пакетом, умоляя взять его назад… «Как взять? Это не водится, да и не нужно, причины нет!» – приказал отвечать адмирал. «Есть, есть, – говорил он, – мне не велено возвращаться с пакетом, и я не смею уехать от вас. Сделайте милость, возьмите!»
И сами полномочные перепугались: «В бумагах говорится что-то такое, – прибавил Накамура, – о чем им не дано никаких приказаний в Едо: там подумают, что они как-нибудь сами напросились на то, что вы пишете». 10 Видя, что бумаг не берут, Накамура просил адресовать их прямо в горочью. На это согласились.
Как он обрадовался, когда Посьет, по приказанию адмирала, дотронулся до бумаги рукой: это значило – взял. Он, с радости, отвязал от пояса бронзовый флакончик для духов, который они все носят (то есть кто важнее), и подал его Посьету. Мы все засмеялись. В этом Накамуре есть еще что-то дикое, впрочем только в наружности. Он похож немного, взглядами, голосом и движениями, на зверя. Он полюбил Посьета и меня, беспрестанно 20 гладил нас по плечу, подавал руку. Еще в первое посещение фрегата, когда четверо полномочных и он сидели с нами за обедом в адмиральской каюте, он выказал мне расположение: предлагали тосты, и он предложил, сказав, что очень рад видеть всех, особенно меня. Мы все засмеялись.
Впрочем, я и Посьет, может быть, обязаны его вниманием тому, что мы усердно хозяйничали, потчевали гостей, подливали им шампанское, в том числе и ему. «Мы не умеем так угостить вас», – задумчиво говорили они как будто с завистью. Накамуре 30 понравилось очень пьянино в каюте капитана. Когда стали играть, он пришел в восторг. «Кото, кото!» – отрывисто твердил он, показывая на фортепьяно. Так называется похожий с виду на фортепьяно японский музыкальный инструмент, вроде гуслей, на которых играют японки.
Чтоб занять его чем-нибудь, пока адмирал читал привезенную им бумагу, я показывал ему разные картинки, между прочим прошлогодних женских мод. Картинки эти вшиты были в журналы. Женские фигуры и платья 40 произвели большой эффект. Заметив это, я выдрал картинки из журналов и подарил ему. Он был в восторге. Еще я подарил ему вид Лондона в свертке, величиной в восьмнадцать футов, купленный мною в туннеле под Темзой.
Накамура обрадовался и на другой же день привез