привезет в нужное место.
— Но у нас нет коня.
— Можно его украсть. Или просто помолиться и спросить совета у первого встречного.
— Хм…
Эту идею Мелисанда сочла здравой.
Надо вспомнить, что тогда было за время: демоны искушали пустынников, ангелы с огненными мечами сражались за правое дело. Сторона, чье дело считалось правым, менялась в зависимости от хрониста, описывающего битву, но разве в том суть?
Не так давно Петр Варфоломей нашел в Антиохии Святое Копье. Когда в подлинности оружия усомнились, он решился на ордалию, и ему удалось выйти из пламени живым. А то, что он так недолго жил после испытания, объясняется недостаточной верой Варфоломея: усомнился провансалец. Дрогнул. Неудивительно, что огонь опалил его.
— Это хорошая мысль, — сказала принцесса. — Преклони же колени.
— Прямо сейчас?
— А чего ждать? — И, подавая пример, опустилась на землю. Сложив ладони лодочкой, принялась молиться.
Редкие прохожие шли мимо, не обращая внимания на коленопреклоненных юношу и девушку. В те времена, когда жизнь человеческая частенько висела на волоске, подобными сценами трудно было кого-то удивить.
— Аминь! — наконец произнес Гуго, поднимаясь.
— Аминь! — закончила молитву Мелисанда. Отряхнула платье. — Ну вот. Теперь осталось ждать первого встречного.
— Боюсь, что мы уже дождались…
По улице шел человек в черном халате. Несколько старых шрамов перекосили его лицо в разные стороны. Борода росла неравномерно — справа гуще, чем слева. За поясом торчали рукоятки кинжалов. Помня о приметной внешности Ахмеда, ассасины никогда не посылали его шпионить. Убивать или красть — сколько угодно. Но не шпионить.
— О Господи…
Как назло, ассасин шел прямо на них. Именно ему предстояло стать первым встречным.
— Слушай, Мелис, — оруженосец облизал пересохшие губы, — может, ну его?.. В смысле, пусть не считается. Дождемся другого кого-нибудь.
Выражение лица Мелисанды не предвещало ничего хорошего. С таким выражением она лупила подушкой Годьерну. И бросала вызов матери.
— Нет, милый Гуго. Или он, или о Божьей помощи придется забыть. Придется рисковать.
Гуго тяжело вздохнул. Переспорить Мелисанду еще никому не удавалось. Особенно когда у нее такое лицо. Принцесса же просто стояла и ждала. Спасти ее могло лишь чудо, а значит, чудо должно было произойти. Хоть кровь из носу.
Не сказать, что она была очень религиозна. Случалось, принцесса пропускала мессы, да и благочестивых коз, по любому поводу хватавшихся за молитвенник, не жаловала. Чересчур полагаться на Господа, взваливая на него все свои дела, казалось ей бесчестным. Своя-то голова на что?.. Но если уж приперло и молишь о чуде, надо принимать его, каким бы странным оно ни выглядело.
— Стой спокойно, — сквозь зубы прошипела Мелисанда. — Не трясись! Он смотрит.
— Но Мелис! Ваше Высочество!.. Он же бандит!
— Плевать. Он — посланец Иисуса Христа. — Внезапно юноша успокоился.
— Ладно. Ты выспросишь у него всё, что задумала, а я его зарежу. Идет?
— Хорошо, хорошо. Только стой прямо. И не лязгай зубами.
Ахмед Поджигай пребывал в печали. Он пренебрег приказаниями Габриэля и всё-таки отправился навестить своего приятеля, а приятель этот оказался хуже гиены и волка. Те десять дирхемов, которые Ахмед ему одолжил год назад, так и не удосужился вернуть!
И отчего так получается? Был человек, стал — свинья свиньей… А Пророк (мир ему и привет!) заповедовал мусульманам не касаться свиного мяса. Ахмед, конечно, нехорошего человека зарезал, но осадок на душе остался. Чтобы избавиться от душевных терзаний, Ахмед купил у уличного разносчика пирожков. Масло текло по пальцам, пачкая халат. Но что это по сравнению с предательством? О Аллах, сколько беспокойств приносят нам те, кого мы любим больше всего!
Юных франков Ахмед заметил не сразу, а когда заметил, обеспокоился. Что девушка в перепачканном до невозможности блио, что огневолосый юноша — оба смотрели волками. Аллах велик, отчего бы им так смотреть? Как будто он, Ахмед, деньги у них украл.
Ассасин занервничал. Совершенно не чувствуя вкуса, он сжевал еще один пирожок. Обычно люди избегали Ахмеда. Изуродованное шрамами лицо не располагало к разговорам. Случаи, когда кто-то искал с ним встречи, можно было пересчитать по пальцам одной руки, да и то побывавшей в лапах Мишеля Злого Творца.
Но вот же смотрят и смотрят.
Девушка что-то прошептала своему спутнику, и Ахмед заколебался. Ему захотелось повернуть назад. Чудовищным усилием воли он заставил себя продолжать путь.
— Господи, какой он страшный… — прошептала Мелисанда. — Смотри, Гуго, возлюбленный мой! Он подносит ко рту пирожок.
— Это тайный ассасинский знак, Ваше Высочество. Означает «не уберетесь с пути — проглочу, как этот хлебец».
— Ой мамочки!
Из дальнего переулка показался еще один прохожий. Высокий, худой, он шел, опираясь на длинный посох. Лицо его также не отличалось утонченностью, но с этим Гуго и Мелисанда могли смириться. В те времена мужчинам интеллигентной внешности жилось тяжело. Их обижали счастливые обладатели звериных рыл, подобные Ахмеду. Окажись он «посланником Господа», Мелисанда ничего не имела бы против. Но шансов на это было немного, великан отставал от Ахмеда на двадцать шагов.
А еще — он хромал на обе ноги.
С замиранием сердца следила Мелисанда за этим состязанием. Ассасин в черном ускорил шаг. Великан остановился и в задумчивости почесал затылок. Кажется, он собирался идти назад.
— Господи, прошу тебя! — Мелисанда судорожно сжала ладони. — Помоги, Господи!
Ахмед споткнулся и выронил пирожок. Пока он шарил в пыли, пытаясь его подобрать, выпали еще два. Рошан наконец сообразил, куда идти. Бодро и решительно он зашагал к принцессе и оруженосцу.
Вот он поравнялся с ассасином.
Обогнал его.
Ахмед отряхнул пирожок о рукав и двинулся вслед за Рошаном. Несколько мгновений они шли нога в ногу.
Затем Ахмед вырвался вперед.
Но триумф его длился недолго. Когда до франков оставалось четыре шага, он поскользнулся на козьих катышках и упал в грязь. Мелисанда бросилась навстречу гебру.
— Добрый человек, стойте! — приказала она. Рошан удивленно остановился:
— Уважаемая! Зачем за полу хватаешь? Что хочешь от меня?
— Мы… — принцесса запнулась, и Гуго пришел ей на помощь:
— Добрый незнакомец, у нас беда. Мы хотим спросить совета у первого встречного. Умоляю, не откажите!
Рошан оглянулся на Ахмеда:
— Первый встречный, говоришь? — В глазах его мелькнула лукавая искорка: — Ай, повезло вам! Ну рассказывайте.
— Дело в том, — вступила Мелисанда, — что нам угрожают ассасины. И нет средства, могущего помочь против них.
— Кто именно?
— Мы не знаем. Но верховодит ими человек по имени Габриэль.
Фаррох мысленно развел руками. В самый последний миг, когда он отчаялся отыскать следы Тени, пришла подсказка. Разве это не чудо?