Торговец кофе

32

Новая служанка не говорила по-португальски, но ее вполне устраивало общение посредством знаков. У Катрин было строгое лицо, скорее простое, чем простодушное, но в сравнении со своей хозяйкой ее можно было назвать дурнушкой. Это не имело никакого значения. Теперь Мигеля не было в доме, и никого не волновало, хорошенькая служанка или простушка.

По утрам Даниель уходил из дому до того, как она просыпалась, и Ханна завтракала в одиночестве, с хлопотавшей вокруг нее служанкой. Катрин показала на графин с вином на столе. Похоже, она считала, что женщина, ожидающая ребенка, не должна ограничивать себя в вине, и Ханна пила его в изрядном количестве каждое утро в течение недели, пока не проявила волю и не отказалась. Сейчас она просто покачала головой. Когда она много пила, ребенок в ее утробе затихал, а ей нравилось, когда он толкался и выгибался. Когда он переставал шевелиться даже на несколько минут, Ханну охватывал страх. Если ребенок умрет, что сделает Даниель? Что он сделает с ней?

Она послала Катрин на рынок у площади Дам купить кофе и велела служанке готовить напиток для нее каждый день. Однажды Даниель вернулся домой раньше и впал в такую ярость, увидев, что она пьет кофе, что стал ее бить, и бил, пока она не закричала, что так он может убить ребенка. Теперь она пила кофе только в часы работы биржи, точно зная, что Даниель не придет.

Иногда она видела Мигеля на улице в новом дорогом костюме в компании с важными купцами Влойенбурга. Он выглядел довольным и помолодевшим от одержанной победы. Ханна не осмеливалась смотреть на него слишком долго. Если бы она пришла к нему в дом, если бы сказала, что хочет уйти от мужа к нему, что бы он ответил? Он бы ее прогнал. Вот если бы его грандиозный план не удался, если бы ему было нечего терять, тогда, может быть, он бы ее принял, но только не теперь.

Катрин прибралась после завтрака, и они с Ханной отправились на рынок. Девушка не умела готовить так хорошо, как Аннетье, и не так хорошо разбиралась в выборе мяса и других продуктов. Ханна и то могла бы выбрать лучше, но она молчала. Пусть выбирает испорченные овощи и тухлое мясо. Какое ей дело, если еда будет безвкусной или кислой?

Таков теперь был ее удел — бледная морковь и тухлая рыба. Это были все удовольствия, которые у нее остались. У нее был муж, и у нее будет дочь. Она молилась, чтобы дочь родилась здоровой и сильной. Этого будет достаточно. Этого должно быть достаточно, потому что ничего другого у нее не будет.

Переезжать от брата было приятно. Мигель снял красивый дом у канала, и, хотя тот был меньше дома Даниеля, ему он казался элегантнее и идеально отвечал его потребностям. Он понятия не имел, что делать со всем этим простором, но надеялся, что в скором времени в доме появятся жена и дети. Свахи уже начали стучаться к нему в дверь.

На следующий день после победы, одержанной на бирже, в свой последний день в доме брата, он выбрался из подвала, прошел через кухню и снова поднялся по лестнице на главный этаж, где увидел в гостиной Даниеля, который делал вид, что занят письмами. Даниель ничего ему не сказал. Ни одного доброго слова. В то утро Мигель сообщил ему, что съезжает, и поблагодарил Даниеля за гостеприимство. Даниель кивнул и посоветовал Мигелю проверить, что он не взял ничего ему не принадлежащего.

Но оставалось еще одно дело, которое Мигель хотел уладить до своего отъезда. Он прочистил горло и ждал, пока Даниель не поднимет голову.

— Тебе что-то надо? — спросил наконец Даниель.

— Я хотел обсудить с тобой денежный вопрос, — сказал Мигель. — Это щекотливая вещь, и не подумай, пожалуйста, что мне доставляет удовольствие говорить об этом. В данный момент мои дела в порядке, благодаря Всевышнему, слава Тебе, но мне стало известно, что ты должен мне деньги.

Даниель вскочил с места:

— Я должен тебе?! Что за чепуху ты несешь?! После того как я давал тебе приют в течение шести последних месяцев, ты будешь говорить, что я что-то тебе должен?

— Дать мне приют было великодушно с твоей стороны, Даниель, но это великодушие не может стоить две тысячи гульденов. Рикардо мне все рассказал.

— Не могу поверить, что ты способен сказать такое прямо мне в лицо! — закричал он. — Я дал тебе в долг денег, когда никто не давал, когда твое имя стало синонимом неудачи. Я приютил тебя и дал тебе кров, когда ты остался без крыши над головой. И теперь ты нагло заявляешь, что я тебе должен.

— Я не требую, чтобы ты заплатил немедленно. Я знаю, что твои финансы расстроены.

— Кто тебе сказал эту ложь? Теперь, когда у тебя в кармане завелось несколько монет, ты мнишь себя самым умным в Амстердаме. Скажу тебе, братец, из этого ничего не выйдет. Если ты обрел платежеспособность, это вовсе не означает, что я должен быть разорен.

— Я не имел в виду этого, — спокойно сказал Мигель.

— И еще скажу тебе кое-что. Эта твоя ничтожная махинация на бирже не сработала бы, если бы ты не воспользовался моим именем без моего ведома и не рисковал моими деньгами ради своих делишек. Полагаю, ты считал себя слишком умным, чтобы тебя вывели на чистую воду.

— Я посчитал это справедливым, — сказал Мигель, — поскольку у тебя хватило наглости потребовать, чтобы я вернул тебе долг, когда ты прекрасно знал, что сам мне должен.

— Я тебе этого не прощу, — сказал Даниель. — Ты заработал эти деньги, нарушив планы сеньора Паридо, планы, в которые я тоже сделал вложения. Когда ты нажился на торговле китовым жиром, я потерял, но никто не упрекал тебя за твое коварство. А твоя прибыль от этой махинации с кофе стоила кучу денег сеньору Паридо. Неужели, Мигель, ты способен зарабатывать только на махинациях и обмане, которые наносят вред другим?

— Как ты можешь говорить о махинациях и обмане, когда весь интерес Паридо к кофе с самого начала был продиктован не чем иным, как местью? Уверяю, это не деловой подход. Было бы лучше, если бы он искал возможности заработать деньги, а не разорить меня.

Даниель покачал головой:

— Я всегда знал, что ты необязательный и недисциплинированный, слишком любишь выпивку и женщин, но никогда не думал, что ты негодяй.

— Можешь тешить себя любой ложью, — с горечью сказал Мигель. — Я не стану отдавать тебя на суд маамада. Сам решай, где добро, а где зло, и поступай как знаешь.

Письма были посланы всем агентам, нанятым Мигелем: в Лондон, Париж, Марсель, Антверпен, Гамбург и на полсотни других бирж. Он не писал агентам, за которых отвечала Гертруда и которых она нашла с помощью своего адвоката. Гертруда сама отсылала им письма и не догадывалась, что они сильно отличались от писем Мигеля.

В указанный Мигелем день агентам Гертруды в Лиссабоне, Мадриде и Опорто предстояло скупить весь имеющийся в наличии кофе. Слухи о лихорадке на амстердамской бирже наверняка уже дошли до бирж других стран. После операции Мигеля цены должны были упасть, а Гертрудины агенты должны воспользоваться низкой ценой.

Гертруда появилась на амстердамской бирже в полдень. Она не была там единственной женщиной, но представительницы ее пола были все же редки, и она привлекла немало внимания, проходя по двору биржи в своей развевающейся юбке, величавая как королева. Когда Мигель только начал задумывать их план, он хотел, чтобы Гертруда пришла на биржу посмотреть на торги и стать свидетельницей рождения их богатства. Мигель больше не повторял приглашения, но Гертруда о нем не забыла.

Она лучезарно улыбалась, слегка склонив голову, что всегда сводило Мигеля с ума. И вот он Мигель, ее партнер, ее друг, ее марионетка. Она послала его выполнять свое поручение, и он его выполнил.

Однако она увидела совершенно другое. Ее партнер не покупал, а продавал. Он стоял в толпе торговцев, выкрикивавших свои цены. Мигель продал свои девяносто баррелей по частям — десять одному торговцу, пять другому. После последних событий кофе стал считаться рискованным товаром и никто не покупал его в больших количествах.

— Что вы делаете? — Она бросилась к нему, как только Мигель освободился. — Вы сошли с ума? Почему вы не покупаете?

Мигель улыбнулся:

— Несколько манипуляций и хорошо спланированные слухи — и мне удалось поднять цену на кофе до тридцати семи гульденов за баррель, поэтому я распродаю баррели, купленные у Нунеса. Я получу солидный доход, который укрепит прибыль, полученную от моих опционов. После событий последнего расчетного дня я приобрел несколько краткосрочных фьючерсов и рассчитываю получить от них солидную прибыль тоже.

— Прибыль? Опционы и краткосрочные фьючерсы? Вы лишились ума. Когда на других биржах узнают, что цены в Амстердаме не упали, мы потеряем деньги во всей Европе.

— Это меня не волнует. Агенты ничего не будут покупать. Я их уволил.

Гертруда смотрела на него с изумлением. Она хотела что-то сказать, но у нее перехватило дыхание. Она сделала вторую попытку:

— Мигель, в какую игру вы играете? Прошу вас, скажите, что происходит.

— Происходит то, — невозмутимо сказал Мигель, — что я изменил план для своей выгоды, а вы выпутывайтесь как хотите.

Гертруда потеряла дар речи и отвернулась, чтобы прийти в себя.

— Почему вы так со мной поступили? — Она щурилась и смотрела куда-то мимо Мигеля. — Почему вы это делаете?

Мигель улыбнулся:

— Потому что вы меня обманули, предали меня. Вы продолжали до сих пор думать, будто я никогда не узнаю, что наше знакомство не было случайным. Вы манипулировали мной с самого первого дня нашего знакомства. Теперь я манипулирую вами. Вы желали, чтобы это кофейное предприятие меня разорило, но я разгадал ваш план и извлек неплохую прибыль. Поверьте, не о такой прибыли я мечтал, но этого вполне достаточно, чтобы восстановить мою репутацию, расплатиться с долгами и дать мне свободу торговать так, как я хочу. Вы же связали себя обязательствами перед вашими агентами в Иберии и, насколько я понимаю, будете вынуждены заплатить им. Голос совсем не слушался Гертруду, а Мигель продолжал:

— Конечно, я верну ваш капитал. Хоть вы и желали моего разорения, я не стану вас обкрадывать. Деньги пойдут на компенсацию закупок ваших агентов.

— Мне конец, — прошептала Гертруда и схватила его за руку, словно он был свидетелем, а не виновником ее краха.

— Может быть, ваш хозяин вас спасет. Это входит в его обязанности. Подозреваю, те три тысячи гульденов были его. Естественно, этот инцидент не прошел для Паридо бесследно, и он, возможно, не будет столь щедр, как раньше. Но это не мои заботы.

Гертруда по-прежнему не могла вымолвить ни слова и только смотрела, вытаращив глаза, отказываясь поверить. Мигелю нужно было распродавать кофе, и он занялся делом.