Когда лейтенант Никифоров прибыл из училища на корабль, скрипя новой обувью и сверкая золотом погон, командир тральщика встретил его, во всяком случае, не с восторгом.
— Ну а настоящие боевые мины вы когда-нибудь видели? — спросил командир, критически осматривая лейтенанта.
— Никак нет, — с готовностью ответил молодой офицер, напряженно смотря в глаза командиру, — то есть да. В кабинете училища у нас были и мины.
— В кабинете… — усмехнулся командир. — Мы занимаемся боевым тралением. Конспектики тут мало помогут. Понятно?
— Так точно, понятно, — сказал лейтенант, хотя было совершенно ясно, что ему пока еще ничего не понятно.
В походах командир сам давал Никифорову различные задания.
— Попробуйте определить место корабля по двум углам, — говорил он, подавая лейтенанту секстан.
Тот растерянно оглядывал далекие береговые предметы.
— Вы что, не умеете этого делать? — строго спрашивал командир. — Вам же придется нести самостоятельную вахту.
Лейтенант краснел:
— Нет, почему, умею…
Все же иногда просил разрешения заглянуть в конспект.
Командир морщился:
— Ну что ж, загляните.
В конце концов Никифоров неплохо выполнял все вводные, но командира это, вероятно, не удовлетворяло, и лейтенанту давались новые.
Во время постановки и уборки тралов Никифорова неизменно направляли на ют.
— Посмотрите на настоящую боевую работу, — говорил командир многозначительно. И лейтенант добросовестно осваивал премудрости крепления резаков или работу номера на тральной лебедке.
Случилось так, что помощник командира, вводивший Никифорова в курс дела, во время очередной выборки трала ушел па мостик. Лейтенант остался старшим. Он внимательно проверил работу каждого номера и стал наблюдать за укладкой трала на выошку. Смеркалось. Спря-тавшееся за горизонт солнце еще золотило синий купол неба. Чайки лениво парили над тральщиком, высматривая пищу. В воздухе медленно разливалась вечерняя прохлада.
— Уволиться бы на бережок, — мечтательно сказал матрос Синицын, расписанный на динамометре.
— Прекратите разговоры! — обернулся к нему лейтенант. — Внимательнее смотрите за показанием прибора.
И все же Синицын прозевал момент, когда динамометр показал резкую нагрузку. Вероятно, мина была за- тралепа уже во время выборки трала. Из сумерек она вынырнула прямо под самой кормой.
Все замерли. Слишком неожиданно мина оказалась у самого корпуса. Казалось, еще секунда — и тральщик взлетит на воздух. Стало тихо, только равномерный стук тральной лебедки напоминал, что в растерянности ее забыли остановить. Трал, медленно наматываясь на вьюшку, подтягивал мину все ближе к корпусу.
Лейтенант судорожно проглотил слюну, хотел что-то крикнуть и не смог. В горле застрял тяжелый ком. Рванулся к лебедке, но на пути споткнулся о трос и покатился по палубе. В голове была одна-единственная мысль: «Стопор, стопор».
А лебедка медленно и неотвратимо сматывала трос. Никифоров приподнялся на локтях и пополз к лебедке. Она была совсем рядом. И лейтенант всем телом навалился на стопор.
Освобожденный трал пошел в обратном направлении. С глухим плеском мина шлепнулась в воду.
Все возбужденно заговорили. Вытирая пот с лица, Никифоров медленно подошел к Синицыну.
— Я удаляю вас с юта, — сказал он сурово.
Вобрав голову в плечи, Синицын побрел вниз. Оп боялся оглянуться, потому что осуждающие взоры товарищей жгли его сильнее, чем раскаленное железо.
Прибыл командир. Он подошел к лейтенанту. Спросил:
— Вы что ж, прежде чем принять решение, тоже в конспект заглядывали?
— Никак нет, — улыбнулся лейтенант и, несмотря па сумерки, увидел, что глаза командира светятся той необъяснимой теплотой, которую просто называют человеческой.