Титановый бардак

И гудят леса бамбука, издают протяжность звука…

Аня в Читу так срочно полетела вовсе не из-за заварушки у озера Хасан, хотя некоторая связь с заварушкой все же была. В Чите, на запускающемся заводе по производству азотных удобрений сгорела при запуске аммиачная установка, и первым предположением местных специалистов было то, что уголь, поступающий на завод с новенького месторождения неподалеку от Петровска, содержал в себе «что-то вредное». Ну а так как завод, кроме удобрений, должен был еще и порох делать…

Аня с Ирой вернулись обратно в Боровичи через неделю, причем Аня выглядела очень печальной, а Ира — взбешенной. И на вопрос Валентина о причинах ему ответила Ира:

— Там же семь человек погибли!

— Это я уже слышал, а поподробнее?

— А поподробнее… ты только к Ане не приставай. Она мне на обратном пути рассказала, а я не химик, детали могу перепутать — но у нее теперь работы очень много по устранению проблем, так что тебе придется ограничиться моим непрофессиональным пересказом. Если коротко, установка уже отработанная, в целом отработанная, но Аня предложила несколько улучшений. И там вместо чего-то она предложила ставить какие-то краны или клапана из бериллиевой бронзы. Ну а местные эту бронзу перепродали какой-то артели в качестве заменителя золота и поставили эти детали, сделанные из латуни, причем латунь они собрали на местном стрельбище, то есть из томпака детали делались. А томпак — мягкий, вот установка и потекла.

— Но это же решаемо… в принципе. Конечно, наказать нарушителей надо…

— Наказали уже, я позвонила в Москву… по старой памяти Вацлаву позвонила, а с Лаврентием Павловичем уже он разговаривал. Короче, по закону их всех расстреляют нахрен, и поделом — но по факту там все ещё хуже. Когда Аня взяла их за задницу, они со страху раскололись: просто не думали, что за бронзу их кошмарить начнут. Короче, эти умельцы смывали с катализатора три четверти платины, бромом вроде смывали — а в установку же три кило сразу закладывали! Аня все удивлялась, почему так быстро катализаторы деградируют — а оно вот оно что. Короче, сейчас все установки и всех ведущих химиков на всех заводах проверять надо, а некому — потому что их всех одновременно надо шерстить. Лаврентий Павлович пообещал своих спецов направить — но у него же не химики! Вот Аня и переживает, что Кровавая Гэбня может невиновных закошмарить — а кто тогда у нас работать будет? С другой стороны если предупредить народ до проверки, то как воров-то вычислить?

— Пусть химиков все же направит, хотя бы студентов из своего института: молодежь у нас и талантливая найдется, и морально устойчивая. Я поговорю с ней.

— Еще раз: ты к ней с этим не лезь, она сама придумает что делать. Разве что я ей намекну насчет студентов, типа в плане наших путевых разговоров…

— Ну давай. А сама-то чем теперь заниматься будешь?

— Буду самолет в производство передавать. Валь, я сама самолет спроектировала! Первый, который целиком сама придумала! Правда винты мне все равно Ветчинкин рассчитывал, но все остальное-то моё!

— А чего его передавать-то? На заводе твоем что-то поменялось за эту неделю, отвык от тебя народ, давно ты их не голубила ласковым своим словом?

— Не на наш завод. Петруха когда еще у Кертисса моторный завод перекупил — и на той неделе он заработал! То есть моторы есть, а самолета под них нету.

— Так он завод под Конквероры вроде купил, и вообще в Аргентину.

— Ну да, а теперь срочно нужны уже и самолеты: Скорохватов Пете жаловался, что без самолетов Гоминьдан запинает Синьцзян скоро.

— И Петруха решил везти туда самолеты из Аргентины?!

— Нет, только моторы. А самолеты прям на месте строить и будут. Я сподобилась, придумала совершенно дендрофекальный самолет, причем даже палки будут Синьцзянские: он в основном из бамбуковой фанеры слеплен. Два Конкверора, охапка бамбуковой соломы — и лучший в мире маленький тяжелый истребитель поднимается в воздух!

— А кто там их будет строить? На каком заводе?

— Ну там же СССР уже завод построил, чтобы И-16 собирать. Всяко лучше, чем четверть самолетов вместе с пилотами терять в горах. А заодно и бамбуковый… в общем, полярный и пушной собирать будут. И-16 для Гоминьдана, а Лу-5 для того, чтобы от Гоминьдана защищаться.

— А если он лучший в мире, то, может, и для себя такой строить будем?

— Он лучше И-16, он лучше всего, что есть у китайцев, да и у японцев тоже. Пока лучше. А вот против будущих «мессеров» серии «f» он не потянет: будет быстрее, но маневренность у бамбуковой фанерки с двумя полутонными моторами окажется так себе. Я лучше для нас построю такой же, но без крыльев.

— Ракету что ли?

— Да, не к месту цитатка пришлась. Нет, такой же, но из металла и с движками, которые Люлька сейчас выпускать в Омске начинает. Если расчеты не врут, то и скорость выйдет под восемьсот, и маневренность — он разве что «кобру» сделать не сможет, да и то я не поручусь.

— Ну, тебе виднее. А успеешь?

— До осени сорокового поставлю в серию. Если никто не сделает самолетик получше.

— Кто, Сухой?

— Или он, или, скажем, Таиров. Всеволод Константинович, конечно, человек специфический, но конструктор неплохой. И сейчас в Кургане роет землю копытом и ваяет двухмоторный истребитель под седьмую версию М-13. Теоретически может получиться очень интересная машина.

— А что в нем специфического?

— Да он какой-то… вялый. Свое мнение не отстаивает даже если точно знает, что он прав. Постоянно компромиссы какие-то ищет… но если на него не давить, то то, что он сам придумал — делает хорошо. В общем, будем посмотреть.

— А другие конструктора у тебя как?

— Прекрасно. Петляков передал в производство свой Пе-8, он сейчас называется Пе-4. Павел Ионович от восторга аж похрюкивает, когда о самолете говорит: ведь машину сдали сразу без каких бы то ни было доработок, да еще изрядно перекрыли техзадание: просто за счет правильных сплавов мы планер почти на четыре тонны облегчили. Сейчас он новую машину изобретает, уже по моему техзаданию, под новенькие моторы Архипа: товарищ Люлька во вкус вошел, обещает через два года выдать мотор на четыре тысячи сил.

— Думаешь сделает?

— Думаю, что нет, но тысячи за три он точно перешагнет. У него же сейчас бешеных энтузиастов уже полторы сотни работает, он одновременно четыре двигателя новых проектирует. Три: стосильный он уже закончил.

— А на хрена такой? Планируешь По-2 перевести на турбореактивную тягу?

— А мысль интересная… но нет. Это вспомогательный двигатель для тяжелых самолетов. Генератор там покрутить или воздух подкачать.

— Понятно. Петляков до войны стратег выстроить успеет?

— Нет конечно. Но напрасной эта работа точно не будет… Да, а ты КПВТ доделал? Я на предмет его и на самолеты…

— Доделал, но под самолет его дорабатывать мне совершенно некогда: Вася просит зушку на двадцать три миллиметра.

— И что тебя держит?

— Лишь то, что пока здесь патрон под зушку не придумали.

— А у тебя что, лапки? Насколько я помню, роторные линии под любой патрон настраиваются. Сам патрон изобрети быстренько и выпуск наладь. Сколько у нас уже патронных заводов, восемь?

— Уже одиннадцать. Но даже гильзы на двенадцать миллиметров чуть ли не на треть в брак идут: сталь на такой вытяжке лопается…

— Валь, я, конечно, не настоящий сварщик… а настоящий у нас Василий. Ты с ним пообсуждай идею вздорной тетки: если к куску зафланцованной трубы приварить донце гильзы на сварке трением… Я к чему это: у меня на Турболёте штуцера в гидравлической системе шасси так ставятся, и по надежности и качеству шов превосходит даже исходный металл свариваемых деталей. А уходит на это секунды две, если не меньше…

— Мысль интересная, с Васей я точно поговорю. Но все равно с патронами пока все выглядит кисло: с пороховыми заводами не очень.

— Ну, Аня сейчас этим и занимается. Обидно, вместо работы над Богородской электростанцией ей приходится воров ловить. Ладно, я тебе все сказала, пойду работать. В Урумчи послезавтра лечу, тебе оттуда чего-нибудь привезти?

Тихий еврейский мальчик Боря Шапошник родом из Пинска карьеру сделал себе неплохую. Окончил восемь классов в родном Пинске, после революции уехал учиться дальше в Москву, где после этих восьми классов смог поступить в Московское механико-машиностроительное училище, а закончив его пошел работать на ЗиС, где еще студентом устроился работать слесарем. И рос бы в Москве карьерно и дальше, но когда на заводе стали использовать новые дизельные моторы, молодой инженер-конструктор пришел к директору и высказался в том плане, что если использовать тот же мотор, что и ярославцы, то вместо ЗиС-5 можно выпускать новый автомобиль с грузоподъемностью не меньше семи тонн, а возможно и до десяти — если сделать седельный тягач.

Иван Алексеевич его внимательно выслушал, а где-то через месяц, познакомив с каким-то парнем из ОГПУ, предложил «заняться тяжелым грузовиком в другом месте». Пояснив при этом, что на ЗиСе «висит план» и изобретать новую машину не получится из-за отсутствия средств и времени. И в результате молодой инженер оказался почти что рядом с родным городом: уже на следующее утро этот ОГПУшник забрал его из дома (сказав «семью потом заберешь, когда устроишься») и еще до обеда он сказался в Минске, в крошечной «Авторемонтной мастерской № 2», как было написано на вывеске у ворот. И там, в очень скромной по численности персонала и доступности оборудования «ремонтной мастерской» он занялся…

Вообще-то он занялся — сначала занялся — изучением «зарубежного опыта»: ОГПУ купило для «мастерской» несколько американских грузовиков, и Борису было предложено их изучить. Даже не так, этот ОГПУшник, Василий Викторович, задачу поставил несколько шире:

— Боря, вот тут стоят если не лучшие, то, пожалуй, самые дорогие достижения буржуйской инженерной мысли по части тяжелых грузовиков. Твоя задача — разобрать империалистические изделия до винтика, изучить их до винтика, понять, как и зачем проклятые буржуины сделали каждую деталь, каждый узел, причем так изучить и понять, чтобы после этого ты уже сам смог сконструировать — с широким применением полученных знаний и умений — советский тяжелый грузовик. Даже два грузовика… поначалу два: седельный тягач, способный тащить на трале за собой наш, советский и совершенно пролетарский, танк, и самосвал карьерный грузоподъемностью тонн так в десять.

— Я не уверен, что смогу настолько хорошо разобраться с моторами…

— Я тебе про моторы что-то говорил? Ты же сам сказал Лихачеву, что мотор нужен такой как в Ярославле. Правда я тебе скажу уже иначе: не как в Ярославле, а более мощный. Ты пока изучай этот автохлам, — Василий Викторович махнул рукой в сторону стоящих Уайтов, Автокаров и Фрейтлайнеров, — а с моторами будем разбираться когда начнешь свои машины изобретать. У нас уже есть не шести, а восьмицилиндровый мотор сил так под двести, но, я думаю, к тому времени когда ты изобретешь тягач, у нас и трехсотсильные моторы появятся. Задачу понял?

— Понял. Но мне, скорее всего, потребуются помощники…

— Помощники? А я что, тебе не сказал? Ты с сегодняшнего дня работаешь главным конструктором минского КБ грузовых автомобилей и сам можешь набирать людей в свою организацию. Да, тебе же и директор понадобится, и бухгалтер… пойдем, познакомлю с парнем, который тебе поможет.

Еще через полчаса они вошли в двери большого красивого здания, поднялись на второй этаж и там, в большом с светлом кабинете, Василий Викторович представил его «человеку, который поможет»:

— Пантелей, вот, как и обещал, привел тебе автоконструктора. Для начала ему нужен грамотный директор, бухгалтер честный, остальных он и сам подберет — ну или снова к тебе за помощью придет. Ты телефон ему в квартиру поставил?

— Вась, я что, рожаю телефоны? Мог бы с собой из Москвы привезти: ну нет у меня лишних аппаратов! Я заказал, конечно, но привезут-то не раньше чем через месяц.

— А линия готова? Я тогда из Боровичей тебе пару десятков пришлю, должен будешь. Ладно, познакомились, пойду товарищу жилье покажу, а завтра ты кого-нибудь к нему направь чтобы помогли с хозяйством. Холодильник и стиралку не надо, а вот мебель и прочее всё…

— Какой-то ты, Вась, корыстный, чуть что, так «должен будешь». Нет чтобы хоть что-то от чистого, так сказать, сердца… Ладно, сделаю. А когда Петр Евгеньевич станки в Жодино привезет?

— Когда надо, тогда и привезет. У тебя же там конь еще не валялся, куда станки, в поле выгружать?

— Обижаешь, уже два цеха под крышу подвели, а остальное к весне…

— Ты сам-то в это веришь?

— К лету точно всё закончат. Борис Львович, а вы успеете проект грузовика к лету подготовить?

Затем Василий Викторович отвез его в выделенную квартиру (где уже стоял минимум мебели: деревянная двуспальная кровать, платяной шкаф и два стула), а затем, спросив «машину водишь?» и получив обиженный ответ «конечно!» отдал ему ключи от той, на которой возил его по городу, сказал:

— Тогда отвези меня на аэродром, а машина теперь твоя и она тебе очень пригодится. Въезд в гараж под домом — вон там, во дворе сбоку, охрана уже о твоей машине знает и всегда поможет ее поставить. Ну а идею Первого секретаря Белоруссии ты, надеюсь, уловил: завод тяжелых грузовиков будет готов к следующему лету и надо, чтобы ты сотворил для него автомобиль, который там выпускаться будет. Чтобы тебе не мучиться с выбором, начни с самосвала на семь с половиной тонн под двухсотсильный Кольчугинский дизель, я тебе через пару дней его чертежи установочные пришлю. Ну а если что — звони, поможем. Да, когда окончательно устроишься, сообщи Пономаренко — он нам передаст и мы семью твою сюда перевезем. Да, в твоем доме на углу столовая, она круглосуточно работает, так что пропуск всегда с собой носи: столовая только для жителей дома, а там тебя пока еще не знают. Ну, надеюсь, что ты страну нашу не подведешь… чего сидишь, поехали, меня самолет ждет!

Тридцать девятый год начался… незаметно. Ну, отметили, ну, куранты послушали: их, оказывается, уже ровно тринадцать лет по радио транслируют — просто без приемника передачи эти слушать раньше как-то не получалось. Затем сожрали тазик оливье, поспали — и снова за работу. Потому что время бежало очень быстро…

Время бежало быстро, а вот люди работали медленно. И не потому, что быстро работать не хотели, а потому что не могли — хотя работали они в основном хорошо. Впрочем, были и те, кто работать не хотел…

Яков Петрович Бауман собрал в руководимом им институте мощнейший коллектив из почти полусотни очень хороших специалистов, уже сделавших очень много в части производства различных порохов. Сам Яков Петрович химию знал не ахти уж как — но он хорошо разбирался в людях, поэтому и институтом руководил более чем неплохо. Однако некоторые «руководящие методы» Якова Петровича Аню приводили в оторопь, впрочем, когда она в начале января навестила Пугачев, он ей подробно рассказал о причинах их использования:

— Ты, Анна Федоровна, пойми: у меня в институте из вольнонаемных только восемь человек, а прочие все — расконвоированные. И раз уж их в кандалы не заковали, то они думают, что представляют из себя такую ценность, что простому люду с них только пылинки сдувать да в задницу целовать должно. И ни хрена работу делать не хотят, если с ними по-людски вести. А вот посадишь такого на голую перловку — сразу к нему и мысли умные в голову приходят, и старательность аж из ушей прет. Я вон давеча троих определил в карцере ночевать — так за неделю придумали, как древесную целлюлозу для производства винтовочного пороха приспособить!

— И как?

— Да что ты у меня-то спрашиваешь, я порох лишь черный знаю как верно сделать, а с пироксилиновым — знаю только, какие кислоты нужны, да и то потому, что накладные подписываю. Но ты, Анна Федоровна, отчеты их почитай, там все в подробностях расписано. Порох, правда, сорту не высочайшего выходит, даже я понимаю, что в артиллерию он непригоден, да и в ракеты не пойдет. Но в винтовки неплох он, и в пистолетный патрон неплох.

— А с ракетами нам что теперь делать?

— Так ежели мы матёрку в пехоту тратить не станем, то её как раз в артиллерию больше останется. Ещё Сокольский, из вольнонаемных, очень неплохой кордит изо льна произвел, вполне для ракет даже подходящий. Причем, подлец, из костры его делать придумал, а её-то, почитай, в стране девать некуда. Ты уж помоги мне его на награду представить, заслужил, думаю, орден какой — а сам я такую бумагу навряд напишу.

— Яков Петрович, хорош придуряться: бумагу он не составит…

— Я не составлю такую, чтобы её в правительстве утвердили без спора, а ты что хошь пиши — утвердят. Поскольку я — титулярный советник в отставке да на пенсии, а ты, как ни крути, начальник химического отдела в НКГБ.

— Ладно, уговорили вы меня. А теперь вопрос по этому деревянному пороху: под него всяко нужно новый завод ставить, а кто его возглавит? Сокольский, как я понимаю, баллиститными порохами из костры на своем заводе займется…

— В персонах я тебе, Анна Федоровна, никак не помогу. Потому как у меня работники хоть и грамотные, но как люди — дерьмо первостатейнейшее в большинстве. Вольных тоже не отдам, кроме Сокольского конечно, без них вся работа встанет: они-то хоть мне объяснить могут чем иные занимаются и рассказать, кто филонит. А ежели ты меня спрашиваешь как того, кто сам подобное производство выстроил, то так скажу: молодых на руководство ставить надо. Нынче-то студент идет грамотный, вы уж найдите лучших, среди учеников Ипатьева гляньте. А вот директоров — директорами берите офицеров отставных, из пехоты или лучше из артиллерии. Но не прапорщиков бывших, а тех, кто училища еще до войны заканчивал: я слыхал, вы таких к себе сотнями забирали если не тысячами. В пороховом деле дисциплина нужна, а они таковую враз наладят…

В конце апреля в Ленинградский порт было доставлено из Швеции оборудование для Галичского целлюлозно-бумажного завода. Как заметила по этому поводу Оля, скорее всего это было последней «предвоенной» серьезной поставкой иностранного оборудования в СССР. Потому что «международная обстановка» накалялась не по дням, а по часам и всем уже стало абсолютно понятно, что войны избежать не получится вообще никак.

Собственно, поэтому Петруха и переплатил шведам чуть ли не на треть от цены оборудования, оговорив, что шведы сами его в Галиче смонтируют и наладят. А так как площадку под завод подготовили заранее, то первую целлюлозу завод выдал уже в июле. А с бумагоделательной машиной шведы не успели: утром двадцатого августа война началась. Причем немцам даже не потребовалась провокация в Гляйвице: Польша объявила всеобщую мобилизацию (что само по себе было безусловным casus belli) восемнадцатого и отвергла германский ультиматум о ее немедленном прекращении. А раз началась война, то шведы быстренько известили заказчиков о форс-мажоре и радостно свалили на родину. Впрочем, никто особо не расстроился: ну, не начнется массовый выпуск туалетной бумаги, под которую машина и заказывалась — так не очень-то и хотелось, однако в Судиславле новенький заводик уже пороховой свою продукцию выдаст в срок: все оборудование для него изготавливалось внутри страны. А Судиславский патронный завод уже начал работу…

— Не нравится мне эта война, — хмуро высказала Света свое мнение по поводу начавшейся заварушки.

— Война никому и никогда не нравится. Но мы же знали, что война будет, и, мне кажется, довольно неплохо уже смогли подготовиться. А за оставшееся время сможем подготовиться еще лучше, — постарался успокоить жену Петруха.

— Мне не сам факт войны не нравится, а некоторые её детали. Во-первых, началась война эта на полторы недели раньше…

— И неудивительно, мы же серьезно на весь мир повлиять успели.

— Ну да, Оля говорит, лишь то, что ты уговорил Ипатьева после операции вернуться, на пару нобелевок тянет, которые теперь мериканам не достанутся. Но я не об этом. Франция вон войну Германии объявила, а Англия — нет.

— Может, не успела еще?

— Французы объявили мобилизацию, а вот британцы заявили, что окажут Франции военную помощь вплоть до помощи войсками — и всё. Так что не похоже, что они вообще будут немцам войну объявлять.

— А почему так, есть мысли? Как историка, я имею в виду.

— Мыслей у меня сколько хочешь, но что с них толку-то?

— Свет мой, солнышко, скажи, да всю правду доложи. Ты же у нас историк, умеешь во всякие причинно-следственные связи, так что твой звонок очень важен для нас. Ты вообще единственная, кто ситуацию с исторической точки зрения объяснить может, так что выкладывай!

— У французов к немцам давняя иррациональная ненависть, и, кроме того, они всерьез думают, что с германской армией легко справятся просто потому, что формально французская армия сильнее германской. На да и чхать на них, а вот бритты… с ними серьезнее. Мы им… лично ты им в Южной Америке изрядно поднасрал, с их точки зрения СССР испортил им бизнес в Аргентине и окрестностях, и сейчас они думают, как бы половчее Германию натравить на нас, а затем вернуть утраченные позиции в Южной Америке. При этом, понятно, с Германией они тем более воевать не хотят — просто чтобы при необходимости им помощь оказать…

— И янки им в этом тоже помочь готовы, в США прогитлеровские настроения завоевывают все большую популярность… но все же мы сейчас смогли офердофига нужного сделать, так что внутренними средствами даже перекроем наш тогдашний лендлиз. Саша убедил Виссарионовича подписать с Чойбалсаном договор о строительстве металлургического комбината в Эрдэнэте, уже началось строительство железной дороги к Улан-Батору с ответвлением на Эрдэнэт — правда, ответвление пойдет за наш счет, но справимся.

— Ага, и дорога на Урумчи тоже за наш счет. Оля уже за голову хватается, не знает, где денег на все это брать. Да и ты вроде говорил, что все наши зарубежные активы истратил…

— Все, да не все. Денежки да, потратил, почти все потратил, по мелочи в США осталось на текущие расходы и в Канаде, да и в YBR за лицензии потихоньку капает — это не считая выручки за пленку и пластинки. А вот активы материальные, производственные — они все остались и даже увеличиваются. Не очень хорошо, что с Аргентиной у нас коммуникации из-за войны ухудшаются…

— Ухудшаются?! Да они вообще накрываются!

— Светик, ты считаешь мужа полным болваном?

— Нет конечно, но ведь в Аргентину теперь вообще никак не доплыть: в Атлантике не немцы, так британцы нас прижмут.

— Да, с Атлантикой возникли проблемы, но с Тихим океаном я особых проблем вроде не вижу. Даже янки его перекрыть не смогут.

— Вокруг мыса Горн?

— По рельсам через Альтиплано. Эта дорога — наша полная собственность, и половина порта в Антофагасте тоже наша. Ну не половина, а только три причала, но нам хватит. Мяса, конечно, мороженого, нам больше из Аргентины сюда не привезти, а вот консервы… Надо будет Сенявину сказать, что ещё несколько консерваторий нам не повредит.

— А янки ему поставки алюминия не обрежут?

— Могут, но нам начхать. Во-первых, у Сенявина запас металла на пару лет на складах лежит, а во-вторых, там уже есть наш заводик по выпуску белой жести, причем и олово там же для этого завода добывается. Так что в Росарио завод еще пару лет и без алюминия продержится, а в Санта-Фе и Кордове мясо в жестяных пятикилограммовых банках давно уже выпускается. И пока эти две фабрики работают по восемь часов в сутки, но с учетом безработицы перевести их на круглосуточную работу — дело пары недель, а это — дополнительные сто килотонн мяса в год.

— Ты ничего с объемами выпуска не напутал? Это же двадцать миллионов банок… пятьдесят пять тысяч банок в день, если я арифметику не забыла. А я ни одной такой банки что-то не видела… Чего ржешь-то?

— Не ржу, а смеюсь, причем от радости: жена моя считать не разучилась! И видела ты эти банки, просто они к нам в ящиках по пять штук приходят, и все пушечным салом измазаны, так что ящики даже никто и не открывает. В третьей секции Хранилища-13 на минут втором этаже их уже миллионов пять лежит, а основные запасы распиханы по военным складам на Северном Урале.

— Будем считать, что ты меня успокоил.

— Но будем считать, что меня ты обеспокоила. Если еще и англы Гитлера в войне поддержат… ладно, praemonitus praemunitus, будем работать дальше…

Спустя неделю состоялось «общее обсуждение» текущей ситуации — и главным вопросом в повестке дня была вообще не война в Польше.

— Оль, а почему мы так категорически не участвовали в битвах на Халхин-Голе? — поинтересовалась Аня. И вопрос этот поддержали и Саша с Васей — хотя Саша-то мог жену и раньше порасспрашивать.

— Очень даже поддержали, вон Гуля туда почти пятьсот военных медиков отправила на практику.

— Я про техническую поддержку спрашивала.

— И технически поддерживали, только не напрямую. Братский уйгурский народ отправил в Монголию сто восемь бамбуковых самолетов…

— Вот уж помогли, так помогли!

— Между прочим, братские уйгурские пилоты из первого авиаполка товарища Мао с помощью этих самолетов приземлили почти две с половиной сотни самолетов уже японских, то есть больше трети от всего имеющегося у японцев количества. Да и два пехотных полка из армии китайских коммунистов неплохой боевой опыт приобрели. А их мы, между прочим, вооружили полностью, там одних только Льюисов больше восьми сотен было. Опять же, патроны им предоставили патронные заводы из Урумчи и Турфана.

— Вот уж заводы! Сидят стопятьсот мальчишек и на коленке патроны собирают!

— Ну да, сидят, собирают. По полмиллиона в день, между прочим, собирают, и к тому же на заводах теперь и гильзы делают из местного сырья.

— А порох? Капсюли? Даже пули…

— Как раз по пулям весной уйгуры вышли на полное самообеспечение, а по поводу пороха расклад еще веселее: мы им поставляем порох, который сами делаем из синьцзянского хлопка на заводах в Чарске и Семипалатинске. И пороховой завод им не строим потому что в Синьцзяне пока нет заводов по производству кислоты. А мы из этого же хлопка и для себя порох уже делаем! Так как всё то, что в Голодной степи выращивается, идет на государственные пороховые заводы…

— А с войсками помочь…

— Во-первых, к нам правительство за помощью не обращалось. Во-вторых, они и сами справились. А в-третьих, по результатам этой мелкой войны целую толпу эффективных менеджеров, в смысле героических красных военачальников, постигла заслуженная кара. Петр Ионович героического Смушкевича за лоббирование производства этажерок Поликарпова, нанесшего стране ущерб в полмиллиарда рублей, определил практически во враги народа со всеми вытекающими, а на его место Баранов взял Жигарева, который в самолетах разбирается более чем неплохо. И в китайцах с японцами разбирается, кстати, а потому к Девятому управлению относится резко положительно.

— И что нам это дает?

— Нам? Особо ничего, а вот стране — очень много, — ответила уже Ирина. — У нас в войну станет гораздо меньше дендрофекальных самолетов. Он про самолеты реально понимает: Павел Федорович лично и персонально отказался от поставок Гоминьдану И-15. А теперь он уже у меня спрашивал, что будет, если на бамбуковое чудище поставить вместо «Кёртиссов» М-13 пятой серии: оказывается, их на складах ВВС больше тысячи штук с капиталки заныкалось.

— А что будет? — поинтересовалась Света.

— А ничего. Скорости прибавится километров десять всего, а бензина машина будет жрать в полтора раза больше, причем девяносто третьего, а не семьдесят второго. Я ему так и ответила, но он все равно попросил при возможности пару сотен Лу-5 для ВВС сделать.

— Сделаешь?

— Нет. Но это уже вопрос чисто логистический: «Конквероры» из Аргентины сейчас привезти почти невозможно, и хотя на шестисотом заводе самолеты можно делать минимум по одному в день, а то и по два, их выпуск совсем прекращен потому что моторов нет. Ладно, плевать на это, зато наши ребята оттуда на отечественные заводы уже едут. И вообще, нам сейчас надо обдумать, что мы сможем сделать для войны уже финской.

— Зачем? — удивился Валентин. — У нас и серьезных дел будет больше, чем хотелось бы.