Теплая земля Колыма

Живая приманка

Снега навалило так много, что треснула опора под навесом, и мне пришлось, вооружившись лопатой, два дня сбрасывать с навесов образовавшиеся там сугробы. Тепло, тихо. Часам к одиннадцати солнце так нагревало крытую толем крышу, что можно было работать без рубашки. Неочищенным оставался навес у Снежного озера. Оленухи тоже не отказались бы прогуляться по тайге, да по всему видно, у них скоро появятся маленькие, и рисковать не хочется. Нужно только перед уходом на покосы нарастить загородку, вдруг то стадо вздумает еще раз заглянуть в Лиственничное. Возьмут да и уведут моих важенок.

Лишь рассвело, бросил важенкам пару охапок зеленки, проверил, надежно ли они закрыты, и отправился к Снежному. Сугробы не успели осесть после недавнего снегопада, и лыжи проваливаются чуть ли не до колен. Но все равно дорогу на покосы я люблю. Когда-то у Снежного озера было стойбище оленеводов. Неизвестно, сколько времени ждут хозяев поставленные шалашиком шесты-ярташки, на которые натягивали шкуры, шуршит под ногами россыпь рогов, темнеют давно потухшие кострища.

Солнце пригрело, размягчило наст, и лыжи идут враскат. За какой-то час добежал до первого покоса. Рядом с ним небольшая избушка. Можно остановиться в ней, но на свежем воздухе сейчас уютней, чем в темном промороженном насквозь зимовье. Отыскиваю неподалеку лежащую лиственницу и заворачиваю к ней. Прежде всего, очищаю ствол от лежащего валиком снега. На нем я расставлю посуду, разложу еду. Утапливаю рядом с валежиной площадку и развожу костер.

Уже заканчивал завтрак, когда гул мотора заполнил долину, и почти сейчас же показался вертолет. Он неторопливо плыл у самых вершин, сдувая с деревьев остатки снега. Несколько раз вертолет зависал, словно никак не мог облюбовать место для посадки, наконец, пролетев озеро, коротко рыкнул и опустился на покос.

Ставлю на валежину кружку с чаем, торопливо пристегиваю лыжи и со всех ног бегу туда. Покос в самой долине, тайга вокруг вырублена, и мне хорошо виден вертолет. Возле него какие-то люди. Вот один отделился и направился в мою сторону. Наверное, это Шурыга. Теперь можно не торопиться.

Взбираюсь на скат и уже вижу описывающие неторопливые круги вертолетные лопасти, как вдруг вертолет натужно взвыл, оделся клубами снежной пыли и, прижимаясь к долине, поплыл в сторону белеющих острыми пиками сопок. Какое-то время, словно не веря в случившееся, бегу за вертолетом, потом возвращаюсь к костру. Долго сижу на лиственнице, переживая событие, и, уложив рюкзак, иду к покосу. Только теперь замечаю, что моя лыжня тянется рядом с волчьим следом.

Хотя и не по пути, но все равно заворачиваю туда, где садился вертолет. Неподалеку темнеет высокое остожье, с которого вертолетные лопасти согнали весь снег. Из сплетения лиственничных жердей выглядывают клочья сена. Нужно будет собрать его для оленей.

Следы вокруг занесло поднятой вертолетом снежной крупой. Под нею угадывается алое пятно. Кажется, это кровь.

От этого места в сторону Снежного озера тянется олений след. Рядом с ним пятна крови. Скоро наткнулся на оленью лежку. Животное отдыхало, привалившись к припорошенной снегом валежине. На полусгнившем стволе застыли сгустки крови. Сверху они залеплены длинными ломкими шерстинками. Среди них желтым комочком выделяется личинка кожного овода.

Приседаю и острым сучком подгребаю находку к себе. Нет, это не личинка, а скорее, таблетка. Небольшая, чуть продолговатая, похожие есть и в моей аптечке.

Упаковал находку в газетный фунтик и хотел было положить в карман, но в последнюю минуту передумал и оставил на валежине.

…Оленя увидел совсем неожиданно. Завалился в лощину, откинул безрогую голову и застыл. На бедре и лопатке темнеют раны. Шерсть вокруг в крови.

Стою над оленем и не пойму, что с ним случилось? Ружьем такую рану не сделаешь. Здесь поработали ножом и выбирали самую мякоть. Снимаю рюкзак, лыжи и, пристроив их на гребне, выволакиваю оленя на чистое место. Еще раз осматриваю раны, затем переворачиваю животное на другой бок. С этой стороны еще три разреза. Придерживая одной рукой густую шерсть, расширяю лезвием рану и отворачиваю на сторону кусок шкуры вместе с приросшим к ним пластом мышц. Под ними уже знакомая мне желтоватая таблетка. Яд! Оленя нафаршировали ядом и пустили гулять по тайге. Это для волков. Осторожных зверей трудно убить из ружья или поймать в капкан. Обходят они и отравленные приманки. И не потому, что угадывают запах яда, а из-за оставленных охотниками следов.

Но ведь оленя могут найти росомахи, норки, соболи, горностаи. Да мало ли кто живет в тайге. Даже вот та, позванивающая на лиственнице, синичка не откажется поклевать оленины.

Что же с ним делать? Лучше бы закопать, но сейчас земля тверже камня. А если сжечь? Нет, слишком много работы. Можно просто выковырять таблетки и оставить все как есть. На таблетках делается защитная оболочка, и, пока она целая, яд не опасен. А вдруг одна из таблеток сработала, и олень погиб от нее? Тогда… Нет, придется сжигать. Поднимаюсь и иду к склонившейся неподалеку сухой лиственнице…