Только к ночи добрались шарманщики до своего ночлега. Хозяева уже спали. В темноте дед нащупал щеколду и, стараясь не скрипеть, отворил двери сарая. Не раздеваясь, Тимошка забрался на жёсткую холодную постель, отполз к стене и, положив голову на подушку, будто провалился. Он не слыхал, как дед, ворча и кашляя, укрывал его потеплее. Как попугай Ахилл, усаживаясь на свой нашест, гортанно выговаривал: «Хорош, Шарлотта, виноград! Хорош, Шарлотта, виноград!»
Чиркая отсыревшими спичками, старый шарманщик зажёг свечу. При свете огарка он оглядел своё жилище.
— Ротшильд распорядился бы затопить камин, — сказал старик. — Но слава богу, что есть хотя бы такая крыша.
Трудно было найти в Питере охотников, кто бы в такое тревожное время пустил к себе квартирантов, да ещё с шарманкой.
— Всё-таки на свете есть бог, который видит всё, — сказал дед, когда в одном из домов на заводской окраине хозяева согласились на лето пустить их в сарай.
— Живите, — сказал хозяин. — Не на улице же вам ночевать.
— Я буду аккуратно платить, — пообещал дед.
— Об этом с хозяйкой говорите, — сказал хозяин, открывая дверь сарая. Он только попросил: — Вот здесь в углу кадка, лопаты, пусть так и стоят. Вам они не помешают.
— Конечно, не помешают, — согласился дед.
Из досок в другом углу сарая хозяин с сыном сколотили шарманщикам нары, и дед окрестил сарай «особняком».
Хозяйка первое время присматривала за шарманщиками, но, убедившись, что жильцы не нарушают её порядков, стала с ними приветливой.
— Что делать? Старый человек с мальчонкой. Сердце моё не выдержало, — объясняла она соседкам. — А так зачем нам жильцы? В жизни у меня их не было.
Хозяин редко бывает дома. Он и его сын работают на заводе. Завод — рядом; лязг и грохот слышны на маленьком дворике. А нежная листва на тополе, который растёт перед домом, когда ветер дует с заводской стороны, покрывается копотью.
Весною шарманщики рядились жить в сарае лето. Лето прошло. С тополя стали падать чёрные увядшие листья, но в дорогу, как рассчитывал дед, они с Тимошкой так и не собрались.
— Куда теперь ехать, когда рушится империя, — говорил дед. — Шагают то с ружьями, то с музыкой, и все за революцию, а кто именно за революцию — сразу не разберёшь. Один день тревожнее другого, и чем это всё кончится — пока неизвестно.
В сарае сыро. В углу капает пробивший ветхую крышу дождь.
«Может быть, действительно надо было перебраться в дом?» — подумал дед.
Когда стало холодать, хозяйка предлагала не раз: «Переходите, Абрамович, в дом». Но дед отказывался: «Ещё не мороз. И зачем мы вас будем стеснять? Вы знаете, что такое ночевать с Ахиллом под одной крышей? Ему ночью придёт фантазия поговорить, и он разбудит всех без сожаления».
Хозяйка дала шарманщикам старое лоскутное одеяло, и шарманщики остались в сарае.
«Хорош, Шарлотта, виноград!» — продолжал выкрикивать озябший Ахилл.
Шарманщик, который никогда не останавливал попугая, сказал горько:
— Ахилл, прошу тебя, замолчи…
«…Хорош виноград!» — крикнул, сконфузившись, Ахилл и умолк, засунув голову под крыло. Старик ещё долго лежал, не закрывая глаз, пока его не одолела тяжёлая свинцовая дрёма. Он хотел было повернуться на другой бок, но сердце вдруг больно и горячо стукнуло, и он остался лежать навзничь.
На рассвете рядом с ним под тряпичным ворохом громко застонал и заплакал во сне Тимошка.