Море было то свинцовым, серым, а то словно политым синей тушью. Все зависело от ветра, который без конца менял направление и швырял тучи с одной стороны горизонта в другую. Когда туч не было, море становилось синим.
Старший лейтенант Сизов поправил повязку, которая означала, что он — вахтенный офицер, и похлопал себя по плечам теплыми рукавицами. Было довольно холодно. Казалось, ветер вместе с тучами метал и тонкие ледяные иглы, которые больно впивались в лицо.
Сизов взял бинокль и в тысячный раз окинул взглядом море. За все время ничего нового: бугры, бугры, временами хмарь, временами необыкновенная прозрачность. Скосив глаза в сторону, старший лейтенант увидел командира, который тоже прильнул к биноклю. А наверху, на сигнальном мостике, у визиров замерли сигнальщики.
Водное пространство просматривалось десятком внимательных глаз и еще радиолокационным лучом — антенна радиолокатора вращалась беспрерывно. А в глубину, почти до самого дна^ море прослушивалось акустикой.
Шел поиск подводной лодки.
Корабль шел средним ходом. Острый форштевень врезался в стылую волну, и она, разваливаясь на две половины, пенисто всхлипывала у стальных бортов.
— Два румба вправо! — скомандовал командир корабля.
— Есть два румба вправо! — отрепетовал Сизов и, мысленно переведя румбы в градусы, записал в книжку новый курс.
Рваные тучи, только что темневшие справа, оказались прямо по носу.
На ходовой мостик поднялся заместитель командира по политчасти и, дуя на озябшие пальцы, сказал командиру:
— Матросы, сменившиеся с вахты, неохотно уходят с боевых постов. Говорят, сейчас не до отдыха.
— Надо отдыхать, — ответил командир, блестя воспаленными глазами, — пусть берегут силы.
Сизов подумал, что сам командир не спал уже двое суток.
Из тучи, которая была уже над головой, посыпалась снежная крупа. Сталь под ногами начала хрустеть. Видимость ухудшилась.
— Час от часу не легче, — проговорил заместитель командира и, надвинув поглубже шапку-ушанку, добавил: — Пойду проверю остальные боевые посты.
Командир вызвал на мостик начальника службы снабжения и проинструктировал, что приготовить команде на ужин.
— Главное, посытнее…
Сизов видел, как интендант, неловко и широко расставив ноги, старался изобразить стойку «смирно».
Корабль тяжело и нехотя кренился то на один борт, то на другой.
— Силуэт слева двадцать на горизонте! — звонко доложил сигнальщик сверху.
Сизов вскинул бинокль. Это был корабль их соединения, он вел поиск подводной лодки в соседнем квадрате. Видимость катастрофически падала. Крупа сыпала, как зерно из лукошка. Сизову доложили, что гидроакустик цели не обнаруживает.
«Если бы мы ее обнаружили, — подумал Сизов, — я бы не позавидовал этой цели».
Он перегнулся через козырек и увидел короткие стволы реактивных бомбометов, нацеленные вперед.
А где-то в недрах корабля у пультов управления находились люди. Одно короткое приказание, и бомбометы, извергнув огонь, обрушат на лодку многокилограммовые порции взрывчатки. Но приказания не поступало — цель не обнаружилась. Может, ее даже и нет в этом квадрате.
Корабль рыскал в море, вспарывая волну за волной. Люди были также у топок котлов, неистово гудящих пламенем, и в машинных отделениях, и у орудий, и в аварийных партиях, и в центральных постах.
Было уже темно, когда Сизов сменился с вахты. Не снимая реглана, забежал в каюту и, увидев свое отражение в зеркале, улыбнулся: «Похож на косолапого медведя. Если бы Шурка увидела в таком виде, уж посмеялась бы!»
Он подошел к столу и взял в руки Шуркину фотографию. Родное лицо, знакомый излом бровей. Больше всего в ее лице Сизова поражал именно этот излом. Он казался почти противоестественным. Впрочем, глаза были тоже особенные: большие и блестящие, словно лакированные. Как бы ему хотелось сейчас заглянуть в эти глаза! Но до Шурки было далеконько. Сизов вздохнул. Они расстались в день свадьбы. Было очень весело. Сизову говорили, что он теперь муж, и это звучало забавно. Конечно, кричали «горько». Сначала нестройно, вразброд. Но затем старший лейтенант Маркарян сказал, что поскольку собрались люди военные, то надо быть организованней. «Горько» стали кричать по его команде. Получалось здорово. Дребезжали стекла, лопнула электрическая лампочка. В темноте Шурка спросила у Сизова, любит ли он ее. Он ответил:
— Да! Да!
Когда ввернули новую лампочку, старший лейтенант Маркарян начал острить по адресу тещ. Все смеялись.
А Шурка сказала, что у Сизова будет их несколько, потому что росла она в детском доме и всех своих воспитательниц считает матерями. Сегодня они заняты, но они еще придут. В адрес Сизова посыпались сочувствия.
Потом все вместе разучивали новый танец, пели хором:
Якорь детства на улице брошен,
В даль морскую дороги видны…
А потом… Что было потом? Да, вошел матрос-опове- ститель и сказал, что офицеров срочно вызывают на корабль. Все стали серьезными. И хотя срочная явка на корабль — дело привычное, каждый немного волйовался. Сизов неловко обнял Шурку и хотел что-то объяснить, утешить ее. Но она прикрыла ему рот тонкими пальцами и шепнула:
— Ничего не говори. Я все понимаю. Ведь так надо.
Он кивнул:
— Спасибо! — и добавил: —А ты будешь хорошей женой.
Шурка улыбнулась. Ее брови стали еще более изломанными.
— Может быть, — ответила она и поцеловала Сизова в губы.
Уже далеко от базы стало известно, что корабль вышел в море потому, что вблизи наших территориальных «од была замечена неизвестная подводная лодка…
Сизов поставил фотографию на стол и, сбросив реглан, пошел в центральный пост. Личный состав свободной боевой смены находился там. Сизов направил всех в кубрики, сказав, что надо беречь силы, а сам вспомнил о командире, который третьи сутки находится на мостике. Затем опросил знание обязанностей у боевой смены, несущей вахту. Обязанности все знали хорошо и вахту несли внимательно.
По корабельной трансляции передали последние известия. Московский диктор сообщил, что в Узбекистане начался весенний сев, назвал фамилии сталеваров, выполнивших досрочно план первого полугодия, рассказал об открытии новых детских садов на Киевщине.
Сизов вздохнул. Дети, сталевары, сев… Мирная, созидательная жизнь… А здесь неизвестная подводная лодка.
Он вышел на бак и еще раз проверил готовность бомбомета. Все было в порядке. По первому приказанию они сработают безотказно.
Поздней ночью Сизов заснул. Его разбудили около четырех часов утра, сказали, что пора идти па вахту.
Наверху было темно, как в нечищенном дымоходе. Гудел ветер и шипели волны. Он поднялся на ходовой мостик и увидел прямо по курсу мерцающие входные створы.
— Что, возвращаемся в базу? — спросил он у вахтенного офицера лейтенанта Ганночки. Тот ответил, что за неизвестной подводной лодкой все время наблюдали с корабля, находящегося в соседнем квадрате. Она была там и не решилась войти в наши территориальные воды. Сейчас для несения дозора прибыл другой корабль, поэтому они идут в базу.
— Если бы она вошла, мы бы всыпали ей по первое число! — сказал Ганночка.
— Да, конечно, — согласился Сизов и подумал о матросах, которые готовы были все время находиться на боевых постах и не хотели идти в кубрики.
Неожиданно раздался голос невидимого в темноте командира:
— Вахтенный офицер, прикажите изготовить корабль к постановке на якорь и швартовые.
— Есть изготовить корабль к постановке на якорь и швартовые, — ответил лейтенант Ганночка.
По корабельной трансляции прогудела команда. Где- то внизу звонко хлопнули двери. Загремела якорь-цепь.
Корабль приближался к базе.
В порту весь день приводили в порядок материальную часть — готовились к новому выходу.
На берег Сизов попал только вечером. Он хотел поехать автобусом, но тот долго не появлялся, на остановке скопился народ, и Сизов почти бегом кинулся домой.
Сумерки шелестели в переулках, когда он подошел к своей квартире. Стремительно отворил дверь, радуясь встрече с Шуркой. Но ее дома не было. На столе белела записка. Он торопливо взял ее и прочел:
«Родной мой! Нашу разведывательную партию срочно отправили в район. Есть данные, что там имеется нефть. Представляешь? Как я тебя ждала! Н, о ты же знаешь: надо, — значит, надо…»
Сизов аккуратно свернул записку и попытался представить себе то далекое место, где разведывательная партия, быть может, уже нашла нефть.
Стало немного легче. Он прошел на кухню. На стопке чистого белья обнаружил еще одну записку:
«В отсутствие Шуры мы о вас немного позаботились. Еда в холодильнике.
Ваши тещи».
Глубоким вечером пошел дождь. Крупные капли дробно барабанили по стеклу. Сизов открыл форточку и, высунув руку, почувствовал, что капли не холодные. Это был первый весенний дождь…