Манчжурская быль*

Узкие глубокие улички все чаще ломались, пересекались и становились тесней и тесней, вытягиваясь в узкие тропинки между домами.

По улицам непрерывно текут человеческие потоки.

Грохот гонгов, трескотня костей, треньканье веревочных струн, свист звучащих камней, короткие и отрывистые мелодии свистулек, все это смешивалось в неумолкаемый причудливый шум торгового бурного города. Так на все лады бродячие ремесленники и уличные торговцы возвещали о своих товарах и ремеслах.

– Дзиннг! Дзиннг! – раскрывают пасть металлические щипцы в шустрых руках площадного брадобрея.

– Чуюий! Чуюий! – шепчет торговец горячей свинины.

Из щелей прокопченных домов пробивается пар пельменей и дурманящий дым черного опиума; от походных печей – жестяных банок – выползают удушливые запахи жареной снеди, трещащего на сковородах касторового и бобового масла, чеснока и водорослей.

В глазах рябит от пестрых красок, вертлявых витрин…

Таков Фудзядян, – сосед «города Великих Могил» Харбина – на могучей кормилице Манчжурии – реке Сунгари.

На облике города – печать тысячелетий. Иногда на высоком шесте, выше голов живых прохожих, вынырнет волосатая мертвая человеческая голова с кусками запекшейся черной крови на шее. Это голова хунхуза-разбойника, казненного в назидание народу.

Но в самом сердце города на улице Сан-де-ге, среди останков тысячелетнего быта, притаилась небывалая новь.

На висячих, от изогнутой крыши до самой земли, красных узких лакированных досках-вывесках пестрят затейливые узорчатые иероглифы.

Братство Потребителя – Бедняка.

Первый Фудзядянский Народный Кооператив:

«Красная Лавка»

Многое мог бы порассказать своим завсегдатаям-покупателям главарь кооператива одноглазый рябой Ван-Сы. Он молод еще – ему и сорока нет, но каждый год его отмечен необычайными событиями большой жизни. Молодым крепким парнем Ван-Сы был вывезен с тысячами кули на север, в чужую страну – строить Мурманскую железную дорогу. Это было в страшные годы, когда весь мир кипел в кровавом котле империалистической войны… С тех пор Ван-Сы многое повидал, рыл окопы на западном фронте, плечом к плечу с русскими рабочими бился на Востоке с русскими колчаковскими мандаринами… Побывал Ван-Сы и на Юге своей гигантской родины, – был в рядах южной революционной армии до тех пор, пока проклятая собака Чан-Кай-Ши не предал китайской революции.

В шанхайских уличных боях проткнули штыком глаз Ван-Сы. Но у Ван-Сы остался другой глаз и очень много опыта, и очень много ненависти к врагам китайского народа.

Многое рассказал бы завсегдатаям-покупателям главарь лавки одноглазый Ван-Сы. Но разве расскажешь о правде его жизни: узнай эту правду палачи народа – власти – и голова Ван-Сы оказалась бы на высоком шесте на перекрестке изогнутых вертлявых улиц.

Скитаясь, целый год прослужил Ван-Сы приказчиком в русском потребительском обществе рабочих и служащих Китайской восточной железной дороги.

И познакомившись с новым для китайца делом, крепко задумался Ван-Сы над горем китайца бедняка: со всех сторон бедняк опутан липкой паутиной обязательств и долгов. Купцы-пауки держат в жадных цепких лапах своих всю бедноту города…

– Вот тут-то и пригодится одноглазый никчемный Ван-Сы, – решил Ван-Сы и ринулся с горячей энергией прививать новое дело на почве родной.

И на первых же порах новой деятельности объявились враги у Ван-Сы.

«Братство потребителя бедняка» расположилось в центре улицы Сан-деге. А на углах, как хищники, обирали народ два купца: справа приютилась русская лавчонка с кабаком бывшего белого офицера Намаконова, а на левом торговал жирный китаец-купец Лю-хан-бин.



Враждовали прежде правый с левым углом, русский с китайцем, но вот с появлением первого фудзядянского народного кооператива – водой не разлить Намаконова да Лю-хан-бина. Чаще они захаживали вечерами друг к другу выкурить трубку опия, или выпить горячей гаоляновой водки. Проходя «Красную лавку» опьяненные друзья корчили недовольные гримасы и демонстративно поднимали вверх сжатые кулаки с вытянутыми мизинцами в знак презренья к Ван-Сы.

А Ван-Сы хоть бы что! Ломятся полки кооператива от товаров и вся беднота – к нему: здесь и дешевле, и без обмана, и своя лавка, и человек за прилавком ласковый и общительный.


– Нужен момент подходящий, – шепчет над жирным блестящим от пота лицом Лю-хан-бина белый офицер, между затяжками опиума.

В таян-гване – курильне опиума люди утопают в тяжелых волнах темного дыма. Много курильщиков в синих нарядах лежат на желтых циновках, но всяк занят своей плошкой-лампочкой, иглами да трубкой, всяк возится над огнем, поджаривая липкие коричневые тянучки опиума.

Никто не слушает придушенный шепот двух завсегдатаев курильни – русского «капитана» с китайцем-купцом.

– Подходящий момент, и мы сживем со свету этого одноглазого большевика. Иначе он в конец отобьет покупателя у нас… Ты продолжай, Лю-хан-бин, нашептывать своим покупателям, что Ван-Сы дружит со злыми духами, которые помогают ему завлекать бедняков, чтобы погубить их… А я сделаю свое дело, когда пора подойдет, – и белый офицер таинственно сжимал кулак, оставляя открытым лишь большой оттопыренный палец:

– Воо, как мы его скрутим, одноглазого черта красного!

– Моя тебе, капитана Намаконофа, усе подали буду чего тебе хочу, есили тебе Ван-Сы контрами буду! (я тебе господин Намаконов все подарю, чего ты хочешь, если ты Ван-Сы убьешь), – шипел злорадно потный толстяк Лю-хан-бин.

* * *

И пора подошла. В соседнем Харбине разразилась жуткая гроза.

Китайские полицейские, вместе с русскими белогвардейцами врывались в квартиры советских служащих и железнодорожных рабочих, скручивали их веревками и волокли в полицейские участки…

Точно нападая на вооруженный штаб, отряды солдат быстро, быстро пронеслись из пристани в Новый город, окружили управление Китайской восточной железной дороги и в час-другой представители СССР были арестованы – кто у себя в кабинете, кто на улице, кто дома.

Китайские бандиты захватили в свои руки Советско-китайскую железную дорогу, громили профсоюзы, советские организации, кооперативы.

Молва мигом облетела многотысячный город и перекатилась в китайский Фудзядян…


Никогда прежде Намаконов не захаживал в «Красную лавку» к Ван-Сы. Но в этот вечер он неожиданно явился в гости к своему врагу.

Белый офицер был навеселе. На его плечах блистали золотые погоны, которые он не надевал до этого дня, бог весть, сколько лет. На груди болтался георгиевский крест, почерневший и позеленевший от времени.

– Вот-те Ван-Сы и новости. Здорово расправились с большевиками! Молодцы китайцы, наконец образумились! – и Намаконов стукнул широкой ладонью по прилавку.

– Моя ничего нидзынай, – отвечает безразлично Ван-Сы, пытливо вглядываясь одним глазом в раскрасневшееся самодовольное лицо русского.

– Молодцы китайцы! Правильно! И кооператив ихний прихлопнули, говорят, в Харбине! Правильно – народ недоволен…

Ван-Сы молчал.

– Слушай, Ван-Сы, не разменяешь ли ты мне полсотню иен?..

– Канешыно можына меняйла…

Намаконов протянул бумажку. Ван-Сы удалился за занавеску.

Только этого момента и ждал офицер. Он быстро запустил руку в карман брюк и выхватил оттуда горсть белого порошка. Точно сея, Намаконов хладнокровно и равномерно рассыпал белый порошок поверх риса, стоявшего тут же в джутовом мешке.

– Хороший у тебя рис, – промолвил Намаконов навстречу выходящему Ван-Сы, набрав горсть риса и просеивая его между пальцами.

– Така себе…


В полдень следующего дня на улице Сан-де-ге творилось необычайное…

Нескольких жителей на носилках снесли в больничные бараки. За носилками толпились родственники больных, любопытные.

– Что он ел? – задавали из толпы один и тот же вопрос.

– Ничего кроме риса из «Красной лавки» корявого Ван-Сы…

У толстого Лю-ха-бина на конце улицы собралась толпа. Другая толпа теснилась к лавке русского Намаконова.

Купцы делали свое дело. И точно по условленному знаку с обоих углов улицы бросились к «Братству потребителя бедняка».

Крики, угрозы, ругань.

– Смерть отравителю народа!

– Его рис заговорен злыми духами!

Толпа приблизилась к опустевшей «Красной лавке». Среди желтых людей маячила фигура русского капитана в золотых погонах. А рядом с ним какой-то русский оборванец-беженец с кривой казацкой шашкой в руке…



Последней мыслью Ван-Сы были вчерашние слова зловещего гостя:

– Хороший у тебя рис…

Вак-Сы отчетливо вспомнил, как русский «капитан», набрав горсть риса, просеивал его между пальцами… Понял что-то… но в этот момент блеснула кривая казацкая сабля и голова Ван-Сы, создателя первого Фудзядянского кооператива, легла на окровавленный прилавок, а тело неловко и неслышно упало на мешок с рисом…

Загрузка...