Террорист номер один

Заговорщики. Продолжение

29 апреля 1984 года. Балашиха. База подготовки спецназа КГБ СССР.

Филипп Денисович Бобков допил совсем остывший чай и вдруг весело подмигнул Дроздову.

— И мы обязательно поумнеем, Юра. Скоро. Когда нам не придется прятаться от своих же. А пока мы вынуждены прятаться, предложи вариант лучше, чем у Инопланетянина.

— Можно слить через Италию.

— Можно. Можно через Италию, через Англию и даже в самих США можно это слить. Только за этим будут слишком очевидно торчать наши уши, а это, как минимум, вдвое обесценит результат. Что мы хотим добиться? «Пакистан-гейта» для администрации Рейгана? Осуждения в ООН? Это два куска говна. В чем наш то интерес? Только ответь мне не как тридесятый человек в системе, который служит за медальку, а представь, что ты уже Царь.

— Представил. «Аптека, улица, фонарь…» На нем в петле качался Царь. Покорнейше благодарю за высокую честь.

— Ты меня понял, Юра. Царь, Государь Император, Верховный Правитель, или Председатель ГКО — это не важно, это просто название, это просто разные слова, а важна суть. Суть же всех этих слов — функция Трон. Представь себя этой функцией и прими решение.

Бобков говорил так серьезно, что что пробрало до самой печенки. Генерал Дроздов даже невольно поморщился.

— Мы так не договаривались, Филипп.

— Не договаривались, согласен. Мы эту тему всегда обходили. Я не слишком выйду за рамки пределов разумного, если заявлю, что договариваться о таком бессмысленно. Власть и правда от Бога, Власть — это Судьба. Нелегкая, часто незавидная, но это Судьба.

— И с чего ты взял, что это моя Судьба, а не твоя?

— Считай, что на меня снизошло озарение.

— Это уже далеко за рамками, Филипп. Давай конкретику.

— Конкретику не дам, но обосновать озарение попытаюсь. Только ты меня с мысли не сбивай. Договорились?

— Договорились.

— Начну с того, Юра, что положение у нас сейчас куда печальнее, чем было у Николая-Кровавого в семнадцатом. Не сомневайся, это уже не астрологический прогноз. Это я уже все сам раскопал. В Партии у руля давно карьеристы, уже морально готовые передать его откровенным предателям. Народ устал от войны, перестал верить, что враг — это враг. Нам перестал верить народ. Не помню точно, но, когда в феврале семнадцатого, присутствие солдат на богослужениях стало добровольным, на них продолжили ходить примерно десять процентов нижних чинов и всего четверть господ офицеров. Русская армия и тогда была лучшей в мире, я в этом абсолютно уверен. Она была потенциально способна решить все задачи той войны, а может и больше. Той армией не то, что Стамбул, ей можно было всю Османскую Империю покрыть, но не сложилось. Сила была, а Духа нет. Выдохся к тому времени Дух. Святой он был, или нет — вопрос открытый, но до того момента он нашу Державу как-то скреплял. Мало того, я считаю, что та идеология, которую мы поспешно списали в отжившее свое мракобесие, нашу Державу и создала. Это мое личное мнение, но сделало это наше казачество, которое по смыслу полностью соответствовали их крестоносцам, но по результату многократно их превзошло. Мы, по вполне понятным идеологическим причинам, объявили этот феномен несуществующим и пытаемся натянуть на глобус научный материализм, но как ты и сам заметил, это давно перестало получаться. Ситуация сейчас — точно, как в семнадцатом. Дух нашей идеологии выдохся, в него больше никто не верит. Государство — это довольно сложное устройство, но если его предельно упростить, то это плотина, сложенная из элиты и скрепленная идеологией. Плотиной, которая сдерживает воду. Пока она ее сдерживает — вода спокойно накапливается в водохранилище и послушно крутит турбину. Но как только прочности скрепы между камнями плотины перестает хватать — ее сносит не смотря на прочность отдельных камней. Я пока держусь в рамках разумного?

— Вполне, но пока слишком далеко от моего вопроса.

— Не спеши, дойдем и до него. Хороша ли была та скрепа, на которой Держава держалась и расширялась до самого Николая-Кровавого, судить не нам. Это далеко выйдет за рамки разумных пределов. Только смытую в семнадцатом плотину, мы восстановили только под Сталинградом, зимой сорок второго на сорок третий. Скрепляющая нас сейчас идеология родилась в Сталинграде. Именно в Сталинграде наш народ снова осознал свою мессианскую сущность, дальше было дело техники.

— Инопланетянская фразочка.

— И мысли во многом навеяны им, Юра. Я же говорю, что копал по заданным им направлениям. И ни разу не было желания свернуть, слишком уж жирные жилы всегда он указывал.

Генерал-майор Дроздов усмехнулся и тоже процитировал.

— «Нас все время губит излишняя жадность и злобность…»

— Помню, Юра. И в качестве «верховного жандарма», или «обергруппенфюрера», постоянно о ней вспоминаю, при первой же возможности, как «Отче наш», или «Апрельские тезисы». Но сейчас я тебе говорю не как «душитель свободы», а как ученый, изучающий эту «астрологию» уже четыре года. Так вот, именно в качестве ученого я тебе говорю — только ты сможешь стать тем камнем, который удержит нашу плотину от разрушения. Ты свой и для наших, и для вояк, при этом абсолютно чужой для нынешнего ЦК. Ты сможешь сказать — «Братья и сестры…» и «Вставай страна огромная!», а я нет. Вернее, смогу, но мне не поверят. Я из «жандармов» и ЦК КПСС. А ты у нас сейчас, даже если огласке придать минимум возможного — настоящий герой. Ричард Львиное Сердце. Святослав Хоробрый. Тебя признают вояки, добровольно признают. Нам самое главное — не допустить новой гражданской, а тихо-мирно начать строить новую плотину ниже по течению, постепенно спуская под нее воду. Постепенно, не взрывая старые плотины, наоборот, максимально усилив на них отряды контрдиверсионной борьбы. Воду, так, или иначе, спускать придется, но это должно будет произойти только тогда, когда мы сами примем такое решение. Сначала подготовимся, надежно построим, чтобы не допустить стихийного бедствия, как в семнадцатом, а потом начнем понемногу сливать, одновременно укрепляя плотины выше по течению. Пусть следующей стихии противостоит целый каскад. Мне нужно время, чтобы это построить, а защитить мою стройку сможешь только ты.

— Твою стройку?

— В том числе и мою. Можешь мне не поверить, но функция Трон для меня сейчас представляется чем-то, вроде «золотой клетки». А я хотел бы полетать, как Ворон. Понимаешь, Юра?

Начальник управления «С» ПГУ КГБ СССР, генерал-майор Дроздов вдруг поймал себя на мысли, что перебирает подаренные Инопланетянином четки. Четки как-то оказались в руке сами, совершенно неосознанно, но это почему-то совсем не вызвало раздражения, скорее даже развеселило.

— Как Ворон ты не сможешь, Филипп. Он по нашим меркам — натуральный псих.

— Это не он псих, а мы лицемеры. И мерки у нас дурацкие. В общем, озарение свое я тебе как мог обосновал. У нас с тобой большое преимущество. Мы можем действовать не в интересах текущего момента, а с учетом долгосрочной перспективы. Ты — трон. Прими решение, исходя из этих вводных.

Генерал Дроздов с минуту молча перебирал четки. «Прими решение, трон. Вот ведь сука, как нагло в цари вербует. В цари… Вербует…»

— Маловато вводных, Филипп. Какую ты собираешься строить плотину? Какой идеологией ее скрепить? Куда будем девать КПСС? Без этих данных, функция трон у меня не включается.

Бобков понимающе кивнул.

— Про пролетариев всех стран и построение коммунизма нам придется забыть. Выдохся дух строителей коммунизма. Не резко, не сразу, но придется. А идеологию нам придется принять такую, которая не будет отторгаться большинством людей на Земле. Но это опять таки не сразу, сначала нам предстоит разыграть патриотическую карту — «Отечество в опасности» и «Вставай Страна огромная». Сначала нам предстоит вернуть людям гордость за свою страну, привлечь на свою сторону пассионариев, а не карьеристов.

— Пассионариев?

— Это термин, Юра. Из «Этногенеза и этносферы» Льва Гумилева. Интересная теория и сам мужик — кремень. Четыре ареста, две «ходки», но не сломался, я его потом тебе обязательно представлю. А пассионарий — это значит человек, способный на нечто большее, чем просто выжить и оставить потомство. Это очень упрощенно, завтра я тебе пришлю экземпляр, почитаешь сам. Не со всем я там согласен, но кое-что очень понравилось, так что душевно рекомендую ознакомиться.

— Гумилев? Это который сын Ахматовой?

— Он самый.

— И где он теперь?

— До позапрошлого года работал в Эрмитаже, а сейчас у меня, на «объекте». Занимается поиском глобальной идеологии и путей плавного к ней перехода из нашего нынешнего состояния «нестояния». Но первый шаг уже определен — пробудить пассионарность и привлечь ее под свои знамена. Пассионарии — это как собаки для пастуха. Если их прогонять, то они обязательно одичают, собьются в стаю и порвут пастуха, защищающего свое стадо. Как порвали Николашку Кровавого. А КПСС сама разбежится, Юра. Как только выпустим декрет о том, что они больше не являются «руководящей и направляющей». Останется их от силы тысяч пятьдесят, ну, и уравняем их в правах с религиозными организациями, пусть проповедуют свою ахинею наравне с прочими мракобесами. Гнобить не будем — это не в интересах нашей новой глобальной идеологии. Она изначально задумывается как Ноев Ковчег, где каждой твари по паре. Мы не будем низвергать чужих богов, мы их поставим на довольствие и возьмем к себе на службу. Нам теперь нужна идеология, которая привлечет пассионариев всех стран. Пролетарии пролетели, пусть себе спокойно работают. Итак, товарищ Председатель ГКО, каково ваше решение? Как это слить с наибольшей пользой?

— Я еще не согласился, Филипп. Польза для нас теперь — это война?

— Война, Юра. Война всех со всеми, при нашем минимальном участии. И лучше всего — тайном. Хватит с нас идиотских лозунгов, осуждений и деклараций. Мы сели на раздачу и у нас в руках крапленая колода.

— Не у нас, Филипп, у Инопланетянина.

— Он за нас, Юра. Чем хочешь поклянусь. Решай!

— Если клянешься, то запускаем через Индию.

— Не проколешься? Если хоть тень подозрения падет на нас — это обесценит минимум половину эффекта.

— Не проколюсь. Мне нужно только маякнуть Инопланетянину о согласии. Он же сказал, что сам все устроит.

— Алиллуйя, как говорят мракобесы. Коньячком угостишь, Государь?