Только море

ПЕРВЫЙ НОКАУТ

На корабле его звали Васильком, хотя сам он величал себя Василием Ивановичем. Вероятно, причина этого ласкового уменьшения крылась в небольшом росте Ромашкина — один метр пятьдесят два сантиметра, конечно, не признак телосложения Геркулеса.

Но внешность у Василька самая симпатичная: круглое лицо с пухлыми щеками усыпано веснушками, голубые, цвета морской глади, глаза прикрыты большими черными ресницами. И только вихры неопределенного цвета.

Василек был очень серьезным. Он утверждал, что настоящего мужчину должны интересовать только две вещи: море и бокс. Что касается моря, то в этой области Ромашкин показал уже себя. Звание отличника боевой и политической подготовки получить не просто, а Василек имел его. Но бокс…

По утрам мы всей командой выбегали па физзарядку. Нацепив огромные боксерские перчатки, каждая из которых прикрывала примерно половину его туловища, Ромашкин усердно колотил кожаный мешок, набитый песком. От мешка летела пыль. Василек обливался потом. Затем он раскачивал мешок и подставлял ему грудь. С мягким шлепком мешок отшвыривал его метра на два, на три.

За завтраком Ромашкин глубокомысленно рассуждал, что ему необходимо согнать вес, и объяснял нам преимущества правого прямого перед апперкотом: правый прямой был любимым ударом Василька.

Однако на соревнованиях ему не везло. Он участвовал во всех состязаниях, и во всех его беспощадно колотили. Это стало уже привычным. Мы встречали его на трапе:

— Ну, как — по очкам или в нокаут?

— В нокаут, — хмуро отвечал он.

В такие моменты мы старались утешить Василька. А он шел выколачивать последнюю пыль из многострадального мешка.

Однажды на корабль пришло известие, что Василек одержал победу. Эта новость взволновала экипаж. Все наперебой поздравляли его, а он, как и подобает победителю, снисходительно принимал наши поздравления. Да, это были незабываемые минуты!

На следующий день я постарался уволиться на» берег вместе с ним. Мне было лестно показать себя в обществе известного боксера. И, что греха таить, хвастался я страшно.

— Не узнаете? — говорил я торжественным шепотом знакомым, глазами показывая на Василька.

— Нет, а что? — пожимали они плечами.

— Это же Ромашкин. Он вчера на ринге одержал победу.

Однако вскоре мне пришлось покраснеть.

— Не узнаешь? — таинственно сказал я очередному товарищу.

— Узнаю, — ответил тот равнодушно, — ему вчера присудили победу из-за неявки противника.

Я был сражен. Во мне клокотало возмущение. Мы сели в автобус, и я набросился на Василька:

— Ты что, решил обмануть корабельную общественность?

Василек посмотрел на меня невинным голубым взглядом:

— Победа есть победа.

Я задохнулся. Я бы высказал ему все, если бы нас не отвлек шум. Двое подвыпивших парней, зайдя в автобус с передней площадки, начали приставать к девушке.

— Киса, — говорил детина с красной физиономией, — мы можем составить вам компанию.

Девушка беспомощно оглядывалась по сторонам, на ее глазах появились слезы.

— Это безобразие, — сказал пожилой мужчина в очках, — почему пьяных пускают в автобус?

— Федя, — проговорил мрачно детина, — нашей любви мешают. Подержи, пожалуйста, пиджак.

Сняв пиджак и сжав пудовые кулаки, он двинулся по проходу и схватил мужчину за лацканы костюма.

— Интеллигент! — прошипел детина. — Я из тебя вытрясу эту гниль…

Половина автобуса быстро очистилась — все устремились к задней площадке. На нас смотрели с надеждой.

— Чего мы сидим? — сказал Василек.

— Ты знаешь, — ответил я неуверенно, — мы должны соблюдать честь и достоинство.

— Вот именно честь, — ответил Василек и вышел навстречу детине.

Они стояли друг против друга — маленький Василек и здоровенный парень с пьяными глазами.

— Прекратите хулиганство! — внушительно сказал Василек.

— Цуцик! — ответил насмешливо парень и толкнул Василька.

Женщины завизжали. Детина замахнулся еще раз. Но ударить он не успел. Василек мгновенно принял стойку, и знаменитый правый прямой просвистел в воздухе. Парень как-то тоскливо посмотрел на окружающих и свалился в проход. Его друг Федя быстро ретировался.

Я отсчитал время. Детина валялся между кресел четырнадцать секунд.

Я пожал Васильку руку: это был чистейший нокаут.