Том 2

373

молчал. «Говори же!» – «Каин и Авель», – отвечал он.

«Вот еще заметь эти две звезды и помни, как их зовут: вот эту Венера, а ту Юпитер». – «Слушаю-с». – «И если что-нибудь с ними случится, донеси». – «Слушаю-с». И он серьезно стал смотреть в ту сторону. Чрез минуту я спросил его, в каких местах он бывал с тех пор, как мы вышли из Англии. Он молчал. «Говори же!» – «На Надежде» (Мыс Доброй Надежды). – «А до этого?» – «Забыл».

– «Вспомни!» Он молчал. «Где же?» Молчал. «Ну припомни названия разных вин, так доберешься». Молчание. 10 «Какие же есть вина?» – «Пенное». – «Ну а французские?»

– «Ренское». – «А мадера?» – «Точно-с, есть и мадера.

Мы и сами там были», – добавил он. «А что же звезды?» – вдруг спросил Болтин. Феодоров беспокойно оглянулся: хвать – одной нет; она уже скрылась за горизонт. «Где же?» – «Только одна осталась». – «А где другая?» – «Не могу знать». – «А как ее зовут?» Молчание. «Ну, как?»

– «Мадера», – подумав, отвечал Феодоров. «А другую?»

– «Питер», – сказал он. И это было 20 нам развлечение, за неимением других.

Октября 1-го.

Праздник у нас, и в природе праздник. Вспомните наши ясно-прохладные осенние дни, когда, где-нибудь в роще или длинной аллее сада, гуляешь по устланным увядшими листьями дорожкам; когда в тени так свежо, а чуть выйдешь на солнышко, вдруг осветит и огреет оно, как летом, даже станет жарко; но лишь распахнешься, от севера понесется такой пронзительный и приятный ветерок, что надо закрыться. А небо синее, всё 30 светло, нарядно. Здесь тоже, хоть и 32° ‹северной› широты, а погода, как у нас. Только вечернее небо, перед захождением и восхождением солнца, великолепно и непохоже на наше. Вот и сегодня то же: бледно-зеленый, чудесный, фантастический колорит, в котором есть что-то грустное; чрез минуту зеленый цвет перешел в фиолетовый; в вышине несутся клочки бурых и палевых облаков, и наконец весь горизонт облит пурпуром и золотом – последние следы солнца; очень похоже на тропики. 40 Японцев, кажется, не было… ах, виноват – были, были: с рыбой и раками. Баниосы всё не едут: они боятся показаться, думая, как бы им не досталось за то, что не разгоняют лодок, а может быть, они, видя нашу кротость,