Товарищи китайские бойцы

8. «Датун бао» — «Великое равенство»

диннадцатого января 1919 года в «Правде» была напечатана, может быть, не слишком тщательно отредактированная, но интересная информация об агитационной работе среди китайских бойцов. Ссылка делалась на корреспондента газеты «Окопная правда».

«На днях наш политический отдел, — сообщал корреспондент, — получил листки для китайцев. Для китайцев это было событие. Собравшись кругом тех, которые умели читать, они долго и внимательно слушали. Не понимая их языка, но видя, как оживились лица китайцев, понял, что листок, наверно, говорит о чем-нибудь очень хорошем. Долго китайцы оживленно разговаривали между собой.

Наутро, зайдя к ним, мы разговорились, и они сообщили мне, что скоро все будет по-хорошему; на всей земле, во всех странах будут Советы, все будут работать; не будет так, что один много работает, а другой ничего не делает. Нет, этого не будет! Скоро очень, очень хорошо будет жить на земле. Только нужна сила, чтобы сломить белых. Все это они узнали из листка, хорошего листка, который они получили вчера. Славно видеть, как то, за что ты отдаешь свою жизнь, постепенно становится верой всех рабочих».

Итак, агитационная литература на китайском языке издавалась. Но были ли это только листовки, доставлявшиеся бойцам время от времени? Как обстояло дело с газетой?

Старики китайцы — ветераны гражданской войны, с которыми нам доводилось беседовать, говорили об этом по-разному. Одни утверждали: была китайская газета, они ее хорошо помнят; другие с той же убежденностью заявляли обратное: нет, не была. Если бы была, они бы о ней знали.

Мы склонялись на сторону тех, кто отвечал на вопрос утвердительно. В самом деле, политическая работа в Красной Армии с первых дней ее существования велась огромная. С не меньшим размахом ее проводили и в интернациональных частях. Известно, что для бойцов-интернационалистов выходили в те годы газеты на венгерском, сербско-хорватском, польском, чешском, румынском, французском и других языках. Трудно предположить, чтобы китайские добровольцы, которых было в Красной Армии много тысяч, представляли собой исключение. Газета, надо думать, для них издавалась.

Прошло некоторое время, и на руках у нас были документы, подтверждающие такое заключение.

В Центральном государственном архиве Советской Армии хранится отношение военкома управления по формированию интернациональных частей Красной Армии Славояра Частека в Петроградский окружной военный комиссариат, датированное 1918 годом. Сообщая об успешном ходе формирования китайских отрядов, военком Частек указывал на необходимость издания китайской газеты.

Этот же самый вопрос ставила в сообщении, напечатанном в «Известиях В ЦИК» за 10 октябре 1918 года, председатель иностранного отдела Пермского губсовдепа Малинова. «Китайцы формируют в Перми, — писала она, — уже второй батальон китайцев интернационалистов… Необходима скорая организация советских изданий на корейском и китайском языках».

Более определенно писал об этом штаб III армии Восточного фронта. В телеграмме, посланной Народному комиссариату по военным делам 21 сентября 1918 года и хранящейся в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма, штаб III армии попросту давал заявку на ежедневную присылку в армию семи тысяч воззваний и газет на китайском языке. В обоснование своего требования штаб сообщал, что китайская литература пользуется на фронте большим спросом. «Китайские бойцы, — было сказано в телеграмме, — проявляют к такой литературе большой интерес».

Взяли мы «на вооружение» и сообщение пензенской газеты «Известия Совета рабочих и крестьянских депутатов». 21 мая 1918 года в статье «Среди китайцев социалистов» пензенский автор уверенно сообщал: «В скором времени выйдет своя китайская большевистская газета».

Но он, видимо, несколько поторопился, товарищ из Пензы. Первый номер китайской газеты вышел в свет только в октябре 1918 года. Сообщение об этом мы прочли в информации, напечатанной в «Известиях ВЦИК» от 17 октября 1918 года:

«На днях вышел 1-й номер еженедельной газеты „Китайский работник“, издающейся Исполнительным Комитетом Совета китайских рабочих Северной области под редакцией Поливанова. Новая газета имеет целью распространение коммунистических идей среди находящихся на территории Советской республики китайцев».

Теперь мы уже знали, хотя и не совсем точную, но очень близкую к точности, дату выхода газеты, знали и название. Этого, как казалось нам, было вполне достаточно, чтобы разыскать ее.

Углубились в изучение увесистого «Списка повременных изданий за 1918 год», вышедшего в 1922 году в Петрограде.

Сколько ни листали, газеты «Китайский работник» в списке не обнаружили. Тысячи названий газет приведены, а этой нет.

Направились в Ленинскую библиотеку. Там китайской газеты не оказалось.

Запросили Всесоюзную книжную палату. Ответ пришел отрицательный.

В наши поиски деятельно включился старший библиограф библиотеки имени В. И. Ленина знаток периодических изданий на восточных языках Михаил Иванович Нефедов. Напрасно перерыл он фонды библиотеки, напрасно искал в крупнейших московских книгохранилищах. «Китайского работника» нигде не было, газета не значилась ни в каких справочниках.

Одно время мелькнула было смутная надежда на архив Института марксизма-ленинизма. Нам сказали, что там есть китайские документы времен гражданской войны, только опись их не составлена. Остановка за людьми, знающими язык. А пока, в ожидании описи, папки с бумагами сложены в брезентовый мешок.

Мешок с архивными бумагами поразил наше воображение. Нам мерещились россыпи драгоценных документов.

Обратились к руководителям архива за разрешением просмотреть документы с помощью переводчиков и не мешкая отправились в Институт восточных языков. Только на тамошних студентов, говоря по правде, и была у нас надежда. Рассчитывать в этом деле на занятых сверх головы ученых-китаистов не приходилось.

Но и студентов «получить» было не просто. Декан института, выслушав нашу просьбу, довольно сухо заметил, что вряд ли он сможет удовлетворить ее: начинается экзаменационная сессия, отрывать студентов на посторонние дела он просто не имеет права.

Мы продолжали настаивать, горячо доказывая важность и необходимость предпринятых нами поисков.

— Ладно, — согласился декан и нажал на кнопку звонка, вызывая секретаршу. — Дам вам одного студента.

Скоро перед нами предстал Виктор Титов, студент четвертого курса китайского факультета. Он недоверчиво посмотрел на нас. Какие еще неприятности сулит ему вызов в деканат?

Но ледок быстро растаял. Стоило студенту услышать о мешке с неразобранными документами, как глаза его загорелись извечным блеском охотника и исследователя. Пожалуйста, ради такого дела он готов на все. С экзаменами ничего не случится. Они ему не страшны. Можно хоть сейчас отправиться в архив.

На это мы не согласились. Договорились о встрече в читальном зале Института марксизма-ленинизма на следующий день.

Виктор, надо думать, был на месте задолго до назначенного времени. Во всяком случае, когда мы подошли к строгому кубообразному зданию Института марксизма-ленинизма на Советской площади, он уже ждал нас в вестибюле, и притом не один. Вместе с ним ждали нас еще трое юношей.

— Мои однокурсники, — с некоторым смущением объяснил Виктор. — Напросились помочь. Со мной половина курса хотела прийти.

Заветный брезентовый мешок оказался не таким уж большим. Он хранил всего несколько папок. И, увы, ни одна из них не содержала ничего сколько-нибудь ценного для нас. Студенты просматривали бумагу за бумагой, излагали нам их содержание, и по мере того, как работа подходила к концу, становилось совершенно очевидно: нет, клада здесь нет.

Ни одного экземпляра китайской газеты брезентовый мешок тоже не хранил.

Тогда в наши души закралось сомнение: существовала ли газета вообще? «Может быть, — подумали мы, вспомнив тернистый путь нашего журналистского прошлого, — корреспондент „Известий“ просто допустил неточность?»

Нет, мы зря дурно помышляли о неведомом известинском репортере. Точность его информации подтвердил через некоторое время центральный орган партии. В номере «Правды» от 28 февраля 1919 года наше внимание привлекла заметка, озаглавленная — «Как расходятся газеты на фронте». В ней сообщалось о газетах, распространенных политотделом Военного совета Н-ской армии в январе 1919 года на фронте и в прифронтовой полосе. Дальше шли названия газет и количество распространенных экземпляров. Вслед за строчками, где говорилось о латышских и эстонских Газетах, мы прочли: «Китайские газеты — 2700».

И затем, снова в «Известиях ВЦИК», но уже не за 1918 год, а за 1919 год (в № 269), было напечатано:

«…Из докладов начальников частей выяснилось, что… среди отрядов (имеются в виду отряды китайских добровольцев. — Ред.) широко распространены китайская газета „Китайский работник“ и агитационные брошюры на китайском языке».

Оба сообщения в двух разных органах печати за разное время говорили об одном и том же: китайская газета печаталась, рассылалась, доходила до бойцов. Чего же больше, какие еще могут быть сомнения!

Да, но газеты-то нет…

Советскую газету на китайском языке, издававшуюся в годы гражданской войны, искали не мы одни. Поисками ее занимались по меньшей мере десятка два научных работников.

Старания — и наши и историков — не давали результатов. Итоги подвел журнал «Вопросы истории». «К сожалению, — сообщалось в октябрьском выпуске журнала за 1957 год по поводу „Китайского работника“, — нам не удалось обнаружить ни одного номера этой газеты».

Кажется, можно ставить точку. Но рука не поднималась. Где-то заветный номер должен все же храниться. Не может быть, чтобы из сотен тысяч экземпляров общего тиража газеты не уцелел ни один.

Мы продолжали искать, а товарищ Куо Шао-тан, которого китаеведы знают также под фамилией Крымов, — шанхаец, кандидат наук, заведующий сектором Института китаеведения в Москве — помогал нам советами. В истории революционных связей между СССР и Китаем он разбирается, как немногие.

— Где могла печататься газета? — допытывались мы у Куо Шао-тана.

— Только в Петрограде, — отвечал он. — В Петрограде и нигде больше. Вы поймите, чтобы издавать газету на китайском языке нужны очень грамотные люди— по-китайски грамотные. Но этого мало. Они, кроме того, должны были быть еще революционерами… Такие находились в Петрограде. Они организовали там Всероссийский союз китайских рабочих, объединили десятки тысяч китайских тружеников, и они же выпускали газету. Она сначала называлась «Китайский работник», потом ее переименовали в «Великое равенство».

— Вот как?.. Мы этого не знали.

— Да, это известно. Название «Китайский работник» — «Чжунго Гунжэнь» — суживало рамки. Новое название было шире. Оно говорило о том, что цель газеты— распространять идеи свободы народов и их великого равенства между собой, — того равенства, которое уже было достигнуто в революционной России… И учтите: «Чжунго Гунжэнь» печаталась в одной из петроградских литографий.

— Почему в литографии?

— В Петрограде, да и вообще в России, не было в те годы типографий с китайскими наборными кассами, — пояснил Куо Шао-тан. — Газету сначала писали от руки, потом литографским способом размножали.

Он оказался прав, товарищ Куо. Убедились мы в этом довольно скоро.

Был в Москве архив, куда мы еще не заглядывали, — архив Министерства иностранных дел.

А между тем там должны были быть документы, связанные с деятельностью Союза китайских рабочих в России— той самой организации, которая издавала разыскиваемую нами газету.

На эту мысль навела нас информационная заметка, напечатанная в «Известиях ВЦИК» 28 декабря 1918 года. В заметке сообщалось:

«Союз Китайских Рабочих в России уведомил Народный комиссариат по иностранным делам, что 24-го декабря китайскими рабочими организациями занято здание Китайского Посольства в Петрограде и для заведования интересами китайских граждан в России образован Центральный Исполнительный Комитет. Все архивы и дела Посольства переданы Союзу. Над Посольством (Сергиевская, 22) развевается красное знамя китайского трудового народа.

Советское правительство приняло к сведению происшедшую перемену и признало за Союзом право представительства китайских интересов в России».

Вывод из прочитанного можно было сделать совершенно определенный: Центральный Исполнительный Комитет Союза китайских рабочих, приняв на себя обязанности Китайского Посольства, находился, следовательно, в самом тесном общении с Наркоминделом, как тогда называлось Министерство иностранных дел. Двум организациям, несомненно, приходилось разрешать множество самых разнообразных вопросов. Где ведомственный вопрос, там ведомственная бумага, а где бумага, там — архив. Выходит, должны быть в министерском архиве какие-то письменные следы той давнишней деятельности.

Придя к логическому умозаключению, мы составили нечто в высшей степени дипломатическое и отправили свою «ноту» в Министерство иностранных дел. Просили установить, не сохранилось ли в недрах министерства документации, относящейся к Союзу, китайских рабочих, а если такие документы сохранились, то нельзя ли с ними ознакомиться.

Ответ пришел положительный: документация есть, ознакомиться можно. «Китайский ключик», открывающий сердца людей, проявил и здесь свою магическую силу. Нам во всем шли навстречу, нам всюду помогали и содействовали.

Дни, проведенные в высотном здании Министерства иностранных дел на Смоленской площади, дали многое. Мы нашли здесь то, что не сохранилось ни в каких других архивах: Устав Всероссийского союза китайских рабочих; протоколы заседаний съездов Союза, в частности 3-го, проходившего в Колонном зале Дома Союзов; текст приветствия, посланного участниками съезда Сунь Ят-сену.

Это была так называемая большая документация, которой сопутствовало бесконечное количество малой — мандаты, выданные тому-то и тому-то на предмет того-то и того-то; охранные грамоты; жалобы на какие-то незаконные реквизиции; ходатайства о поездках в штабных вагонах; списки лиц, поставленных на довольствие, — словом, вся та архивная руда, горы которой нужно перемыть, чтобы извлечь крупицу ценного.

Но такие крупицы находились, и мы каждый раз радовались им.

Вот мандат. Предъявитель сего гражданин Китайской Республики Лау Сиу-джау, избранный на должность председателя Центрального Исполнительного Комитета Всероссийского союза китайских рабочих, утвержден в этой должности съездом китайских рабочих… Дата —25 января 1920 года.

Мы встречали имя кантонца Лау в документах, относящихся к 1918 и 1919 годам. В 1920 году он, значит, продолжал руководить Союзом[8]…

Вот список сотрудников Исполнительного Комитета Всероссийского союза китайских рабочих.

Очень полезный документ. Есть русские фамилии. Кто знает, может быть, некоторые из этих людей и сейчас живут в Москве. Что если их разыскать?..

Вот список городов, с наиболее многочисленными китайскими колониями — Москва, Петроград, Киев, Харьков, Ташкент, Вятка, Пермь, Томск, Юзовка…

Там, где существовали отделения Союза, как правило, шло усиленное формирование китайских подразделений Красной Армии. Следовало бы связаться с местными архивами…

А вот и копия отношения за двумя подписями — заместителя Народного комиссара по иностранным делам и заведующего отделом Востока. Письмо сразу приковывает наше внимание. Читаем:

«Отдел Востока Наркоминдела просил Государственное издательство отпустить бумагу для единственной издающейся в Советской России китайской газеты „Датун бао“.

В этом нам было отказано.

Ввиду важности издания хотя бы одного органа на китайском языке Наркоминдел просит подтвердить Государственному издательству необходимость выдать бумагу».

К копии отношения был приложен аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги с четким типографским шрифтом. И до чего же странный шрифт! Строчки тянутся по вертикали. Это же иероглифы, это…

Торопясь, волнуясь, бережно развертываем сложенный лист. Ну да, конечно, перед нами газета, тот самый советский периодический печатный орган на китайском языке, который мы так долго и тщетно искали. Крупный заголовок тянется через всю страницу. Сверху китайское название, пониже — русское. «„Великое равенство“, — читаем мы. — № 27(3). Петроград, 1 апреля 1920 года».

Петроград… Наш друг Куо Шао-тан был прав, когда утверждал, что в тот период только в Петрограде могла издаваться такая газета.

А печаталась как?

Начинаем рассматривать газетный лист и снова убеждаемся в правоте ученого китаиста. Под заголовку сбоку мельчайшим, еле заметным для глаза шрифтом отпечатано: «Литография Ф. Злотников. Петроград, Васильевский остров, 9-я линия, д. 18».

Литография, а не типография. Газета действительно писалась от руки. Иероглиф вычерчивался за иероглифом. Затем написанное переносилось на литографские камни и с них издание размножалось.

Каково же содержание уникальной газеты?

Мы опять, в который раз, казним себя за незнание китайского языка и, получив на руки папку с подшитым газетным номером, идем на поклон к Михаилу Степановичу Капице — автору изданного недавно капитального труда об истории советско-китайских отношений и заместителю заведующего Дальневосточным отделом Министерства иностранных дел.

Михаил Степанович откладывает свои дела. Находка его тоже интересует. Он углубляется в чтение газеты, потом начинает переводить. Но прежде мы спрашиваем, как она называется по-китайски.

— «Датун бао».

— Это значит — «Великое равенство»?

— Вы очень догадливы, — говорит Михаил Степанович.

«Датун бао» печаталась на двух страницах. Бумага серая, однако лучше той, на которой издавалось в то время большинство газет. Фотографий в «Датун бао» нет вовсе. Условия литографской печати не позволяли, вероятно, пользоваться ими.

Содержание газеты рассчитано на китайских добровольцев Красной Армии, на китайских тружеников, осевших в России. Довольно много информации; освещается и жизнь Советской России и жизнь Китая.

На первой странице — письмо Наркоминдела Г. В. Чичерина Сунь Ят-сену.

Оно уже было нам знакомо по «Известиям ВЦИК», и сопоставление дат привело нас в смущение: «Известия» опубликовали письмо 9 марта 1919 года, а китайская газета тот же самый документ напечатала 1 апреля 1920 года. Почему редакция пошла на это? Какой смысл было снова возвращаться к давно опубликованному документу?

Мы обратились с этим вопросом к Михаилу Степановичу Капице, и выяснилось, что в своей докторской диссертации, посвященной советско-китайским отношениям, он уделил письму Г. В. Чичерина Сунь Ят-сену не мало места.

— Это был очень важный документ, — сказал нам Капица. — После него Георгий Васильевич Чичерин получил знаменитое послание Сунь Ят-сена, где тот, как вы помните, писал: «Я чрезвычайно заинтересован вашим делом, в особенности организацией ваших Советов, вашей армии и образования… Подобно Москве я хотел бы заложить основы Китайской республики глубоко в умах молодого поколения — тружеников завтрашнего дня».

Цель этого письма Наркоминдела заключалась в том, чтобы дать понять лучшей части китайской демократии, что у нее и у советского народа — общие идеалы. Очень важно было довести до сознания трудящихся Китая идею общности двух великих народов, призвать их на совместную борьбу. Русский пролетариат был отрезан от южно-китайского пролетариата. Прямой связи с Китаем тогда не было. Вот потому-то, мне кажется, мы и видим письмо Чичерина в «Датун бао». Оно, должно быть, печаталось там неоднократно. Редакция надеялась, что если не один, так другой номер газеты в Китай попадет.

«Совет Народных Комиссаров, — писал Г. В. Чичерин Сунь Ят-сену, — возложил на нас почетную обязанность поблагодарить вас… за приветствие Рабоче-Крестьянскому правительству от имени южнокитайского парламента и приветствовать вас, как вождя китайской революции и человека, который с 1911 года при исключительно трудных обстоятельствах продолжает идти во главе китайской демократии против поработителей северо-китайского и иностранных империалистических правительств.

В свое время вы… приветствуя Рабоче-Крестьянское правительство России, указывали на то, что цели русской и китайской революций общие, что они ведут к освобождению народов и установлению прочного мира…

Наш удел тяжел, и борьба неравна. В час таких испытаний, когда империалистические правительства протягивают свои грабительские руки и с запада, и с востока, и с севера, и с юга, чтобы задушить русскую революцию и отнять у русских крестьян и рабочих то, что они добыли себе невиданной в мире революцией, когда к этим грабителям готово присоединиться пекинское правительство, являющееся ставленником иностранных банкиров, русские трудящиеся классы обращаются к своим братьям китайцам и призывают их на совместную борьбу.

Ибо наш успех, есть ваш успех. Наша гибель, есть ваша гибель. Сомкнем же тесно свои ряды в великой борьбе за общий интерес всемирного пролетариата. Да здравствует трудящийся китайский крестьянин, да здравствует китайский рабочий, да здравствует союз русского и китайского пролетариата!»

На видном месте помещена в газете заметка о советских войсках, освободивших Иркутск. В ней говорилось о дружеских отношениях, установившихся между бойцами Красной Армии и китайскими гражданами.

Заметка перекликалась с имевшимися у нас интересными сведениями о настроениях в многотысячной тогда иркутской китайской колонии. Труженики, составлявшие ее основное ядро, массой тянулись в Красную Армию. В Иркутске намечалось формирование не только отдельной дивизии китайских добровольцев, но даже Восточной Красной Армии. Мы хранили среди бумаг обнаруженную в архиве и датированную маем 1920 года докладную записку:

«В г. Иркутске имеется инструкторский батальон товарищей китайцев, временно оставленный нами для несения гарнизонной службы. Назначение батальона в будущем, когда разрешится вопрос о формировании Восточной дивизии в положительном смысле, — быть ядром дивизии. По сведениям, полученным мною, товарищи в Иркутске не могут дождаться, когда осуществится их желание создать Восточную Красную Армию из товарищей корейцев и китайцев. Желающих записаться так много, что пришлось воздерживаться от записи и регистрации в Красную Армию, не имея на это определенных инструкций и разрешений»[9].

Сообщение из Иркутска было напечатано на второй странице «Датун бао». Дальше следовало еще несколько информаций.

Подпись редактора отсутствовала. Однако мы помнили заметку в «Известиях». Там называлась фамилия Поливанова.

Но кто он такой?

Обращаемся в Институт востоковедения к Анне Евгеньевне Глускиной.

— Неужели вам ни о чем не говорит имя Поливанова? — слышим мы на другом конце провода укоризненный женский голос. — Евгений Дмитриевич Поливанов был известным знатоком китайского языка.

Пошли в историческую библиотеку, извлекли с полок шеститомный справочник — «Наука и научные работники СССР» за 1930 год и невольно подумали при этом, во сколько десятков раз больше должен выглядеть подобный справочник сейчас, при двухсоттысячной армии наших ученых.

О Поливанове в справочнике было сказано так:

«Поливанов Е. Д. член коллегии и председатель лингвистического разряда Института языковедения и литературы; общее и сравнительное языковедение, японский, китайский языки, турецкий и корейский языки…»

Там же, в исторической библиотеке, мы нашли список трудов Е. Поливанова и были потрясены: что за мощный талант!

«Музыкальные ударения в говоре Токио», «Одна из японо-малайских параллелей», «Гласные корейского языка», «Труды Идзава Сюдзи по живому китайскому языку», «О принципах построения турецкой грамматики», «О гортанных согласных в преподавании арабского языка», «Введение в изучение узбекского языка», «Албанский язык», «Краткая квалификация грузинских согласных», «Грамматика дунганского языка»… Всего девяносто две работы. Этот удивительный человек с не меньшим основанием, чем китайскую, мог редактировать газеты на двух десятках других восточных языков.

Звоним Вячеславу Всеволодовичу Иванову. Он автор статьи о лингвистических взглядах Е. Д. Поливанова, опубликованной в третьем номере журнала «Вопросы языкознания» за 1957 год. Может быть, он сумеет разрешить наши сомнения?

— О научных трудах Евгения Дмитриевича Поливанова могу сказать, а о том, редактировал ли он китайскую газету, не могу, — ответил нам Иванов.

— А какова судьба Поливанова?

— Он умер в Ташкенте в 1938 году.

— Где могут быть биографические данные о нем?

— Вероятно, в Академии наук.

Обратились в академию, а затем в архив Института языкознания, где, как узнали, хранится личное дело Поливанова на семидесяти листах.

Семьдесят листов состояли из анкет, приказов о перемещениях по должности, заявлений с резолюциями на углах… И нигде ни слова о редактировании китайской газеты или вообще о сотрудничестве с китайскими революционными организациями в годы гражданской войны. Как плохо, оказывается, помогают личные дела разобраться в делах и личности человека!

Выходим из института удрученные. Все, как было, так и осталось неясным. Можно ли ставить знак равенства между Поливановым — редактором «Китайского работника» и Поливановым — замечательным русским лингвистом, мы по-прежнему не знаем.

Оставалось одно — дождаться маститого лингвиста, академика Николая Иосифовича Конрада, которого во время наших поисков не было в Москве. Когда он вернулся, мы убедились, что возлагали свои надежды на академика не напрасно. Он наконец дал нам ясный ответ: да, редактировал китайскую газету именно Евгений Дмитриевич Поливанов… Лингвист Поливанов… Они оба — Поливанов и Конрад — были тесно связаны с китайским Советом рабочих депутатов в Петрограде, участвовали в его работе, помогали китайским товарищам переводить декреты Советского правительства, писали агитационные листовки, а Поливанов, кроме того, на первых порах взял на себя редактирование «Китайского работника».

— Уверяю вас, это была не легкая работа, — говорил нам Николай Иосифович. — Сколько бились мы, пытаясь перевести на китайский язык слово «Совет». Рылись в словарях, поднимали фолианты классических китайских трудов, поворачивали всякое сколько-нибудь близкое слово и так и этак — ничего не получалось, ни одно не в состоянии было в точности передать то, что вложил русский народ в понятие «Совет», «Советы», «Советский».

Сидим вот так, мучаемся, спорим, и вдруг Евгений Дмитриевич как стукнет кулаком по столу: «Есть слово!..»

То, что предложил Поливанов, было действительно отлично. Ведь, пока мы спорили и искали, китайские рабочие и китайские красноармейцы, не вдаваясь ни в какие филологические тонкости, решили этот вопрос без нас. Они и не пытались перевести русское слово «Советы» на родной язык, они просто включили это великое слово в свою речь так, как оно звучало.

И Поливанов, лингвист удивительной чуткости и удивительного таланта, первый понял: слово «Совет» на всех языках лучше всего будет звучать так, как оно звучит по-русски. К этому и свелось его предложение. «Совета!» — произнес он на пекинский манер. — Прекрасное китайское слово! Точнее не скажешь.

Так и пошло с его легкой руки. Так в дальнейшем по-китайски и писалось.

Газету делали там же, где была сосредоточена вся общественная жизнь революционно настроенных китайцев петроградской колонии, — в двухэтажном особняке на Васильевском острове.

— Этот дом сохранился, — продолжал Николай Иосифович. — Во время недавней своей поездки в Ленинград я был в том районе: та же темная окраска, тот же фасад. Он стоит на 2-й Линии, совсем близко от Среднего проспекта. Здание, несомненно, историческое. Здесь размещался первый в мире китайский Совет рабочих депутатов, здесь формировались первые отряды китайцев красногвардейцев Севера России, здесь делалась первая в мире советская китайская газета. Я убежден: как только в исполкоме Ленинградского Совета узнают о примечательном особняке — на нем установят мемориальную доску. И нужно, чтобы текст ее не был излишне лаконичен. Пусть будет увековечено и имя Лау Сиу-джау, возглавлявшего Всероссийский союз китайских рабочих; и имя Евгения Дмитриевича Поливанова — талантливейшего русского китаеведа, преданного друга китайского народа; и имя Чжан Юй-чуана — великолепного оратора, пламенного революционера, ставшего вскоре вместо Поливанова редактором газеты и погибшего на этом посту.

— Так вы его знали?

— Чжан Юй-чуана? Отлично знал. Яркий был человек. А как говорил! В здании на 2-й Линии без собраний и митингов дня не проходило, дом как улей гудел. И Чжан был у китайской аудитории лучшим оратором. Высокий, худой, с горящими глазами, он выступал всегда с такой силой вдохновения, с такой верой в правоту своих слов, что буквально зажигал слушателей. Судя по складу речи — он из интеллигентов, из тех передовых, революционно мыслящих, высокообразованных интеллигентов китайцев, какими уже тогда мог гордиться китайский народ. Убийцы знали, кого убирали с пути. Это, конечно, было политическое убийство.

Николай Иосифович сделал тот же вывод, какой был сделан в «Известиях ВЦИК» сорок лет тому назад.

Сообщение под заголовком «Политическое убийство» было напечатано в газете 21 января 1919 года. Текст такой:

«Из Петрограда Нар. Ком. по Иностр. Делам сообщили, что 19 января при странной обстановке убит товарищ председателя Союза китайских рабочих Чжан Юй-чуан.

Последний был только что избран заведующим пропагандой и редактировал китайскую газету „Китайский работник“.

Убийство совершено перед началом митинга китайских рабочих. Неизвестный убийца, сделав несколько выстрелов из револьвера, успел скрыться…

Пока действительных мотивов убийства и виновников обнаружить не удалось, но, по-видимому, убийство носит политический характер».

Да, несомненно, убийство носило политический характер. Его совершили те, кто пытался стеной молчания отделить Советскую Россию от Китая, кто страшился проникновения в Китай большевистского слова. Стреляя в китайского революционера, убийцы целились в китайскую газету.

Но просчитались. Газета продолжала выходить. Мы держали в руках 27-й номер «Датун бао» — «Великого равенства». Как гордо звучат сейчас для Китая эти слова.