Титан: Возвращение

Глава 24. Будилиха

Сознание возвращалось медленно: что-то больно упиралось в левую щеку, вызывая неприятные болевые ощущения. Потом в уши проник шум обитых железом колес повозки, на очередной неровности голову подкинуло. Не успев удержать ее, больно ударился левой щекой о дощатый настил повозки. Вывернув голову, постарался осмотреться: надо мной проплывали ветви деревьев, через которые проглядывало полуденное солнце, стоящее в зените. Хорошо я был в отключке, половина дня прошла. Руки были связаны за спиной, извиваясь всем телом, повернулся на бок. Ната лежала на боку со связанными руками за спиной. Перекатившись на спину, в повозке не увидел никого, только спина возницы виднелась на козлах.

— Ната, — негромко позвал девушку. Услышав мой голос, та заерзала, стараясь перевернуться на спину. Наконец, ей это удалось, и первое, что я увидел, была рассеченная бровь с высохшей корочкой крови.

— Макс, — всхлипнула Ната, — я думала ты мертв. Мы едем несколько часов, а ты не издал даже звука, когда тебя закидывали в этот антикварный транспорт.

— Не дождутся, не из таких передряг выпутывался. Там были воины, где они?

— Они на лошадях, ускакали вперед. Периодически кто-то из них возвращается к нам и тычет тебя копьем, но ты не издавал звука. Я думала ты мертв, — лицо Наты исказила гримаса плача.

— Успокойся, здесь что-то не то, в любом случае подождем до Макселя, а там я все расставлю на свои места. Не плачь, ложись поудобнее и старайся думать о хорошем. Мне надо подумать, что пошло не так, и почему такая реакция на наше появление.

А подумать есть над чем: все вроде шло хорошо, и Гадон мне казался вполне адекватным человеком. Но почему он вызвал воинов, однотипная форма одежды и вооружение, не оставляли сомнений в том, что схватили нас воины. Что в моих словах могло так напугать старосту, что он ночью послал за воинами. Именно поэтому он покидал застолье перед сном и задержался так долго. Чем я его так напугал? Одеждой? Да, она странная, но не настолько, чтобы ночью слать за воинами.

«Думай, Макс, думай», — мысленно приказал себе. Но сколько не пытался вспомнить, ничего кроме моих вопросов относительно Макселя, в голову не шло. Стоп! Был момент, когда Гадон испугался, даже шикнул на меня, чтобы я замолчал. Когда же это было? Вспомнил, такая реакция у старосты была на вопрос о священнослужителях. А как повел себя я? Из глубин памяти, отравленной ячменкой, всплыло мое самодовольное: — «Что мне священнослужители, если перед тобой сам Макс Са, я их создал, и я же их убью, если они причинят вред тебе дорогой Гадон». Но что так испугало Гадона в этой фразе? По логике вещей, он должен был обрадоваться и пасть ниц перед легендой Русов. Может, за сто пятьдесят лет мое имя стали отождествлять с нехорошим? Объявили меня Сатаной и назначили награду? Это выглядело полным бредом: после моего отлета, в Макселе оставались мои друзья, моя семья. Они никогда не позволили бы очернить мое имени, а сами священнослужители своим благополучием были обязаны мне.

Повозку снова тряхнуло на неровности дороги, моя голова больно ударилась о дощатый настил. Послышался конский топот, закрыл глаза, повернувшись набок.

— Медленно едешь, — грубый голос подействовал на возницу точно наоборот. Повозка остановилась, а возмущенный возница, судя по голосу не боясь всадника, парировал:

— Хочешь быстрее, садись на мое место. — Грубый голос проигнорировал предложение, спросив:

— Не очнулся сектант?

— Не смотрел, тебе надо, ты и смотри, — снова огрызнулся возница. На этот раз, обладатель грубого голоса не стерпел:

— Давно тебя плетью не ласкали, Бург? Я могу быстро научить тебя покорности.

— Своих учи, — парировал возница, но агрессивности в голосе поубавилось. Я услышал храп лошади совсем близко, что-то тупое уперлось в ребра, причиняя боль. Сдержался, чтобы не вскрикнуть, хотя далось это с усилием.

— Сильно его Гарп приложил, до сих пор блуждает в потемках проклятый сектант, — с удовлетворением произнес обладатель грубого голоса. Бург промолчал, а всадник пришпорил лошадь со словами:

— Не отставай, Бург! — Послышался топот конских копыт, а повозка, резко дернув, начала движение. Осторожно повернувшись на спину, встретился глазами с Бургом: глаза возницы смотрели с насмешкой.

— Я-то сразу понял, что ты в себе, не то, что этот тупой лошадиный помет. И даже слышал, как шептался с тощей бабой, тьфу на нее, — сплюнул Бург, вызвав недовольное сопение Наты.

— Бург, тебя же зовут Бург? — задал риторический вопрос. Возница правил повозкой, оглядываясь через плечо.

— Бург, а как тебя звать сектант проклятый, мне неинтересно!

— Ты слышал имя Макс Са? — задав вопрос, я напряженно ожидал ответа.

— Так кто его не слышал, это же имя сына Бога нашего Иисуса, посланного, чтобы облегчить наши страдания, да святится имя Его, — возница проделал движение руками. С моего места не удалось его разобрать его пассы.

— Я и есть Макс Са, развяжи меня, получишь все, что захочешь.

— Тпруу, — натянул Бург поводья, останавливая повозку. Развернувшись ко мне, Бург откровенно усмехнулся:

— Так ты говоришь, что ты Макс Са? Сын Бога нашего Иисуса?

— Насчет Иисуса вопрос сложный, хотя все мы его дети, но я Макс Са, — я постарался вложить в голос максимум убедительности и твердости.

Бург расхохотался, показывая желтые гнилые зубы:

— Ты уже третий Макс Са, про которого я слышал. Правда своими глазами вижу в первый раз. Нечестивец, сектант, да как ты можешь считать себя сыном Бога, чужеимец! — щелкнула плеть, щека вспыхнула от боли, словно на меня пролили кипящее железо. От второго удара увернулся, катнувшись в сторону. Бург, решив, что воспитательная часть закончена, тронул лошадь. Повозка покатила дальше, периодически подпрыгивая на неровностях.

— Макс, что с нами будет? — шепотом спросила Ната, слышащая весь разговор. На этот вопрос у меня не было ответа: за недолгий разговор с Бургом, мне отчетливо стала ясной наша ситуация. Макс Са официально возведен в ранг сына Бога, любое упоминание о нем трактуется как ересь, если выбивается из общепринятого. Есть как минимум два свидетеля, что подтвердят обвинение о присвоении мной имени сына Бога. Как мне доказать, что я это он и никакой ереси в моих словах нет? Теоретически это возможно, представ перед своим потомком — правителемРусов. Но поверят ли мне? На какие факты я могу ссылаться, если очевидцы тех событий мертвы больше сотни лет? Если даже простой возница так остро отреагировал на мои слова, боюсь представить реакцию священнослужителей.

А если отыграть назад, сказать, что это была неудачная шутка? Можно попробовать в крайнем случае, но интуиция подсказывает, что такая шутка не будет оценена как мне хочется. Несколько раз Ната порывалась завести разговор, но мне надо сосредоточиться, поэтому я старался отвечать односложно. Примерно через час с момента как ускакал всадник, повозка въехала на булыжную мостовую. Загрохотали колеса, пинки и толчки разливались неприятными ощущениями по всему телу. С моей позиции были видны дома по правую сторону повозки: это были добротные каменные строения высотой в один или два этажа. Повозка дважды свернула влево и остановилась:

— Приехали, готовься сын Бога, тебя встретят твои прихожане, — насмешливо проговорил Бург, слезая с козлов. Повозку мгновенно обступили дети, заглядывая через низкие борта.

— Сектанта привезли, завтра жечь будут, — со знанием дела сообщил парнишка лет десяти. Если бы ему чуть осветлить волосы и цвет кожи — типичный мальчуган средней полосы России.

— А это ведьма с ним? — между парнишек протиснулась девчонка с вьющимися волосами и глазами голубого цвета.

— А ну отошли, — раздался грозный окрик. Дети бросились врассыпную, Бург в сопровождении мужчины сорока лет, одетого в черное, подошел к повозке.

— Сказано доставить в острог Будилихи, принимай сектанта и его бабу. А мне надо дальше, пока не стемнело.

— Сними его с повозки, — коротко распорядился мужчина в черном, просканировав меня взглядом. Бург, ухватившись за мои связанные ноги, подтащил меня к краю, и поднатужившись, взвалил себе на плечо.

— Тяжелый, жрать, наверное, любишь, — проворчал мужчина, неся меня на себе. Свисая с плеча Бурга, я видел каменные ступени, уходящие вниз. Мы повернули направо в темный коридор, освещенный светом единственного факела. Пройдя около десяти метров, Бург внес меня в клетушку из железных прутьев и бесцеремонно скинул на пол. Не говоря ни слова, он протопал обратно, пока я старался совладать с болью от падения. Через несколько минут Бург вернулся с висящей на плече Натой: демонстративно ухватил ее за задницу на моих глазах, рассмеявшись над вскриком девушки и относительно аккуратно уложил рядом со мной.

— Воркуйте, пока вас не предали огню.

— Руки развяжи, — попросил я негодяя, который проигнорировав мои слова ушел в темноту. У выхода из подземелья, Бург с кем-то говорил, но слов не слышно. Подошедший мужик в черном, разрезал веревки на руках Наты и закрыл железную дверь из прутьев со словами:

— Пусть тебя твоя ведьма развяжет.

— Макс, меня руки не слушаются, — простоналаНата, стараясь сесть в темной клетке.

— Они просто затекли, надо их растереть, чтобы кровоток восстановился. Попробуй, потом развяжешь меня.

Пару минут слышалось шуршание, перемежающееся со стонами девушки.

— Ты говорил, будешь жить как королева, будет у тебя дворец. Да, вот он дворец, лучше не пожелаешь, — истерически захохотала Ната, — с той минуты как я увидела тебя, вся моя жизнь пошла под откос. Крейсер франко-германской Унии напал, хотя у нас нет войны. Приземлились голой задницей во льдах, дикие отморозки меня похитили, медведь чуть не убил. А теперь я еще и ведьма и меня собираются жечь. Жизнь достойная королевы, — плача, закончила девушка монолог.

Я не обвинял ее в этой истерике, сам был недалек от такого состояния. Ната плакала, ей надо дать выплеснуть эмоции, слова в такой ситуации просто лишни. Понемногу девушка успокоилась, ее настроение менялось с молниеносной быстротой.

— Макс, ты злишься на меня?

— Нет, ты права, я подвел тебя. Прости, что тебе пришлось пройти через все это. Как твои руки?

— Ой, я забыла, сейчас попробую развязать, — Опираясь руками о пол, девушка заползла за мою спину:

— Туго, не получается, — раздалось через пару минут.

— Попробуй зубами, пальцами не получится, — подсказал Нате. Прошло мучительных пять минут, прежде чем почувствовал, что узел поддается. Болевые ощущения по ходу кровеносных сосудов, заставили забыть обо всем. Освободив руки, начла растирать их, успокаивая Нату:

— Мы живы, это главное. Мы могли умереть еще во время взрыва портала, провалиться под лед перед самой сушей, попасть в лапы к хищнику, навсегда остаться среди племени Лор в камышах. Но мы выжили, дошли до Русов, значит, нас само Провидение бережет.

— Дух Макс Са на небе, — засмеялась Ната, полностью успокаиваясь. Развязав ноги и восстановив кровоток, с оханьем поднялся. Размеры клетки из прутьев были небольшие: два метра в ширину и три в длину. В самом углу, при слабом свете факела, удалось разглядеть дыру: туалет. Пол камеры был выложен камнем, в углу была небольшая куча сена, предназначенная для сна и видимо для гигиены. Усмехнулся, представив реакцию Наты на такую «туалетную бумагу». Правая сторона прутьев являлась левой стороной для второй клетки. Дальше по коридору было слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

— Макс, почему они назвали тебя чужеимец? Почему нас встретили так враждебно? Может это не твои Русы?

— Мои, чьими им еще быть. Максель в наличии, имя Макс Са они знают. Нет, тут что-то другое, но что именно, понять не могу. Слишком мало информации для анализа, надо узнать побольше. Тогда буду знать, что предстоит сделать. — Я замолчал, потому что у входа в подземелье послышался шум. Небольшой факел спустился в руке и пошел в нашу сторону, отбрасывая тени. Мужик с факелом в руках был тем, кого можно назвать кошмаром ночи: обезображенное оспой лицо, косматые волосы на голове и злобная ухмылка.

— Ведьма, — чудовище указывало пальцем на Нату, явно наслаждаясь нашим несчастным положением. Он просунул ковригу хлеба между прутьями решетки, а вот глиняный сосуд с водой, оказался шире расстояния между двумя прутьями. Злобно выругавшись, страшилище потопало к выходу и вернулось минут через десять в сопровождении мужчины в черной одежде.

Провернув ключ в навесном замке, мужчина открыл засов: жертва оспы поставило внутрь глиняный кувшин и выскочил наружу. С лязгом закрылся засов, провернулся ключ.

— Друг, где мы находимся, что это за место? — Максимально доброжелательным тоном поинтересовался у молчаливого мужчины.

— Будилиха, острог служителей Божьих, — ответив на вопрос, мужчина пошел к выходу в сопровождении своего факелоносца. Все мои попытки узнать больше, остались без ответа. Огонек факела поднялся вверх, оставив нас в одиночестве.

— Иди сюда, Ната, все будет нормально. Это не самое страшное, что со мной происходило, — прижал девушку к себе.

— Что может быть хуже, чем сгореть на костре? — всхлипнула Ната, дрожа всем телом.

— Значит будешь Жанной д Арк, — пошутил, вспоминая фильм. — Говоришь, что может быть страшней сожжения? Например, быть съеденным каннибалами, или наблюдать, как едят твоего близкого друга и тебе предлагают отведать кусочек.

— Фу, — отодвинулась девушка, — кстати, ты много раз обещал рассказать про свою жизнь среди неандертальцев и про своего приемного сына Санчо.

Мы поели хлеб, запили водой из кувшина: факел на стене затрещал и погас, оставив нас в полной темноте. Спать не хотелось, начал рассказывать историю знакомства с Санчо с момента, как вместе с неандертальцами оказались у летней стоянки дикарей рядом с озером. Ната слушала внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы. Она плакала, когда я рассказывал про смерть кроманьонки Ики, смеялась, когда рассказывал про пищевое отравление проглота Санчо. Затаив дыхание слушала, как мы с Санчо нарвались на племя кроманьонцев, мигрирующее на северо-запад, и как вовремя подоспела помощь в лице второго приемного сына Бера.

— Ты любил ее? -задала она вопрос, заставив меня удивиться.

— Кого?

— Ту кроманьонку, Икой кажется ты ее называл.

— Не любил, но она мне нравилась. На тот момент, она была самая цивилизованная девушка, что мне встретилась в каменном веке. В ней было обаяние, первозданная красота и человечность.

— Ты говоришь о ней с такой нежностью, я даже ревную, — призналасьНата, прижимаясь к моему плечу в темноте.

— Я говорю о ней с сожалением, потому что моя глупость стоила ей жизни. Мне приходилось убивать, и даже много, в том числе и женщин, такова жизнь в эти времена. Но никогда я не чувствовал угрызений совести или вины так, как чувствую ее за смерть Ики.

— Но ты же отомстил за нее, она знает об этом, —Ната в темноте нащупал мои губы и впилась в них поцелуем. Я ответил на поцелуй, чувствуя, как руки девушки шарят по моему телу.

— Ната, что ты делаешь?

— Возьми меня, Макс, это последняя ночь, когда нам суждено быть вместе. Завтра нас сожгут, я не хочу умирать, упустив последний шанс. Возьми, меня, люби меня, люби как свою Ику, — простонала девушка, теребя завязки моих шаровар.

— Ната, успокойся, здесь нет условий, и не до этого сейчас, — попробовал отстраниться. На секунду девушка отстала от меня, чтобы через некоторое мгновение прижаться своим оголенным телом. Я и раньше не был монахом, а устоять, когда к тебе льнет разгоряченная девушка, очень трудно. «Черт с этими условиями, сено есть и хватит», — мелькнуло в голове, а в следующую секунду я уже отдался голосу страсти.

Спустя некоторое время, так и заснули, уставшие и не одевшись. В подземелье сгустилась темень, посторонних здесь не было, мы даже себя видели с трудом.

Проснулся от лязга железа: высоко подняв факел, человек в черном в сопровождении четырех воинов, разглядывал нас. Ната лежала на боку, а я оказывается спал на спине.

— Поднимайся сектант, и ведьму свою подними. Вас ждет суд, на котором вы ответите и за непотребство, что учинили в остроге Божьих служителей. Поторопи его, — велел он одному из воинов. Тот тупым концом копья ткнул меня под ребра, туда, где вчера меня всадник причинил боль.

— Ублюдки, — прошипел не в силах сдержаться, — я повешу каждого из вас за ноги. Громкий хохот пяти человек разбудил Нату, зарывшуюся в сено под взглядами пяти мужчин.

— Там смотреть не на что, одевайся ведьма, только напугала моих воинов своей худобой, — сострил мужчина в черном. Определенно, сегодня он был в ударе, разговаривая, даже пытаясь шутить.

— А тебя, — я посмотрел остряку в лицо, — я подвешу за язык, запомни это, гнида. — Новый взрыв хохота был ответом на мою угрозу.