— Что̀ слышно о солнце? Вот горит оно, и греет, и греет и сияет, что же, и откуда оно? А как нет его долго, долго не видим, мы его ждем и грустим, а встретим — обрадуемся. И откуда свет такой, и где тепло, откуда оно греет, наше свет — солнце?
— Солнце от Бога. Сотворив небо и землю, помыслил Господь о делах своих, что́ сотворит. И когда подумал, что сотворит человека и чем будет человек, как оставит человек завет Божий и не пойдет в судьбах Божиих, о беде и о всем горе людском подумал и о мерзости в человецех на трудной земле, и как родится от человека Сын, и как для славы и чести погибшего человека распнут Его и в муках примет Он крестную смерть, и когда о смерти подумал, слеза испаде из ока. Эту слезу свою и назвал Господь солнцем. Солнце — Божие.
Восьмичастным создал Бог человека: от земли — остов, от моря — кровь, от солнца — красота, от облак — мысли, от ветра — дыхание, от камня — милость и твердость, от света — кротость, от Духа — мудрость.
И когда сотворил Бог человека, не было имени ему.
Высота небесная — Отец, широта земная — Сын, глубина морская — святый Дух, а созданию Божиему имени нет.
И призвал Господь четырех ангелов: Михаила, Гавриила, Уриила, Рафаила, и сказал Господь ангелам:
— Идите и изыщите имя ему.
Михаил пошел на восток и увидел звезду, имя ей Анафос, и взял от нее Аз и принес к Богу.
Гавриил пошел на запад и увидел звезду, Дисис имя ей, и взял от нее Добро и принес к Богу.
Уриил пошел на полунощие и увидел звезду, имя ей Аратус, и взял от нее Аз и принес к Богу.
Рафаил пошел на полудние и увидел звезду, имя ей Мебрие, и взял от нее Мыслете и принес к Богу.
И повелел Бог Михаилу произнести слово.
И сказал Михаил:
— Адам.
И бысть Адам первый человек на земле.
Гремит ад своим громом, бу́рит бурею, — страшны удары, бесстрашен.
— Моя власть и воля!
Огненные стрелы летят от его одежд. Громок, грозен, бесстрашен.
Никто еще живым войти не вхитрился, а назад ходу нет, — врата медные, верея железная, замки каменные, запоры крепкие.
Крут и шаток мост через Юдоль — реку, черен путь на живой век, жаркие молоньи светят в ночи, светят смерти: ведет она свои полки на приволен горек пир, слышен топот конских ног.
— Моя власть и воля!
Нужда, теснота, терпение — преисподний ад.
И воззвал Адам, первозданный человек:
— Сестры и братья мои любовные, пошлем весть ко Владыке Христу со слезами на землю, хочет ли нас от муки избавить!
Неутешны, унылы стоят пророки, праотцы, все праведные: кто же может донести весть!
— Други, воспоем песнями днесь, отложим плач, — ударил Давид в гусли, вложил персты свои на живые струны, — се заутра от нас пойдет Лазарь четверодневный, друг Христов, донесет до Христа весть.
И услышал Адам, первозданный человек, и начал биться руками по лицу своему, тяжким ярым гласом глаголя:
— Поведай от меня Владыке, светлый друг Христов, Лазарю, вопиет к Тебе Твой первозданный Адам. На то ли Ты, Господи, создал меня, на короткий век на земле быть и много лет в аде мучиться? Того ли ради я землю наполнил, о, Владыко! Вот внуки Твои возлюбленные во тьме сидят, на дне ада от Сатаны мучимы, и скорбию и ту́гою сердце тешат и слезами своими очи и зеницы омывают и, памятью терзаемы, унылы суть! Я на земле только краткий час видел добро, а в этой муке много лет в обиде! Краткий час я царь был всем тварям, а ныне долгие дни раб аду и бесом полонянник. На краткий час свет Твой видел, а вот уж солнца Твоего давно не вижу и Твоей ветряной бури не слышу. Господи, если я согрешил, Господи, паче всех человек, то по делам моим Ты и воздал мне муку сию, не жалуюсь, Господи! Но горько мне, Господи, я по Твоему образу сотворен, а дьявол унижает меня, по Твоему образу сотворенного, мучит меня, жестоко понукает мной! Господи, я Твою заповедь преступил, а вот, Господи, первый патриарх Авраам, Твой друг, Тебе ради заклать хотел он сына своего Исаака возлюбленного, и Ты сказал ему, Господи: «Тобою, Аврааме, благословятся вся колена земная!» — в чем же его грех? — а и он здесь, в аде мучится и тяжко вздыхает. И Ной праведный, избавленный Тобой, Господи, от лютого потопа, или не избавишь его от ада? Когда бы согрешили они, как я согрешил! А вот великий пророк Моисей, а он, Господи, в чем согрешил, ведь, и он здесь сидит с нами во тьме адове! А Давид, Господи, Ты прославил его на земле, и дал ему царствовать над многими, и он составил псалтирь и гусли, в чем же его вина, ведь, и он здесь с нами, в аде мучится и жалко стонет и вздыхает! Когда бы согрешили они, как я согрешил! А вот великий в пророках Иоанн Предтеча, Креститель Господень, рожденный от благовещения ангелов, в пустыне воспитавшийся, ядый мед дивий, и от Ирода поруганный, в чем же, Господи, его вина? И также томятся пророки Твои, Илья и Енох, угодившие Тебе паче всех праведников на земле! Моего ли греха ради не хочешь помиловать нас или своего часа ждешь, один Ты знаешь, нетерпеливы мы. Господи, приди к нам и избави от лихости, не угаси света! В Твою тайну молюсь, Господи. На мне вина, прости меня, прости меня, Господи, прости меня!
Кто Тебя не ублажит, пресвятая моя Владычица!
Ты заступница и утоление всем оскорбленным, Ты утешение скорбным, Ты радость скорбящим, — захотела весь мир защитить от крови или себя утопить в ней: покинуть и никогда не вернуться в свой вертоград, в муке мучиться, с нами — во тьме века сего, с нами — в нашем лютом мире, где болезни, печаль, слезы и воздыхания, клевета, память злая, братоненавидение, с нами, как мы, неутоленно любить и безнадежно, и безнадежно терять.
Радуйся, обрадованная, Господь с Тобою!
Над рукодельем за искусной работой у окна пречистая Дева окаймляла четверосвитный убрус, белым бисером шила круги, квадраты, птицу-феникса, радугу, змея и голубя — знаки вечности, мира, воскресения, милости, мудрости и непорочности, а на углах под крестом ставила по василиску с головой петушиной и хвостом змеиным, ми́луя Божию тварь, дивови́ще земное и преисподнее.
Сердцем в божественных судьбах, к тайнам мира — умные очи, неувядаемый цвет чистоты, пресвятая, пречистая Дева, честнейшая херувим и славнейшая воистину серафим.
В тихий час в тихой девичьей горнице метнулся огонек у лампадки и белый бисер заалел на шелках. С шумом вихря с небесных кругов стал в большом углу ангел — и были крылья его, как две зари полунощных, а лик невместим человеку.
И не снеся его вида, пала ниц на землю Дева Мария.
— Радуйся, обрадованная, Господь с Тобою! — воззвал благовестник.
И подняла пресвятая Дева очи к небу, и облак росный сошел на лицо ее и окропил ее с головы до ног.
— Не бойся, Мария! — приблизился ангел, отер ее своей алою ризой, — не бойся, Мария, се зачнешь Сына и тем весь мир спасется, Ты будешь спасение миру, мир Тебе, возлюбленная! — и огонь изшел из его уст.
Солнцем засияв, махнул ангел десницей — и бысть хлеб превеликий, и, взяв хлеб, ел сам и дал ей.
И махнул ангел левой рукой — и бысть великая чаша, полная вина неизреченного, и пил сам и ей дал пить.
И воззрев, увидела непорочная Дева — земля благословенная, цел был хлеб и чаша полна вина.
Радуйся, обрадованная, Господь с Тобою!
Среди поля на Голгофе пригвожден ко кресту — на кресте руки простер, окровавил персты — на честном кресте посреди земли висел Христос, совоздвигая четвероконечный сей мир, божественных рук своих создание, в высоту, в широту, в долготу, в глубину.
Ангелы сходили и восходили с небес, собирались в един собор, силы небесные кланялись вольным страстям Его.
Слава долготерпению Твоему, Господи!
Силы небесные, все девять чинов — ангелы, архангелы, начала, власти, силы, господствия, престолы, херувимы, серафимы от неба небес — от престола славы, лествицей сходя и восходя, предстояли Ему. И мертвые, восстав из гробов, с мертвенного ложа притекали к кресту, кланялись спасительным страстям Его.
Слава долготерпению Твоему, Господи!
Разбойники Сафет и Фемех, распятые со Христом два разбойника, отре́петны крестною мукою, погибали в смертной тяготе тупой, погибали их помыслы, отымался издроблен повинный ум, горькая тьма ослепляла вещные, в боли очаделые, очи, а умные исходили в тоске:
— Милостиве Господи, помилуй мя падшего!
Крестообразно руки простирая к Сыну, распростершему руки на древе крестном, ко кресту приникла Владычица наша Богородица: оружие скорбное пронзило ей сердце — слезным крещением крещенное, все ее сердце растерзано, и слезы, излившись, престали.
— Царю Небесный, Сыну мой!
Три звезды, как свечи Божие, мерцали из тьмы помрачающей от Девы-Матери, непостижимо, несведомо родшей невместимого, миру свет и спасение.
Слава долготерпению Твоему, Господи!
На востоке солнца раскрылись двенадцать врат небесных и другие двенадцать врат на западе и двенадцать врат на море и по всем путям от нижних и горних обителей собирались в един святой собор ко кресту силы небесные.
И вот во мгновение два ангела подвели под руки старца — был он ветх и велик, Адам первозданный, и поставили ангелы Адама перед лицом Господним.
Наклонив главу, да преклонятся народы все и облегчится грех верующих, восходящих на небеса, висел Христос на кресте, напоенный горькою желчью, единый сущ, без конца, без начала — сый.
И был глас со креста:
— Аз тебе ради и чад твоих с небесе на землю снидох, аз тебе ради и чад твоих на крест взошел, повешен, пригвожден ко кресту. Ныне разрешаю от клятвы, прощаю твой грех.
И вздохнул Адам:
— Тако изволил еси, тако изволил еси, Господи Боже мой!
Слава долготерпению Твоему, Господи!
Ангелы, силы небесные возрадовались, хваля перед Адамом Христа, кровию искупившего проклятие первородное, — миновались темные ночи, пропали печали! — и восходили на небеса со страхом и радостью, до неба небес к престолу славы, восхваляли Христа перед Отцом небесным.
Слава долготерпению Твоему, Господи!
Силы небесные, все девять чинов — серафимы, херувимы, престолы, господствия, силы, власти, начала, архангелы, ангелы восходили к престолу, восхваляли страсти божественные.
И один среди ангелов во святом кругу вятший паче всех, прекрасен видением, стоял перед крестом ангел, один недвижен, один безмолвен, смотрел на Христа.
Как! Сын Божий, Сын возлюбленный, любимый брат, Христос, Царь Небесный, творец земли и неба, продан за тридцать сребренников, висит на кресте! И мучится, обагрен с ног до головы, и нет ни откуда защиты, покинут, нет никого, неповинный, висит на кресте!
Не видел никого, только Христа, только на Христа смотрел ангел, не мог примириться, и пальцы его были крепко с тоскою сжаты, и дымы, что синие кольца благовонных кадильниц, обручая пальцы, вывивались меж острых суставов, и копье бледнело в руке его на дымящемся древке и бурные крылья, что молоньи сини, грозно орли́ли, — недвижен, безмолвен, не мог, не хотел ангел видеть Христа на кресте.
Все силы небесные, недоуменно зря друг на друга, молили ангела взойти на небо к престолу славы прославить Сына перед Отцом Небесным.
Бестрепетен, бесстрастен к мольбе, не слушал ангел, не хотел их слышать, не хотел взойти на небеса к престолу славы — сердце горело и единая мысль возгоралась из горящего сердца: один он может и готов и должен стать на защиту — он может смирить грады и веси, поля, холмы и дубравы, он весь мир погубит, разорит венец солнца за крест и страсти.
И один недвижен, один безмолвен, он горел перед крестом во святом кругу, грозный мститель, ангел верховный, вятший паче всех, всех недругов победитель, архистратиг Михаил.
Слава долготерпению Твоему, Господи!
Белоснежной кипящей быстри́ной восходили полки ангельские, славословя, от креста за звездный круг к престолу. И был тихий перезвон в небесах, говор и пение столпо́вное небесного воинства.
И повелел Христос ангелу взойти на небо, оставить крест.
— Исполни закон!
Но верен, ангел стоял перед крестом, не мог отойти:
— Господи, Ты видишь, не могу стерпеть распятия Твоего!
И во вторые повелел Господь ангелу отойти от креста.
— Исполни закон!
И не двинулся ангел, прочно, крепко, непреклонно, верен, ангел стоял перед крестом:
— Господи, как я пойду!
И в третий раз был голос с креста, отклонявший, повелевая ангелу взойти на небо.
— Исполни закон!
И то́роки — слухи Духа дрогнули на бледном челе, трепетен, ангел сделал шаг от креста и вдруг стал, обернулся — черные то́роки вьюнились на его бледном челе, бурные крылья орлили и очи синели, что дебрь: видеть муку, иметь власть остановить эту муку и не сметь!
— Не требуй, Господи, не требуй! Видишь сердце мое горящее, знаешь любовь мою, ей нет грани, ей нет запрета, ей нет закона. И на что мне власть моя, если запрещаешь прекратить муку Твою? Не могу преступить закон Твой, слово Твое, волю Твою и не могу угасить любви моей!
И пламень любви был так велик и скорбь была так остра и страда так безмерна, все мысли, все стези сердца пылали, — ангел не мог покориться, не мог исполнить царского слова, Божией воли, разжал ангел пальцы, и тихо пламя вышло из его руки.
И было пламя так сине, жарко, так живо, и огонь плящ и горюч — взлысился мрак, сдвинулись семь поясов небесных и пошатнулись земные, с шумом ужасных чет — веропастных горестных труб из четырех медных ветрий пы́хнули четыре заглу́шные ветра, возшумели с востока и с запада, с юга и с севера — кто им укажет путь? куда им деваться? они не могут стать, для них нет уж покоя! — избезумелись, вздыбили море, хотя потопить всю нашу землю, заколебали столпы преисподния.
Но среди грохота, вопля и скрежета еще острее врезалась скорбь, и гнев стал безысходнее — и ангел пустил копье от креста в тьму земную, где стоял страх, клевета и обида, вопияла утрата и билось бессильно оскорбленное сердце и гнела бесполезная жалость и глохла защита.
Зазубрив тьму, как молонья, ударило копье в храм, прорезало купол, расшибло сень — и надвое сверху и до низу разодралась капетазма церковная, на две части разодрал ангел завесу во свидетельство сынам человеческим за страсти и крест — видеть и разуметь.
И в тот час воззвал Христос, благословляя Отца, и предал дух единородный Сын, великого света Ангел, Слово Божие, смертью на смерть наступив.
Слава долготерпению Твоему, слава страстям Твоим, слава силе Твоей, Господи!
По воскресении из мертвых, отложив тело плотское, являлся Господь наш Иисус Христос своим ученикам.
Апостолы — Петр, Андрей, Иоанн и Варфоломей пребывали с Богородицей, утешая ее. И когда были они все вместе на горе Маврии, стал посреди них Христос и сказал:
— Вопрошайте меня, да научу вас. Семь дней пройдет и я взыду к Отцу моему.
И никто не решался спрашивать Христа, и покорно последовали за Ним, по божественным стопам Его на гору Елеонскую.
Петр же апостол приступил в пути к Богородице, прося ее, да упросит Сына своего, и явит Господь вся, иже суть на небесах. Но не восхотела Богородица испытывать Христа.
И когда взошли они на гору Елеонскую и сидели вместе со Христом, Варфоломей обратился к Христу:
— Господи, покажи нам противника человеком, да видим, кто есть и что̀ дело его. Тебя не постыдился, Тебя ко кресту пригвоздил!
— О, смелое сердце, — сказал Господь, — ты не можешь видеть его!
Варфоломей же припал к ногам Спасителя, упрашивая:
— Светильниче неугасимый, Иисусе Христе, вечного света спасение, неисповедимый, невидимый, в мир пришедший словом отчим, совершивый дело свое — скорбь адамову преложивый в веселие и еввину печаль упразднивый рождеством своим, сподоби исполниться вопрошанию моему!
И сказал Господь Варфоломею:
— Видеть хочешь противника человеком — узришь его, но говорю тебе, и ты и апостолы и Богородица ниц падете, аки мертвы.
Слыша слово Господне, все приступили, прося Христа:
— Господи, сделай, да видим его!
И вот по слову Господню предстали ангелы с запада, воздвигли землю, как свиток, и явилась бездна — глубина пропастная.
И запретив ангелам дольним, повелел Господь протрубить Михаилу.
И вострубил архистратиг, грозный воевода сил небесных.
И в тот час изведен был из бездны ангел погибельный — Сатанаил.
Вольный гоголю, старейшина небесных сил, низверженный за разгордение, где ныне твоя воля, твой венец власти, престол небесный!
Шестьсот и шестьдесят ангелов держали его, вестника зла, творящего мечты, связанного огненными веригами, и была высота его в шестьсот локтей, лицо, как молонья, власы остры, как стрелы, вежды дивия вепря, око правое — звезда утренняя, око левое — львово, и уста, как пропасть глубокая, и персты, как серп, и крылья — пурпур горящий, и ризы червлены, и на лице его пишет вражья печать и погибельная.
— Аз есмь Господь Бог! — воззвал Сатана.
И был велий трус, земля затряслась.
И в ужасе поверглись апостолы на землю.
Богу нашему слава вовеки!
Бурным духом в вышнее небо с тихой сладимой реки взлетела душа к престолу Господню.
— Господи Боже, благослови меня, Царь милосердный, в тело облечься! — взмолилась душа к Спасителю Господу Богу.
Горел семигранный венец на престоле и расцветала звездами Гора — цвет.
Благословил Бог душу, поставил на путь, благословил Бог душу на землю вернуться, благословил Бог душу на земле человеком в человеках родиться.
Бурным духом с превышних высот стремилась душа по небесному кругу.
Замирало в радости сердце — там Божьи орга́ны играли на сердце: скоро встретит она, кого полюбила однажды, любила и горько рассталась, как ей будет легко и нетрудно на трудной милой земле! Полные радости очи светились, светили небельмными взорами путь по небесному кругу.
И растворилась в пути по небесному кругу, по безбрежным дорогам книга живая — суд Господень, судьба ее жизни — судина: дни за днями, как цепи, протянулись от колыбели до могилы.
Каким холодом, жутью, жестким словом, обидой сдавило ей сердце: сколько дней беззащитных, дней беспокровных, сколько тревог и беды и пропастей, ожиданий тревожных, тщетной надежды, безвинного терпенья, непоправимой горькой потери, а сколько раз в своих днях постылых уйдет она от ворот со слезами, будет звать — не ответят, просить — не помогут.
— Где рай твой прекрасный, пресветлый день! Где же твой ангел, спутник благой? — как звездочки в ночи, то загораясь, то тая, сходились, горку́я, во святой круг белые птицы — Господни послы.
— Где же мой ангел! Или на небе и на земле в целом мире нет ни души и никто не услышит и никому нет дела, что так жалко кончаю бесполезные дни! — и запечатались страдно, зноем опаленные, холодом омерзлые уста.
— Где рай твой прекрасный, пресветлый день! Где же твой ангел, спутник благой? — как звездочки в ночи, то загораясь, то тая, вьются, горку́я, во святом кругу белые птицы, крыло в крыло вьются.
Бурным духом летела душа от судеб страны пророчных труб на пречистое снегово — белое знамя к Матери Божьей, к Царице силы небесной.
Премудрые девы радостно встретили душу, кротко стояли они со свечами вкруг Царицы силы небесной.
— Мати печальная, пресвятая Богородица, сердце во мне унывает, не хочу я на землю! — наплаканны очи смотрели на родимую Матерь, слезно, скорбно, сердечно просили родимую Матерь.
— Странник прихожий, не плачь! — духом святым уряжая, взяла Богородица свечку, вложила свечку в сердце — в сердце, в кручинную душу, — терпи, скорби с любовью, милый мой странник!
И загорелась в сердце жаркая свечка.
Премудрые девы стояли со свечами, «Христос Воскрес!» запели, с крестом поклонились.
Бурным духом летела душа с превышних высот через святые небесные круги, через белые зори, через Втай-реку — заповедное от всего темного мира, с небесного царствия по Божьей стезе в темный мир на землицу сырую.
Жаркая свечка жарко теплилась в сердце.
— Странник прихожий, странник милый, брат мой несчастный, сестра моя горькая, будем жить полюбовно, согласно в этом несведомом мире на родимой сырой земле!
Прекрасная пустыня, любимая моя мати, пришли тебя зажигать, со мной разлучают.
Я скажу тебе тайно, как люблю тебя, твою густыню, твои очи — твои очи, что озера, там от берега до берега зеленая волна волни́тся, и тихи и тайны́, что частыня.
А за то полюбил тебя и матерью назвал, что нашел в твоей дубраве защиту и милость и правду.
Безмолвная и непразднословна, смиренномудренная, терпелива!
Теперь ты огню предаешься, и я тобою покинут, ты горишь, — в которую страну посылаешь? — прекрасная пустыня, любимая моя мати.
Я бежал от суетного мира, от вражды, от непокоя, в тебя водворился, в тебе нашел правду и милость и защиту.
Тихость твоя безмолвная, палаты твои лесовольные, спасение мое, мудрость и благодать!
Теперь ты огню предаешься, и я уйти от тебя должен, ты горишь — в которую страну посылаешь? и где, на каком месте мне быть? — прекрасная пустыня, любимая моя мати.
Прости меня, прощаюсь с тобой, благослови меня одному свой век свековать! Не пойду я искать островов непроходимых, ни безлюдного, безмолвного места, ни земляную пещеру, благослови меня, мать пустыня, в мир вернуться, в мир — в суету мирскую.
Я взвихрю себе стрелами волосы, покрою плечи алым, как твои зори, алым платком, я пойду по большой дороге, я выйду на площадь, буду о тебе рассказывать, о твоей правде и милости и защите.
Будут надо мной смеяться, будут бить меня больно, промолчу, поклонюсь на побои, все перенесу, все претерплю ради правды твоей, прекрасная пустыня, любимая моя мати.
В мире есть много несчастных, оскорбленных, неутешных, несчастных, горек сей мир, горюча тоска, если утешу, твоим светом утешу, свет во мне — свет от тебя.
И когда после страдных дней, странных под милый осенний дождик упаду под забором, ты придешь, ты меня примешь на свои руки, ты меня не покинешь! — и очи твои будут близко, и я уйду за тобой с легким сердцем, всем сердцем желая, в жизнь вековую, прекрасная пустыня, любимая моя мати.
1913 г.