Только с дочерью

24

Среда – 29 января 1986 года – встретила меня холодным, угрюмым рассветом под стать моему настроению. В зеркало я увидела свое красное, опухшее от слез лицо. Махмуди отправил Махтаб в школу, затем сообщил мне, что мы едем в филиал «Свиссэйр» – сдать мой паспорт, который мне выдадут в пятницу накануне посадки в самолет.

– Я должна идти за покупками с Шамси и ханум Хаким, – напомнила я ему.

Он не мог проигнорировать мою договоренность с женой «человека в тюрбане».

– Сначала мы съездим в «Свиссэйр», – ответил он. Это отняло довольно много времени, так как филиал авиакомпании находится на другом конце города. Пока мы петляли по улицам в разных такси, я непрерывно думала о походе в магазин. Отпустит ли Махмуди нас – троих женщин – одних? Будет ли у меня шанс позвонить? К моей досаде, Махмуди зашел со мной за Шамси.

– В чем дело? – спросила Шамси, увидев мое лицо. Я промолчала.

– Скажи, что случилось, – настаивала она. Махмуди не отходил от нас ни на шаг.

– Просто я не хочу ехать в Америку, – вырвалось у меня. – А Махмуди заставляет меня заниматься там делами. Мне надо все продать. Не хочу я ехать.

Шамси напустилась на Махмуди:

– Ты не можешь заставлять ее заниматься коммерцией в такой момент. Пусть она несколько дней побудет с отцом и вернется.

– Нет, – прорычал Махмуди. – На самом деле ее отец не так уж плох. Это уловка. Они все подстроили.

– Неправда! – вскричала я. – Отец при смерти, и ты это прекрасно знаешь.

В присутствии Шамси и Зари мы с Махмуди орали друг на друга, давая выход взаимной ненависти.

– Ты попалась в собственный же капкан! – вопил Махмуди. – Вы придумали, как вызвать тебя в Америку. Вот и поезжай. Тебе не отвертеться – и пришлешь сюда все деньги!

– Нет!

Махмуди схватил меня за руку и поволок к двери.

– Мы уходим, – объявил он.

– Бозорг, – обратилась к нему Шамси. – Успокойся. И давай поговорим.

– Мы уходим! – повторил Махмуди.

Когда он грубо вытолкал меня за дверь, я, обернувшись, крикнула на прощание Шамси и Зари:

– Пожалуйста, помогите. Справьтесь обо мне. Он нас изобьет.

Махмуди с силой захлопнул дверь.

Сжимая мне руку, он тащил меня по обледеневшему тротуару к дому Хакимов. Они жили примерно в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, и все это время Махмуди изрыгал в мой адрес самые грязные ругательства, какие я когда-либо слышала. Однако они меня не задевали. А вот слова «Ты больше никогда не увидишь Махтаб!» глубоко ранили.

Когда мы подходили к дому Хакимов, он приказал:

– А теперь возьми себя в руки. Чтобы не пролила ни единой слезинки перед ханум Хаким. Она ни о чем не должна догадываться.

Махмуди отказался от приглашения ханум Хаким выпить чаю.

– Пойдемте лучше за покупками, – сказал он.

Все втроем мы отправились в принадлежавший мечети магазин. Махмуди ни на секунду не выпускал из своих тисков мою руку. Мы накупили чечевицы и вернулись домой.

Днем Махмуди был занят у себя в кабинете. Со мной он не разговаривал, просто молча меня сторожил – так должно было продолжаться еще два дня, до моего вылета в Америку.

Вернувшись из школы и убедившись, что папа занят, Махтаб пришла ко мне на кухню.

– Мама, пожалуйста, увези меня сегодня в Америку, – неожиданно сказала она.

Впервые за несколько месяцев она произнесла нечто подобное. Видимо, тоже понимала, что время истекает. Я прижала ее к себе. Мы обе обливались слезами.

– Махтаб, – сказала я, – пока это невозможно. Но не беспокойся – в Тегеране я тебя не оставлю. И ни за что не уеду без тебя в Америку.

Но могла ли я сдержать это обещание? Не удастся ли Махмуди загнать меня в самолет кулаками и окриками? Я осознавала, что это вполне реально и никто даже не подумает ему помешать. Кроме того, он мог накачать меня снотворными, усыпить. Он способен на все.

Во второй половине дня, ближе к вечеру, заглянула Фереште – попрощаться. Она видела, что я глубоко подавлена, и, как могла, старалась меня утешить. Я больше не играла ни с ней, ни с другими друзьями, ни с Махмуди. Я не могла притворяться счастливой мусульманской женой. Какой смысл?

Махмуди вторгся в наш разговор, потребовав чаю. Он справился у Фереште о ее муже, что вызвало новый поток слез. У каждого из нас были свои проблемы.

Пожалуйста, Господи, молила я, пожалуйста, уведи нас с Махтаб от Махмуди. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Услышала ли я или почувствовала, как подъехала карета «Скорой помощи»? Увидела ли я свет фар на стене или придумала? Сирена была выключена. Машина тихо подкатила к воротам. Словно призрак.

Срочный вызов! Махмуди должен ехать в больницу.

Мы встретились глазами. Волны ненависти, отчаяния и сомнения шли от одного к другому. Как он может уехать в больницу и оставить меня без присмотра? Что я вытворю? Куда побегу? С минуту он колебался, раздираемый недоверием ко мне и чувством профессионального долга. Он не мог отказаться явиться по срочному вызову, но в то же время не мог ослабить надзор за мной.

Фереште почувствовала всю глубину разыгравшейся драмы.

– Я побуду с ней до твоего возвращения, – сказала она Махмуди.

Не произнося ни слова, Махмуди взял свой медицинский саквояж и вскочил в ожидавшую машину.

Он уехал. Я не знала, когда он вернется. Через пять часов или через полчаса – все зависело от того, какой это вызов.

Усилием воли я сбросила с себя оцепенение. Вот она, та возможность, о которой я молила Бога. Делай же что-то! Сейчас же!

Фереште была хорошим другом, любящим и беззаветно преданным. Я могла бы вверить ей свою жизнь. Но она ничего не знала об Амале, о моей тайной жизни. Ради ее безопасности я не имела права ни во что ее посвящать. Ее муж сидел в тюрьме за антиправительственные настроения, и уже одно это делало ее уязвимой. Я не имела права ее подставлять.

Прошло несколько минут – я рисковала, но надо было потянуть время. Затем, как можно более непринужденно, я произнесла:

– Мне надо купить цветов, сегодня вечером мы идем в гости.

То был очередной прощальный ужин, который на сей раз устраивала Малихе. Предлог выглядел правдоподобным – явиться в гости с цветами было долгом вежливости.

– Хорошо, – сказала Фереште, – я тебя подвезу. Это было весьма кстати. Так мы могли покинуть нашу улицу и район быстрее, чем пешком. Стараясь действовать без спешки и в то же время без промедления, я одела Махтаб, и мы сели в машину Фереште.

Фереште затормозила у цветочного магазина, на расстоянии нескольких кварталов от нашего дома, и открыла дверцу, чтобы выйти, но тут я сказала:

– Оставь нас здесь. Мне надо подышать свежим воздухом. Мы с Махтаб прогуляемся до дома.

Это звучало крайне нелепо. Кому охота гулять в ледяную стужу под снегом?

– Пожалуйста, позволь мне вас подвезти, – настаивала Фереште.

– Нет. Мне действительно необходимо подышать свежим воздухом. Я хочу пройтись. – Подавшись вперед, я обняла ее. – Оставь нас, – повторила я. – Уезжай. И спасибо за все.

– Ладно, – сказала она со слезами на глазах.

Мы с Махтаб вышли из машины и смотрели ей вслед, пока она не скрылась из виду.

Холодный ветер дул в лицо, но я его не замечала. Не замечала до поры. Махтаб ни о чем не спрашивала.

Мы дважды меняли оранжевое такси, заметая следы. Наконец на одной из занесенных снегом улиц мы нашли телефон-автомат. Дрожащими пальцами я набрала номер прямого телефона, стоявшего у Амаля на столе. Он тут же снял трубку.

– Это мой самый последний шанс, – сказала я. – Я должна уехать сию минуту.

– Но требуется еще некоторое время. Пока не все организовано.

– Нет. Пора рискнуть. Если мы не уедем сейчас же, я навсегда потеряю Махтаб.

– Хорошо. Приходите.

Он дал мне адрес квартиры поблизости от его работы и предупредил – за нами не должно быть хвоста.

Повесив трубку, я повернулась к Махтаб, чтобы поделиться с ней радостным известием.

– Махтаб, мы едем в Америку.

К моему ужасу, она расплакалась.

– В чем дело? – спросила я. – Только сегодня ты сказала мне, что хочешь вернуться со мной в Америку.

– Да, – шмыгнула она носом, – я хочу в Америку, но не сразу. Мне надо пойти домой и взять кролика.

Я старалась сохранять спокойствие.

– Послушай, – сказала я, – мы купили кролика в Америке, верно? – Она кивнула. – Там же мы сможем купить и другого. Чего ты больше хочешь – вернуться в Америку или домой к папе?

Махтаб утерла слезы. В глазах своей шестилетней дочки я прочла внезапно появившуюся решимость; в тот момент я поняла – Махмуди ее не покорил. Ее дух был надломлен, но не сломлен. Она не превратилась в забитого иранского ребенка, а осталась моей храброй дочерью-американкой.

– В Америку. – Она сделала свой выбор.

– Тогда быстрее. Нам надо поймать такси.