Тень. Человек без лица (СИ)

Глава 20

Павел

Что заставило меня пойти на поводу у этой мелкой…, даже слово не подберу, кого… Но я сделал то, что сделал. Вывел её на поверхность. О чем сразу пожалел, как только услышал, что у нас тут: «Мило!». Ну, где вы видели милый морг? Может быть только у розовых единорогов, которые умирают и превращаются в радугу? Бля, но это не в нашей серой реальности и смурными людьми, которые заебаны проблемами и в состоянии вечного депрессняка.

Но тут Авроре опять повезло. Зашли мои подчиненные. Не мог же я при них обратно толкать её в сторону подвала, а потом вернуться без нее и объяснить отсутствие фразой: «Так будет лучше».

Время после обеда тянулось долго. Но спасибо Авроре, она и правда старалась не попадаться мне на глаза, что-то там делала рядом с Аркадичем. А Семен, как верный пес, таскался следом за ней. Главное, что радовало меня, на все его подкаты она не обращала внимание. Сотый раз ловлю себя на мысли, что меня это радует. Хотя какая мне разница, кто там пялится на ее ноги…, красивые и… ровные…, и… Уууууууу!!! Мозг, отзовись… Белка-белка, я барсук..., прием!

В начале пятого меня вызвал главврач, как он сказал, на пару минут. И вот я уже два часа сижу на совещании вместе с коллегами, и слушаю этот нескончаемый плач: о том, как тяжко жить главным врачам, что оборудования нет, финансирования нет, специалистов нет… Короче — жопа.

Расходимся в семь. Иду в свое отделение. Прохожу по коридору к общему залу, где проводят вскрытие и что вижу? Аврора сидит на подоконнике и курит… сучка. В руках у нее история болезни пациента, который лежит на столе. Она зачитывает в голос заключение лечащего врача, все диагнозы мертвого пациента и при этом затягивается сигаретой, щурясь от дыма, который попадает в глаза. Семен стоит возле трупа и ковыряется в нем, погрузившись чуть ли не по локти. Они по-свойски разговаривают, смеются и что-то обсуждают. Внутри поднимается буря! Черт возьми, мне неприятно, что ей без меня хорошо. У меня появились к Авроре, прямо-таки скажу, собственнические чувства. Я её спас, я её вылечил, я её кормил — это моя игрушка! Я, как взрослый мужик, задаюсь вопросом, что может это ревность? И что я могу ответить сам себе, если я не знаю, что такое любовь, что такое ревность, что такое преданность, и весь остальной спектр эмоций и чувств, которые свойственны обычному среднестатистическому человеку. Это не потому, что я такой бесчувственный, а потому, что меня никто не научил их испытывать. С кого мне было брать пример? С родителей алкашей?

Я стою так, что меня не видно, но эта парочка — как на ладони. Я не улавливаю смысла их разговора, потому что даю оценку себе, я внутри себя…, глубоко. Я не знаю, какая должна быть нормальная женщина. Я не знаю, как это быть любимым. У меня нет модели счастливой семьи.

Аврора делает затяжку и тушит сигарету. Спрыгивает с подоконника, подходит к столу, где лежат медицинские перчатки, специальный фартук, чтобы не забрызгаться кровью. Все это надевает на себя, подходит к столу с трупом и запускает туда руки.

Я знаю, я шизанутый и ебанутый, но вид сосредоточенной Авроры, которая достает органы из трупа и перекладывает их на специальный поднос, вызывает во мне непередаваемые ощущения. Сейчас передо мною профессионал. Она делает все четко, в правильной последовательности и быстро. И от ее манипуляций, я получаю эстетическое удовольствие.

Аврора достает почку, что-то рассказывает Семену, тут к ним присоединяется уже и Аркадич. Два мужика стоят чуть ли с нераскрытыми ртами и слушают Аврору, как студенты первокурсники. Она вертит в руках эту почку и показывает пальцем, скорее всего, на её повреждения или изменения.

Я как в прострации. Я не улавливаю сути, но я почему-то горд за нее. Мне приятно, что она такая…

Ну и что это со мной? Мой диагноз мне не ясен. Главное, чтобы не вскрытие его установило…

Сердце стучит гулко. Глубоко вздыхаю и делаю шаг. Меня заметили и обратили внимание.

— Павел Николаевич, — обращается ко мне Константин Аркадьевич, — да ваша родственница гений… А говорят, что в регионах плохое образование… Я, наверное, своего оболтуса тоже отправлю учиться в Магадан, раз там такой уровень подготовки. Прямо как у нас в университете Пирогова…, - и смотрит на меня.

— Да, Аркадич, если есть талант, то его не забить даже ПТУ-шным образованием… А если нет, то и восставший из могилы Пирогов не поможет, — надо перевести тему, закругляться и ехать домой. Придется и Аврору везти к себе домой. Но вот сейчас это решение, почему-то, не вызывает у меня внутреннего протеста. — Кто сегодня дежурит?

— Я, — отвечает Константин Аркадьевич.

— А кто из санитаров?

— Антон. Курит на улице, как всегда. Да и Семен изъявил желание подежурить. Да, Сеня? — На что Сеня только согласно кивнул. — Будем с тобой Семен повышать наш уровень профессионализма, до магаданского…

— Угу, — говорю им, — вы только не увлекайтесь с исследованиями и верните все органы трупу. — Поворачиваюсь к Авроре и говорю, — снимай с себя все это, мой руки и поехали.

Ее глаза широко распахиваются и на лице неподдельное удивление.

— Прямо — поехали?

— Ага, прямо на машине.

Она со скоростью ветра стаскивает с рук перчатки, фартук, мчится к раковине и моет руки. Блин, она даже руки моет, как будто сто лет в медицине.

— До свидания, — прощаясь говорит Аврора.

— До свидания, — хором отвечают они. Прямо клуб мальчиков-зайчиков. Что двадцать два, что пятьдесят два… в любом возрасте увидев достойную самку мужики распускают хвост как павлины.

Подталкиваю Аврору к выходу, пока она дружелюбно улыбается этим двум.

Вышли на улицу. Я иду чуть впереди и вижу, как Аврора неуверенно следует за мной. Дохожу до своей машины, поворачиваюсь и вижу, как она, подняв голову вверх, набирает воздух в легкие.

— Ты чего? — спрашиваю её.

— Как же здорово дышать полной грудью!

— А…, ну да, только если грудь размера четвертого, а с твоей двоечкой, так только — маленькие входи. А если ещё раз увижу, что ты куришь, возьму ремень и выпорю. — Резкий поворот головы в мою сторону. Сначала я вижу в её глазах огонь, который перерастает в панику и страх. И смотрит она не на меня, а за мою спину.