Изнывая от зноя, туристы швыряют куда попало свою поклажу и сами бросаются на ложа, расставленные среди этого романтического убогого, запущенного двора. Солиман, старый как мир нубиец, повар первой и единственной здесь гостиницы, поднимается при виде чужеземных захватчиков, вторгшихся в отель. Великолепная переводчица с высшим знаком отличия гида — свистком, лента которого натерла ей шею, — скрывается в доме, чтобы из кладовых заведения к столу было подано все, что только возможно в местных условиях. Пиво и кока-кола, утоляющие жажду напитки, необходимые в жаркое время тропического дня, доставляются с восточной поспешностью. Лохматый пес, такой же старый, как и его хозяин, не обращая внимания на переполох, дремлет под тощим кустом жасмина. Ежедневно в этот час наполняется людьми двор отеля «Марсам» — единственного караван-сарая Курны (рис. 18), расположенного неподалеку от заупокойного храма Мернептаха, царя XIX династии1. Тогда под аркой входа появляется, неспешно шагая, и хозяин дома — Али Абд эр-Расул, внук Мухаммеда Абд эр-Расула, сын Хасана Абд эр-Расула, — король западного берега.
Шейх — что в данном случае по-арабски точнее всего означает «старик» или «старец», — шейх Али Расул бросает выразительный взгляд на своих гостей и под негромкие возгласы «Oho! Aha! Welcome!»[31] шествует (он не ходит!) по узким проходам между столами, как исполненный достоинства метрдотель. Семидесятилетний гигант с живыми глазами, неожиданно вспыхивающими из-под низко опущенных век, высматривает пробки на покрытых клеенкой столах и собирает их в глубокие карманы своей не слишком свежей галабеи. Он и не думает сдерживать кашель старого курильщика, который столько лет мучает его; он кашляет, если необходимо. Физиономия властелина пещер непроницаема. Кто умеет читать по лицу, почувствует в складках его смуглой, дубленой кожи отблеск приключений охотника из Долины царей, увидит в коварных карих глазах настоятельную просьбу к гостям: «Пей! Ешь! И убирайся!» Шейх Али Расул— диковина, на которую распространяется действие закона об охране памятников старины: лжец и пророк, верный друг, но и мститель, если торг не был честным; памятливый, как слон, и сильный, как гладиатор, с легкостью поднимающий человека весом в три четверти центнера, — он король западного берега и живая частица истории некрополя.
Люди, ожидающие от этого старца с щетинистой бородой старческой бестолковости, оказываются в крайне затруднительном положении. С ним надо поболтать прохладной ночью, пройтись по усыпанному щебнем холму Шаак-эль-Таблия, надо послушать, как он без малейших усилий извлекает из своей памяти даты, имена и события, чтобы понять: это человек незаурядный.
Бремя славы своего древнего разбойничьего рода он несет с достоинством и гордостью. Впрочем, дать однозначную оценку Али Абд эр-Расулу невозможно: он и крупный грабитель, и лицо, которое пользуется уважением как в Луксоре, так и на всем иссушенном солнцем пространстве от Ком-эль-Самака до Эль-Тарифа. Он — всеведущ, новости стекаются к нему без помощи современных технических средств. Когда однажды я посетил его, пробыв перед тем два часа в Луксоре, он сказал мне, что в Каире я заходил к торговцу по имени Эль-Шаер. Я был в отъезде два дня; откуда ему стало известно о моих каирских похождениях, я не знаю, однако спрашивать его об этом было бы неразумно.
В «Марсаме» публика самая разношерстная. Здесь собираются и всегда настороженные полицейские, и скромные ученые, горькие пропойцы и любознательные студентки реальных училищ Копенгагена. «Марсам», построенный в конце 50-х годов, представляет собой, видимо, и сборный пункт международной мафии торговцев произведениями искусства. Об этом пустынном оазисе ходят слухи самые темные и невероятные. Трудно сказать, что в них соответствует правде и что вымышлено.
Вскоре после окончания строительства «Марсама» в Эль-Курну прибыли студенты каирской Академии художеств, чтобы наполнить свои этюдники красочными набросками с видами нового караван-сарая и его живописных окрестностей. Сесил Б. Де Милл, сценарист массовых низкопробных кинокартин, обратил свой хищный взор на привлекательные стороны жизни оазиса и использовал их в своей постановке о Востоке. В тенистом и тем не менее всегда удушливо жарком дворе «Марсама» известные торговцы лакомились жареными голубями и, обгладывая мелкие косточки, заключали крупные сделки.
С кем? Али этого не скажет никому. Умея хранить язык за зубами, он сделался «пруссаком» среди шумного восточного люда. Кто не выполнял в точности уговора, навсегда портил отношения с ним. Такого рода людей он считал надменными и презирал их за то, что они не ценили его своеобразного гостеприимства. Эти люди никогда более не осмеливались переступить порог его дома. Туристы подшучивали над ним, а он с удовольствием дурачил их, выманивая деньги за грубые копии ушебти2. Старый лис хорошо знал, что все они непременно захотят увезти с собой какой-нибудь сувенир от «последнего грабителя усыпальниц». Добрых же друзей он любил одаривать удачными произведениями художественного ремесла, среди которых (все зависило от степени его благосклонности) попадались иногда и мелкие подлинники. Этот преклонного возраста человек с удовольствием давал убедиться в большой силе своих пальцев и бицепсов. Если же он замечал, что кто-то поддается ему, он воспринимал это как личное оскорбление. У него представления о чести, как у индейцев, и такое знание психологии людей, которое менеджеры могут получить, разве что посещая разные дорогостоящие семинары. В Али чувствуется порода, сильный и своеобразный характер. Он равнодушно смотрит на браунинг-140, который носит под пуловером луксорский агент тайной полиции Эль-Кашиен. Али это не касается: он ведь давно уже не грабитель.
Сейчас много говорят об обаянии бывшего разбойника. Безусловно, Али косвенно причастен ко многим весьма сомнительным воровским предприятиям наших дней. Однако он так искусно маскируется, что ни один сыщик не поймает его. Не хотел бы я допрашивать Али: тот, у кого не слишком острый язык, вынужден будет тут же прикусить его.
Лучшие времена Али Расула миновали вот уже почти двадцать лет тому назад; точнее, это было в октябре 1960 г. Тогда египетская Служба древностей решила довериться человеку, который мог быть осведомлен о сокровищах царя Сети I. Выше говорилось о том, что его гробницу открыл в 1817 г. итальянец Джованни Баттиста Бельцони (он же обнаружил и вход в пирамиду Хефрена). Прапрадед Али помогал Бельцони при его раскопках в Долине царей. Уже тогда об этом патриархе клана Расулов шла слава как о человеке, который безошибочно чувствовал, под каким деревом, кустом или камнем земля скрывает драгоценности. Бельцони также обладал хорошим чутьем. Расчистив в нескольких местах у входа в гробницу Рамсеса I каменные завалы, он получил несомненные доказательства целесообразности ведения дальнейших раскопок. Он приказал своим людям копать именно в этом месте. На глубине шести метров они натолкнулись на замурованный вход в усыпальницу фараона. Предок нашего Расула был здесь же и вместе с итальянцем спустился в гробницу, вырубленную в скале на глубину сотни метров. Кроме мерцавшего золотом пустого алебастрового саркофага здесь не нашлось ничего: гробницу разграбили еще в древности. Мумию Сети I обнаружили лишь в 1871 г. в усыпальнице Инхапи, когда нашли тот «царский тайник», где покоились Рамсес III, Яхмос, Аменхотеп I и мумии других царей.
В семейном архиве Расулов по сей день хранится письменное сообщение прадеда. В нем говорится об отчаянной попытке Бельцони разобрать замыкающую стену погребальной камеры, чтобы пробиться дальше, а также высказано мнение самого патриарха, считавшего дальнейшую работу бессмысленной. Мой друг Али Расул воспроизводит этот старый текст: «Мой прадед наблюдал за Бельцони и видел, что шахта на всю ширину заложена камнями. Снова и снова говорил он Бельцони, работавшему в шахте тридцатью метрами ниже, что тут ничего не найдешь». Затем последовал пассаж, заставивший меня навострить уши (вероятно, содержание его было известно Службе древностей): «Мой прадед сказал моему деду: «Там, именно там клад Сети. Я знаю точно, я обманул Бельцони, чтобы он не копал дальше». Эту тайну поведал мне отец перед смертью».
Четыре поколения Расулов хранили эти сведения, не сообщая никому, пока мой друг Али не обратился в Каир с тем, чтобы убедить Службу древностей начать поиски в погребальной камере Сети I. Как настоящий предприниматель, Али с самого начала вложил в дело 600 египетских фунтов — в 1960 г. это были довольно значительные деньги — и не колеблясь добавлял в дальнейшем новые суммы. Начались поиски клада Сети, и для Али настали великие времена (рис. 19).
Под опытным руководством тогдашнего главного инспектора Службы древностей Абд эль-Хафеза и при участии такого внимательного наблюдателя, как Али Расул, сотня человек с западного берега начала работы по осуществлению плана раскопок. Поздней осенью 1960 г. в газетах разных стран стали появляться крупные заголовки. 2 ноября «Франссуар» сообщала: «При 65 градусах жары 65 обнаженных рабочих трудятся на 200-метровой глубине, чтобы разыскать клад царя Сети I. Работы финансирует один 50-летний араб». Через полгода, к 14 марта 1961 г., эта бригада проложила на 141 метр от гробницы наклонную штольню всего в 80 сантиметров высотой и полтора метра шириной. Туннель проходил ниже того места, где когда-то стоял алебастровый гроб и где проводил раскопки Бельцони, и вел далее в глубь скалы. Вырубленную породу рабочие по цепочке передавали один другому и выносили в корзинах наверх. Высокая температура и недостаток кислорода вызывали такое утомление, что работу пришлось остановить. Инспектор Абд эль-Хафез раздобыл компрессор, рокот которого сделал место раскопок похожим на шумную строительную площадку. В длинной глубокой штольне появилась, таким образом, слабая тяга, но все равно, когда нужно было грузить породу, от людей требовалось большое напряжение сил. Свет матовых ламп придавал предметам необычные очертания, длинные тени метались по каменным стенам.
К началу 1961 г. длина хода превысила 200 метров (рис. 20 и 21). Феллахи из Курны расчистили сорок ступеней, вырубленных в скале несколько тысячелетий назад, и неожиданно натолкнулись на вделанный в стену каменный блок, который подпирали три другие квадратные глыбы, вбитые в землю.
На этом поиски клада Сети окончились. Почему? Али Расул сказал мне, что его средства оказались исчерпанными, а правительство не согласилось бы дать на продолжение работ ни единого фунта. В Каире профессор Абд эль-Кадер признался мне: «Что и как произошло, я уже не помню в точности, но все это странно, в высшей степени странно». Главный куратор Эль-Навави высказал два предположения: во-первых, не собирались ли рабочие, строившие некрополь, закрыть этим каменным блоком какую-то погребальную камеру? И во-вторых, не использовался ли туннель как склад для тех драгоценностей, которые попали в руки воров, ограбивших гробницу Сети?
Логически рассуждая, мне кажется, что истину можно было бы найти, продолжив раскопки. Осенью 1978 г. господин Эль-Навави сказал мне: «Тогда у нас было много других забот!» Несомненно, так и обстояло дело. Но какая важная возможность была упущена!
После долгих препирательств в октябре 1978 г. патриарх клана Расулов согласился провести мою телевизионную группу по местам своей прежней деятельности в Долине царей. Я раздобыл самое хорошее такси, какое только имелось на западном берегу, чтобы через 18 лет привезти туда Али со всеми удобствами. Он облачился в лучшую галабею из черного сукна. Когда он садился в машину, служащие «Марсама» рукоплескали: хозяин отправлялся в поездку, достойную его! День клонился к закату, и туристы давно нежились в своих отелях. Старший гафир Хамед распахнул железные ворота ограды Долины царей. По деревянным ступенькам мы спустились к гробнице. В погребальной камере на стометровой глубине Али внимательно посмотрел вниз. Он вспомнил историю клада Сети I и произнес, закрыв глаза: «Этот клад здесь! В свое время наш президент прикажет достать его. Клад велик, намного больше сокровищ Тутанхамона. Много больше!» Выслушав это пророчество, мы подумали, что, возможно, и вправду Сети откроет когда-нибудь нам свою тайну. «Клад Сети, я верю, обессмертит нашу семью!» — добавил Али. Думаю, что и обогатит, так как правительство обещало Али четверть предполагаемой находки. Выплаченная наличными в египетских фунтах, такая выручка очень украсила бы текущий счет Расулов.
Той же ночью, после нашего возвращения в «Марсам», с Али можно было говорить даже об ограблении усыпальниц, т. е. на тему, которая прежде выводила его из себя. Как-то я прочел ему газетную заметку, в которой его называли «королем грабителей». В ярости он разбил стул, схватил меня за грудки и потребовал, чтобы я удавил этого газетного лжеца.
Этой ночью все было иначе. Мы болтали и фантазировали, как арабские сказочники, во всех Иодробностях рисовали в воображении план похищения саркофага Тутанхамона3. Соучастие Али в этом вымышленном предприятии основывалось на глубоком знании традиций такого рода грабежа, мои же домыслы были результатом неточных и противоречивых описаний открытия усыпальниц. И дернуло же меня под конец сказать: «Али, я думаю, настоящий саркофаг давно уже находится в каком-нибудь частном собрании США! В гробнице, вероятно, хорошая копия его!» Али шлепнул себя по бедру, вскочил и тряхнул меня за плечи: «Старый пес, это ты украл его!»
Поскольку возможности международного товарищества похитителей произведений искусства почти беспредельны, я не исключаю, что подобное происшествие — вещь вполне вероятная. Так будьте же бдительны даже праздничным вечером, верные стражи Бибан-эль-Молука!