пристально и робко смотрели на эту толпу, не зная, что им делать. Их тут нечаянно застали: это было видно по их позе и напряженному вниманию, с которым они сторожили минуту, чтоб уйти; а уйти было некуда: направо ли, налево ли, всё надо проходить чрез толпу или идти в речку.
Наконец полетел один орех, другой, третий. Только лишь толпа заметила нас, как все бросились к нам и заговорили разом. 10 – Крокодила видели! – кричал один. – Вот этакой величины! – говорил другой, разводя руками.
– Какой страшный! какие зубы!
– Где ж он? – спросили мы.
– Вот, вот здесь.
И потащили нас к мостику и к речке.
– Мы только вошли на мостик… – начал один.
– Нет, еще мы вон где были… – говорил другой.
– Да нет, господа, я прежде всех увидал его; вы еще там, в деревне, были, а я… Постойте, я всё видел, я всё 20 расскажу по порядку.
– Куда ж он девался? – спросили мы.
– В кусты ушел, вот сюда, – закричали все, показывая на кусты, которые совсем закрывали берег близ мостика.
– Он показался на поверхности воды, проплыл под мостиком. Мы закричали, погнались за ним; он перепугался и ушел туда. Вот, вот на этом самом месте…
– Верно, ящерица! – заметил я, отчасти с досады, что не видал крокодила. Меня не удостоили и ответа. 30 – Пойдемте же в кусты за ним! – приглашал я, но не пошел. И никто не пошел. Кусты стеснились в такую непроницаемую кучу и смотрели так подозрительно, что можно было побиться об заклад, что там гнездился если не крокодил, так непременно змея, и, вероятно, не одна: их множество на Яве.
– Как жаль, что вы не видали крокодила! – сказал мне один из молодых спутников, которому непременно хотелось выжать из меня сомнение, что это был не крокодил. 40 – Ну что ж, увижу у Зама, как вернусь в Петербург, – сказал я, – там маленький есть; вырастет до тех пор.
Мы пошли в деревню. Она вся состояла из бамбуковых хижин, крытых пальмовыми листьями и очень похожих на хлевы.