Торговец кофе

Из "Правдивых и откровенных мемуаров Алонсо Алферонды"

Мое имя Алонсо Родриго Томас де ла Алферонда, и я познакомил европейцев с напитком, который называется кофе, то есть можно сказать, что я ввел его в обиход в Европе. Возможно, я немного преувеличиваю, ибо кофе, без всякого сомнения, нашел бы путь к сердцам и без моей помощи. Лучше сказать так: я был повитухой, облегчившей его переход от неизвестности к славе. И вы снова мне возразите, ибо человеком, который это сделал, был Мигель Лиенсо. Какую же тогда роль сыграл Алонсо Алферонда в триумфе этого великого плода? Гораздо большую, чем многие думают, уверяю вас. Тем же, кто считает, что я принес один лишь вред, что я мешал, ставил палки в колеса и препятствовал, а не помогал, могу сказать одно: мне известно больше, чем моим очернителям. Я был там, а вот вы, по всей вероятности, не были.

Мое настоящее имя Авраам, так звали моего отца и его отца. Все первенцы в семье Алферонда тайно давали своим первенцам имя Авраам, когда иудеи пользовались тайными именами, а до этого, когда Иберией правили мавры, они носили имя Авраам открыто. Большую часть жизни я мог произносить свое имя вслух только в темном помещении и только шепотом. Тот, кто относится к моим поступкам с недоверием, должен это помнить. Кем бы вы были сегодня, спрашиваю я тех, кто судит меня строго, если бы ваше имя было тайной, если бы раскрытие этой тайны стоило бы жизни вам, вашим друзьям и родным?

Я родился в португальском городе Лиссабоне в семье евреев, которым не было позволено исповедовать иудейскую веру. Их называли новыми христианами или новообращенными, поскольку наших предков вынудили принять католическую веру под страхом лишения имущества, а то и жизни. Во избежание пыток, разорения, а иногда даже смерти мы ходили в католические храмы, но в тайных синагогах, устраиваемых в темных подвалах поочередно в разных домах, молились как иудеи. Молитвенники были для нас редкими и драгоценными книгами. Днем человек мог мерить свое богатство золотом, но в сумраке этих темных комнат мы мерили богатство страницами и знаниями. Не многие среди нас умели читать на древнееврейском те несколько книг, что у нас были. Не многие знали молитвы на религиозные праздники или день субботний.

Мой отец знал их, во всяком случае некоторые из них. Он провел раннее детство на Востоке и вырос среди иудеев, которым не запрещалось законом исповедовать их религию. У него были молитвенники, которые он с удовольствием давал взаймы. У него было несколько томов вавилонского Талмуда, но он не знал арамейского и поэтому не мог их читать. Тайные иудеи в Лиссабоне попросили его научить их читать на священном языке, научить их субботним молитвам, научить их поститься в дни поста и пировать в праздничные дни. Он научил их есть на открытом воздухе во время Суккота и, конечно, научил их пить и веселиться во время Пурима.

Скажу откровенно, мой отец не был ни праведником, ни мудрецом, ни святым. Совершенно не был. Я говорю об этом открыто и думаю, что это не оскорбит его имени. Мой отец был обманщиком и плутом, но обман и плутовство в его исполнении были великолепны и вызывали восхищение.

Поскольку он был сведущ в нашей вере — напоминаю, он был вовсе не ученым, а обычным человеком с образованием, — тайные иудеи Лиссабона относились к нему куда терпеливее, чем если бы он не был в ней сведущ, ибо он привлекал к себе больше внимания, чем следовало новому христианину. В какой бы ситуации ни оказывались купцы, готовые потратить пару лишних монет, мой отец мог предложить им эликсир, продлевающий жизнь, или снадобье, повышающее половую силу, или лекарство от любой болезни. Он знал фокусы с картами, шарами и игральными костями. Он был жонглером, канатоходцем и акробатом. Он умел дрессировать собак, чтобы они складывали и вычитали несложные числа, и дрессировать кошек, чтобы те танцевали на задних лапках.

Будучи врожденным лидером, отец привлекал подручных, зарабатывающих на жизнь искусством развлекать людей фокусами и трюками. Он командовал целой армией карточных шулеров, игроков в кости, пожирателей огня и глотателей шпаг. Под знаменем моего отца также собирались те, кто зарабатывал на жизнь, просто выставляя на обозрение то, чем их наградила природа. С раннего детства меня окружали карлики и гиганты, чудовищно толстые или страшно высокие люди. Я играл в игры с мальчиком-змеей и девочкой-козой. Когда я подрос, у меня появился нездоровый интерес к одному человеку, которого знал мой отец. У него была анатомия одновременно и мужчины и женщины. За несколько монет этот несчастный был готов продемонстрировать, как прелюбодействует сам с собой.

Когда мне было лет десять, однажды поздно ночью к отцу пришел мальчик постарше, которого я знал по синагоге, Мигель Лиенсо. Он был проказником; и к трюкачам и диковинным людям из компании моего отца его тянуло столь же сильно, сколь к знаниям, которые мой отец мог ему дать. Я назвал его проказником, ибо ему доставляло удовольствие не подчиняться власти, и, когда я знал его в Лиссабоне, более всего ему нравилось водить за нос свою семью и даже саму инквизицию.

Этот Лиенсо был из семьи, которую можно назвать относительно искренними новыми христианами. Таких было много, людей, которые, либо искренне веря, либо желая избежать преследований, полностью становились христианами и избегали тех из нас, кто желал жить как евреи. Отец Лиенсо был удачливым торговцем, которому было что терять в случае гнева инквизиции. Возможно, как раз по этой причине Мигель с готовностью посещал наши тайные богослужения и усердно учился тому, чему его мог научить мой отец.

Более того, пользуясь связями своего отца с представителями старых христиан, этот молодой Лиенсо получал сведения об инквизиции. У него был талант собирать слухи, и он был в восторге, если ему удавалось кого-то своевременно предупредить. Я знаю полдюжины семей, которым удалось бежать ночью за несколько часов до прихода инквизиции, и все потому, что Лиенсо умел подслушивать, оставаясь незаметным. Думаю, он все это делал из желания справедливости в этом мире, но также и потому, что ему доставляло удовольствие совать свой нос в чужие дела. Через несколько лет я снова встретил его в Амстердаме. Он меня не узнал и даже не помнил, что спас мою семью. Я же всегда буду помнить его доброту, хотя некоторые настаивают на обратном.

Мигель пришел нас предупредить, после того как вызвался помочь нашему священнику отдраить его личные комнаты при церкви (он всегда вызывался на такую неблагодарную работу в надежде разузнать что-нибудь) и случайно подслушал разговор между этим негодяем и инквизитором, который заинтересовался моим отцом.

Итак, под покровом ночи мы покинули дом, в котором я родился. За нами последовали многие наши друзья. Среди нас были евреи и христиане, мавры и цыгане, и мы побывали в таком количестве городов, что я их все не назову. Несколько лет мы прожили на Востоке, и мне посчастливилось провести месяц-другой в священном городе Иерусалиме. От его былой славы осталась лишь тень, но в моей несчастной жизни бывали такие моменты, когда воспоминание о тех днях, прогулках по улицам древней столицы моего народа, посещение места, где когда-то стоял священный храм, поддерживали меня, утратившего смысл жизни. Если будет на то воля Господа, слава Тебе, когда-нибудь я вернусь в это святое место и проведу там остаток дней своих.

Во время нашего путешествия мы посетили и Европу. Мы побывали в Лондоне, где от воспаления мозга умер мой отец. Мне тогда было двадцать пять, я был взрослым человеком, но с другой предрасположенностью, чем отцовская. Мой младший брат Матео хотел возглавить армию изгоев, и я знал, что у него для этого подходящий характер. Несмотря на многолетние скитания, я по натуре не был скитальцем. Я знал несколько трюков с картами и игральными костями, но до Матео мне было далеко. Единственное, чего мне удавалось добиться от собаки, — это подставить мне живот, а от кошки — чтобы она запрыгнула ко мне на колени. Мой отец всегда говорил, что для евреев важно жить как евреи и среди евреев. Я вспомнил, что, когда я был в Амстердаме несколькими годами раньше, евреи в этом городе пользовались свободами, невиданными в других местах христианского мира.

Итак, я пересек Северное море и оказался в большой общине португальских евреев. И меня там приняли, по крайней мере поначалу. Поэтому я и пишу эти мемуары. Я хочу объяснить, почему меня несправедливо изгнали из круга людей, которых я любил. Я хочу рассказать всем, что я вовсе не злодей, как многие думают. И я хочу изложить на бумаге правдивые факты относительно Мигеля Лиенсо и его участия в торговле кофе, поскольку на меня обрушивается много обвинений именно в этой связи, причем обвинений несправедливых. Я хочу описать свою жизнь в Амстердаме, причины моего отлучения от общины, свою жизнь после этого, а также ту роль, которую я сыграл в делах Лиенсо.

Не отрицаю, что я научился незаметно прятать карту и заставлять игральную кость лечь так, как мне хотелось, прежде чем я научился ходить, но ручаюсь, на этих страницах вы не найдете никакого плутовства. Я буду как человек-медведь, свирепый мужчина из нашей труппы, с которым мы вместе путешествовали долгие годы. Я сниму перед вами одежду, чтобы вы увидели меня во всей естественной наготе. Если читатель пожелает, он может даже вырвать клок моей шерсти, чтобы убедиться: тут нет никакого обмана.