Тэтчер и тэтчеризм

3. Нет, премьер-министр!

Хотя промежуток времени, отделявший поражение консерваторов на всеобщих выборах в феврале 1974 г. от поражения Хита на выборах лидера, составил всего один год, по своей насыщенности событиями и их драматизму он мог бы сравниться с иными десятилетиями. Состояние, близкое к шоку, в котором оказалась партия и ее руководство, было вызвано не просто самим фактом поражения, но прежде всего глубокой дискредитацией партийной политики в глазах значительной части ее приверженцев, в том числе и наиболее правоверных. Не в малой степени этому способствовала и сложившаяся в стране общая экономическая конъюнктура. 1974 год оказался для страны особенно неудачным: на неурядицы внутреннего характера наложились проблемы разразившегося в этот период мирового энергетического кризиса. Составивший почти 20% рост цен, увеличение безработицы, спад производства и как следствие этого снижение жизненного уровня воспринималось населением не как "вина" только что пришедших к власти лейбористов, а как прямой результат деятельности их предшественников.

Одновременно стало усиливаться правоконсервативное поветрие, охватившее в отличие от периода конца 60-х - начала 70-х годов куда более широкие слои членов партии и избирателей. Согласно данным опросов, проведенных в апреле 1974 г., только 15% британцев выражали "большое доверие" к профсоюзам и их руководству. Еще ниже оказался кредит доверия к национализированным отраслям промышленности - всего 11%[55]. Весьма низкий уровень доверия был зафиксирован и по отношению к ряду основных государственных институтов: 27% в отношении парламента, 24 - органов местного управления, 29% - государственного аппарата. Лишь полиция и в меньшей степени армия сохраняли достаточно высокую репутацию, соответственно 68 и 42%. Налицо было не только разочарование в организациях и институтах, олицетворявших влияние левых сил (профсоюзы, предприятия госсектора), но и в системе политической власти как таковой.

При этом ни Пауэлл и его сторонники, ни "Клуб понедельника" и им подобные группировки не могли в силу своего экстремизма и отсутствия солидной политической платформы заполнить образовавшегося вакуума. К тому же к этому времени Пауэлл окончательно рассорился с руководством партии и фактически порвал с ней, заявив, что будет голосовать за лейбористов, поскольку именно они составляли тогда главную оппозицию участию Британии в ЕЭС. В скором времени он сблизился с ольстерскими юнионистами и был избран в парламент от одного из округов Северной Ирландии.

Примечательно, что в самые первые недели и месяцы после поражения правительства на выборах Тэтчер не подавала сколько-нибудь ощутимых признаков несогласия с Хитом и отстаиваемой им политической позицией. Возможно, что она просто выжидала, но скорее всего в тот момент она еще не почувствовала, что почва для серьезного и, главное, способного принести успех афронта уже созрела. Рисковать же без реальных шансов на успех было не в ее правилах. Однако в партийном руководстве нашелся человек, готовый пойти даже и на такой риск, и, поскольку он сыграл поистине незаменимую роль в политической биографии Тэтчер и в становлении тэтчеризма, нам не обойтись без того, чтобы не посвятить ему и его деятельности в этот период хотя бы несколько страниц.

Человек этот - член кабинета министров, а затем теневого кабинета - Кит Джозеф. В апреле 1974 г., т.е. спустя всего два месяца после выборов, им было заявлено, что, будучи уже около 20 лет членом консервативной партии, он осознал, что все это время он не был настоящим консерватором и что только теперь почувствовал себя "обращенным в истинно консервативную веру"[56]. В серии последовавших вскоре публичных выступлений он начал все более решительно отмежевываться от официальной линии партийного руководства и излагать существо своей "новой веры". В действительности же это было не столько провозглашение каких-то новых, неизвестных дотоле принципов и установок, сколько возвращение на позиции, которые он занимал в конце 60-х годов. В самом деле, будучи теневым министром торговли и промышленности в канун выборов 1970 г., К. Джозеф зарекомендовал себя в качестве одного из наиболее стойких приверженцев "свободного предпринимательства" и был даже обвинен тогдашним министром технологии Бенном в том, что он исповедует "викторианскую философию"[57]. Энтузиазм, с которым Джозеф ратовал за освобождение бизнеса из-под опеки государства и свободу конкуренции, был столь велик, что он настораживал даже ориентированного тогда на "тихую революцию" Хита и его ближайших коллег. Неудивительно, что, когда после победы на выборах 1970 г. встал вопрос о формировании правительства и кабинета, Хит назначил на пост министра торговли и промышленности не Джозефа, как это, казалось бы, следовало ему сделать исходя из распределения обязанностей в теневом кабинете, а совсем другого, более близкого к своим собственным взглядам деятеля. Как писала в связи с этим "Таймс", "для коллег К. Джозефа нет никакого сюрприза в его назначении на пост министра социальных услуг, поскольку своими выступлениями в начале года по вопросам промышленной политики он "действовал на нервы" некоторым из членов теневого кабинета, фактически поддерживая аргументацию Инока Пауэлла в пользу полной свободы предпринимательства ("laisser-fair industrial economy")[58].

Но если по своей направленности и идеологической заданности выступления и речи Джозефа после провозглашения им своего "диссидентства" практически не отличались от тех, которые он произносил в канун выборов 1970 г., то по тону и содержанию они были уже совершенно иными. С одной стороны, в них явно ощущалась претензия на идеологическое лидерство в партии, а с другой - содержащиеся в них конкретные положения и оценки подкреплялись ссылками на видных представителей неолиберальных экономических теорий, и прежде всего Фридмена и Хайека.

Первое время, почти вплоть до новых выборов, состоявшихся в октябре того же, 1974, года, острие критики Джозефа было направлено против пришедшего к власти лейбористского правительства, его политики в области налогообложения и государственных финансов, ценообразования, заработной платы. Тем не менее уже в речах, произнесенных летом 1974 г., содержалась негативная оценка социально-экономической политики, проводившейся всеми правительствами в течение последних трех десятилетий. "В течение последних 30 лет, - заявил он в своей речи 22 июня 1974 г.,- в наших попытках повысить уровень жизни мы перегрузили экономику. Мы переоценили возможности правительства делать все больше и больше для все большего и большего числа людей, перестроить экономику и даже общество в соответствии с неким образцом... В течение 30 лет мы пытались достичь социального мира, жертвуя экономической эффективностью. И в результате мы имеем худший из миров: неэффективность, слабую экономику и социальные неурядицы"[59].

Наибольший резонанс и в партии, и в стране в целом вызвала речь, произнесенная им 5 сентября 1974 г., фактически в ходе начавшейся предвыборной кампании. В отличие от других его выступлений она тщательно готовилась, с ее текстом был заранее ознакомлен теневой кабинет и лидер партии. Некоторые из членов теневого кабинета, прочитав речь, советовали отказаться от выступления, однако сам Хит не стал настаивать на этом.

Признав свою долю ответственности за проводившуюся в прошлом политику, он заявил, что поразивший страну недуг инфляции является делом рук правительств, их линии на вливание в экономику все новых и новых денег. Он также утверждал, что болезнь инфляции и порождаемое ею социальное напряжение не могут быть излечены с помощью политики доходов. Еще более решительно он осудил политику полной занятости, заявив, что выступает за "такой уровень полной занятости, который страна может выдержать" и что следует преодолеть "преследующий нас страх перед массовой безработицей"[60].

Правда, по форме все посылки и рассуждения были адресованы к министру финансов лейбористского правительства Денису Хили и подавались в виде полемики с ним. Однако по существу речь шла о всей послевоенной социал-реформистской стратегии, и не только стратегии, но и лежащих в ее основе кейнсианских концепциях. Обвинив приверженцев доктрины полной занятости, политики доходов и "дорогого" социального государства в догматическом толковании этих концепций, он призвал к переориентации на новую, монетаристскую экономическую теорию[61]. Переходя от экономики к политике, Джозеф заявил, что "мы нуждаемся в правительстве с крепкими нервами, способном выработать принципиальную политическую стратегию и реализовать ее на деле". А этого нельзя сделать, не отбросив двухпартийный, центристский подход[62].

Впоследствии биограф Джозефа Моррисон Холкроу отмечал, что речь в Престоне превратила монетаризм из академического вопроса в вопрос большой политики.

Главной же причиной сенсации, которую произвела эта речь, была отнюдь не ее монетаристская направленность, а тот политический заряд, который она в себе несла. Содержавшийся в ней неприкрытый выпад и против существа, и против стиля консервативной политики, олицетворявшийся Хитом, тут же сделал ее главным событием дня. Многие газеты напечатали полный текст речи, причем сделали это на самых видных местах. Правда, как не без сарказма заметил Пауэлл, "речь сэра Хита представляет собой достойную антологию многих речей по проблемам инфляции, произнесенных за последние годы"[63]. Однако "Таймс" в своей редакционной статье заметила, что, хотя кампания, которую начал Джозеф, уже напоминает ту, которая ассоциировалась некогда с именем Инока Пауэлла, анализ Джозефа представляется более глубоким и аргументированным"[64]. Одобрительных комментариев удостоился Джозеф и со стороны ряда других печатных органов консервативного спектра, а также бывшего управляющего Банком Англии, поддержавшего основные идеи речи.

Отметим, что ряд близких Хиту деятелей тут же выступили в защиту проводимой им политики. Уже упоминавшейся выше член теневого кабинета Питер Уокер, например, предостерег против "простых лозунгов" и "простых решений", ведущих к отказу от социальной ответственности и способных превратить партию тори в секту, лишенную массовой поддержки[65]. Столь же критически отозвался о речи Джозефа и один из наиболее видных деятелей старой гвардии тори Реджинальд Модлинг[66]. Правда, в преддверии выборов руководство партии сделало все, чтобы не допустить развязывания острой полемики вокруг поднятых в речи вопросов и тем более содержавшихся в ней политических выводов и оценок. Хит же вообще предпочел "не заметить" выпадов Джозефа и публично никак на них не отреагировал. Какое-то время казалось, что эта тактика срабатывает, поскольку вплоть до выборов Джозеф выступал лишь как одиночка и по крайней мере никто из членов кабинета открыто с ним не солидаризировался.

Это относилось и к Маргарет Тэтчер, занимавшей тогда пост теневого министра по вопросам окружающей среды, ответственного за сферу социальных услуг и местное самоуправление. В отличие от Джозефа она вплоть до выборов в октябре 1974 г. предпочитала не выступать в качестве оппонента Хита, хотя определенные шаги к сближению с Джозефом она и предприняла.

Главным из этих шагов было участие в созданном Джозефом летом 1974 г. Центре политических исследований. Идея формирования центра принадлежала самому Джозефу, он же взял на себя и основные заботы по его организации. Тем не менее, уже с самого начала, т.е. с июня 1974 г., Тэтчер стала не только активным участником центра, но и вторым после Джозефа лицом в руководстве, т.е. сопредседателем. Поскольку о деятельности центра речь пойдет в основном в следующей главе, здесь целесообразно остановиться на обстоятельствах его создания, тем более что они как нельзя более наглядно характеризуют тогдашнюю ситуацию в партийных верхах и имеют прямое отношение к предыстории тэтчеризма.

Как было официально объявлено, задачей Центра политических исследований является "выяснить более глубоко методы, с помощью которых можно поднять уровень и качество жизни, а также свободу выбора британских граждан с особым акцентом на политику социального рынка". Было также выражено намерение не выходить непосредственно на политику, а изучать основу, на которой она базируется. Из этого можно было заключить, что центр не станет дублировать деятельность Исследовательского отдела партии, который занят выработкой документов и позиций политического характера. Больше того, из беседы Джозефа с Хитом, в ходе которой последний в конце концов согласился на создание центра, у некоторых членов теневого кабинета создалось впечатление, что центр ограничится изучением зарубежного опыта в сфере экономики. Как утверждают некоторые исследователи, этим, возможно, объясняются последующие заявления Хита о том, что центр был создан без его ведома[67]. И это при том, что именно Хит назначил одного из своих экономических советников Адама Ридли в состав руководящего комитета центра.

Усилиями Джозефа, имевшего связи в мире большого бизнеса, были найдены богатые спонсоры, на средства которых был укомплектован сравнительно небольшой, но действовавший весьма энергично и эффективно штат сотрудников, арендован довольно уютный особняк на одной из тихих, респектабельных улиц Лондона. По сути дела с самого начала центр превратился в своего рода мозговой центр неоконсервативной политики, каковым он и был, вне всякого сомнения, с самого начала задуман. Одним из главных его организаторов стал "директор по исследованиям" Альфред Шерман, имевший немалые связи в кругах правоконсервативных экономистов, бизнесменов и журналистов. Примечательно, что текст упоминавшейся престонской речи Джозефа был подготовлен, по свидетельству его биографа, в тесном сотрудничестве с Шерманом[68].

Что же до Тэтчер, то ее участие в деятельности центра вплоть до октябрьских выборов 1974 г. ограничивалось в основном организационной стороной дела. Скорее всего, ее позицию этого периода можно было бы определить как позицию человека, оказавшегося перед выбором, но еще окончательно не решившего, каким же из двух путей следует идти. Оставаясь, по крайней мере чисто внешне, лояльным теневым министром, она в то же время ангажировалась в деятельность, которая по логике вещей толкала ее на неизведанный и полный неожиданностей путь оппозиционера.

Выход из такого состояния был резко ускорен внеочередными парламентскими выборами, проведенными по решению лейбористского правительства в октябре 1974 г. Причиной, побудившей лейбористов принять такое решение, явилось отсутствие у них абсолютного перевеса голосов в палате общин (в феврале они получили 297 мест из 635), необходимого для претворения в жизнь законодательной программы. Октябрьские выборы стали еще одним, и как вскоре обнаружилось, фатальным ударом для Хита и его сторонников. Доля полученных партий голосов еще более снизилась и составила всего 36,7% (против 38,8% в феврале). Число же мест в парламенте уменьшилось с 297 до 277. Правда, и успехи лейбористов оказались весьма и весьма скромными. Получив 40% всех голосов, они смогли достичь абсолютного перевеса всего в четыре мандата, и это поставило их вскоре в довольно трудное положение.

Новый, еще более глубокий шок, в который повергли партию октябрьские выборы, уже не мог пройти для ее руководства, и прежде всего для самого Хита, без серьезных осложнений. Теперь он уже стал лидером, при котором партия трижды терпела поражение (первое из них случилось в 1966 г., спустя всего год после его избрания на пост лидера). Особенно недовольны были заднескамеечники, т.е. рядовые парламентарии, значительная часть которых лишилась в результате последних двух выборов своих мандатов.

Уже после поражения тори на февральских выборах 1974 г. в партии и парламентской фракции стали раздаваться голоса с требованием отставки Э. Хита или, по крайней мере, подтверждения его мандата на лидерство партии. Отличающийся своими крайне правыми взглядами журнал "Спектеатор", например, писал 9 марта, что в лице Хита тори имеет лидера, который "потратил 9 лет лишь на то, чтобы угробить партию". Согласно некоторым источникам около 100 заднескамеечников заявили своим парламентским организаторам ("кнутам"), что они не смогут выиграть следующих выборов, имея в качестве своего лидера Э. Хита. Причем некоторые из них прямо требовали назначить выборы лидера. По совету крупнейшего авторитета в области права лорда Хэлшема Хит не реагировал на эти требования, давая понять, что не намерен уступать[69].

Неудивительно, что почти сразу же после выборов среди парламентариев стали раздаваться все более громкие и решительные голоса, требовавшие отставки Хита и избрания нового лидера. При этом большинство наблюдателей было убеждено в том, что если замена лидера произойдет, то новым лидером почти наверняка станет кто-то из самых близких к Хиту деятелей, скорее всего Уильям Уайтлоу. Хит, однако, очень долго пытался спустить недовольство на тормозах, отказываясь соглашаться на проведение выборов.

Вполне возможно, что его тактика и увенчалась бы успехом, если бы в противоборство с ним не вступил влиятельный Комитет 1922 года, представляющий интересы заднескамеечников. Комитет этот был создан в 1922 г. (отсюда и его название), когда, протестуя против продолжения созданной во время первой мировой войны коалиции с либералами, рядовые парламентарии организованно выступили против тогдашнего лидера партии Остина Чемберлена и добились его отставки.

Уже спустя несколько дней после провала партии на выборах комитет поставил вопрос о том, чтобы добиваться отставки Хита, и даже обсуждал вопрос о его возможном преемнике. Называлось и имя К. Джозефа, хотя и не в числе самых первых. Имя Тэтчер также было названо, но она не рассматривалась в качестве серьезного претендента[70]. Хит, тем не менее, продолжал упорствовать и под различными предлогами отказывался назначать перевыборы. И лишь после того, как комитет в ходе двух подряд своих заседаний единодушно проголосовал за проведение выборов, ему пришлось уступить.

Но еще до того, как было принято это решение, в кругах оформлявшейся антихитовской оппозиции началась интенсивная подготовка к предстоящей схватке. И хотя К. Джозеф впоследствии отрицал, что не помышлял всерьез о борьбе за пост лидера, именно он оказался в фокусе этой оппозиции и именно он возглавил ее. Казалось бы, само время работало на него, тем более что никто из наиболее перспективных кандидатов не хотел брать на себя роль "ниспровергателя" Хита и ставить подножку лидеру в столь критический для него момент. Положение мгновенно могло бы измениться, если бы Хит вдруг заявил о своей отставке и освободил их, таким образом, от "бремени лояльности". Было очевидно, что он этого делать не собирается и прочно рассчитывает на свое новое переизбрание. Разумеется, такая сплоченность окружения Хита была лишь на руку сторонникам его смещения, поскольку она выводила из игры наиболее авторитетных политических деятелей.

Но в тот самый момент, когда Джозеф вознамерился сделать очередной и, может быть, даже решающий шаг в становившемся все более острым противоборстве, произошла осечка, тут же изменившая всю ситуацию. В произнесенной им 19 октября в Бирмингеме речи, которая, кстати, как и престонская, была заранее разослана в крупнейшие газеты, он, выйдя за рамки своих обычных сюжетов, начал рассуждать о качестве жизни, общественной морали, об "интеллектуальной и моральной смелости", необходимых для оздоровления общества. Одним из путей такого оздоровления он назвал "хорошо организованный контроль над рождаемостью", который, как он утверждал, эффективнее у представителей средних классов, чем у бедных семей. Такие семьи, утверждал он, оказываются чрезмерно большими и неспособными воспроизводить качественную "человеческую породу", в результате чего нация оказывается перед угрозой "дегенерации"[71]. Дабы отвести угрозу рождения "проблемных детей", матери которых отличаются "низким интеллектом и образованностью", Джозеф призвал отбросить моральную оппозицию расширению контроля над рождаемостью для тех, от кого исходит эта угроза.

Как выяснилось позднее, советники Джозефа из Центра политических исследований предлагали смягчить эту часть речи, написанную им самим, и в частности снять из нее выражения типа "человеческая порода". Джозефу, однако, так понравились эти броские словечки, что он решил пренебречь советами. Разразился большой скандал, на Джозефа обрушился шквал обвинений со стороны левой и либеральной прессы, служителей церкви, ряда политических деятелей. Некоторые из комментаторов приписали ему намерение едва ли не принудительной "кастрации", приравнивали высказанные им идеи к нацистским и т.д.

Попытки Джозефа опровергнуть обвинения только подливали масла в огонь, и в конце концов ему пришлось смириться с тем, что дело уже не поправить и нужно, пока не поздно, выходить из игры[72].

Это его решение, о котором он в первую очередь поставил в известность Маргарет Тэтчер, положило начало новой и, пожалуй, самой драматической фазе в борьбе за власть в партии. Судя по всему, для Тэтчер это решение не было большой неожиданностью и она, возможно, заранее обдумала свое поведение в изменившейся ситуации. Во всяком случае, ее реакция на сообщение Джозефа о том, что он выходит из борьбы за пост лидера, была мгновенной. "Если вы не выставляете своей кандидатуры, - заявила она ему, - тогда это сделаю я"[73]. Приводящий эти ее слова биограф Джозефа цитирует и другую ее фразу, произнесенную чуть позже: "Я видела, как они сломали Кита. Но меня они не сломают"[74].

Сам же Джозеф, вспоминая весь этот эпизод, объяснял решение не выставлять свою кандидатуру не тем, что у него оказалась более "тонкая кожа", но прежде всего отсутствием необходимого политического инстинкта, которым, по его словам, Тэтчер обладает в избытке и вследствие чего она "никогда не отступает"[75].

Решив попытать счастья и вступить в противоборство с Хитом, Тэтчер первым делом отправилась к нему самому с тем, чтобы лично известить его о своем решении. Встреча длилась всего полторы минуты и была, по словам осведомленных людей, верхом холодности. Хит отрешенно выслушал сообщение и отпустил ее, никак не прореагировав[76]. Тэтчер, конечно, могла бы и не делать этого, однако сочла, что сказать "Нет, премьер-министр" она должна ему сама. (Заметим, что обращение к бывшему главе правительства как к "премьер-министру" является правилом политического этикета и строго соблюдается.)

Судя по всему, на фоне других неприятностей визит Тэтчер показался Хиту не более чем досадной мелочью. Ибо и он, и большинство его ближайших коллег не считали Тэтчер сколько-нибудь серьезным претендентом. Однако пройдет совсем немного времени и он осознает, что именно этот момент, когда "Да, премьер-министр!" внезапно сменилось на "Нет, премьер-министр!", знаменовал и скорый поворот в его собственной политической карьере, и куда более важный поворот в жизни партии и страны.

Решительность, с какой Тэтчер пошла на столь рискованный для нее шаг, будет не совсем понятной, если не принять во внимание ее деятельность в течение тех полутора месяцев, которые прошли после октябрьских выборов 1974 г. Ибо именно за этот короткий период ей удалось продемонстрировать и перед парламентариями, и перед всей страной, сколь высокого класса политиком она уже стала. И помог ей в этом не кто иной, как сам ее будущий соперник Хит. Ибо именно он, как уже упоминалось, назначил ее после провала на выборах одним из двух теневых министров, ответственных за политику партии в области финансов. Правда, главный пост теневого министра финансов он предоставил одному из своих ближайших сторонников Роберту Карру, Тэтчер же поручил роль "второго министра" в ранге члена теневого кабинета. Сделать это он был вынужден отчасти потому, что Карр, будучи профессиональным финансистом, вовсе не был профессиональным политиком и поднаторевшим в острых дебатах парламентарием. Тэтчер же, как рассудил Хит, способна будет подстраховать его в этой роли и тем самым обеспечить надлежащий баланс в дебатах с лейбористскими министрами.

Таким образом, Тэтчер была предоставлена возможность показать себя в роли оратора по ключевым вопросам экономического развития страны, что как нельзя более ее устраивало.

В ноябре только что переизбранное лейбористское правительство и его министр финансов Денис Хили выступили с осенним бюджетом, в котором в общем и целом не предлагалось ничего экстраординарного. После достаточно рутинных выступлений Хита и Карра наступила очередь Тэтчер, которой вроде бы и мало что оставалось сказать. Однако уже начало речи показало, что только теперь начинается главное. Свободно оперируя финансовой статистикой и используя накопившиеся за годы юридической практики профессиональные знания в области налогообложения, Тэтчер выступила как достойный оппонент Хили - одного из самых опытных канцлеров казначейства и острого на язык парламентария. Явно симпатизировавший Тэтчер ее биограф Рассел Льюис настолько высоко оценивал эту ее речь и весь тот эпизод, что посвятил ему целую главу своей книги. Подробно изложив содержание речи Тэтчер, он заключил: "Это был триумф. Стрелы остроумия, мастерская риторика и аргументация, свободное оперирование деталями, профессиональная компетентность, убийственные замечания и вопросы - все это спрессованное вместе вселило в сердца тори воодушевление, которого они не знали уже давно".

Несмотря на откровенно апологетический тон этого пассажа, он достаточно точно отражает реакцию значительной части заднескамеечников - консерваторов и консервативно настроенной прессы. О ней заговорили как о перспективном политике, ее имя стало называться среди имен возможных претендентов на пост лидера. Увереннее почувствовала себя и она сама. Во всяком случае, именно после этого выступления в парламенте она выдвинула свою кандидатуру, и, хотя этот шаг был воспринят большинством наблюдателей со значительной долей скептицизма (ее шансы оценивались специалистами как 1 : 50), он уже не вызвал удивления или недоумения. Между тем всего менее чем за полгода до этого на вопрос о том, как она представляет свою будущую политическую карьеру и не мыслит ли она себя премьер-министром, Тэтчер ответила, что "пройдут годы, прежде чем женщина возглавит партию или станет премьер-министром. Я не предвижу, что это случится в мое время"[77].

Под давлением все того же Комитета 1922 г. Хиту пришлось назначить комиссию для выработки новых правил выборов лидера (старые, разработанные в 1965 г., предусматривали возможность выборов лишь в случае отставки лидера, Хит же явно не хотел уходить сам). Главой комиссии Хит назначил лорда Хьюма, которого он сам сменил в 1965 г. на посту лидера. Комиссия работала быстро и уже в середине декабря 1974 г. представила свои рекомендации. В соответствии с ними отныне выборы или, точнее, перевыборы лидера могли проходить ежегодно, в течение 28 дней после начала новой сессии парламента (т.е. где-то в ноябре-декабре) или же в течение 3-6 месяцев после начала работы нового состава парламента. В данном конкретном случае выборы должны были состояться в промежутке с января по апрель 1975 г. Как и прежде, в них могли участвовать только члены парламента. Для победы в первом туре претенденту требовалось набрать абсолютное большинство голосов и иметь не менее чем на 15% больше голосов, чем его ближайший соперник. Это означало, что для сохранения поста лидера Хиту следует получить поддержку не менее 140 парламентариев из 278 и выйти с отрывом от следующего за ним претендента как минимум на 42 голоса. В случае, если первый тур не выявит победителя, через два дня должен состояться второй тур, причем допускалось участие новых претендентов. На этот раз для победы достаточно было набрать более половины голосов, т.е. те же 140, независимо от результатов других претендентов. В случае же, если и второй тур не выявит победителя, проводится последний, третий тур, для участия в котором остаются три претендента. Поскольку, однако, каждый голосующий в этом случае должен указать, кого из них он предпочитает в первую, а кого - во вторую очередь, в процессе сложного подсчета выявляется победитель.

Правило, согласно которому предоставлялась возможность выдвижения новых кандидатур во втором туре, было почти тут же названо "хартией для трусов". Смысл его состоял в том, чтобы в случае провала лидера в первом туре дать возможность деятелям, непожелавшим подрывать его шансы на победу, вступить в борьбу в момент, когда его судьба уже решена.

В середине января парламентская фракция одобрила разработанные комиссией правила, после чего с ними согласился и Хит. Почти тут же была утверждена и дата начала выборов - 4 февраля 1975 г.

После того как Джозеф сошел с дистанции, основным претендентом, правда еще не выставившим своей кандидатуры, считался председатель Комитета 1922 г. Эдвард Ду Канн, многоопытный и способный политик, пользовавшийся большим авторитетом в партии и парламенте. Однако в середине января, когда до выборов уже оставалось около двух недель, он объявил, что не будет их участником. С этого момента Тэтчер становится, по крайней мере в первом туре, соперником номер один, и это давало ей уже вполне реальные шансы.

Почти перед самыми выборами, в последней декаде января, ей довелось уже напрямую столкнуться в парламенте с Хили, и эта схватка еще больше подняла ее в глазах парламентариев. Обрушившись на обсуждавшийся в этот момент билль о налоге на трансфертные операции, она попыталась доказать, что этот столь малопонятный для рядовых граждан налог будет иметь негативные последствия для мелкого бизнеса и для всех, кто связан с ним. Ей удалось вырвать у Хили сравнительно небольшую уступку, однако на следующий день он попытался взять реванш, заявив, что вчерашняя речь Тэтчер лишь свидетельствует о том, что ее партия - это "партия немногих богатых". Саму же Тэтчер он назвал "Пасионарией привилегий"[78].

Выпад Хили, сравнившего ее с известной испанской коммунисткой Долорес Ибаррури, прославившейся своими страстными речами в годы гражданской войны 30-х годов и получившей тогда второе имя - Пасионария, задевал Тэтчер не столько самим этим сравнением, сколько тем, что отказывал ей в праве считать себя представительницей рядовых граждан. Всегда гордившаяся своим происхождением из "низов" и не устававшая утверждать, что выступает как защитница их интересов, Тэтчер, естественно, не могла стерпеть нанесенной ей обиды, тем более что нарушивший неписанные правила джентльменского поведения Хили дал ей прекрасную возможность отплатить той же монетой и не стесняться в выражениях. "Некоторые канцлеры казначейства, - заявила она, - сильны в микроэкономике, некоторые сильны в области фиска. Но этот - просто профан. Когда он поднялся, чтобы произнести речь вчера, мы на этой стороне Палаты (т.е. на скамьях консервативной оппозиции. -Авт.) были удивлены, как кто-то может стать канцлером казначейства и выступать от имени правительства, так мало зная о существующем налогообложении и о предложениях, которые делаются в парламенте. Он мог бы по крайней мере уяснить, каков практический эффект предлагаемых мер... поскольку они затрагивают каждого, и в том числе тех, которые, как и я, родились, не имея ровно никаких привилегий"[79].

На многих консерваторов, которым наскучили взвешенные речи Хита и его коллег, атакующий стиль Тэтчер, ее полный сарказма и настоящей злости порыв произвели столь сильное впечатление, что ее ставки в противоборстве с Хитом тут же подскочили вверх. Печать, особенно консервативная, стала всерьез писать о ней как о возможном новом лидере партии. И поскольку кампания уже вступила в свою заключительную стадию, обе стороны пытались использовать все имеющиеся у них козыри.

Помимо усилий самой Тэтчер по поднятию собственного имиджа исключительно важную роль сыграла кампания по вербовке сторонников, которую возглавил многоопытный парламентарий Эйри Нив. Будучи ярым противником Хита, он уже сразу после выборов начал среди заднескамеечников вербовку тех, кто мог бы выступить на стороне возможного претендента. Поскольку таковым долгое время считался сначала Джозеф, а затем Ду Канн, Нив действовал фактически как организатор их кампании. Однако как только Ду Канн заявил о своем неучастии в выборах, Нив тут же предложил свои услуги Тэтчер, а "завербованные" им парламентарии почти автоматически превратились в ее сторонников. Хотя основная работа велась за кулисами, на поверхности тоже кое-что происходило. Сторонники Хита, которых всерьез начал тревожить укрепившийся имидж Тэтчер, заметно усилили свою контрпропаганду. Главным их аргументом было то, что она сможет апеллировать лишь к узкому слою избирателей, относящихся преимущественно к среднему классу. Отвечая своим критикам, Тэтчер, напротив, утверждала, что пропагандируемые ею "средне классовые" ценности получают все более широкое распространение среди всех слоев общества и потому именно ее подход является наиболее многообещающим. Публичную поддержку Тэтчер оказывал, естественно, Джозеф, а также близкие к Центру политических исследований журналисты.

В своей последней перед выборами речи, произнесенной среди избирателей ее округа Финчли, она обещала более последовательно защищать такие ценности консерватизма, как приверженность к свободе, ограниченная роль государства, право на успех, основанный на усердной работе, свободу выбора, частную собственность "право трудиться без угнетения со стороны предпринимателя и профсоюзного босса". Но мосты, соединявшие ее с "теневым правительством" Хита, сожжены не были, и критика в его адрес носила сугубо общий, неконкретный характер, т.е. на случай своего поражения она явно рассчитывала остаться на передних скамьях парламента, будь то в роли теневого или же реального министра.

Иначе говоря, даже сказав "Нет, премьер-министр!", она не порвала окончательно с двойственностью, которая была характерна для нее после февральских выборов 1974 г. Констатация этого факта важна здесь не только сама по себе, но еще и потому, что она позволяет лучше понять, какого же рода выбор предстояло сделать парламентариям тори. Хотя вряд ли кто из них сомневался, что по своим политическим позициям она правее Хита, в момент выборов она еще не олицетворяла собой политический курс, принципиально отличный от проводимого Хитом и его окружением.

Приближался день выборов, и оба лагеря, естественно, стремились заручиться как можно более широкой поддержкой. Хит и его сторонники были настолько уверены в успехе, что явно недооценили всей важности "обработки" каждого потенциального сторонника. Как выяснилось позднее, этот их оптимизм отчасти базировался на том, что примерно 40 заднескамеечников, намеревавшихся поддержать Тэтчер, тем не менее, заверили организаторов кампании Хита, что будут голосовать за него. Некоторые сделали это ради "шутки", другие же - чтобы избежать возможных неприятностей в будущем.

Иное дело - организаторы кампании Тэтчер. Резонно полагая, что чашу весов может переломить даже один-единственный голос, они сделали ставку на привлечение на свою сторону, прежде всего всех тех, кого они считали колеблющимися и число которых составляло, по их оценкам, около 100 человек. Эти последние, стремясь сбросить Хита, в то же время не были готовы отдать голоса за Тэтчер, поскольку их гораздо больше устраивал кандидат из ближайшего окружения Хита - Уайтлоу, Прайор или кто-либо еще. В этой ситуации Нив решил, что, демонстрируя растущую поддержку Тэтчер среди парламентариев, можно насторожить этих людей и потому такая демонстрация скорее окажется контрпродуктивной. Поэтому в самый канун выборов он и его люди всем своим поведением и ответами на вопросы постарались создать впечатление, будто с большой тревогой и беспокойством ожидают результатов голосования. Судя по всему, этот трюк удался, ибо результаты первого тура разительно разошлись буквально со всеми прогнозами. Тэтчер не просто опередила Хита, но и опередила весьма существенно. За нее проголосовало 130 парламентариев, Хит же набрал всего 119. Третий кандидат, Хью Фрезер, известный своими правыми взглядами и считавшийся противником участия женщин в большой политике, собрал всего 16 голосов. О том, насколько ошиблись даже самые осведомленные люди, говорит тот факт, что помощники Хита рассчитывали на получение им от 138 до 144 голосов, а организаторы кампании Тэтчер-на примерно равный с Хитом результат (122 и 127), который потребует проведения второго тура[80].

Сразу же после объявления результатов выборов Хит объявил о своей отставке с поста лидера. Тэтчер же предстояло сразиться с новыми претендентами. Как и ожидалось, Хитом и его сторонниками была сделана ставка на кандидатуре Уильяма Уайтлоу, который в тот период занимал пост председателя консервативной партии и считался одним из самых опытных и авторитетных государственных деятелей. В заявлении о выдвижении своей кандидатуры Уайтлоу сделал акцент на том, что в случае победы будет содействовать объединению партии. Возможно, при других обстоятельствах этот довод и произвел бы впечатление, однако в момент выборов Тэтчер, благодаря ее взвешенным выступлениям, не воспринималась большинством парламентариев как деятель, который хочет или может расколоть партию.

Весьма характерно, что одним из наиболее активных сторонников Тэтчер во втором туре выступал Норман Джон Стивас - младший министр в министерстве образования в бытность Тэтчер во главе этого министерства. Его поддержка была особенно важна для Тэтчер, поскольку он был авторитетной фигурой для центра партии, в поддержке которого она особенно нуждалась. Оказывая столь серьезную услугу Тэтчер, Джон Стивас вряд ли мог предположить, как круто повернет Тэтчер вправо сразу же после того, как займет пост лидера. Еще менее мог он предугадать, что окажется первым из деятелей, изгнанных Тэтчер из кабинета министров спустя немногим более года после выборов 1979 г. В свете сказанного становится понятным, почему в ходе выборов сработал не инстинкт "сплочения", а совершенно другая логика - логика награды за смелость" и наказания за отсутствие таковой. Тезис о сплочении не сработал отчасти и потому, что Уайтлоу оказался не единственным кандидатом из команды Хита. В паре с ним выступил другой сторонник последнего, Джеймс Прайор. Свои кандидатуры выставили также бывшие министры Джеффри Хау и Джон Престон, стремившиеся, судя по всему, заявить о себе как о политиках, претендующих на занятие более видных мест в консервативной иерархии.

Помимо отмеченных обстоятельств шансы Тэтчер существенно укреплял тот факт, что в ее пользу решительно высказалась влиятельная ежедневная консервативная газета "Дейли телеграф" и, что еще важнее, большинство активистов местных партийных организаций. Согласно проведенному в самый канун второго тура опроса в них, двое из трех опрошенных высказались в поддержку Тэтчер[81]. Между тем в канун первого тура их симпатии явно были на стороне Хита[82], что, однако, было скорее выражением привычной лояльности по отношению к лидеру, а не симпатией к нему лично.

Результаты второго тура были следующими: Тэтчер получила 146 голосов - на шесть больше, чем требовалось для победы. За Уайтлоу было подано 79 голосов, Прайор и Хау получили по 19 и Престон - 11 голосов.

Победе Тэтчер, вне всякого сомнения, серьезнейшим образом способствовал целый ряд обстоятельств, которые большинство британских исследователей и биографов расценивают как случайности и редкое везение. Это и упрямство Хита, не пожелавшего вовремя дать шанс деятелям типа Уайтлоу, и чрезмерная лояльность этого последнего, и снятие своих кандидатур сначала Джозефом, а затем Ду Канном, и назначение ее на один из ключевых постов в теневом кабинете. Все это, бесспорно, верно. Но главная заслуга в избрании Тэтчер принадлежала ей самой.

Для партии, дважды подряд потерпевшей тяжелейшее поражение, избрание Тэтчер знаменовало своего рода новое начало, правда пока что больше по форме, чем по существу. И не приходится сомневаться в том, что многие парламентарии, даже не очень-то в нее верившие, почувствовали, что с таким лидером у партии могут появиться реальные шансы на успех. Как вспоминал, уже будучи уволенным ею в отставку с поста министра обороны, Фрэнсис Пим, "в обстановке неуверенности и сомнений того времени появилась личность, которая могла четко и убедительно сформулировать свою позицию... Точка зрения, которую она выражала, находила эмоциональный отклик в партии, а затем и в стране. Она предлагала нечто новое. Люди чувствовали, что по целому ряду вопросов было слишком много компромиссов, которые только ухудшали дело. Они ощущали, что наши экономические и производственные проблемы так глубоки, что политика золотой середины не может их решить, и что требуется нечто более радикальное и определенное"[83].