Старшина милиции Алексей Николаевич Артамонов ехал в отпуск навестить сестру, с которой не виделся лет двадцать.
Известно, какое настроение бывает у отпускника. А если к этому добавить, что отдыхать собираешься после тяжелой милицейской службы, что предстоит долгожданная встреча с родным человеком, с родными местами, легко понять, как ненадолго, но, казалось бы, бесследно исчезают из памяти привычные служебные заботы. Ты вроде бы уже совсем другой человек — свободный не только от обязанностей, которым был предан ежедневно в течение года, а даже и от воспоминаний о них.
Одним словом, ты отпускник. То есть отпустили тебя. Дескать, забудь на время о работе, займись собой, своими делами и переживаниями. Побудь просто беззаботным человеком.
Так сначала и было с Артамоновым. Поездка в родные мордовские места всегда воскрешала в памяти прожитые там нелегкие годы войны.
Скоро ему уже пятьдесят, а детство он вспоминает так подробно, словно оно было совсем недавно.
Детство незаметно перешло в отрочество, юность, но память не отделяла их друг от друга, они слились как бы в одно целое…
Рос Алеша без отца. Семья — шесть человек, детишки мал мала меньше, и ему рано пришлось испытать необходимость ощущать себя не пацаном, а настоящим мужчиной, помощником матери. Длинной, почти бесконечной представляется жизнь, если помнишь ее с первых дней детства, тяжелого военного деревенского детства. Зато и на душе хорошо: выжили, выстояли, не сдались. Вот и он нашел свое место в жизни и ни на какое другое его не променяет.
…По дороге к сестре пересадка в Казани. Обычная привокзальная толчея, но Артамонов привык к толпе, да и долгое ли дело оформить билет, дождаться поезда и — глядеть в вагонное окно, представляя встречу.
Но о чем бы ни думал старшина Артамонов, что бы ни переживал, где бы ни находился, он подсознательно, а проще говоря, по привычке, ощущал себя всегда на службе. И сейчас, направляясь к кассам, он чувствовал неясное беспокойство, никак не связанное с поездкой, и машинально самым внимательным образом смотрел по сторонам.
Артамонов всегда доверяет предчувствиям, потому что они не только свойство натуры, но и результат многолетнего опыта. Это можно сравнить с поведением бывалого охотника, который выбирает в лесу направление, руководствуясь лишь чем-то необъяснимым: вот тянет его именно в эту сторону, и он идет туда…
Так и Артамонов на казанском вокзале шел к кассам неспешно, будто ему там и делать было нечего. Что-то удерживало его, отвлекало или, вернее, привлекало внимание.
И вдруг на мгновение он обрадовался, а в голове пронеслась насмешливая мысль: «Ах, какой хороший карманник!» Не мелочь неопытная, не просто наглец, который и «работать»-то толком не умеет, а просто нахально действует, глупо надеясь на удачу и безнаказанность. Нет, этот тип, запримеченный Артамоновым, не из новичков. В одной руке у него плащ, в другой он демонстративно держит деньги: дескать, смотрите, граждане, я тоже за билетом. А сам уже одну сумочку открыл, сунул туда руку, отдернул — пусто, вот к другому в очереди прижимается…
А у Артамонова в руках тяжелый чемодан. Что делать?! На твоих глазах бесчинствует опытный карманный вор — ты же ничего не можешь предпринять.
Кражи на вокзалах особенно бесчеловечны и пакостны. Вытащить у человека деньги в чужом городе — двойная подлость. А если человек едет с детьми…
Артамонов бросился к выходу на привокзальную площадь и — вот повезло! — сразу увидел там двух местных милиционеров, быстро представился им, объяснил ситуацию. Освободившись от чемодана, он сразу почувствовал себя во всех смыслах этого слова на привычной службе.
Убедившись, что карманник никуда не делся, Артамонов стал внимательно и хладнокровно выжидать, мысленно перебирая варианты задержания.
Карманника надо взять с поличным и при свидетелях. В этом не только сложность, но и просто неудобство. Схватил вора за руку в чужом кармане, в руке у него деньги — и тут же надо обращаться к окружающим с просьбой быть свидетелями. Иногда свидетелей можно найти заранее, объяснить им, что сейчас, мол, вы увидите, как бесчинствует жулик, помогите мне. Ведь надо не только зафиксировать состоявшуюся кражу, но и пресечь действия преступника, учесть неудавшиеся попытки кражи, чтобы иметь возможность провести действенную профилактическую работу…
«Ах, какой хороший карманник!» — опять насмешливо подумал Артамонов, уже приготовившись в нужный момент схватить его за руку. Терпение требуется, терпение… Да и себя нельзя выдавать. Опытный карманник следит не только за своей жертвой. Все его подлое существо напряжено до предела. Он уверен, что ему, по крайней мере, эта кража сойдет безнаказанно, но знает, что есть на свете недремлющий глаз милиции. Поэтому ни в коем случае не следует встречаться с вором взглядом: тот сразу сообразит, с кем имеет дело.
И если у Артамонова в голове несколько вариантов задержания, то у вора не меньше способов увильнуть, например постараться выбросить украденное…
Но вот отпускник-старшина держит руку карманника в чужом кармане. И свидетели нашлись.
Облегченно вздохнул Артамонов. Задержанный оказался действительно опытным рецидивистом.
От поезда старшина отстал, но благодарные ему сотрудники местной милиции и помогли с билетом, и номер в гостинице организовали. Неплохо начался отпуск.
Вернувшись в Пермь и выйдя на работу, Артамонов первым делом поинтересовался у товарищей:
— Ну как, Новожилова поймали?
— Пока нет.
— Ладно, я займусь.
Будто и не было отпуска, будто и не прерывалась цепь неотложных дел. Такова уж эта будничная, внешне однообразная, вроде бы совсем не героическая служба, мало кому известная. О ней вспоминают лишь тогда, когда постигнет неожиданное несчастье. Вот и раздается возмущенное:
— Куда только милиция смотрит?!
Смотрит милиция, смотрит. Но ведь лишь в плохих кино- и телефильмах милицейская служба выглядит не то, чтобы уж очень легкой, а какой-то складной, удачной. Все в таких произведениях у милиционера получается просто.
А на практике часто, чтобы пресечь самую заурядную карманную кражу, требуется немало и времени, и сил, и нервов, а главное — терпения.
В центральном универмаге «Пермь» — основном месте работы Артамонова — он однажды долго следил за безуспешно действовавшим карманником. «Деятель» это был довольно ловкий, не новичок, но ему не везло: в карманах и сумках, куда он залезал, денег не оказывалось. Тогда карманник — в троллейбус, старшина — за ним. Приехали на Пермь II. Сколько-то времени жулик, опять же безуспешно, потолкался у билетных касс. Сел в электричку. Вздохнул Артамонов и вошел в вагон. С десяток станций промелькнуло за окном, а карманник оставался ни с чем, несмотря на все усилия. Раз не везло вору, не мог задержать его и старшина. Будь это какой-нибудь новичок, давно бы уже Артамонов взял его с собой для «душеспасительной» беседы, но опытного карманника следует обезвредить — поймать на месте преступления.
Они вернулись обратно в город, и лишь здесь, у билетных касс, вор предоставил старшине возможность взять себя с поличным.
Это рядовой, совершенно будничный случай. В общем-то, вся служба из них и состоит. Но ведь бывают преступники, поймать которых — дело непростое, а иногда даже опасное. Никто, порой даже сам преступник, не знает, на что он может пойти, потеряв самообладание или струсив.
Несколько лет назад в одном магазине Артамонов заметил группу из шести карманников. Действовали они умело и активно. Надо было срочно принимать меры. «Хотя бы одного взять», — подумал Артамонов и — взял. Он повел вора в кабинет директора, и не успели они туда зайти, как на выручку к задержанному явились остальные пятеро. Один из них моментально схватил Артамонова за горло и замахнулся ножом. Старшина вырвался, сумел отобрать нож, ударил вора в солнечное сплетение, но к нему приближались остальные.
— Стрелять буду! — крикнул Артамонов, а работник магазина уже звонил по телефону.
Словом, все обошлось благополучно.
И не один был случай, когда карманный вор оказывался вооруженным ножом или кастетом.
Артамонов за каждым вором идет до конца. Как бы ни складывались обстоятельства, он, заметив преступника, забывает обо всем на свете, кроме одного: во что бы то ни стало задержать!
Недаром один карманник со злобой сказал старшине:
— Мы тебя знаем. Ты не можешь, чтобы не поймать. Ты как морфинист. Тот без наркотиков не может. А ты не можешь не задерживать. Возьмешь нашего брата — видно, как на душе у тебя сразу легче бывает.
Что верно, то верно. Сразу на душе легче становится, когда избавишь людей еще от одного преступника.
Карманный вор — преступник несколько особый. Милиционер может знать его в лицо, знать имя, фамилию, адрес, все о нем может знать, но — взять, бывает, долго не удается. На свободе воры бахвалятся, хамят:
— Ты милиционер — я вор. Я ворую — ты лови.
Артамонов всегда отвечает спокойно и уверенно:
— Поймаю.
И ловит.
О своей работе Алексей Николаевич рассказывает охотно, потому что любит ее, знает до тонкостей, но, понимая всю важность своей профессии, не пытается представить ее какой-то необычной, особенной, хотя она таковой и является. Тут уместно вспомнить старую истину: не профессия определяет человека, а человек — профессию. Обостренное чувство долга и ответственности, соединенное с убежденностью в необходимости твоего личного участия, придают большую дополнительную энергию.
И все-таки я, внимательно слушая Артамонова и делая заметки в блокноте, думал и думал о том: откуда у него такая преданность своей работе? Почему он даже и не мыслит себя на другом месте?
Конечно, на эти вопросы можно ответить довольно просто и правильно: любая полезная деятельность приносит удовлетворение.
Но, увы, это лишь общие слова, хотя и справедливые. Ими можно удовлетвориться, когда рассуждаешь отвлеченно. Когда же речь идет о конкретном человеке, такие общие рассуждения кажутся уже недостаточными. И, беседуя с Алексеем Николаевичем, я ловил себя на одном недоуменном вопросе. Ладно, работа его необходима обществу. Работу эту он любит. Немного неуклюже выражаясь, недоуменный мой вопрос сводился к следующему: почему именно он любит именно эту работу? Ответ был для меня очень важен. В нем, на мой взгляд, кроется одна из самых существенных черт деятельности любого специалиста.
Представьте себе: каждый день, изо дня в день тратить всего себя на то, чтобы схватить карманника за руку. Долгими часами, а то и днями ходить за ним следом. Ведь все это может делать просто исполнительный, но довольно равнодушный службист. А старшина Артамонов живет своей работой. Она для него дело всей жизни.
Откуда это?
Признаюсь, что такого вопроса я Алексею Николаевичу не задавал, ответ искал сам. Вообще-то я бы мог обойтись красивым, убедительным, хоть довольно неопределенным понятием: призвание.
Но ведь и у призвания есть свои жизненные корни. Они вырастают из чего-то конкретного. Тем более, просто о призвании в данном случае говорить нельзя, потому что на работу в милицию Артамонова направил райвоенкомат. И все-таки он, Артамонов, обрел на милицейской службе свое единственное призвание.
Как это случилось и могло ли это не случиться?
Нет, все было закономерно и естественно. Во время войны Алеша однажды ждал свою мать, обещала она из районного центра привезти необыкновенный подарок — сушек или конфет. Вернулась она домой, сказала дрогнувшим голосом:
— Ничего, сынок, нету. Украли.
А на другой день оказался он с матерью у вокзальных билетных касс. Мать специально его сюда привела, нашла обокравшего ее, показала сыну, шепнула:
— Вот этот барин меня обокрал. Только смотреть на него нельзя, нос обрежут.
Вспоминая об этом, Артамонов весело говорит:
— Сейчас я не боюсь, что нос обрежут. — Он сразу становится серьезным и продолжает: — Я их, воров, ненавижу. С детства. Давнишние у меня с ними счеты. Дело-то было во время войны, это понять надо. А судьба нарочно не раз еще сталкивала меня с подонками. Помню, на моих глазах у старика мешок разрезали и припугнули меня, когда я крикнуть хотел. Или вот ехал продавать молоко. Уж не знаю, почему, но именно ко мне подходит один тип и спрашивает: чего, дескать, вы в лаптях ходите, а не в сапогах хромовых или валенках и не хотите ли вы кушать? Чего с мальчишки взять? Отвечаю, что, конечно, хочу. А тот и говорит, что сейчас, мол, все будет сделано, смотри. И у спящего паренька мешок украл… У другого снял валенки… Грыз я ворованный сухарь и пытался своими недоразвитыми мозгами разобраться: что же такое произошло? Но сообразил все-таки правильно, заявил в милицию. А в ушах все крик стоял. Как кричал человек, когда проснулся, а на ногах валенок нет… Так что давнишние у меня счеты с ворами. Главное, что я их понял. Всю их нечеловеческую суть.
Глубоки корни призвания Артамонова, не случайно он стал тем, кем сейчас является.
С улыбкой вспоминает Алексей Николаевич, как в юности он переживал, что ростом не вышел. Он искренне полагал, что в армию его не призывают не потому, что срок не подошел, а именно из-за маленького роста. Плотничал он, а мечтал, как все сверстники, попасть на фронт, стать бойцом.
И вот что интересно. Вся его жизнь складывалась словно по заранее кем-то намеченному плану. Через год после войны вызвали его в военкомат и предложили служить не где-нибудь, а в милиции. Сначала он работал в охране, потом постовым, уже в Перми, и, наконец, был назначен в группу по борьбе с карманными ворами.
Группой руководил майор Федор Иванович Бурцев, опытный работник, душевный человек. Он обладал каким-то удивительным умением подбирать сотрудников. Многому научился у него Артамонов.
Сейчас он и сам учит молодых в Ленинском райотделе. Да и не только здесь. Как-то командировали его в столицу одной из среднеазиатских республик, так сказать, поделиться опытом. Хорошо он там поработал: за десять дней задержал несколько крупных карманных воров. Чему же он там учил своих товарищей по работе? Самому главному — отношению к делу. Опыт, мастерство, навыки придут со временем. Надо выработать в себе правильное отношение к своим обязанностям. Нет в душе покоя, и быть его не может, потому что ходят еще по земле существа, приносящие людям горе. Об этом надо помнить не только тогда, когда ты на службе, а всегда.
Поэтому Артамонов говорит:
— Мне вот так просто по улице не пройти. Иду, вроде бы о своем думаю, а сам отмечаю, что у девушки сумка не застегнута, вон у женщины на сумке «молния» сломана. Так и хочется их предупредить! А вора я узнаю по первому взгляду. Первый раз вижу человека, а уже чувствую неладное. Почему? Как он глазами «секет», например. Нормальные люди куда угодно смотрят, а жулики только туда, откуда украсть можно. И если я такого увижу — сразу за ним, где бы я ни находился, куда бы ни шел. Не могу я не взять вора.
Вот мы и определили, как выросло призвание старшины Артамонова, как он оказался на своем месте и почему он его ни на какое другое не променяет.
Всю жизнь может прожить человек и, как он наивно полагает, не нуждаться в услугах милиции, кроме обычных случаев, вроде прописки или обмена паспорта. И невдомек такому, что всю его жизнь милиция о нем заботится. Предположим, у него ни разу не вытащили из кармана зарплату только потому, что всегда на своем посту, например, старшина Артамонов.
Люди вспоминают о милиции, когда с ними случается несчастье, тут-то они и начинают требовать исполнения главного принципа советской милиции — беречь покой граждан. А она, милиция, действительно нас бережет. Только не все мы, честно говоря, представляем, что это такое. Не все знают, насколько сложна и многообразна милицейская работа. Ведь беречь нас надо на каждом шагу, а не только тогда, когда совершено преступление.
Дело ведь не только в том, что подлая рука, предположим, вытащит у вас деньги. Дело еще и в том, что преступники не замыкаются в своем узком кругу, они всеми силами пытаются его расширить, втянуть в него новичков.
На любом милицейском посту нужны люди, беззаветно преданные своему делу, мыслящие по-государственному, люди, для которых работа в милиции — не просто служба, а дело всей жизни. Именно таким я и узнал одного из большой армии милицейских работников старшину милиции Алексея Николаевича Артамонова.