В дни увольнений я и Венька садимся на автобус и едем за город. Венька — мой друг. Уже не первый год мы служим на подводной лодке.
В автобусе душно и тесно. Пахнет свежей рыбой и овощами. Это возвращаются с базара дачники.
В автобусе мы всегда стоим. Дело в том, что в присутствии женщин Венька принципиально не садится. А так как женщин почему-то всегда больше, чем мужчин, то весь четырнадцатикилометровый путь мы проводим в беспрерывном балансировании, хватаясь за мешки, авоськи и плечи попутчиков.
Венька называет это отдыхом. У меня на этот счет другое мнение. Выходим мы из автобуса далеко за городом. В этом месте остановки нет, но шоферы уже знают нас и останавливаются без предупреждения.
Окутавшись клубами синего дыма, автобус убегает дальше по ровной ленте шоссе. Мы смотрим ему вслед и слышим, как на горячем асфальте шуршат его шины. Затем мы шагаем каменистой тропой. Тропа выводит нас к морю. Каждый раз оно открывается неожиданно.
Море!..
Голубое покрывало, простираясь в беспредельные дали, улыбается нам веселыми солнечными бликами. Мы вдыхаем ароматный свежий ветер и бежим к берегу. Ласково урча, волны приветствуют нас, как своих старых и добрых знакомых. Мы быстро раздеваемся и плывем к ближайшим скалам.
Венька плавает лучше. Когда я подплываю к скалам, он уже ждет меня, добродушно посмеиваясь:
— Эй, моряк, прибавь обороты!
Мы лежим на горячих камнях, у которых, обжигаясь, плещется прибой, и смотрим в подернутые дымкой дали. Иногда из них выплывают суда.
— «Грибоедов» пошел, — говорит Венька, — три тысячи тонн водоизмещения. Имеет два двигателя по полторы тысячи лошадиных сил.
Я не возражаю. Я знаю, что Венька прав. В этой области его память поразительна. Он помнит не только водоизмещение или мощность двигателей, но и год постройки, и даже тех, кто командовал судном в прошлые годы.
Затем поочередно ныряем. Для этой цели мы предусмотрительно взяли с собой маску.
Под водой нашим глазам открывается удивительный живописный мир. По фиолетовым камням ползают крабы. Мне почему-то кажется, что они похожи на марсиан. У крабов сизая спина и белое брюшко. Если ткнешь их пальцем, они боком уползают в расщелину, воинственно шевеля клешнями. Говорят, что если большому крабу подставить к клешне карандаш — краб перекусит его, как соломинку. Поэтому я стараюсь не очень-то задевать их. Есть вещи поинтереснее.
Вот из голубого мрака выплывает серебристая стайка кефали. Медленно шевеля плавниками, кефаль неторопливо проплывает мимо. Я чувствую, как у меня бешено колотится сердце: вот бы подцепить хоть штуку! Но куда там… Эта медлительность только кажущаяся. Почувствовав опасность, кефаль мгновенно растворяется в толще воды, пронизанной острыми лучами солнца.
Откуда-то снизу, как торпеды, вылетают ставриды. Природа наделила их совершенной формой, предназначенной для большой скорости. И они бесшумно мчатся в этом безмолвном мире, и мелкая рыбешка шарахается в стороны.
Я заплываю в водоросли. Яркая, почти неправдоподобная зелень обступает меня со всех сторон. Здесь тоже много всевозможных существ. Прицепившись хвостом к травинке, замер морской конек. Внешне — это копия шахматного коня. Я осторожно захожу сбоку, захватываю конька и всплываю.
— Смотри, — говорю Веньке, — его можно засушить.
— Отпусти, — глухо отвечает Венька.
— Еще чего не хватало! Зачем я старался?
— Отпусти, — повторяет Венька, и я вижу, как у него темнеют глаза, а на висках начинает пульсировать тоненькая жилка. Таким я его никогда еще по видел. Я опускаю конька в воду, и он радостно юркает в прохладную глубину.
Мы возвращаемся па корабль, пропитанные соленым ветром и жаркими лучами солнца. Перед уходом Венька еще несколько минут стоит на берегу. А я уже чувствую усталость. Зову:
— Ну, идем же. Опоздаем на автобус.
Но Венька, кажется, не слышит меня.
— Хорошо как, — говорит он, — морем пахнет!
В следующее воскресенье мы не едем к морю. Среди недели Венька заболел, и его отправили в госпиталь. С его уходом, конечно, все остается таким же, как было, и в то же время все меняется.
В ближайший день увольнения я иду в госпиталь. В моих руках кулек с яблоками, пачки печенья, конфеты. Этих продуктов может хватить на целую команду, но товарищи уверили меня, что еда в госпитале — единственное развлечение.
Моросит дождь. Мокрые деревья, опустив ветви, роняют первые листья. Скоро уже осень. Единственное, что меня радует, — это предстоящая встреча с другом. Но Веньку я так и не повидал.
— Увидитесь в следующий раз, — сухо отвечает медсестра, не разрешив зайти в его палату.
— Но почему? Сегодня же приемный день, — делаю я еще одну попытку.
— Товарищ матрос, — отвечает она раздраженно, — вам ясно объяснили, что к нему нельзя. Вы понимаете — нельзя!
— Ну что, отбрила тебя наша сестричка-синичка? — спрашивает один из больных, прогуливающийся по коридору.
— Ну, если это синичка, то какие бывают курицы? — саркастически улыбаюсь я.
— Ты зря сердишься, — говорит мой собеседник, — болен твой друг, очень болен.
Я возвращаюсь в кубрик, ненавидя всей душой серую промозглую погоду и еще больше медицинскую сестру…
К Веньке попадаю недели через полторы. Он смотрит па меня неестественно большими темными глазами. Я замечаю острые скулы, ввалившиеся щеки, бледность лица и торопливо разворачиваю пакеты:
— Вот, ребята прислали. Желают тебе быстрейшей поправки.
Венька осторожно берет яблоко длинными пальцами, обтянутыми пергаментной кожей, и тихо спрашивает:
— Ну как там у нас?
— О-о, порядок. Сдали еще одну задачу. Выполнили торпедные стрельбы.
Венька оживляется:
— А кто на моем месте?
— Сергеев, — отвечаю я.
— Хороший парень, — говорит Венька.
— Вообще ничего, но до тебя ему далеко.
— А море как? — опять спрашивает Венька.
— И на море порядок. Недавно норд-вест баллов на девять сорвался. Трепануло — будь здоров.
Мой друг грустнеет и смотрит на окно, за которым виднеется кусок неба.
— Долго я еще здесь проваляюсь, — говорит он скучно.
— Ну, что ты! — возражаю я. — Доктор говорит — не больше недели.
— Нет, долго, — упрямо повторяет Венька.
Я иду к медсестре.
— Моему товарищу необходима прогулка к морю, — говорю ей.
Сестра удивленно вскидывает тонкие брови:
— Позвольте, а вы кто такой?
— Товарищ, — отвечаю я веско.
— Ну, знаете ли… С каких это пор товарищи больных стали командовать в госпитале?
Я убеждаю ее как только могу. Через полчаса она устало машет рукой:
— Эти вопросы решает главный врач.
Мы вместе идем к нему. Главврач удивительно похож на Чехова: острая бородка клинышком, добрые глаза, густые брови. Только вместо знаменитого чеховского пенсне у него очки с толстыми, выпуклыми стеклами.
— Ну-с, — произносит главный врач классическую фразу всех докторов, — на что жалуетесь?
— Вот на нее, — киваю я в сторону медсестры.
— Да, — щурится он, — довольно редкий случай в медицинской практике. Ну что ж, рассказывайте.
Захлебываясь, я рассказываю доктору о свежем ветре, о тысячеверстных далях, в которых тают корабли, и еще о морском коньке…
Главный врач снимает очки и долго протирает стекла.
— Но до моря десять километров, — наконец говорит он.
— А вы дайте машину, — мгновенно нахожу я выход из затруднительного положения.
— Ах, машину! — восклицает главный врач. — Вы, вероятно, считаете, что я по совместительству еще директор автобазы.
Я молчу. Надежда гаснет в моей душе. Доктор молча ходит по комнате, а затем останавливается передо мной.
— Значит, вы говорите: море, дым и лошадь?
— Не лошадь, а морской конек, — отвечаю я.
— Ну, все равно, — говорит доктор и, обернувшись к медсестре, приказывает ей ехать вместе с нами.
Меня охватывает огромное чувство благодарности. Но от растерянности глупо молчу и неуклюже переминаюсь с поги на ногу…
И вот мы на берегу моря.
Недавно здесь прошумел шторм. На песке валяются водоросли, ракушки, куски дерева. Мы подводим Веньку к самому берегу. Море приветливо колышется у его ног, охватывая собой полмира. Венька нагибается и берет в руки водоросли. От них исходит терпкий запах. Запах моря. Я вижу, как у Веньки начинают весёло блестеть глаза, розоветь щеки, появляется улыбка. Смотрю на него, и мне тоже очень хочется улыбнуться. Вместе с нами улыбается строгая медицинская сестра. Кстати, она не такая уж строгая. И вообще я начинаю замечать у нее привлекательные черты: ямочки па пухлых щеках, длинные ресницы и яркие, как спелые ягоды, губы. Мы улыбаемся друг другу и морю.
Теперь уже никто из нас не сомневается, что Венька скоро будет здоров.