Трагедия пирамид: 5000 лет разграбления египетских усыпальниц

Ловцы сувениров

Делать дело, не зевать —

Значит душу ублажать!

Под таким коварным девизом члены Венского научного клуба в декабре 1882 г. предприняли путешествие по Нилу.

К тому же 1882 г. относится так называемый «Египетский дневник» неизвестного сочинителя, из записей которого следует, что в Александрию автор прибыл на корабле «Талия», принадлежавшем Австро-Венгерской судоходной компании. 28 февраля 1883 г. он отмечал: «Каир. Меня знобит, даже когда я в пальто, хотя термометр показывает в тени 17 градусов по Реомюру. В Каире дождь, который можно, пожалуй, назвать сильным, и я, привыкший к зною Верхнего Египта, пью горячий чай в лавке некоего Кодшаха, торговца из Мускиха. В мешке с тмином он спрятал несколько прекрасных античных фигурок, две из которых я могу приобрести. Памятуя о турецких таможенных чиновниках Александрии, я взял в конце концов только одну». Не quid nimis\ Хорошенького понемногу.

Неизвестный автор дневника со своими скромными потребностями — редкость среди туристов, заполонивших страну фараонов.

Под солнцем нет другой страны, которая в такой же степени испытала на себе светлые и темные стороны туризма. Эта страна являла собой дьявольски привлекательную цель как для жаждавших просвещения, так и для чаявших исцеления. Если бы кто-нибудь захотел описать ущерб, который причинили путешественники «Земле богов», ему понадобился бы для подобной хроники том, равный по объему нью-йоркской телефонной справочной книге. Словно Большой взрыв¹, ознаменовавший начало мира, обрушилась на Египет начиная с середины XIX в. волна массового туризма, поначалу сдерживаемая лишь стоимостью проезда и малой скоростью транспортных средств. В нашем же столетии все изменилось настолько, что стали возможны даже субботние и воскресные экскурсии из Европы в Египет.

Когда ученые проповедовали с кафедр идеи классицизма и романтизма XIX в., представители соответствующих факультетов собирались в путь, чтобы раскапывать древние города, в движение пришли, чтобы не отстать от века, и состоятельные люди без определенных занятий. С тех пор как «Саванна» капитана Роджерса проделала путь от Нью-Йорка до Ливерпуля за двадцать дней, были проложены маршруты через океан и в страны Востока. Из Ливерпуля в Александрию оказалось возможным добраться всего за шесть дней. Ничтожное время для тех, кто привык к «скорым» поездкам по Европе. Вместе с учеными, а также частными лицами, приверженными «солнечному культу», в различного рода миссии, посольства и консульства были направлены атташе, которые сумели по достоинству оценить значение этих достижений. Англичане съезжались на «каирский сезон», чтобы в царстве вечно сияющего бога солнца Атона поправить здоровье, подорванное сыростью их родного острова. За бледными, страдавшими туберкулезом европейцами, считавшими целительным для себя сухой, бодрящий воздух, по пятам следовали торговые агентства. Если мы сведем к минимуму количество причин оживления туризма в то время, их окажется две: притягательная сила пирамид, а также свирепствовавшая в Европе эпидемия туберкулеза легких. Как известно, лишь с открытием Робертом Кохом (1843–1910) смертоносной бациллы началось успешное наступление на эту болезнь. И египетское солнце здесь ни при чем. Но поток уже вышел из берегов, и спасения для солнечной страны не было.

С XVIII в. многие агенты крупных торговых домов постоянно находятся в Александрии и Каире; двуличные, алчные residents стремятся увеличить свое обычно и без того высокое жалование посредством темных махинаций с древностями. Эти любители приключений пробираются в высшие сферы, живут на виллах, отгородившись цветниками от простого люда. Лишь те из них, кто только начал свою деятельность, обитают, естественно временно, в ветхих глинобитных хижинах. Бледнолицые дамы под зонтиками, которые держат над ними сухопарые слуги, разъезжают в экипажах по городским улицам и временами наведываются к пирамидам Гизе². Затянутые в корсеты, истомленные долгим затворничеством, они с трудом добираются до погребальных камер и с восклицанием «Боже мой, какое зловоние!»³ подносят к своим точеным носам надушенные лавандой платки. После прогулки по пустыне, повидав немало приключений, они возвращаются в свои городские квартиры. Еще не созданы оазисы роскошных отелей и не рыдает в кафе скрипка «Sombre dimanche»[33]. В салонах, довольно скромных по сравнению с великолепием более позднего времени, измученные жарой дамы, окруженные входящими в моду букетами из засушенных листьев и трав, обмахиваются пальмовыми листьями. Такой Египет может привидеться только во сне!

Местные жители обскачут самого дьявола, если малыми усилиями можно загрести большие деньги. Дети страны, торговавшей прежде со всем миром, они прекрасно чувствуют малейшую возможность нажиться; они постигли дух времени. В ассортимент товаров, который до сих пор состоял из доброй старой верблюжьей шерсти, корицы, специй и универсального лекарства мумиё, они включили недорогую антику. Безразлично, на что спрос, лишь бы был доход. Мешки с лимонами и шафраном отставлены в сторону. Надо же дать возможность прелестным дамам и господам купить всякий хлам! Древние камни, таинственные фигурки и амулеты… Легко понять несложную психологию этих «детей», которые, как и в древние времена, продолжают плестись по раскаленным от жары дорогам на ослах и верблюдах, погонять буйволов, качающих насос колодца. Ведь новый вид торговли обещает удачу. Аллах велик. И так далек.

Тот, у кого есть хороший осел и сильные сыновья, нанимается к иностранцам в качестве драгомана (драгоман — это нечто среднее между переводчиком, запас слов которого можно пересчитать по пальцам, и человеком, знающим почти все). Пронырливые парни перед отелями предлагают свои услуги как знатоки местных условий либо как искатели кладов, и того, кто действительно знает что-то, ученые приглашают выступить в роли проводника в этом краю несметных сокровищ.

Поскольку египтянам свойственна безграничная готовность прийти на помощь, а также завещанное им предками гостеприимство, можно было бы предположить, что каждый иностранец должен купаться здесь в золоте. И хотя это далеко не так, тем не менее ученые и туристы без зазрения совести стремятся воспользоваться обеими слабостями жителей Египта.

Итальянец Антонио Кастеллари был одним из первых европейцев, которые еще в начале XIX в. прекрасно умели извлекать пользу из страсти к приобретению сувениров. Свое гнездо — легкую глинобитную хижину — он свил на кровле луксорского храма Амона. Оттуда он управлял, как марионетками, своими поставщиками с западного берега Нила. Кастеллари уразумел, как следует обращаться с недоверчивыми хозяевами «Города мертвых», чтобы получить часть награбленного: торгуя с ними, он был тверд, но вежлив. В определенном смысле он проявлял даже разборчивость и брал не все, что ему приносили. Старые грабители ценили такое обхождение, они видели в торговце знатока, и это возвышало их в собственном мнении. То, что Кастеллари удавалось приобрести, он в дальнейшем с большой выгодой для себя продавал приезжим. Подобная торговля не требовала особых усилий, ибо частные лица как прежде так и теперь довольно редко, главным образом в результате счастливой случайности, сталкиваются с дельцами, побывавшими в некрополе.

Кастеллари принадлежала богатая коллекция прекрасных папирусов, а гордостью его собрания была мумия Яхмос-Хенутемпет, принцессы XVII династии (1650–1544 гг. до н. э.). Родоначальник торговли вещами, приобретаемыми на память, скончался в 1848 г., но основанная им гильдия не погибла.

Как известно, спрос рождает предложение, именно поэтому в различных областях общественной жизни появляются новые люди: ученые, агенты известных музеев и просто богатые путешественники.

Шотландец Арчибальд Эдмонстон (1795–1871) всю жизнь путешествовал. Он любил поверять бумаге результаты своих поездок, ибо считал себя писателем. Эдмонстон грелся на солнце, изучал оазисы египетской пустыни и всякий раз, прежде чем вернуться на родину, добывал какие-нибудь древности. Молодцы из некрополей считали торговлю с этим шотландцем нелегким делом.

Достопочтенный Томас Коутс (1775–1828) был человеком не робкого десятка: вместе со своим спутником он решился проникнуть в самое логово разбойничьих банд — селение Эль-Курна, расположенное среди гробниц Западных Фив. За целую кипу банкнот Коутс приобрел хорошо сохранившуюся мумию: он взвалил ее себе на плечи и побрел, спотыкаясь на каждом шагу, в отель. Однако в отеле этот собиратель, потерявший от радости разум в Долине царей, счел столь мрачный сувенир неподходящим для своего лондонского дома. В 1821 г. он отослал мумию Ньюкаслскому литературному обществу. Ее и сегодня можно увидеть в Хэнкок-музее Ньюкасла. Мистер Коутс был одним из тех людей, которые никогда не задаются вопросом, имеет ли хоть какой-то смысл их добыча. Преклонение перед антикой ослепляет их и заставляет платить.

Вполне понятно, когда чьи-то мумифицированные останки очаровывают ученых; однако не совсем ясно, почему высохшие покойники привлекают простых смертных. Не возбуждают ли они ощущение, что тут деньги вкладываются в ценности, количество которых увеличению не поддается? Или это связано с пустым бахвальством, возможностью обставить рассказ о путешествии производящим столь сильное впечатление реквизитом?

Бенджамен Клифтон Гендерсон (1788–1881), врач Ост-Индской компании, также не смог устоять перед сводящим с ума искушением, когда, будучи на каникулах в Египте, похитил из Фив две мумии. Почему только две? Думал ли Гендерсон о том восхитительном времени, когда в родной библиотеке при свете камина он сможет пить херес, курить трубку и покоить свой взор на мумиях древних египтян?

То, что в момент покупки происходит частичное расстройство мозговой деятельности, следует из рассказа искателя древностей Джованни д’Атанази (1780–1857). Некий английский путешественник — д’Атанази не называет его имени — приобрел в Фивах саркофаг с мумией областного начальника времен Птолемеев по имени Сотер Корнелион. Англичанин, вероятно, ожидал увидеть в гробу богатые погребальные приношения из золота и драгоценных каменьев. Возвращаясь в Каир, он не мог сдержать любопытства, поднял крышку и… не обнаружил ничего ценного — ни золота, ни камней. Выйдя из себя, он выбросил мумию со своего парусника в Нил и мрачно наблюдал, как останки Сотера Корнелиона идут ко дну. Саркофаг он сбыл британскому генеральному консулу Генри Солту, покупавшему все, что казалось ему ценным. Божества мертвых, должно быть, окончательно лишились своих и без того почти угасших сил.

Лишь однажды они дали снова почувствовать свою таинственную власть! Фредрик Лидман (1784–1845), капеллан шведского консульства в Константинополе, объездил весь Египет и собрал много награбленного добра. Сразу после того, как он прибыл в турецкую столицу, все его сувениры погибли во время пожара. Это было последнее усилие языческих божеств. Впоследствии они уже не мстили столь решительным образом за осквернение усыпальниц. Боги тоже устали. Их можно понять.

Турист первой трети XIX в., желая выглядеть не хуже других, нередко во время какой-нибудь морской прогулки заглядывал в Александрию. Для того чтобы добраться из Марселя или Венеции в Александрию, требовались всего три с половиной дня. Начиная с 1836 г. в расписание рейсов Австро-Венгерской судоходной компании входила поездка в Александрию, Константинополь, Смирну и обратно — в Венецию. Еженедельно суда «Messageries Maritimes» отбывали из Марселя в Александрию. Колесные пароходы Восточной пароходной компании вспенивали воду, следуя из Саутгемптона на Мальту, а оттуда к устью Нила. Египет был в моде!

1 мая 1821 г. друг Египта, итальянец Баттиста Бельцони, живший большей частью в Англии, представлял публике гипсовые копии своих находок; церемония эта происходила в Египетском зале, в кабинете редкостей с броским фасадом в египетском стиле. Толпа жаждущих взглянуть на копии находок едва не разнесла новое здание. На Пикадилли состоялась очередная сенсация.

В наши дни масса литературы о временах фараонов знаменует собой возрождение интереса к Египту. Впрочем, так было и прежде, когда читатели, воодушевленные захватывающими, порой драматическими описаниями путешествий, как бы сами участвовали в происходящем. Шотландец Мунго Парк (1771–1806), например, объездил весь Судан и написал об этом книгу «Путешествия по Центральной Африке». Многие описания путешествий стали бестселлерами; всех потянуло вдаль. Элиаша Кент, американский полярный путешественник, изложил свои впечатления в двухтомной «Арктической экспедиции», и все, кто следил за модой, прочли ее. В программу образования каждого благовоспитанного человека входили также четыре тома книги Генриха Барта (1821–1865), родом из Гамбурга, называвшейся скромно: «Путешествия и открытия в Северной и Центральной Африке». Подготовлено было поле деятельности, на котором следующее поколение искателей приключений могло подвизаться уже в довольно сносных условиях. Те, на кого прежде незабываемое впечатление производила так называемая падающая башня в Пизе, теперь желали увидеть пирамиды.

Ветер приключений уже в дороге веял на путешественников. Гюстав Флобер в 1850 г. замечает о своей морской прогулке: «С утра буря улеглась; судно в плачевном состоянии, котел дал течь, и машины стали». Флобера, как и прочих туристов, александрийский порт встретил характерным для Востока гомоном, спорами драгоманов из-за вновь прибывших, которых они старались залучить на квартиру, чтобы заработать бакшиш.

Более спокойной была поездка на паруснике, неторопливо двигавшемся вверх по Нилу; несколько быстрее шли колесные пароходики, с которых, оставаясь в тени маркиз⁴, можно было наблюдать вокруг архаическую жизнь. Кто не мог позволить себе трехмесячного путешествия по маршруту Каир — Асуан — Каир, у кого был короткий отпуск, те нанимали у пристани устланную подушками лодку и за несколько часов по сокращенной программе осматривали то, чем богаты нильские берега. Драгоманы снаряжали целые караваны ослов. Благородные леди гарцевали на них, прикрыв зонтиками матовые лица; между тем джентльмены с пышными усами участвовали в экскурсии скорее по велению долга, чем ради удовольствия. Там, где обычно лежал путь подобных караванов, целая гвардия торговцев древностями была приведена в состояние полной боевой готовности.

Отвратительно, что туристы не только увозят из Египта национальные ценности, но и оставляют свои поистине никому не интересные инициалы, нацарапанные на древних камнях.

Мендес Израэль Коэн из Балтиморы в 1882 г. посетил Верхний Египет; он добрался до 2-го порога у Вади-Хальфа. За океан он увез свыше 700 вещей, которые должны были напоминать ему об этом путешествии. Еще более ошеломляющим стало сообщение, о котором, по-видимому, узнали и все домашние Коэна, — что отец семейства выбил свое имя на скалах Абу-Сира. Эта «работа по камню» пережила его. Большую часть привезенного его племянник в 1884 г. продал Университету Джона Гопкинса⁵.

Непрекращающиеся бесчинства туристов, заключающиеся в увековечивании своего имени путем порчи самых известных памятников, приводили в ярость и Флобера. «Меня злят глупцы, которые пишут свои имена там, где только можно». На подобные варварские действия туристам не жаль потратить ни труда, ни времени; опытные каменщики утверждают, что для нанесения находящихся рядом с древними иероглифами каракуль потребовалось по меньшей мере два дня усердной работы молотком. Правда, культурные люди редко имеют возможность забыть об откровенно некультурных; имеющая историческое значение дата пребывания их в прославленном месте, так сказать, привита камню. Люди большей частью утратили чувство приличия, писал Джон Голсуорси (1867–1933). Пожалуй, так оно и есть, поскольку все эти бесчинства продолжаются из века в век.

Храм Гора⁶ в Эдфу обладает, видимо, какой-то противоестественной привлекательностью. Здание это, построенное около 327 г. до н. э. при Птолемее III, служит жителям окрестных селений чем-то вроде выгребной ямы. Тем не менее дамы и господа из самого лучшего общества высекают здесь, среди ужасающего зловония, свои имена на храмовых пилонах⁷, относящихся к позднему времени Египта, откалывают куски камня, чтобы, вернувшись на родину, поместить их в витрину или на декоративный шкаф.

В 1852 г. в нескольких километрах от Эдфу туристов застали в храме близ Гебель-Сильсиле, где они копали ямы среди развалин, оббивали стены, чтобы таким допотопным способом по сходной цене обзавестись древностями.

Феллахи прекрасно понимают, что хотят чужаки. Прислуживая своим работодателям в качестве временных помощников, они или водят их в многообещающие места, или нашептывают им, какие необыкновенные находки сделали они сами среди развалин. Терпкий ветер Востока прочищает как легкие, так и бумажники иностранцев.

К совершенно необычному типу охотников за сувенирами принадлежали графиня фон Шлиффенберг и ее сын Шлиффен. Молодой, двадцати пяти лет от роду, высокий, нескладный граф фон Шлиффенберг страдал чахоткой, которая уже свела в могилу его брата. Решительная мамаша — дама за шестьдесят — по совету врачей отправилась вместе с оставшимся пока еще в живых потомком одного из старых дворянских родов Пруссии навстречу живительному солнцу и сухому воздуху Египта. Хотя силы и матери, и сына, казалось, не были столь уж велики, страсть к путешествиям сделала их вскоре совершенно бесстрашными туристами и любителями сувениров. Они забрались в глубь Нубии, далеко за 2-ой нильский порог в дьявольски труднодоступные места, которые в то время и для совершенно здорового человека представляли немалую опасность. Необычайно жаркий климат и жизнь в самых тяжелых условиях лишают последних сил даже привычных ко всему людей. Некоторое время мать с сыном считались пропавшими без вести. Когда же в 1853 г. они снова появились в Каире, жившие там европейцы были обрадованы и вместе с тем крайне удивлены, узнав, с чем вернулись Шлиффенберги. Мать и сын — сами, без помощи каких-либо подвластных им духов — приволокли каменную плиту в 1,63 метра высоты, 1,27 метра ширины и весом в несколько центнеров. Как вскоре выяснилось, речь шла о гранитной стеле эфиопского царя Настасена, датированной 325 г. до н. э.⁸ Пожилая графиня и ее юный наследник раздобыли плиту за 3-им порогом в Эль-Орде. Для соответствующего раздела науки нубийский текст стелы, написанный египетскими знаками, с подробным изложением событий царствования Настасена, оказался, что называется, лакомым куском. Эта стела относится к числу важнейших памятников культуры древней Эфиопии.

Когда незадолго до начала второй половины XIX в. возникло своего рода помешательство на Египте, хедив по настоянию Шампольона и других именитых европейцев издал закон об охране памятников египетской культуры. Два наиболее важных пункта его гласили: 1) вывоз древностей запрещен, 2) все найденные древние вещи следует доставлять в Каир.

Бумага все стерпит. Если власти не выказывают ни силы, ни решимости в проведении принятого закона, люди посмеиваются и тайком решают, как обойти его частые сети. Спекулянты от искусства и ученые лишь устало улыбались при вести об этом законодательном начинании.

Грабители и укрыватели как спруты раскинули свои щупальца, заманивая добычу, — охотников за сувенирами. Частные лица пришлись им по вкусу более всего, так как они были малоопытными. Искатели сувениров легкомысленно набивали деньгами карманы, но не могли отличить древние вещи от более поздних, а подлинники от подделок. Агентов же европейских музеев недолюбливали: их считали порядочными скрягами. Кроме того, агенты знали слишком много о предлагаемом товаре. Добро бы они еще торговались, ведь речь шла не об их собственных деньгах. И уж совсем никуда не годится, если вопреки известным, но неписаным правилам воровской гильдии «профессора» в пылу спора ссылаются на мнение мудира. Нет, решительно нет, леди и джентльмены, куда более приятны деловые партнеры.

Среди множества охотников за сувенирами агенты консульств иностранных государств занимали особое место. Надо знать, что не нашлось бы ни одного из этих не слишком почтенных чиновников, кто к концу срока своей службы не сделался богатым человеком. Крупные сделки они заключали от имени официальных представителей, аккредитованных при хедиве; но ухищрения, приносившие наибольший доход, предназначались частным лицам. Для приезжавших гостей устраивался льстящий их самолюбию спектакль: навстречу под парусом выходила лодка, и еще вдали от причала компанию искателей приключений приветствовали ружейным залпом привычные к этому занятию бандиты. Француз, видавший подобные трюки, писал: «Советую путешественникам быть настороже с продавцами древностей. Один из них, будучи консулом некоего государства, в Луксоре знакомится с богатым иностранцем и приглашает его на обед, обставленный в истинно арабском духе. Во время десерта раздается стук в дверь; слуга докладывает, что пришел местный житель и предлагает заслуживающие внимания недавно найденные древности. Его впускают, и богатый иностранец, не сумев превозмочь искушения, по совету консула покупает вещи, в действительности принадлежащие хозяину дома». Торговцам на черном рынке издавна хорошо известен метод обхождения с приезжими. Для того чтобы удовлетворить пристрастие к древностям и придать сделке оттенок приключения, предварительные переговоры сопровождаются игрой на нервах покупателей. Выставленные в витринах предметы приносят меньше прибыли в сравнении с тем, что продается во тьме или полутьме закоулков и внутренних дворов. Воровская добыча должна источать своего рода аромат, если за нее хотят получить достойную сумму. «Тише, не говорите громко, это опасно!» Подобные слова придают покупке характер священнодействия и ведут к поднятию цены. Душа ликует от удовольствия, когда краденые вещи благополучно минуют в конце концов александрийскую таможню!

А начинаются подобные инсценировки следующим образом. Вереница ослов под гортанные окрики погонщиков возвращается из Долины царей; дамы и господа в изнеможении опускаются на разостланные в тени чахлых пальм пледы и подушки. В подходящий момент появляются темные личности из Курны или Эль-Кохи и с помощью выразительных жестов и интригующего нашептывания пытаются подсунуть обществу благородных господ, находящемуся в крайнем возбуждении, древности, которые несколькими часами раньше они получили у агентов консульства. Погонщики не только водят караваны, но и активно участвуют в торговле сувенирами. Во время путешествий в чужой стране зарождаются связи, которые облегчают торговлю любыми товарами. Благодаря этим связям на рынке из-под полы сбывались откровенные подделки.

Еще не возник большой спрос на грубую имитацию, в продажу еще шли подлинники, а на рынке уже стояла проблема подвоза скарабеев (популярных амулетов в виде жуков). Феллахи начали производить их в домашних условиях. Они наизусть знали все картуши⁹ с надписями Тутмоса III. Таким образом появились подделки с одним и тем же текстом и одинаковыми знаками властителя XVIII династии.

«Они предлагают скарабеев из стеатита. На большинстве из них известные каждому феллаху картуши Тутмоса III. Цена упала с 10 шиллингов до 10 пфеннигов», — сообщал иностранец, посетивший Фивы в 1860 г. Юркие, живые погонщики были прекрасными психологами; они сразу могли определить, что желает дама, и извлекали необходимый предмет, так сказать, из рукава. Во время прогулок по пустыне погонщики сновали среди господ и внимательно прислушивались к разговорам. Не зная языка, они понимали часто повторяемые слова, означавшие ту или иную вещь. Этого оказывалось вполне достаточно, чтобы спрос можно было удовлетворить из семейных запасов. Ведь дамы платили золотом, доставая из надушенных ридикюлей туго набитые кошельки. Если парни становились слишком назойливыми, они получали иногда от мужей этих дам хороший удар хлыстом. Подобную мелочь погонщики воспринимали с кисло-сладкой улыбкой как аванс в заключаемой сделке. Все они думали о своей судьбе, знали, что из их круга вышли люди, которым подпольная торговля древностями принесла значительное состояние.

Мухаммед-бей Мухассиб (1843–1928) являлся в этом смысле примером молодежи. На стезю погонщика он ступил, начав прислуживать английской писательнице Люси Дафф-Гордон, которая начиная с 1863 г. в течение многих лет жила в луксорском французском доме. Погонщик Мухассиб скончался в Луксоре, став известным человеком; он принадлежал к плеяде крупнейших торговцев своего времени. Его торговля с европейскими и американскими коллекционерами и агентами музеев часто балансировала на зыбкой грани законной и противозаконной деятельности. Он играл ведущую роль, получая при этом огромные барыши от продажи наиболее значительных произведений египетского искусства.

Французский археолог Огюст Мариетт, как уже говорилось, снискал международную известность, открыв мемфисский Серапеум, кладбище Аписов. Через семь лет после своего возвышения вице-король Саид-паша назначил Мариетта — основателя национального Египетского музея — его директором. Национальный музей, а также центральное управление Службы древностей под руководством приступившего к делам Мариетта попытались упредить нападения «полуварваров-туристов». Из тогдашнего Булакского музея было направлено следующее предписание таможенным службам: «Экспорт древностей запрещен. Тюки, как и вообще всякого рода грузы, покидающие Египет, должны проходить досмотр, обнаруженные древности подлежат конфискации, если их владельцы не имеют разрешения на вывоз, выданного Булакским музеем».

В Александрии приезжавших предупреждали о запрете, однако коллекционеры, агенты музеев и группы туристов не обращали на него серьезного внимания. Было известно, что в органах контроля свили гнездо люди, которые за соответствующую мзду готовы закрыть глаза на все нарушения закона. Кроме того, за спиной людей с именем и положением, официально производивших закупки для учреждений по охране культуры, часто стояли весьма сомнительные лица, которые оказывали помощь отнюдь не ради препровождения времени. Они отбивали заслуженный бакшиш у торговцев, укрывателей и воров.

Если щекотливые дела официальных лиц улаживали к общему удовольствию обеих сторон крупные чиновники правительственных служб, то к туристам на помощь приходили драгоманы, которые колдовали над их добром и, словно кролик из цилиндра фокусника, появлялись всякий раз, как только таможенник принимался с пристрастием рыться в тюках. Таможенные декларации с такой молниеносной быстротой переходили из рук в руки, что никто не решился бы сказать, будто тут происходит что-то незаконное.

Таким образом, знание психологии играло (и играет!) существенную роль в не вполне законной торговле древностями. Чем спокойнее иностранец ведет себя с таможенниками, тем реже блюстители закона отваживаются использовать имеющиеся предписания. При этом, как правило, содержимое бумажника равносильно волшебному «Сезам, откройся!»¹⁰ — но об этом следует упомянуть лишь между прочим. Туристы пытаются заморочить голову таможеннику и обойти закон; поистине полчаса, проведенные перед стойкой таможни, вызывают самые тревожные переживания: «Пройдет, не пройдет? Удастся провезти «сувениры»?»

Один из членов английской экскурсионной группы, совершавшей в 1880 г. при помощи компании «Кук и сыновья» путешествие по Нилу, сообщает о том, что случилось на таможне при отбытии туристов из страны: «В Александрии путешественники хотели избежать таможенного досмотра, так как среди вывозимых вещей было много охотничьих ружей и предметов древности. Мы передали одному из чиновников хороший бакшиш, забыв при этом о его коллеге. Последний счел себя бессовестно обманутым и незамедлительно доложил обо всем старшему таможеннику.

Весельчаки немцы, поездка которых оплачивалась из кассы мужского певческого общества, поняли, что теперь уже никаких денег не хватит, чтобы избежать строгого досмотра. Старший таможенник, узнавший о случившемся, приказал новому служащему тщательным образом проверить багаж иностранцев; но тот, как вскоре выяснилось, также принадлежал к любителям бакшиша. Благодаря назначенному старшим таможенником служащему отъезжающим удалось сделать следующий фокус.

Туристы образовали тесный круг около груды своих вещей, внутри которого находился указанный чиновник. Затем один из чемоданов, замок которого щелкал особенно громко, открывали раз тридцать и после очередного щелка выносили из круга один из так и не раскрывавшихся чемоданов.

В это время сопровождавший путешественников драгоман занимал начальника таможни свежими анекдотами.

Таким образом певческому обществу «Теперь нет в мире лучших стран» великолепно удалось одурачить александрийскую таможню».

Тем не менее неопытные туристы попадаются при попытке незаконного вывоза предметов древнего искусства. Как они ни пытаются скрыться в толпе, чтобы почувствовать себя среди массы людей более уверенными, страсть к собирательству иногда подводит их.

Впрочем, большие группы путешествующих делают тщательный досмотр почти невозможным. В страшной сутолоке таможенники кое-как, наспех проводят досмотр, лишь бы поскорее двигалась очередь отъезжающих. Однако теперь их провести стало труднее. Прежде дамы прикрывали античные вещи к саквояжах бельем, прятали скарабеев в благоухающих пудреницах, а другие сувениры помещали под корсет. Р довые таможенники, в недавнем прошлом феллахи, краснели и закрывали крышку чемодана. Причастные к досмотру чиновники более высокого ранга понимали, что панталоны и другие предметы дамского туалета — это просто-напросто маскировка. Из почтения к дамам обыск не производился. Личный досмотр, если на него вообще отваживался таможенник, заканчивался всегда истерическим воплем: «Нет, нет, сэр!» Руки прочь, сыны Солнца!

Сегодня, как и прежде, при встрече со служащими таможни свою роль играет и сила воображения. Ведь удалось же в 1897 г. одному парижанину провезти большую деревянную статуэтку через александрийскую таможню. Не имея разрешения на вывоз, он вспомнил о присущей Востоку страсти к сложению сказок. Вкрадчивым, но страстным голосом француз сообщил чиновнику, тотчас же обратившемуся в слух, что он очень суеверен и что уже сейчас у него дрожат колени при мысли о плавании в Марсель. Именно об этом он якобы и размышлял некоторое время тому назад, когда незнакомый крестьянин, терпевший, по-видимому, сильную нужду, предложил ему эту фигурку. «Я подумал, — продолжал француз, — не есть ли то перст судьбы, указующий помочь бедному человеку, и купил статуэтку. С тех пор я ни на мгновение не расстаюсь со своим талисманом. Без подобного приносящего счастье предмета корабль наверняка потонет». При этом усы парижанина задергались и взгляд наполнился ужасом. Перед чиновником стоял убитый горем человек. Неужто он, рядовой служащий таможни, должен спорить с судьбой, похищать детей у их отцов? Тягаться с морской компанией «Месаджерис меритаймс»? И таможенник пропустил француза вместе с его статуэткой. Agabi’ tak maßr? Как понравился вам Египет? Adieu!

О том, как уважают законы этого государства туристы, можно узнать из первых путеводителей — бестселлера Cook's Handbook или появившегося на рынке в 1887 г. путеводителя¹¹ по Нижнему Египту. Как мы уже смогли убедиться, туристы не обращали никакого внимания на таможенные правила страны, гостями которой они становились.

Итальянец Джованни Даттари (ум. в 1923 г.), опытный сотрудник компании «Кук и сыновья», с увлечением собирал древности и был весьма внимателен к нуждам вверенных ему путешественников. Однако если уж такой служащий бюро путешествий, как Даттари, пренебрегал указаниями проспектов, то что говорить о простом туристе?

Удивительные товары заполняли буквально каждую витрину! В Каире и Александрии «честные» сделки заключались в затененных задних комнатах лавок базара, в квартирах укрывателей, которые рассылали связных в переулки и к отелям. Укромные уголки дорогих гостиниц, казалось, были созданы для такой «честной» торговли. С законами, запрещавшими вывоз древностей, не считались.

Иногда официальные и частные скупщики собирались в отеле «Нил», который в XIX в. служил местом встреч международных спекулянтов произведениями искусства, укрывателей краденого и торговцев. Это пестрое общество смешивалось здесь с отдыхающими, среди которых были и подтянутые лорды и офицеры из колоний, не терявшие надежду «подстрелить» в Египте кое-какие древности. А над отелем разливалось благоухание Аравии. Каждый думал, что где-то рядом находится рай…

В 1867 г. на Всемирной выставке в Париже был впервые выставлен «гроб из страны фараонов», обрамленный тяжелыми драпировками. В мае 1873 г. на Венской всемирной выставке красовалась карта путешествий по Египту, где стрелками в виде красных шнуров были указаны телеграфные и железнодорожные линии. В осенне-зимний сезон 1870 г. в списках американского консульства значились имена 300 американцев, совершивших экскурсию по Нилу. Путешественников из Европы было так много, что их уже не брали в расчет. Вокруг ученых крутились большие группы любителей сувениров.

В 1900 г. роскошные гостиницы Каира оказались переполненными. Достопочтенный хозяин столь же почтенного отеля «Пастырь» Чарльз Бейлер был весьма расстроен, когда ему впервые пришлось на ночь устроить приезжих в зале отеля, окружив мягкие диваны ширмами. Для жилья приспосабливались даже отслужившие свой век спальные вагоны первой железнодорожной линии Джорджа Стивенсона (1781–1848). Компания же «Кук и сыновья» работала без устали: ее корабли скорыми рейсами доставляли в Верхний Египет новые и новые группы англо-американских путешественников.

Можно легко себе представить: возникший чудовищный бум привел к тому, что некоторые предметы древностей стали быстро иссякать. Тогда славные потомки Сети I нашли достойный выход из положения: они начали изготовлять фальшивые мумии из ослиных шкур. Страсть к приобретению подлинных сувениров не исчезла, а между тем многие туристы с удовольствием увозили подделки.

Среди охотников за сувенирами всегда находились и молодые любители древностей. Так, например, в 1890 г. в Луксоре появился мистер Альберт Галлантин. Он начал методично создавать основу своей превосходной египетской коллекции. Мистеру Галлантину, родившемуся 8 января 1880 г., к этому времени было от роду неполных десять лет. Шиллер был прав, говоря, что «рано начинает тот, кто желает стать мастером».

Ужасны и неизгладимы следы браконьерской охоты «ценителей» древнеегипетского искусства. В 1976 г. три немецких туриста промышляли среди холмов Эль-Махамид, в 85 км западнее Луксора. В погребальных сооружениях времен Среднего и Нового царств они вырубали понравившийся им кусок из толщи камня. Нагрянувшая полиция хорошенько намяла им бока — для памятливости.

В феврале 1978 г. сотрудники полицейской службы задержали француза по фамилии Жежи. Бдительные чиновники обнаружили спрятанную среди белья статуэтку из песчаника, которую Жежи, видимо, незаконным образом приобрел в Западных Фивах. Француз не выдал продавца древностей, так как намеревался, по всей вероятности, еще раз побывать в здешних местах. Статуэтку конфисковали, а иностранцу позволили уехать в Каир. Но, как сообщил мне майор полиции Ауяд, 13 февраля 1978 г. Жежи был занесен в черный список. Так что теперь ему следует держать ухо востро.

Осенью 1978 г. я сам видел, как торговец Рафе из Дра абу-ль-Негга предлагал одному бельгийцу мумифицированную человеческую ногу (рис. 28) за 80 фунтов; торг происходил во дворе отеля «Марсам». Цена за высохшую стопу показалась бельгийцу слишком высокой, а потому он позволил всучить себе каменную плиту с рельефом, размером 24 X 18 сантиметров. За нее Рафе запросил и, что самое интересное, получил 50 фунтов, т. е. куда больше, чем за грубую подделку из гипса и шамота. Торговец готов был продать эту подделку любому; я видел, как он дважды предлагал сувенир одному и тому же покупателю. Подобные сделки доставляют особое удовольствие.

Летом 1978 г. мы невольно сделались помощниками графиров Службы древностей. Расположившись на западном, фиванском, берегу Нила, а точнее, в Мединет-Абу, где находится поминальный храм Рамсеса Ill — яркий образец египетской монументальной архитектуры, наша группа работала над съемкой фильма. Неожиданно появились японские туристы. Надо сказать, что среди туристов разных национальностей японцы отличаются особой благовоспитанностью, дисциплиной и умением разговаривать негромко. Наши японцы обошли храм Амона с выражением почтительности на лицах. Они тихонько расхаживали по большому колонному залу прямоугольного храма, в нескольких помещениях которого находились фрагменты рельефов, закрытые решетками. Перед входом в зал лежала груда строительного мусора, оставленная, видимо, реставраторами. То, что всюду пренебрежительно считается сором, в стране на берегах Нила непременно обращает на себя внимание иностранцев: а вдруг под ним скрывается какая-нибудь древняя вещица? Небольшого роста дамы и господа сбросили маску буддистской сосредоточенности… и начали выбирать из этой груды мусора один камешек за другим. Посмеиваясь, мы наблюдали, как множество ничего не стоящих камней разной величины исчезали в голубых нейлоновых мешочках. Это не опасно.

В полуденный час графиры имеют обыкновение забираться в тень, чтобы не спеша напиться там чаю. Таким образом, блюстителей порядка в храме не было. Один из японцев, позабыв своих синтоистских богов¹², просунул ручку своего желтого зонтика сквозь решетку и пытался вытянуть фрагмент рельефа. Боясь, чтобы кто-нибудь не увидел его, он обернулся. Мы предостерегающе, но с улыбкой, покачали головами; зонт тут же вернулся на свое место. Смущенные японцы, приняв в свое сообщество грешника, молча удалились.

В 4977 г. мой друг адвокат Абузеед из Луксора рассказал интересную историю. Но прежде чем изложить ее, я хотел бы предупредить тех, кто отпуск собирается провести на Востоке. На рынке сувениров встречаются подделки трех сортов: очень хорошие, умело сделанные и грубые. Новички пусть утешаются тем, что даже специалисты в области международной торговли предметами искусства попадали впросак на подделках первого сорта, хотя и никогда не оставляли их у себя (в отличие от собирателей). Скрыв досаду, они выставляли приобретенную вещь в зеркальной витрине, сопроводив ее ценником с четырехзначной цифрой. В конце концов товар кто-нибудь покупал. Египетские ремесленники испокон веков умели хорошо работать… и шутить.

Герой рассказа адвоката Абузееда турист из Швейцарии стал жертвой шутки, а вернее, небольшого надувательства со стороны торговца Абдалла из Шейх-Абд-эль-Курны, неприступной крепости великих разбойников. Пока швейцарец в задумчивости обходил ступенчатый храм царицы Хатшепсут, Абдалл сумел снискать его полное доверие. Маленький рельеф, который араб достал из складок своей галабеи, был так же фальшив, как и уверения, будто получен он от доброго друга, который незадолго до того именно в этом храме вырубил его из стены. Швейцарец лишь на мгновенье увидел рельеф, ибо через минуту он вновь исчез под одеянием Абдалла. При этом торговец потянул туриста за собой, чтобы показать на стене храма Хатшепсут небольшое пустое отверстие. Смотрите сами! Вот здесь, на стене находился недавно рельеф!

У швейцарца мороз прошел по коже, ведь, пожалуй, он имеет дело с настоящим грабителем усыпальниц. Редкостная удача! Торговая стратегия Абдалла— само совершенство: у входа гафиры, немецкий профессор со студенческой группой, толпа туристов. «Ме Kalabush!» («Тюрьмы мне не миновать!»). Швейцарский подданный решил немедленно купить столь редкую вещь за 150 египетских фунтов. Но Абдалл— истинный хранитель наследия страны на берегах Нила— потребовал, чтобы покупка состоялась вечером и через посредника. Он прекрасно понимал значение напряженной драматургии своего фокуса.

Вечером извозчик доставил покупку в отель «Савой», где снимала номера группа швейцарских туристов. Здесь он передал рельеф дежурному по этажу, который отнес его нетерпеливо ожидавшему постояльцу. Сделка совершилась.

Гиды-переводчики, с недавних пор удачно называемые аниматорами¹³, также совершают сделки с туристами, кроме того, они являются отцами-исповедниками в интимных замыслах своих доверителей. Хорошо знавшая Египет переводчица группы скользнула взглядом по рельефу, когда соотечественник попросил ее помочь вывезти эту вещицу. Она успокоила контрабандиста— правда, весьма своеобразным образом. На следующий день она организовала незапланированную поездку на западный берег Нила в Эль-Гинейну. Переводчица не раз бывала на крохотной фабрике, выпускавшей изделия из алебастра; но ее соотечественники и тут буквально рот разинули (рис. 32–34).

Это было семейное предприятие, нечто вроде домашней мастерской. Представители всех поколений, за исключением младенцев, работали в просторном дворе дома. Визжали сверла. Молодые люди оббивали молотками камни различных пород. На группу приезжих путешественников они не обратили ни малейшего внимания; возможно, работа попалась сдельная.

Тут у нашего предприимчивого швейцарца возникло легкое подозрение, перешедшее вскоре в полную уверенность: в тесной выставочной комнате он увидел множество рельефов, похожих на рельеф Абдалла, но имевших одно существенное различие: в мастерской, среди бела дня, они продавались за 15 фунтов! Мастера золотые руки звали Райат; тонкие рельефы он вырезал, пользуясь единственным инструментом— ножом для обрезания линолеума. Когда рельеф был готов, он передавал его своему четырехлетнему брату, который сухой щеткой наводил на камень несмываемую патину. Серийные изделия этой мастерской относились к разрешенным законами предметам художественного ремесла.

Швейцарец хотел выяснить, не знакомы ли работники здешней мастерской с Абдаллом из Дейр-эль-Бахари. Нет, его никто не знает. Усердные кустари продолжали с улыбкой вырезать свои поделки.

Мой совет новичкам, попавшим на рынок сувениров: будьте осторожны, покупая «подлинные вещи»! В Египте много маленьких предприятий типа мастерской в Эль-Гинейне и много Абдаллов, которые заказывают там сувениры, — они платят за работу вдесятеро дешевле, а продают товар вдесятеро дороже.

Мелкая торговля подделками древностей процветает; подлинники попадаются все реже и реже. Неопытные люди не замечают этого, чем и пользуются прожженные спекулянты. Не исчезает вечная как мир страсть к собиранию древностей; это и понятно, если есть возможность вывезти из страны ценный гостинец. Если вы желаете блага Египту, пожелайте удачных сделок торговцам подделками. Пока их товар находит спрос, от варварского разграбления гарантированы хотя бы памятники архитектуры.

Если в 1870 г. американское консульство посетило 300 американцев, то в 1970 г. египетские отели приняли в общей сложности 4 млн. 574 тыс. человек, в том числе тех, кто останавливался хотя бы на одну ночь.

В сентябре 1978 г. число посетителей каирского Национального музея за один день составило 18 000. К 1982 г. в Египте предполагалось создать 6500 гостиничных мест, 19 500 мест для ночевок на виллах и в палаточных городках, построить 30 000 меблированных квартир для отпускников. Невозможно представить себе, что произойдет, если каждый из путешествующих увезет с собой даже самый незначительный подлинник! Да будут благословенны фальсификаторы! Да будет благословенно их искусство, создающее предметы, трудно отличимые от подлинников!

В мае 1979 г. один западногерманский предприниматель, занимающийся торговлей произведениями искусства, с усмешкой рассказал мне о том, как он представляет себе будущее:

«А знаете, если увлечение Египтом будет продолжаться, то у нас снова появится возможность наживать капитал на египетских древностях в стране, из которой они происходят. Мы сможем очень выгодно сбывать туда свои товары, так как появится новое поколение туристов, а каждый из них— это покупатель. То, о чем я говорю, это не фантазия, ведь там, где человек хочет достать какую-нибудь вещь за любые деньги, цены растут необыкновенно быстро. Мы снова получали бы прибыль от своего ремесла».

Я согласился со своим собеседником. Ему нельзя отказать в известной доле логики, хотя мысль о возвращении египетских древностей на их родину кажется на первый взгляд невероятной. Если предвидения торговца сбудутся, египетская земля еще больше пострадает. Однако несмотря ни на что, здесь действует непреложный закон: не существует сделки, столь грязной, чтобы ее нельзя было заключить. Тут нет ограничений. Non plus ultra! Ни шага вперед, стой! Египет был и остается страной открытии— в любом смысле этого слова.