Мягкое покрытие пола чуть скрадывало звук, Жанна бежала в темноте, выставив перед собой руки, рискуя наткнуться на стену. Того, кто преследовал ее, не было слышно, но страх гнал ее вперед. Может, ей все только показалось. Теперь уже все равно. Ею завладел инстинкт, ужас загнанной дичи. Она металась в темноте, пока не споткнулась обо что-то и не растянулась на полу, больно ударившись коленом. Где-то по дороге с нее слетела пилотка. Она села, поджав ноги, безрезультатно пялясь в сумрак. Глаза, немного привыкнув к темноте, видели неясные контуры стен и каких-то перегородок. Никто не двигался, никто не дышал, подкрадываясь к ней. Может, она точно сходит с ума? Ей все показалось. Конечно.
Негромкий звук заставил ее вздрогнуть. Это чьи-то шаги или просто что-то где-то скрипнуло? Она перевела дыхание, осторожно, сквозь зубы. Если она никого не видит, значит ли это, что здесь никого нет? Она представила себе расположение дверей на втором этаже. Та дверь на первый этаж, через которую пришла она, для нее сейчас недоступна. Дверь на балкон осталась тоже позади. Балкон был длинный и шел вдоль всего фасада, вероятно, имел еще один вход, на другом конце. Если добраться до него и выйти на балкон, можно будет подать сигнал. Закричать. Там где-то должны быть полицейские. Пусть она будет выглядеть смешно, плевать. Пусть окажется, что это ее глупые бабские страхи. Она готова стать посмешищем для всего экипажа на долгое время. Да пусть вся авиакомпания потешается. Сейчас ей хотелось только одного – выбраться отсюда и вновь очутиться в зале ожидания, сидящей на старом затертом кресле.
Жанна осторожно повернулась и на четвереньках поползла в сторону предполагаемой двери на балкон. Туфли мешали, и она скинула их. Колени ныли, соприкасаясь с жестким полом, но она медленно продвигалась в нужную сторону. Кругом было тихо. Она представила, как нелепо выглядит сейчас. И тут же отмела эту мысль. Дверь должна быть где-то рядом. Да, вот ручка. Она осторожно поднялась и чуть постояла, приподнявшись на цыпочках, готовая сорваться на бег при малейшем шорохе. Ей все показалось. Она глупая истеричка.
От стены, метров в двух от нее, отделилась тень. Взвизгнув, Жанна метнулась к двери на балкон, толкнула ее, ввалилась внутрь и прижалась к ней спиной. Дверь стукнула ее по затылку. Кто-то снаружи попытался открыть ее. Жанна сползла вниз, уперлась в бетонный пол босыми ступнями и стиснула зубы. Если он нажмет чуть сильнее, она не сможет его удержать. Но дверь больше не двигалась. Он ушел? Нет. Вряд ли. Не для этого же он крался за ней. Или просто кто-то хотел попугать ее?
Она медленно встала, все еще налегая на дверь всем телом. Вытянула шею, пытаясь рассмотреть кого-нибудь внизу. Где-то же должна стоять полицейская машина. Отойти от двери было страшно. Балкон заканчивался узкой зигзагообразной лестницей, ведущей куда-то до самой крыши. Рассматривая лестницу, она пропустила момент, когда дальняя дверь внезапно открылась. Жанна замерла, не зная, что делать: то ли орать, то ли убегать неизвестно куда. Человек вышел на балкон, постоял, засунув руки в карманы, а потом не торопясь направился к ней. Где-то по дороге он вытащил что-то из кармана, и вскоре его лицо осветило пламя зажигалки. Жанна выдохнула, узнав Мухина.
– Вы курите? – спросила она, стараясь говорить спокойно, но голос предал, сорвавшись на писк.
– Нет. Но иногда можно. У Самсона вот сигареты отобрал. Зараза. Ведь клялся, что не курит.
Жанна промолчала. Вероятно, тренер застукал Федулова, когда тот спускался со второго этажа. А ведь она думала, что именно он преследовал ее в темноте. Или ей все же померещилось? Может, у нее начались видения, как у той французской тезки? Неужели придется сдаваться мозгоправам? Психотерапевт, которого посещала Жанна, уверяла, что ничего страшного с ней не происходит. Она как-то пыталась описать те странные приступы, которые происходят с ней перед тем, как должна случиться какая-то неприятность. Но та, видно, ей не очень поверила. Завела старую песню, что это надуманная ситуация, защитная реакция организма, связанная с недостатком каких-то веществ в организме. Прописала антидепрессанты и витамины. Витамины были съедены, антидепрессанты пошли в мусор. Но все же специалист она была хороший, и многие вопросы удалось решить с ее помощью. Интересно, спортсмены ходят к психоаналитикам?
– Я все думаю, почему Алена решила, что в несчастье с братом виноват Борисов?
Мухин пожал плечами:
– Да кто же ее знает.
– И почему Кирилл сказал, что он хотел признаться, но ему сказали, что не стоит этого делать. Он ходил к психологам?
Мухин снова пожал плечами:
– Не знаю. Вроде не ходил. Но…
Лицо Мухина было спокойным и даже каким-то равнодушным. Жанна вспомнила восхищение Лаврушина тем, как тренер печется о своих игроках. «Он им отец и мать». Кому еще Порошин мог поведать о своих терзаниях? Только тренеру. И, конечно же, Мухин знал о том, что случилось с братом Алены. Она же ему и рассказала, наверное. Мог он как бы случайно проговориться, что Борисов некогда избил на катке фигуриста? Но зачем? Подставить своего лучшего игрока? Странные отношения у них были. Со слов того же Федулова и Алены, Борисову все сходило с рук. На каком основании?
– Он вас шантажировал? – слова вырвались у нее раньше, чем она успела прикусить язык.
Мухин поперхнулся дымом.
– Борисов что-то знал и пользовался этим? Алена говорила, что Борисов что-то упоминал о договорных матчах. Не знаю, что это, но, наверное, не очень правильная вещь. Поэтому вы сделали его капитаном? В обход Кирилла. Ведь он больше подошел бы на эту роль.
– Ну-ну, – хохотнул Мухин. – Любопытная вы дамочка. С фантазией.
– Алена была девушкой упорной, для достижения цели могла и горы свернуть. А тут все совпало: Борисов стал для нее не просто соперником мужа, но и личным врагом. Очень тонко. Степан Андреевич рассказывал про ваш цветник. Про травы. Думаю, и клещевина у вас там есть.
Язвительный смех послужил ей ответом.
– Да уж. Интересно, это частые перелеты так действуют на психику? Клещевина – садовое декоративное растение. Не запрещенное к разведению. Тут у вас совсем ничего не сходится. – Мухин оперся на балконное ограждение.
– Вы даже не удивлены? Не возмущаетесь?
– О, конечно. Наверняка в ваших любимых сериалах именно так и поступают злодеи. Но это не сериал. Это жизнь. Алена убила Борисова из личной мести. И это факт.
– А Викторию? Тоже из личной мести?
Мухин картинно выгнул брови.
– Разве не вы утверждали, что Викторию убила не Алена?
– А разве я вам об этом говорила? Я сказала это Кириллу.
Мухин улыбнулся:
– Сказали ему, а услышал я. Кириллу сейчас ни до чего нет дела.
– Поэтому пошли за мной на второй этаж? Хотели выяснить, что я знаю?
– Да что вы можете знать? Вы? Глупая стюардессочка. Наверняка только и мечтаете о том, как залезть в штаны этому вашему красавчику, второму пилоту. Интересно, как часто он вас всех дерет во время полета? Или у вас расписание составлено?
Гнев залил ее по самую макушку, и она выпалила то, что вертелось у нее на языке, но до поры до времени сдерживалось неуверенностью.
– Борисов общался с Викторией, он был хвастун и мог рассказывать ей, как ловко он держит на крючке самого Мухина. Когда у Виктории нашли телефон Борисова, она заявила, что знает, кто его убил, кому была выгодна его смерть. Вы подумали, что она имеет в виду вас. А, наверное, так и было. И подсунули ей чашку из сумки Алены. Налили в нее воды. Все занимались Викторией, никто не обратил внимания, что вы копались в сумке Алены, что это вы подали Усову чашку с водой.
– Потрясающе! – Тренер в восторге ударил кулаком по железной перекладине перил. – Что вы принимаете? Тоже такое хочу.
Жанна почувствовала, как трясутся руки. Что она делает? Зачем? Эти ее догадки – всего лишь догадки. Мухин прав. Но он напугал ее. Когда крался за ней в темноте. Если это был он. И еще он… сказал гадкие вещи про нее и Камаева. И она не сдержалась.
Она вытащила сигарету и прикурила не с первого раза: палец соскальзывал с колесика зажигалки.
– Помочь? – насмешливо спросил Мухин. – В ваших рассуждениях есть определенная логика. Но… вот в чем вопрос. Откуда я мог знать, как и чем отравили Борисова? По-вашему, я знал про отравленные чашки? Откуда?
Жанна опустила голову. Этот вопрос действительно сводил на нет все ее выводы. Или Алена и Мухин действовали заодно, тогда Мухин должен был сразу избавиться от сообщницы, опасаясь, что она его выдаст. Или Алена осуществила свой план сама, но тогда Мухин не мог знать про чашки в ее сумке. Это недоказуемо.
– Если Кирилл признается, что делился с вами своей детской историей с фигуристом, и Алена поймет, что вы ее обманули специально, то может и догадаться, что это вы подтолкнули ее к совершению преступления. Рассказывали про ядовитые растения, про способы изготовления ядов… ну мало ли как вы могли это провернуть. А чашки… возможно, Кирилл вспомнит, что вы бывали у них дома. Могли видеть ее приготовления. Я не знаю…
– Так это если Кирилл признается, если вспомнит то или это. Слишком много если. А по факту у вас ничего нет. Одни лишь бабские бредни.
– На чашке должны были остаться ваши отпечатки.
– Ой, не смешите. Там еще отпечатки Усова и Алены. Я мог случайно взять чашку в руки после того, как Виктории стало плохо. Перестаньте уже придумывать.
– И на пакете тоже, – Жанна осмелилась посмотреть ему в глаза. – Чашки были в пакете. Чтобы достать их, надо было дотронуться до пакета.
– А вот на пакете моих отпечатков точно нет, – усмехнулся Мухин.
– Потому что… – Она потерла лоб. Перед глазами вновь прокрутилась картина недавних событий. Дрожащий Усов, поддерживающий его Мухин и белая, словно мертвая рука. Мертвая? Ну конечно! – Потому что вы были в перчатках. Такие тонкие латексные. Как у врачей. Вы положили руку Усову на плечо, когда пытались оттащить его от тела жены, и рука была в перчатке. Я вспомнила.
– О, ну и засуньте это воспоминание куда подальше. Не позорьтесь. Какие перчатки?
– Вряд ли вы могли выкинуть их куда-то далеко. Если полиция поищет как следует, то найдет, – она сказала это вполголоса, словно рассуждая вслух.
Мухин вдруг сильно закашлялся.
– Какая вы упрямая. – Он еще раз кашлянул в кулак и повертел мощной шеей. – Может, я их на улицу выкинул, вон туда, – он махнул рукой.
Жанна непроизвольно повернула голову, и тут же ее горло сдавили сильные пальцы. Она видела глаза Мухина, абсолютно бесстрастные, спокойные, как у мраморного истукана. Он душил ее, и ни один мускул не дрогнул на его лице. И она ткнула в это лицо почти дотлевшей сигаретой. Раздался крик, стальной захват исчез, и воздух с шумом вошел в ее легкие. Мухин держался за лицо, спасительный вход был в двух шагах за его спиной, но он уже раскинул руки, норовя схватить ее. Она повернулась и быстро добралась до узкой лестнички, зацепилась за стальной поручень и побежала вверх, чувствуя сквозь тонкий капрон ледяной холод металла. Сзади раздался злой рык. Лестница под ней задрожала. Нога соскользнула, она еле успела подтянуться обратно руками.
На плоской крыше, залитой битумом, кроме нескольких невысоких столбиков дымоходов укрыться было негде. Жанна подбежала к краю, с трудом посмотрела вниз. Чуть левее здания стоял полицейский автомобиль, рядом с которым виднелось несколько человек в форме. Она громко окликнула их, замахала руками. И тут небо окрасилось всполохами, мощный рев заполонил пространство. По взлетной полосе, набирая скорость, мчался приземистый самолет. Жанна почувствовала движение за спиной и отпрянула в сторону. Ухмыляющийся Мухин стоял в двух шагах и разминал кисти рук.
– Пора в полет, дорогуша, – сказал он. – Ремень можно не пристегивать.