Товарищ милиция. Очерки о пермской милиции

В. Ростовцев БУКЕТ ТАВОЛГИ

Еще не стонали в небе журавли, леса не порошили багряной метелью листопада, но осень подкрадывалась — это чувствовалось и в воздухе, замешанном на густом настое ржаного поля, и в горестном шепоте усыхающей осоки, и в тонком запахе зацветшей таволги — самых распространенных в здешних местах диких цветов.

Виктор любил эти цветы особо, по-своему. Еще когда ухаживал за Леночкой, дарил их ей. И теперь, возвращаясь домой, уже по привычке останавливался у Холодной речки, спускался в пойму и набирал букет. С некоторых пор у односельчан стало приметой: цветы в коляске — управляющий едет домой.

Дни стояли тихие. Табунились скворцы, исчезали береговые ласточки — стрижи, а появлялись красновато-серые птицы: хвост с желтой полоской, крылья с белыми пятнами, на головке хохол.

«Свиристель пожаловала, от директора холодом повеяло — жди осени», — размышлял Смородинцев.

О вчерашнем дне ему все еще вспоминать было неприятно: поругался с «хозяином». Спор зашел из-за пустяков, а вылился в крупный разговор. Директор совхоза обвинял управляющего Смородинцева в сдерживании подготовки к раздельной уборке ржи. Накануне состоялось заседание бюро райкома партии — вызывали директора. «Зарядили» — теперь сам, как аккумулятор, перешел на разрядку, рвет и мечет. Кое о чем раньше надо было думать. Несдержанность директора передавалась по инстанциям дальше, словно ток электрический по цепи.

С утра Смородинцев побывал в самой далекой бригаде — Дикой Гари — и теперь спешил в Сосновку. Мотоцикл вздрагивал на ухабах и выпиравших из земли корнях, мчался по затененной деревьями дороге. В пустой люльке перекатывался сухой букет таволги, ее мелкие лепестки высохли, осыпались и теперь, словно снежинки, метались под брезентовым пологом. Мелколесье сменилось сосняком и зубчатым ельником. Все это — и деревья, и воздух, и быстрая езда — вызывало у Виктора прилив сил. Он стал забывать о тяжелом разговоре.

Мотоцикл выскочил из леса, и дорога снова побежала по вырубке, покрытой зеленью кустарника. Впереди замаячила фигура незнакомого человека, который, очевидно, что-то хотел спросить. Виктор сбавил газ, поднял на лоб защитные очки и посмотрел на часы. Было без четверти двенадцать…

Время шло, а управляющего не было. Ждали к двенадцати, шел первый час. На Смородинцева, человека особо аккуратного, это не походило.

Вчера управляющий был взвинчен. Заметили многие.

— Что мрачен, Виктор Иванович? Уж не заболел ли? — участливо спросила учетчица Нина Бояршинова, всматриваясь в лицо управляющего. Всегда веселый — смотрел он с грустью.

— Ерунда! — отмахнулся Смородинцев. — Сводку по бригаде составила? Нет. Вот сниму с тебя тоже стружку!

— За что с тебя-то, Виктор Иванович? — не унималась Нина. — И так печешься о хозяйстве более других.

— Это мало кому известно. Не хватило корма — ты виноват. Перерасход горючего — опять ты. Иван Закруткин пьянствовал — снова с тебя спрос.

— Закруткин — пьянчужка, об этом все знают. Он и до вас таким же был, — желая смягчить разговор, Бояршинова перешла на «вы».

— Как все просто. «Все знают». Знают, а что из того? С топором не на кого-либо, а на меня бросился, когда за его жену и детишек заступился. А другие словно не видят — попрятались. Подкараулить обещал.

— Такой и подкараулит, ума хватит, да только вам такой шкет не страшен, — оглядывая сильную фигуру Смородинцева, успокоительно заключила учетчица. Внешность Виктора действительно с первого взгляда располагала к нему людей. Высокий, широкоплечий, лицо открытое, глаза смотрят на всех доброжелательно.

Не дождались управляющего в этот день и в других бригадах. Никто его не встретил в полях — у комбайнов, у складов и на токах.

Не оказалось Виктора и дома. Лена забеспокоилась. Спать она не могла.

Первым постучал в окно бригадир здешней бригады.

— Виктора Ивановича? — Лена вздрогнула. Придя в себя, она открыла форточку: — А его нет дома.

— Как это нет?!

— Всю ноченьку прождала.

— Эко ты.

Через несколько часов тревога летела, кружила, останавливала селян среди улицы. О таинственном исчезновении управляющего знали все бригадиры отделения, а чуть позднее узнали парторг и директор совхоза. Когда местные поиски не дали результатов, директор позвонил участковому:

— Владимир Степанович? Подъехал бы. Видать, дело-то серьезное.

Старший лейтенант Болотов уж кое-что с пятого на десятое слышал, однако подробно расспросил директора.

— Уже сутки, как нет?

— Сутки, Владимир Степанович… — подтвердил еще раз директор.

— Тогда, если есть что на колесах, подошлите за мной, а я тем временем срочно свяжусь со своим начальством.

— Посылаю!

Болотов на участке работает больше десяти лет, отлично знает всех людей. Он депутат сельского Совета, член исполкома, заместитель, секретаря партийной организации отдела. Знают Владимира Степановича не только как представителя власти, но и как веселого человека, песенника.

А управляющий Смородинцев был одним из общественников участкового, внештатным инспектором. Уже на пути к центру совхоза участковый вспоминал последний разговор с Виктором Ивановичем. Речь зашла тогда о трактористе Закруткине, его неуравновешенном характере, постоянных дебошах и ссорах в семье, издевательствах над женой и детишками. Поговорили, но к решению конкретному не пришли. «А не опоздал ли я с решением-то?» — мелькнуло как-то неопределенно в его сознании.

Об исчезновении депутата райсовета Смородинцева стало известно секретарю райкома партии, и он позвонил в обком партии, а оттуда последовал звонок начальнику УВД области.

Инспекторы уголовного розыска старший лейтенант Лядов и лейтенант Мушников только что вернулись с задания, как их вызвали к начальнику уголовного розыска полковнику Вагину, вручили командировки.

— Почему такая срочность, товарищ полковник?

— Вы спрашиваете, старший лейтенант, как будто первый год в уголовном розыске. Приедете на место — лучше поймете, почему. А пока вылетайте с заданием найти человека.

— Ясно, товарищ полковник.

— Тогда ни пуха ни пера.

Свой рабочий день управляющий обычно начинал с «домашней бригады» — с Табор, потом ехал в Осиновку, Сосновку и Дикую Гарь. В то утро, которое для Смородинцева стало последним, он почему-то нарушил свой обычай и начал с конца — с Дикой Гари.

— От нас Виктор Иванович уехал в двенадцатом, — сказал бригадир Кашин. — Дал добрый совет, пожурил малость — грех у меня тут случился накануне — и уехал в Сосновку. Я его не спросил, правда, куда, но повернул он в Сосновку, это точно.

Выслушивая объяснения тех, кто видел Смородинцева в последний раз, работники милиции все больше склонялись к тому, что Виктор Иванович исчез в пути.

На совхозном «газике» они вместе с парторгом побывали во всех бригадах отделения, переговорили с людьми и «капитально» решили начать с Дикой Гари.

— Может, вы вспомните, Владимир Иванович, всех, кто мог бы его видеть в то утро из вашей бригады, или кого других? К примеру, почтальон, доярка, шофер, тракторист? — перечислял Лядов бригадиру Кашину возможные случаи.

— Кто к примеру, говорите? — И бригадир на какое-то время задумался, перебирая что-то в памяти. — А вот давайте Ивана спросим, он у нас хлеб в Таборы возит. Уж он-то наверняка в то утро с управляющим встречался. — Бригадир высунул лысеющую голову в открытое окно и уже там, на улице, крикнул:

— Иван, а ну иди-ка сюда!

Под окном конторы стоял грузовик. Шофер, которого звали Иваном, не торопясь, разогнулся, положил инструмент, вытер руки о мешковину и так же, не торопясь, направился к конторе.

Пока он шел, поднимался по скрипучим ступенькам крыльца, Лядов спросил бригадира:

— Давно он в совхозе?

— Вообще-то здешний, но…

— Что?

— Сам перерыв устроил.

— Сидел?

— Три года «отслужил».

Лядов еще хотел задать бригадиру один-два вопроса, но открылась дверь и вошел шофер.

— Зачем звал, Владимир Иванович?

— С тобой, Иван Петрович, вот товарищ из области поговорить хочет. Присядь.

— Инспектор уголовного розыска, — представился Лядов.

При этих словах шофер несколько растерялся.

— Вы не встречались, случайно, позавчера со Смородинцевым?

— Как же, встречался, — шофер с облегчением вздохнул.

— Где?

— На дороге. После первого рейса я возвращался в Гарь. Смородинцев ехал от нас.

— Вы о чем-то говорили?

— Ни о чем. Разминулись, не останавливаясь.

— Где?

— По дороге из Гари в Сосновку.

— Точнее?

Шофер немного подумал и ответил:

— Не доезжая «девятки», если ехать от нас.

— Что это за «девятка»?

— Буровая нефтяников, ее здесь все в округе знают.

— Больше вы его в тот день не видели?

— Нет.

— Еще кого-либо встречали по дороге на этом участке?

И шофер Попов рассказал, что примерно напротив той же самой «девятки» он видел двух парней, очевидно нефтяников, которые сидели на обочине дороги.

— Может, и пастухи из Сосновки, их скот в этих местах пасется. Не рассматривал особо-то.

В течение дня ему попадались пешеходы, люди, которые ехали на мотоциклах, лошадях, знакомые и незнакомые. Один из мотоциклистов примерно в это же время вез в коляске женщину и двоих детишек.

— Мотоциклиста, что проехал с женщиной и детишками, раньше не встречали?

— Нет.

— А запомнили?

— Вроде бы черный, как цыган.

— А эти двое на обочине?

— Не разглядывал, некогда, вроде не старики, а молодые, скорее мальчишки или молодые парни, не очень рослые и чуть ли не из Татарии, хотя точно не утверждаю.

Вечером, как условились, все собрались в Дикой Гари.

Версий могло быть несколько: убили, погиб сам по неосторожности, уехал куда глаза глядят — может же прийти такая блажь в голову. В любом случае надо искать. Нужны были люди, и много.

— Люди будут, — сказал парторг, — хотя вы понимаете, какое это время — уборка.

Было принято решение создать несколько поисковых групп, территорию поделить на квадраты и обыскать весь лесной массив вдоль дороги от Дикой Гари до Сосновки, особенно в районе «девятки». Почти каждый таил надежду не просто найти, а успеть оказать помощь попавшему в беду.

Заканчивались третьи сутки. Надежды меркли, однако никто первым не хотел высказать предположение, что Смородинцева уже нет в живых, хотя эта мысль все настойчивее и назойливее сверлила мозг каждого. Только одна Лена ждала Виктора, ей казалось, что он вот-вот придет: взревет у ворот его мотоцикл, затем, чихнув два-три раза, смолкнет, стукнет щеколда, и в открытую калитку шагнет он, Виктор, увидит жену, дочку Ириночку и сам расскажет, где он был, что с ним случилось…

Лядов с двумя помощниками из Дикой Гари решил до полного рассвета изучить берега Холодной речки.

Все трое поднялись по пологому берегу, свободному в этом месте от зарослей, пересекли пыльный проселок и стали углубляться в сторону вырубок. Один из помощников, старый рыбак и охотник Симонов, выбирал проходы в зарослях молодняка, придерживал ветки, чтобы они не ударили следом идущего. Вдруг он остановил Лядова и попросил вернуться назад:

— Почему поломаны деревца в этом месте? Надо посмотреть. Судя по свежему излому веток и подвянувшим листьям, здесь кто-то прошел совсем недавно. И прошел не совсем обычно. Словно тащил что. Вот смотрите.

Решили проверить. По едва заметному следу все трое прошли от дороги шагов двадцать, не более, и там, где заросли расступились, образуя небольшую поляну, из земли ударило отражение солнечного луча.

Первым наклонился и притронулся к тому, что отбросило солнечный луч, Лядов.

— Очки!

Он чуть разгреб землю — показались шлем, лицо…

— Это он, Смородинцев, — с дрожью в голосе выговорил Симонов.

Первым вышел из оцепенения старший лейтенант:

— Никуда не уходить, ничего не трогать. Охраняйте место происшествия. Ждать меня здесь, через несколько минут вернусь!

С этими словами Лядов метнулся к дороге. Прошло не более получаса, и он возвратился с мастером с «девятки».

— Э-э, да тут… — И Симонов ткнул пальцем в какой-то серый картон.

— Стой! — Инспектор опередил Симонова и осторожно поднял из примятой травы книжку в сером переплете. — Это вещественное доказательство. — А затем так же осторожно положил на прежнее место: до приезда эксперта и следователя.

Через час с небольшим на место преступления примчались следователь прокуратуры, начальник отдела милиции и эксперт.

Яма оказалась мелкой, вырытой наспех и, судя по всему, не лопатой. Очки у Смородинцева были подняты на лоб. Так обычно делают мотоциклисты перед тем, как остановиться и с кем-то переговорить. Сапоги с ног сняты, кинуты тут же в яме.

— Закрытая травма головы, очевидно от удара, — комментировал эксперт. — А это? — Слева на груди серая рубашка хранила расплывшееся кровяное пятно: удар ножом. — И кому ты, добрый человек, мог сделать плохое? За что с тобой обошлись, как со зверем?

При более тщательном исследовании экспертиза дала заключение, что Смородинцева убили не тупым предметом по голове и не ножом в грудь. В него стреляли из мелкокалиберного оружия. Первый выстрел угодил в висок, Смородинцев не мог сразу погибнуть, но, возможно, потерял способность защищаться. Второй выстрел был сделан в упор — с очень близкого расстояния.

Весть об убийстве Смородинцева облетела деревни совхоза с быстротой молнии. Дольше всех обходила она его родной дом.

После доклада руководству было снова выдвинуто несколько версий. Первая: Смородинцев убит из мести. Он был общественным инспектором ГАИ, и «недруги» у него, разумеется, могли быть. Другая версия: убит из-за неприязненных отношений по работе. Третья: с целью завладения мотоциклом. Еще одна: убит теми, кто раньше угонял у Смородинцева мотоцикл и был привлечен затем к суду.

Каждая из версий имела основания быть главной и в то же время отвергалась иными обстоятельствами.

Уже поздно вечером, подводя итоги дня, начальник отдела высказал мнение о несостоятельности версии, связанной с участием Смородинцева в работе ГАИ.

— А как у вас, Лев Гаврилович?

Лейтенант Мушников выяснял, не убит ли Смородинцев на почве неприязненных отношений. Всплыла стычка, которая произошла накануне между управляющим и трактористом Закруткиным, пьяницей и скандалистом. Однако Закруткин угрожал не одному Смородинцеву, а каждому, кто делал ему замечание или заступался за его жену и ребятишек в часы пьяного дебоша. В этом лейтенант убедился. Закруткин не однажды попадал в милицию, платил штрафы.

Надо было найти мотоциклиста (если он был), что проехал с женщиной и двумя детишками в то трагическое утро; найти пастухов, которые торчали в то же самое утро на обочине все той же дороги, а может быть и не пастухов? Проверить в округе все нарезное оружие. Дать возможные ориентировки во все соседние районы, в том числе в Башкирию и Удмуртию — они же рядом.

В районной газете рядом с некрологом о трагической смерти Смородинцева было помещено обращение милиции к населению с просьбой оказать содействие в розыске преступников.

Шофер из Дикой Гари, как и условились, разыскал Лядова, чтобы рассказать «кое-что дополнительно».

Он, может, не все четко заметил, однако ехавшего на мотоцикле незнакомого мужчину вспомнил: черный, очки белые, женщину не разглядел, она была в низко повязанном на глаза платке и прикрывала в люльке две детские головки.

— Цвет мотоцикла — вот как эти обои на стене. Разве чуток светлее.

— Голубой, значит?

На обочине были не пожилые, а молодые парни, скорее мальчишки. Один из них похож на татарина — «узкие глаза и скуластое лицо».

Скоро неделя, как совершилось преступление на проселочной дороге. Работники из областного управления внутренних дел ежедневно докладывали о расследовании своему начальнику — полковнику Вагину.

Положив телефонную трубку, Лядов первым начал прерванный разговор:

— Итак, пастухи?

— Нет таких пастухов, и не было.

— Таких или вообще?

— Именно таких, каких видел Попов. Личный скот действительно и накануне, и в тот день, и сегодня пасли и будут пасти, гоняли и будут гонять на Холодную речку. Но делают это сами рабочие совхоза по очереди. Как правило, женщины. Постоянных пастухов нет.

Дождь усиливался, резкие косые удары в окно на какое-то мгновение отвлекли внимание лейтенанта Мушникова. Ему завтра снова мотаться по району. По картотеке — около ста сорока «Юпитеров-Иж», голубых и близких к ним по цвету — более полусотни. На все надо самому посмотреть, иные другим показать и, кроме того, узнать, где был мотоцикл в «то время».

— Так кто же они, если не пастухи и не нефтяники? — прервал его мысли Валентин Васильевич Лядов.

— Возможно, те, кто нам нужен?

— Возможно… Возможно, и волосы на еловом суку кого-то из них?

— А что говорят эксперты?

— Во всяком случае, это волосы не Смородинцева, а кого-то другого, недавно стриженного, русого.

— А пуговица?

— Тоже чья-то. Эксперты сделали свое дело. Есть пуговица. Нам осталось совсем пустяк — найти тот пиджак, к которому она была пришита… Но из всех находок, пожалуй, самой что ни на есть подходящей является книжечка в сереньком переплете.

Старшего лейтенанта Лядова вызвали в УВД. Вместе с полковником Вагиным они поднялись в дактилоскопическую лабораторию. Их встретила невысокая женщина в белом халате.

— Нина Ивановна, — обратился полковник, — здравствуйте. И скажите, чем можете порадовать уголовный розыск.

— Вас интересует книжка?

— Нас, Нина Ивановна, интересует все, но книжка особенно.

— Сделали, Яков Абрамович, все сделали. Вот смотрите. — И Нина Ивановна Якушева положила перед работниками уголовного розыска увеличенные фотографии. — Вот это фотография семнадцатой страницы — почти вся ладонь, зафиксированная экспертом. Мы считаем, что следы принадлежат мужчине, который, судя по всему, еще молод, ему не более тридцати лет. Если внимательно посмотреть на пальцы, вы не заметите морщин. Но занимается физическим трудом. Сплющенность папиллярных линий это подтверждает. То, что книжка была в руках одного человека, а не многих, мы установили по отпечаткам пальцев на первой, восьмой и девятой страницах. Правда, на первой есть еще один пальчик, но он может принадлежать случайному человеку — тоже мужчине и тоже молодому.

— Нина Ивановна, можете сказать, — обратился Лядов, — как давно оставлены эти следы?

— Понимаю, понимаю. — Она взглянула на старшего лейтенанта слегка сузившимися глазами. — Мы выявляли в своей практике следы и двадцатипятилетней давности. А тут книга совсем недавно вышла из печати.

— Нина Ивановна, вы молодец. Очень попрошу быстро выслать акт.

Полковник — человек общительный, любит пошутить, сказать доброе слово, умеет и пожурить, но за дело и беззлобно. Шутил он и сегодня, однако Лядову что-то подсказывало, что настроение у полковника не безоблачное. И предчувствие не обмануло. У себя в кабинете полковник сказал напрямик:

— Худо, товарищ Лядов, действуете. Очень медленно, неторопливо, плохо включили работников отдела на месте. Ждете стопроцентных решений экспертов.

— Уж слишком дверь плотно закрыта, товарищ полковник, нужна хоть маленькая щель.

— На сию минуту для вас и дверь настежь, работать надо.

Раздался звонок. Звонил начальник УВД. Лядов и по тону, которым говорил Вагин, и по косому взгляду в свою сторону понял, что разговор идет об их деле.

— Понял? — положив трубку, спросил полковник.

— Понял, Яков Абрамович.

Полковник нажал на шкале телефонного аппарата клавишу, аппарат несколько секунд пострекотал кузнечиком, смолк. Из микрофона раздался чуть простуженный голос:

— Слушаю, товарищ полковник.

— Зайдите ко мне.

Через минуту открылась дверь, и в кабинет вошел высокий, смуглолицый, с узким разрезом глаз майор.

— Садитесь, Геннадий Александрович. Об убийстве Смородинцева слыхали?

— В общих чертах.

— Подробности узнаете у Валентина Васильевича. А больше всего интересует нас вот эта книжка, — полковник выложил перед Барановым томик в сером переплете. — Найдена на месте преступления. Ваша задача найти того, кому она принадлежала. Скорей всего одному из преступников. Составьте план действий. Некоторые приметы возможных преступников — в актах оперативно-технического отдела и протоколах с мест происшествия. Все ясно?

— Как в тумане, товарищ полковник.

— Тогда идите и проясняйте туман.

От деревни Дикая Гарь перейдешь вброд Холодную речку — начинается хлебное поле. По колено во ржи плавно брели друг за другом комбайны. За штурвалом последнего, подавшись вперед, сидел знакомый Болотову комбайнер. По его знаку он остановился. Поднял на лоб защитные очки. На запыленном лице обнаружились огромные светлые круги. Не торопясь, комбайнер спустился с мостика, заговорил первым, пряча улыбку в прищуре серых глаз:

— Чего это вдруг милиция ко мне пожаловала?

— Надо, Николай Иванович. — Руки их встретились в крепком пожатии.

— Ты смотри-ка, и я ему понадобился. Ну, если надо, к твоим услугам, Владимир Степанович.

— Ты мне скажи, куда в прошлую среду ездил на своем «Юпитере»? — без всякого вступления спросил Болотов.

— Ну, если интересно, то пацана с Натальей в больницу возил, корь признали.

— Не встречал, случайно, или не догонял в это время мотоциклиста?

— Не доезжая Сосновки, встретил мужика с бабой и двумя ребятишками.

— Узнал?

— По-моему, это Шакиров из Барды. На курсах комбайнеров мы с ним в Чернушке учились вместе.

Для участкового инспектора Болотова это был двадцать второй по счету мотоцикл. Впереди оставалось еще столько же — и вдруг… неужто забрезжил свет?

Шакиров работает комбайнером в бардымском колхозе имени Ленина. Далеко, притомился гнедой, едва ли выдержит сегодня это расстояние, да в оба конца. Но надо ехать. Пришлось выпросить мотоцикл.

Шакирова участковый нашел в поле, спросил:

— На прошлой неделе куда ездили?

— К своим в Аскино.

— Мне надо знать, когда вы уехали туда и когда возвращались обратно.

Шакиров, не спрашивая, зачем это нужно милиции, рассказал, что ездил к своим знакомым повидаться, пробыл в Аскино сутки и на другой день рано утром возвратился: уборка, прохлаждаться нельзя.

— Расскажите подробно, как вы возвращались, кого дорогой встречали.

— Так особо никого не встречал, только вот, не доезжая Дикой Гари, там, где буровая нефтяников, один парень закурить попросил. Дал я ему закурить и поехал дальше.

— Вы парня, который закурить попросил, хорошо запомнили?

— Парень как парень, с меня ростом.

— Лицо, волосы, глаза, сколько лет?

— Молодой еще, лет восемнадцать-двадцать. Башкир, волосы черные.

В милицию Геннадий Александрович Баранов пришел не сразу: служил в армии, учительствовал. Позднее партийная организация направила его в уголовный розыск. Прошло с тех пор почти пятнадцать лет. Не раз Баранов распутывал сложные узлы.

Серенькая, ничем не примечательная книжка. Ни библиотечного номера, ни печати. Конечно, будь они, и слепой нашел бы преступника. Найти надо не по печати, не по штампу с жирным оттиском, а по невидимому отпечатку пальцев, которые принадлежат, «возможно, преступнику». Ни в одном магазине областного центра такая книжка не продавалась. Инспектор уголовного розыска побывал во всех библиотеках, почти на всех книжных базах, прежде всего областных, которые так или иначе могли снабжать районы.

Через несколько дней пришло телеграфное сообщение из Москвы: «Интересующая вас книга издательства «Московский рабочий» высылалась в июле — августе в Башкирскую, Удмуртскую АССР, готовится к отправке в Свердловскую, Пермскую области».

— Значит, не там, Геннадий Александрович, ищем, — сказал полковник Вагин и вручил майору командировочное удостоверение в соседнюю республику.

И снова книжные магазины, библиотеки, базы, но теперь уже в столице Башкирии Уфе и ее окрестностях, в районах по соседству с местом происшествия. И вот спустя несколько дней майор Баранов нашел то, что искал.

— И чего это в ней хорошего? Книжка как книжка, — небрежно заметила заведующая складом.

— Что поделаешь, надо. А в магазинах нет, в библиотеках тоже.

— Мы только библиотеки и снабжаем.

— А потом я не первый, кто-то уже взял эту книгу, и не одну.

— Из Аскино приезжали.

Листая журнал и копии накладных, Баранов, не вызывая особых подозрений у завбазой, получил все интересующие его сведения и вечером отправился в Аскино.

В тот же день Лядов получил указания от полковника:

— Баранов вышел на след. Как можно быстрее выезжайте к «соседям». Лучше попутным транспортом. Появиться нелегально. В контакт с Барановым войти скрытно.

Инспекторы появились в условленном месте и вправду незаметно. Ехали они одним транспортом, но будто чужие люди.

Прохаживаясь по рядам вещевого рынка, Мушников обратил внимание на человека, который бойко выторговывал у одной из женщин большой цветастый платок. Заросшее щетиной лицо под шапкой давно не чесанных волос показалось знакомым. Он несколько раз прошел мимо, стараясь вспомнить, где видел этого костистого и немного сутулого человека. В воображении Мушников несколько раз переодел незнакомца в разную одежду сезона, побрил и причесал, а побрив, еще раз внимательно посмотрел.

«Цыган?! Да, пожалуй», — боролись чувства уверенности и сомнения. Нельзя доверять интуиции, но и отбрасывать ее едва ли будет верным. А когда человек заулыбался и верхняя губа под большими усами дрогнула, поползла вверх, открылись лошадиные желтые зубы.

«Он!» — едва не крикнул лейтенант.

Прикуривая у Лядова, успел передать:

— Узнал Цыгана. Срочно, Валя, проверь, когда и откуда бежал. Я иду по следу. А может, сам?

— Иди.

Баранов ввел в курс дела начальника местного уголовного розыска, вместе с ним пошел в библиотеку.

Их встретили, как старых знакомых, и разрешили им посмотреть нужные книжки. «Свою» Баранов узнал сразу.

— Они?

— Угу.

— Посчитайте.

— Девять. А по накладной десять.

— Фарида Наиловна, вас можно? — Библиотекарша подошла к ним. — Это неладно. Книжки не оформлены, а вы их уже раздаете. Так и учет запутать можно, а?

— А мы никому и не даем их.

— А вот эту, в сером переплете?

— Ах, эту? — Она на миг задумалась. — Фарид попросил ненадолго.

— Ненадолго, говорите? А сколько же он держит эту книжку?

Опять томительная пауза.

— Стоит ли из-за какой-то книжонки разговор заводить?

— Стоит, Фарида, и даже очень. Так сколько дней к вам эта книжка не возвращается? — Вопрос прозвучал настойчиво.

— Пожалуй, больше десяти дней прошло.

Сотрудники угрозыска переглянулись, и это не ускользнуло от внимательного взгляда библиотекарши.

— Фарида Наиловна, у нас к вам больше вопросов нет. Книжка действительно копеечная, и вы, дав ее до регистрации, страшного не совершили, хотя само по себе это тоже нехорошо.

— Да, да, — закивала библиотекарша, — конечно.

— Но к вам есть просьба, — остановил ее инспектор, — о нашем разговоре никто не должен знать, и прежде всего Фарид.

Фарид оказался молодым, довольно симпатичным пареньком. Окончил десять классов, отслужил в армии, работал в партии каротажников и готовился поступать в институт. Жил Фарид на квартире у знакомого. Очень охотно вступил в разговор, отвечал на все вопросы.

«Или отличный актер, во что трудно поверить, или какая-то случайность», — думал Баранов, слушая разговор инспектора Башкирского угрозыска и Фарида.

— А чего сегодня не работаешь?

— Почти полмесяца дома не был, всего второй день как вернулся.

— Где работали?

— На территории Пермской области.

— А точнее можно?

И Фарид назвал «девятку» — место, где разыгралась трагедия. Время его пребывания на буровой и время убийства Смородинцева совпадали.

— Извини, брат, но мы тебя должны будем задержать. Произошел очень неприятный случай, и ты нам в нем должен помочь хорошо разобраться.

Красивое смуглое лицо юноши побледнело, на лбу появились капельки пота.

— Меня? Задержать?

— Да.

Фарид не отрицал, что он действительно накануне отъезда был в библиотеке и выпросил на сутки новенькую книжку, но, прочитав, вернуть ее не сумел. Книжка осталась дома.

— Вчера, приехав домой, решил пойти в библиотеку, извиниться и вернуть книжку, но опять никак не найду ее. Как сейчас помню, клал ее в боковой карман пиджака. Но не найду и пиджака. Хозяина спрашивал — говорит, не видел и не знает. Решил вот внести деньги или сдать одну-две книги взамен.

Фариду объяснили, что книжка, которую он не может обнаружить, найдена на месте убийства, совершенного восемнадцатого августа недалеко от «девятки».

— Слыхал об убийстве Смородинцева?

— Как же, — негромко ответил Фарид. На его лицо, как и в прошлый раз, наползла бледность. — Меня подозревают в убийстве?

— Объективно, если хочешь, получается так, — ответил Баранов.

— Я не убивал! — вырвалось у Фарида.

— А кто убивал?

— При чем здесь я?

— Если не ты, помоги найти того, кто мог оставить там книжку…

Обнаружилось, что в школе украли три мелкокалиберные винтовки. Когда исчезли, никто точно сказать не мог. Эксперты дали заключение, что гильза, найденная на месте преступления, и гильзы, которые хранил военрук школы, одинаковы.

Хозяин квартиры Фарида пришел в милицию и заявил, что его обворовали, а вот когда, он не знает. Стали разбираться. Украденными оказались только зимние вещи. Следом поступило еще несколько заявлений в милицию — и снова зимние вещи.

По почерку судя, действовал Цыган. Но взять его непросто. Может пойти на любую крайность. Это хитрый и коварный преступник.

К работникам уголовного розыска из Перми присоединился подполковник Алексей Иванович Парфентьев[2].

Оперативное совещание закончилось. Лядов открыл окно кабинета. В домах через улицу огней почти не было — люди спали.

За вечер наговорились, и теперь хотелось помолчать, как это бывает перед дальней дорогой. Завтрашний день, по расчетам подполковника Парфентьева, должен быть решающим. Он еще раз прошелся в памяти по всем намеченным операциям и, повернувшись к Лядову, сказал:

— Иди-ка, Валентин Васильевич, отдыхай, от тебя в операции будет зависеть завтра, а точнее уже сегодня, многое.

— Иду.

Пришли с донесением. Подполковник набросил плащ и тихо исчез в ночи.

Из окна доме, к которому он подошел, лил яркий свет. Ночь от этого казалась еще черней.

Через открытое окно доносились приглушенные пьяные голоса.

Выбросив в окно окурок, Цыган задержал взгляд на плотном кусте сирени, который сонливо заглядывал в дом. Что это? Куст зашевелил ветками! Цыган некоторое время настороженно вглядывался в темноту — показалось. Резко захлопнул створки.

— Ша-а, алкаши! Кто открывал окно? Кыш! Да не разом.

Все словно протрезвели, исчезла пьяная развязность, заблестели испугом глаза.

— А ну замри, проверю вначале сам.

Цыган скрылся в темном проеме двери. Вскоре он снова вошел в дом, и там погас свет.

Хотелось спать. Глаза слипались. Но вот во дворе хрипло заголосил «петух». Лейтенант Мушников услышал ответный «петушиный» крик и вместе с напарником вышел из засады. Вчетвером вошли в дом. Как и предполагалось, сложнее всего оказалось с Цыганом. Он сорвался с лежанки и бросился в окно. В руке блеснул нож. Но уйти не удалось. У окна его тоже ждали.

Голубоглазый старший лейтенант в форме пожарного инспектора «из центра» с представителем местной пожарной охраны заходил уже в четвертый дом. Его интересовала профилактика противопожарных мероприятий. Фарид Исупов входил в группу как общественник. Лазили на чердаки, спускались под пол, чтобы осмотреть, исправны ли трубы, электропроводка.

— У нас трубы исправны и проводка новая, недавно заменили, сами увидите.

— Вижу, сделано неплохо, в акте обязательно это отметим, — согласился с хозяином дома инспектор. — Но, как говорят, доверять надо и проверять тоже следует.

Хозяин оказался довольно обходительным человеком. Не преминул предложить проверяющим по чашке чая.

Лядов за всех поблагодарил и отказался.

Осматривая проводку в кладовке, Фарид обнаружил свой пиджак, брошенный в угол.

— Это же мой пиджак! Как он у вас оказался?

— Ты что, клеймо оставил?

— А как же! Вот, смотрите, вешалка из цепочки от старых настенных часов. Сам пришивал. И нитки мои!

— Твой, так бери, — равнодушно отозвался хозяин дома.

— Что значит «твой, так бери»? Не пойдет, — вмешался старший лейтенант.

— Может быть, Наиб нашел?

У пиджака не было одной пуговицы — бежевой.

— Где Наиб?

— Не знаю, где-то бродит.

— Хорош отец: не знает, где у него сын. Подождем Наиба. Пока акт пишем, он и подойдет.

Ждать Наиба действительно пришлось недолго. Открылась дверь, и порог дома перешагнул высокий юноша. Увидев посторонних, он в нерешительности остановился, потом метнулся прочь, через двор, но замешкался у калитки и оказался в объятиях старшего лейтенанта. Наиба трясло, как в лихорадке. Глаза округлились от страха.

— Чего ты так перетрусил? Что с тобой? Родителей беспокоишь, дома не ночуешь. Пройдешь сейчас с нами, спокойно побеседуем и пойдешь домой.

— Меня же отпустили, — энергично возражал Наиб, — я же там был.

— Где ты был, где? — спрашивал отец.

— Он был в милиции, — ответил за него старший лейтенант.

Отец после этих слов сразу обмяк и медленно опустился на ступеньки крыльца.

— Вы не переживайте, — обратился к нему Лядов. — Лучше вот подпишите акт. А с сыном мы разберемся.

Машины остановились недалеко от того места, где случилась непоправимая беда с Виктором Смородинцевым. Из первой машины вышли двое парней, с ними эксперт, следователь и два сержанта милиции. Из другой — Лядов, Баранов, Мушников и двое местных жителей.

— Покажите, откуда и кто из вас стрелял.

Вперед вышел коренастый русоволосый парень и пошел от дороги в молодой осинник.

— Я стоял здесь. — И он показал, где, вытянув правую руку. Щелкнул затвор фотоаппарата.

— А где выбросили отстрелянную гильзу и зарядили вновь винтовку?

— Кажется, здесь же, — неуверенно ответил парень. При обследовании места преступления гильза действительно была найдена экспертами в этом месте, а с ней несколько оброненных неиспользованных патронов.

— Откуда вы стреляли второй раз?

— Я больше не стрелял, это сделал сам Цыган уже в яме.

— Кто из вас остановил мотоцикл и в каком месте?

Наиб вздрогнул, словно от удара электрическим током. Он сделал несколько шагов.

— Вот здесь. — И снова щелчок фотоаппарата. В этом месте Смородинцев потянулся за пачкой папирос, чтобы угостить путника, а получил пулю в висок.

— Еще кого-то до Смородинцева останавливали?

— Да, — едва слышно ответил Наиб.

— Зачем?

— Я попросил закурить, а он, — и Наиб метнул взгляд в сторону второго, — должен был стрелять.

— Ну и что же?

— В мотоцикле было четверо — мужчина, женщина и двое детей, могли не справиться.

— Ожидали одного, с ним проще?

Наиб утвердительно мотнул головой.

Наиб и русоволосый парень по фамилии Поляков во всем сознались.

Они подробно рассказали, как встретились с Цыганом, как он угощал их папиросами, вином и конфетами, ничего не требуя взамен, разве только поручал раздобыть еды, выпивки, и то за его же «кровные». Через несколько дней он их пригласил на одно «интересное дело». Удалось. Все деньги Цыган отдал им, себе оставил совсем немного. Потом предложил обширный план, для его осуществления нужны были оружие и два мотоцикла.

Овладев оружием и одним мотоциклом, они учились стрелять «наверняка», водить «Урал» с коляской и без коляски, быстро менять номера и даже с помощью обычной автомобильной камеры перекрашивать мотоцикл. Цыган учил многому…

Его «наука» увлекла парней больше, чем жизнь, которую они вели до сих пор. Работники уголовного розыска беседовали в школе, где учился Наиб, расспросили работников милиции, уже встречавшихся с этим парнем.

— В детстве я ему ни в чем не отказывал, — говорил отец. — Во всем ему потакал.

— Этим вы воспитывали у него вреднейшее убеждение, что каждое его желание обязательно должно быть исполнено.

— Рос мой сын энергичным, острым на язык, я души в нем не чаял. Как-то не придавал значения тому, что говорили о сыне учителя.

Все понял отец, но слишком поздно.

Инспекторы уголовного розыска стояли перед могилой Смородинцева. Стояли молча, обнажив головы. Рядом в почетном карауле замерли ели и липы. Перепархивала с ветки на ветку красновато-серая птица с белой полоской вдоль хвоста, что-то насвистывала.

Перед тем как вернуться к дороге, где ждала машина, трое, словно по команде, наклонились над посеревшим от солнца холмиком и положили на него цветы таволги. Разогнувшись, каждый взглянул на фотографию, в глаза Смородинцева: «Последний поклон тебе, Виктор Иванович. Все, что могли, сделали…»