Террорист номер один

Аятолла Рухолла Мусави Хомейни

2 июля 1984 года. Город Кум, Иран.

Несмотря на то, что Аятолла Хомейни обладал по факту высшей властью в Исламской Республике Иран, жил он очень скромно. Дом его ничем не выделялся среди соседских, а внутри не было никакой роскоши. Разве что ковры хорошего качества, но по иранским меркам и они были довольно скромными. Такие мог себе позволить любой дукандор[43] в Куме.

Хомейни был уже стар и часто болел, поэтому свой дом теперь покидал только для совершения Джума-намаза[44]. Руководил страной он прямо из этой комнаты, в ней же и молился. Сегодня ему особенно нездоровилось, но услышав азан[45], он, скрипя суставами, прошёл на середину ковра и начал совершать аль иша[46].

Во время чтения четвёртого раката, Хомейни сделал ритуальный саджа[47], разогнулся, уже начав произносить слова Ташаххуда, поднял глаза на Киблу[48] и… Буквально оцепенел от неожиданности. У стены, прямо под Киблой кто-то сидел.

Человек. Чему-то улыбается. Как он мог здесь оказаться?

Не смотря на простоту быта, Аятолла Хомейни был одной из самых охраняемых персон планеты Земля. Весь квартал Кума, в котором находился его дом, был превращен практически в крепость, приготовленную к отражению даже массированного десанта. А этот тут сидит и улыбается. Молодой совсем.

— Шайтан!

Невольно вырвалось у Хомейни. Ночной гость хмыкнул, укоризненно покачал головой и перестал улыбаться.

— Ты разве к шайтану сейчас взывал, старик?

И действительно…

— Кто ты?

— Как видишь, человек. Моё земное имя Мохаммед Асхам.

Тот самый муджаддид[49], которого многие уже считают Махди[50]. Фигура, давно интересовавшая главу Ирана. Хомейни даже посылал своих людей в Бадахшан, но никто из них пока не вернулся.

— Как ты сюда проник?

Асхам снова улыбнулся.

— Аллах помог, разумеется. Азза ва-Джааль[51]. Завершай свой намаз, я подожду.

Издевается? Уселся под киблой и улыбается. Какой уж тут теперь намаз…

— Зачем ты пришёл ко мне?

— Ты ведь хотел меня увидеть. Иначе, зачем было посылать ко мне своих людей? Ты хотел, вот я и пришёл. Шайтан тут не при чём, шайтан давно растворился среди вас и живёт внутри каждого. Например, твой внутренний шайтан не так давно договаривался с «Большим Сатаной»[52] и получил от него помощь.

— Аллах допускает принятие Нусры[53] для благого дела.

Асхам понимающе кивнул.

— Допускает. Но благое ли это было дело — будешь доказывать ему сам. Я пришёл не для того, чтобы устраивать теологические дискуссии, а по делу.

— Я тебя слушаю, Мохаммед Асхам.

— Хорошо. Присядь поудобнее, не стой на коленях. Первое, что я хочу тебе сказать — ты слишком озабочен своей святостью. Это неплохо для простого дервиша, но непростительно для земного Владыки, которым тебя назначил Аллах, Азза ва-Джааль. Для Владыки, спасение своего народа, вверенного ему Аллахом, Азза ва-Джааль, гораздо важнее, чем спасение собственной души. Понял, старик?

— Думаю, что понял.

— Опять хорошо. Тогда слушай второе. Если тебе объявил войну тагут[54], ты обязан в ней победить во имя Аллаха, Азза ва-Джааль, и повергнуть поганого тагута. Любой ценой. А свой ахират[55] доверь шафаату[56], раз уж Аллах избрал тебя Правителем. Если согласен, то я готов оказать тебе помощь. Если продолжишь кривляться и корчить из себя святого — я этого не оценю и сочту тебя дураком, который не по праву занимает своё место.

— Ты меня убьёшь?

— Нет, конечно, ты хочешь для себя слишком много чести. Тебя убьют свои же. Причём убьют так, что твоя душа никогда не увидит Аллаха[57], Азза ва-Джааль. Впрочем, я почти уверен, что мы договоримся, я ведь и правда хочу тебе помочь.

— Чем ты мне можешь помочь, уважаемый Асхам?

— Всем, что понадобится для твоей победы, но ты для этого и сам должен постараться. Для начала, у меня есть шесть тысяч воинов Джихада. Настоящих воинов, а не тех декхан[58], что ты поставил под ружьё. Мои, по сравнению с ними, как волки с баранами, я их сам учил, а результат ты уже видишь в Бадахшане. Сейчас там затишье и я решил помочь тебе. «Невоюющая армия превращается в бесполезную бюрократическую организацию».

— Чьи это слова? Наполеона?

— Нет. Русского маршала Жукова, который брал Берлин.

Про Бадахшан и Асхама ходило множество слухов. В том числе самых невероятных.

— Ты за русских?

Ночной гость снова усмехнулся.

— Ты ведь уже понял, кто я. Я сам за себя, у меня свои интересы. Я и за русских, и за вас, против «Большого Сатаны». Вернее сказать — это вы за меня.

— Русские помогают тагуту Хуссейну.

— Скоро перестанут. Через восемь месяцев у них сменится власть и политические приоритеты. За это время, ты должен будешь подготовить настоящую армию, мои люди станут инструкторами и военными советниками. Организуй лагеря в районе Заболя, нам понадобится для обучения техника, будем использовать ту, что русские уже поставили в Афганистан.

— Что от меня потребуют русские за свою помощь?

— Это пока рано обсуждать. Ты ведь даже пока не представляешь себе — что это будет за помощь и чего ты благодаря ей добьёшься. Но могу тебя уверить, что ничего унижающего твоё достоинство они не потребуют, за этим я прослежу. Ещё вопросы есть?

— Когда я умру?

— Это от тебя зависит. Если будешь делать так, как я говорю, то гарантирую, что доживёшь до победы. Ты будешь принимать парад в Багдаде.

— Ты точно не шайтан?

Асхам опять усмехнулся.

— Точно не знаю, а ты? Ты сам то не шайтан? Минуту тебе на раздумья, старик. Мне уже пора….

За эту минуту в голове у Хомейни успели проскочить тысячи мыслей.

— Ещё один вопрос. Твои люди правоверные?

— Не сомневайся, они не меньше правоверные, чем ты. Только они, в отличие от тебя, приняли на себя лучший из ибадатов — Джихад. И поэтому, у них нет возможности по пять раз в день становиться раком на намаз. Воин просто не может жить по шариату просто потому, что он служит по уставу. Я жду твоего ответа, старик. Принимаешь ли ты мою помощь?

— Принимаю, уважаемый Асхам.

— Я рад, уважаемый Аятолла. Пошлите своего человека в Тегеран, отель Тахриш, пусть найдёт Алимджона-хаджи. Это мой названный брат и офицер связи. Пароль — «жаркое лето», отзыв — «скоро полегчает». Для меня была великая честь — познакомиться с вами. Очень бы хотелось, чтобы мне не пришлось вам мстить. До встречи после победы!

И человек под киблой словно истаял в воздухе. Губы Хомейни сами собой зашептали продолжение Ташаххуда. Аллах услышал его!