Трактат о хорошей работе

XII. Принципы взаимодействия

В данной главе мы намереваемся сопоставить директивы в области усовершенствований, применимые к многосубъектным сложным действиям. Однако прежде мы рассмотрим несколько рекомендаций более общего характера, весьма полезных для нашей темы. Мы имеем в виду интеграционные, координационные и концентрационные совершенствования. Среди перечисленных понятие интеграции, несомненно, является наиболее общим. С него мы и начнем.

В процессе деятельности необходимо соединять составные действия в единую совокупность, наиболее пригодную для достижения цели, а интеграция действий и является именно таким их соединением. Можно было бы с успехом применить здесь термин «синтез действий». Что же следует иметь в виду, намереваясь целенаправленно соединить данный набор элементов, осуществить их синтез, интеграцию? Прежде всего нужно включить в комплекс все необходимые элементы. Достаточно забыть наполнить чернилами так называемое «вечное перо», и оно не будет писать, даже если ручка хорошо смонтирована и прочищена. Достаточно не защелкнуть замки наполненного чемодана, и при первой же попытке перенести чемодан его содержимое окажется на полу. Достаточно не представить одного документа из числа необходимых для получения удостоверения личности, и вы такого удостоверения не получите. Превосходный механизм остановится, если выйдет из строя даже маленькая, но существенная деталь, например пробка в электроосветительной сети.

Следовательно, недостаточно стремиться лишь к тому, чтобы был присоединен каждый элемент, необходимый для изготовления или функционирования сложного объекта, нужно также позаботиться о том, чтобы этот элемент не был удален или деформирован (например, разрушен или испорчен). Ведь в принципе существование комплексов неустойчиво. А комплексами мы назовем всякие сложные объекты, в которых все части вместе образуют единую совокупность с точки зрения функционирования с общей целью, понимаемой либо в праксеологическом, либо в биологическом смысле, а следовательно, — организмы, рабочие скопления организмов, подобные пчелиному рою, взаимодействующие коллективы, механические агрегаты и т.д.

Каждому такому сложному объекту постоянно угрожают деструктивные факторы, и как таковой он существует только под опекой исключительно благоприятных условий или защитных действий. Поэтому если под интеграцией понимать не только создание совокупности элементов, но и сохранение таких совокупностей, то к интеграционным действиям относятся всякие ремонты существенных составных элементов комплекса (выпрямление согнутых прутьев, соединение порванных связок, заделка образовавшихся брешей), всякие профилактические действия, предотвращающие повреждение какого-либо из этих составных элементов (покраска железных деталей для предохранения их от коррозии), и, наконец, замена вышедших из строя, непоправимо деформированных элементов новыми.

Отсюда постулат, относящийся к технике препарации действий: стремиться к тому, чтобы иметь в наличии запасные составные элементы комплекса, которыми можно было бы заменить тот или иной составной элемент в случае его дефекта. Искушенный шофер не отправится в путь без запасной покрышки. Кстати, запас заменяющих составных элементов — это частный вид запаса вообще. Запас в широком значении — это совокупность объектов, доступных для использования и накопленных в количестве, превышающем неотложные потребности (а абстрагируясь от этого предварительного условия, мы получаем более общее понятие — понятие «резервов»). Таким образом, можно накапливать запасы не только заменяющих комплексов, но также и вещества для материала.

В принципе с праксеологической точки зрения любое увеличение резерва запасных объектов как таковое является делом положительным, и если директиву о максимизации накопления запасов нельзя признать правильной во всей ее полноте, то только принимая во внимание возможные отрицательные (с той же точки зрения) косвенные последствия. Таким косвенным последствием, например, бывает размещение объектов на том месте, где скорее следовало бы разместить другие, более важные объекты (например, мастерские вместо складов сырья, накопленного «на всякий случай» в огромном количестве). Другой щепетильный вопрос — справедливое чувство неловкости в связи с необходимостью улучшения согласованных с нами акции, возникающее у действующих субъектов, которым мы затрудняем функционирование, накапливая для своих целей запасы из числа ограниченно доступных объектов данного рода, например из ограниченных на данной территории ресурсов топливных материалов.

Поскольку речь зашла о приобретении и сохранении запасных объектов, нельзя не вспомнить о понятии заменителя, или, иначе, суррогата. Суррогатом мы называем заменяющий объект, худший с точки зрения доброкачественной работы по сравнению с заменяемым объектом и принятый нами ввиду трудности приобретения чего-то более подходящего. Поэтому суррогатом является не каждый заменяющий объект. Исправная автомобильная покрышка, надеваемая на диск колеса взамен проколотой, не является суррогатом. Зато заменителями будут, например, карбидные лампы, используемые для освещения помещений в случае остановки электростанции. Суррогатом является кусок полупрозрачной бумаги, которым бедолага заменяет разбитое оконное стекло. Суррогатом достойным и бесценным, но все же суррогатом шерсти бывает хлопчатобумажная пряжа как сырье для выработки некоторых тканей. Понятно, что на случай нехватки некоторых вещей следует стараться иметь в наличии заменители, приобрести определенный запас суррогатов. Однако понятие суррогата отнюдь не связано с запасливостью. Суррогат как таковой не является заменяющим объектом в смысле готовности быть использованным для чего-то, хотя выполняет и это условие. Суррогат как таковой является заменяющим объектом в том смысле, что в более благоприятных условиях вместо него мог бы быть использован более подходящий объект.

Забота о сохранении совокупности, составленной из разных элементов, быстро приводит к пониманию того, что различные элементы бывают в разной степени важными в зависимости от точки зрения на объект этой заботы. Степень важности данного элемента совокупности зависит от двух обстоятельств: от того, в какой мере отсутствие этого элемента или же его повреждение затруднит функционирование совокупности, и от того, насколько большие трудности доставит замена этого элемента в случае его отсутствия или же его исправление в случае повреждения. Так, например, отсутствие двигателя полностью исключает возможность функционирования механического средства передвижения. Отсутствие ламп в фарах автомобиля не делает езду невозможной, но требует от водителя повышенной осторожности, снижающей скорость движения. Отсутствие складывающегося тента является лишь неудобством для путешествующих, например в случае дождя. Это и определяет иерархию важности упомянутых составных элементов транспортных средств с точки зрения последствий отсутствия того или иного из них. Учитывая трудность замены на данной территории и в данное время, горючее может оказаться важнее автопокрышки, которую в случае дефекта можно легко заменить запасной, тогда как горючего нигде достать нельзя. В отдельном случае нужно уметь сопоставить оба рассмотренных соображения.

Иногда следует признать главной опасность последствий нехватки или повреждения данного элемента по сравнению с трудностью замены или исправления другого элемента. Так случается, когда, например, нужно потратить последние деньги на легко заменяемое, но необходимое для движения горючее, хотя неплохо было бы исправить тормоза. Но ремонт тормозов труден, особенно во время предпринятого путешествия, к тому же плохое состояние тормозов не срывает езду, а лишь делает ее более рискованной. Но бывает и так, что соображение о трудности замены получает первенство. Правда, без горючего машина не тронется с места, а без исправных фар можно ехать, придерживаясь особой, хотя и обременительной осторожности. Однако перед отправкой в путь водитель скорее позаботится об исправности ламп в фарах, чем о запасе горючего на все время поездки, если он в дороге не сможет заменить ламп, а горючего достанет сколько угодно.

Разумеется, идеальным было бы монтирование таких комплексов, ни один элемент которых не выделялся бы среди прочих способностью затруднить в случае его недостачи или повреждения функционирование совокупности и любой элемент которых заменялся бы с одинаковой, максимальной для всякого действия легкостью. Но поскольку такое положение вещей обычно недостижимо, не остается ничего иного, как окружить удвоенной заботой элементы, отсутствие или дефект которых вызывали бы значительное нарушение функционирования комплекса, а также те элементы, которые труднее всего было бы заменить или исправление которых вызвало бы наибольшие затруднения. Лишь нерадивый хозяин не заботится о запасах составных элементов совокупности. Опрометчивое использование весьма трудно заменяемых элементов, характеризуемое как «заколачивание гвоздя часами», мы осуждаем и называем нерадивым хозяйствованием.

Наряду с постулатом о включении в совокупность всего необходимого поставим менее важный его аналог: требование не включать в совокупность или устранять из совокупности все, что не является необходимым. Зачем же создавать излишне громоздкие совокупности? Хороший рисунок, хороший отчет, хороший доклад характеризуются не только тем, что в них есть, но и тем, что в них опущено. Но зачастую комплекс долгое время не изменяется, несмотря на изменение его задач или обстоятельств, в которых он выполняет свои задачи. В таком случае образуются так называемые рудименты, т.е. пережитки, символом которых в организме человека является червеобразный отросток слепой кишки (аппендикс).

Оставим специалистам решение спора о том, бывают ли в исторически сложившихся человеческих коллективах абсолютные пережитки и правда ли, как утверждают некоторые специалисты, что именно в таких коллективах нет элементов, которые не выполняли бы какого-то существенного для совокупности задания. По мнению лиц, занимающих подобную позицию, бывает лишь так, что первоначальная функция данного сохранившегося элемента отмерла, но теперь он выполняет какую-то другую функцию, иногда совершенно противоположную. Например, погоны, сегодня выполняющие исключительно информационную и декоративную роль, — это наследие наплечников лат, охранявших ключицы от ударов холодным оружием. В данном случае нас интересует сама возможность присутствия излишних элементов в комплексе, то ли в форме тех или иных ненужных остатков (реликтов, рудиментов, пережитков), то ли в форме иного балласта. Подчеркивая это обстоятельство, мы апеллируем к одному из ранее рассмотренных технических достоинств действия, а именно — к чистоте работы.

Введение и сохранение различных необходимых составных элементов, удаление чужеродных тел и вообще всякого балласта — это лишь частичное создание условий для хорошего синтеза. К тому же составные элементы нужно упорядочить и соединить в единое целое таким же способом, как, например, монтируется машина из доставляемых к данному месту отдельных частей: после монтажа каждая деталь примыкает к какой-либо другой, отдельные части соединены с прочими частями при помощи креплений, заклепок, перемычек, вилок, трубок и т.п. Каждый составной элемент имеет свою позицию в пространственном упорядочении, каждый частичный процесс из числа составляющих совокупность хода машины имеет свое место во времени, а различные элементы находятся в зависимости от других элементов. Ясно, что, создавая или сохраняя комплекс, нет нужды стремиться к тому, чтобы он состоял из наибольшего количества наиболее разнообразных элементов, наиболее тесно соединенных, связанных наиболее громоздкими и сложными зависимостями. В то же время понятно, что во всех этих направлениях нужно продвигаться настолько далеко, насколько это необходимо, а надлежащая мера в этом отношении бывает различной в разных случаях.

Существенным условием рациональной интеграции действий является их оптимальная координация, т.е. согласование. Координация имеет как положительную, так и отрицательную стороны, ибо состоит в том, чтобы, во-первых, составные элементы совокупности не мешали друг другу, и, во-вторых, чтобы они взаимно помогали друг другу. Примером чего-то противоположного в мире природных комплексов, к которым относятся человеческие организмы, представляет собой возникающая при некоторых заболеваниях спинного мозга несогласованность движений конечностей. Период нормальной, безболезненной, естественной несогласованности движений конечностей мы переживаем в младенчестве, когда учимся ходить. И так бывает вообще при выработке манипуляционных исправностей, например чтобы играть на органе, требуется согласованность движений пальцев обеих рук, а также и движений ног. А вот дополнительная горсть взятых из повседневного опыта примеров дискоординации, т.е. отсутствия согласованности движений составных элементов комплекса: «заело» замок пли автомат, машинописный текст на копии отпечатался криво, в игре оркестра звучат диссонансы из-за различного темпа, взятого музыкантами на отдельных инструментах, расписание поездов изменено, но цифры на информационном табло не сменили — отсюда неразбериха.

Случается, что совокупность ухудшается, если улучшают только какую-то часть ее, сохраняя остальное по-старому: небритое лицо выглядит некрасиво, но будет еще некрасивее, если выбрить только половину лица. Два предпоследних примера касаются коллективных действий, два первых, вмещаются в рамки односубъектных действий и функционирования механизмов. Мы подчеркиваем это, чтобы напомнить: постулат координации свойствен не только коллективным действиям, но, несомненно, являясь для них весьма и весьма важным, имеет все же принципиально более общий характер, впрочем как и все, что относится к признакам интеграции, вне зависимости от многообразия возможных составных элементов комплекса.

Позитивная сторона координации — это только концентрация и ничего больше. Не следует путать концентрацию с кумуляцией, то есть с накоплением. Концентрация — это кумуляция действий относительно их общей цели. Понятие кумуляции — более общее, понятие концентрации — более специальное. Например, случаем кумуляции будет ссыпка картофеля в общую яму или вообще любое накопление объектов данного рода в определенном месте. Соединять в одно целое элементы совокупности может не обязательно площадь или вообще определенное место. То, относительно чего накоплены данные объекты, назовем центром кумуляции. Это может быть местность; вещь, с которой данные вещи физически связаны (кольцо с нанизанной на нем связкой ключей); личность, являющаяся предметом общего культа членов данной группы; задуманное изделие, именно такое, а не иное (такая, а не иная постройка, сосредоточивающая возле себя коллектив строителей).

Говоря более пространно и имея в резерве перспективу всех случаев центра кумуляции в какой-то вещи, мы можем привести в качестве примера центра кумуляции задуманный продукт труда, а следовательно, и цель, к которой совместно устремлены составные действия данного набора действий. Если кумуляция проходит не относительно местности, а относительно цели, то мы имеем случай концентрации. Таким образом действия всех пальцев индивида, старающегося распутать узел, сосредоточены вокруг этой цели как центра концентрации. В отношении рассмотренных понятий ясно, что, желая осуществить какую-либо интеграцию, необходимо сконцентрировать действия вокруг избранного центра. Ясно также, что интеграция будет тем совершеннее, чем более согласованы эти действия. Возвращаясь к теме экономизации, добавим, что одним из ее решающих секретов является кумуляция целей вокруг общего средства как общего центра: так происходит тогда (и только тогда), когда, делая то, что необходимо для данной цели, мы делаем тем самым и то, что требуют другие, также принятие нами цели. Читатель, несомненно, помнит притчу о старом отце, который, желая склонить сыновей к необходимому для получения урожая вскапыванию земли в огороде, объявил им, что там закопан клад. Разыскивая этот клад и с этой целью старательно перелопачивая каждый клочок земли, сыновья тем самым взрыхлили почву и улучшили свое огородное хозяйство. Вот вам пример ситуации, когда, осуществляя одно, мы тем самым делаем и что-то другое. Необходимо стараться поступать подобным способом и с полным сознанием кумулировать цели вокруг общего средства.

Все, что в общих чертах было сказано выше об интеграции, координации и концентрации, одинаково применимо и к односубъектным, и к многосубъектным действиям. Теперь подошла очередь рассмотрения рекомендаций для действий человеческих коллективов. В первую очередь займемся постулатами, касающимися разделения труда между членами коллектива. Однако выделить в этом вопросе нормы, свойственные коллективам субъектов, не так-то легко, поскольку и в этом случае мы сталкиваемся по крайней мере внешне, с явлением, происходящим также и в мире индивидуальных, односубъектных действий. Ведь левая рука виолончелиста специализируется на нажиме струн, в то время как правая — в оперировании смычком. Поэтому бывает не только специализация сотрудничающих субъектов, но и специализация в области сложного действия органов данного индивида. Все это так, и, откровенно говоря, следовало бы рассмотреть проблемы специализации в наиболее общей форме таким же образом, как мы сделали это относительно проблем интеграции, и применить общие наблюдения к области многосубъектных действий как к частному случаю. Но мы все же пойдем по иному пути и вначале рассмотрим специализацию в коллективе, отмечая, что определенные рекомендации имеют более широкий радиус действия. Мы поступим так потому, что проблемы специализации проявляются едва ли не с наибольшей выразительностью именно в области коллективного труда. Эти проблемы стали предметом особенно тщательных исследований ученых, занимающихся рациональной организацией деятельности.

О сущности разделения труда как междусубъектного явления мы уже говорили несколько ранее. Тогда также шла речь о сути специализации как об определенном частном случае разделения труда. Здесь мы лишь кратко напомним, что разделение труда может, например, относиться к какой-то разовой совместной работе, когда каждый из различных ее участников делает что-либо иное, в то время как специализация касается всегда какой-то постоянной функции в области повторяющихся коллективных работ и имеет место тогда, когда кто-то выполняет какую-то определенную функцию, требующую особого навыка (что, естественно, обусловлено разделением труда).

Возникновение, поддержание и усиление специализации связаны с ее техническими достоинствами, суть которых в том, что человек, длительное время выполняющий какое-либо действие (естественно, в границах коллективной работы данного рода), в итоге делает это исправнее, чем тот, кто распыляется на многие разнообразные действия. Отсюда, кроме основного значения, термин «специализация» приобрел значение производное, вторичное, став символом незаурядного опыта в данном виде действия, например в данной манипуляционной исправности. Но здесь возникает проблема. Какой следует придерживаться директивы, направляя формирование компетенции членов коллектива (например, граждан гармоничного, планового общества): стремиться ли к возможному максимуму средней компетенции, или же к тому, чтобы по каждому направлению были мастера-рекордсмены, или же ориентироваться на какой-то иной критерий? Возможно, наиболее удачной была бы следующая рекомендация: формировать компетенции так, чтобы их совокупность, размещенная в коллективе, создавала наиболее органичный комплекс. Это все, что касается специализации в ее вторичном, производном значении. Продолжая рассуждения, мы будем иметь в виду главным образом первое, основное понятие специализации.

Непрерывное развитие специализации становится общественной проблемой. Как правило, самолюбивый человек с многосторонними интересами тяжело переносит постоянную однообразную работу, имеющую зачастую лишь вспомогательный, фрагментарный характер. Вопреки этому, специализация все более углубляется. Так, пожалуй, и должно быть, пока развитие специализации ведет к увеличению исправности, пока дело обстоит так, что индивид с большей специализацией выполняет свою работу лучше индивида с меньшей специализацией, и пока первый побеждает второго в соревновании. Правда, повседневное выполнение одних и тех же действий обычно влечет за собой значительный их автоматизм и до некоторой степени освобождает исполнителя от постоянной затраты внимания, предоставляя ему возможность размышлять о разных вещах во время такого полумашинального действия, но это не является принципиальным решением проблемы монотонности.

Возьмем, к примеру, контролера линии изготовления шарикоподшипников, производимых массово, поскольку они необходимы для велосипедов (пример взят из довоенной газетной статьи). В чем же заключается его работа? В течение восьми часов изо дня в день пропускать между пальцами все новые шарики, проверяя, достаточно ли хорошо они отшлифованы. Пример достоверный. Или другой способ «милого» времяпрепровождения: с утра до вечера шить жилеты по установленному образцу и размеру. Разделение труда в портняжном деле зашло кое-где так далеко, что портной уже не шьет костюм целиком (что раньше не одному портному доставляло эстетическое удовлетворение и сознание, что он явился творцом хороших изделий). Теперь ему приходится шить, например, только жилеты или только брюки, совсем как живому автомату.

Лет двести назад крестьянин сам изготавливал для себя немало различных изделий, по-своему обладавших каким-то стилем. Тоска о таком отношении к изделию, сочетающаяся с культом давней, как бы рукотворной непосредственности этого отношения, вытесняемого инструментализацией (домотканное полотно, предметы столярного ремесла исчезают, уступая место фабричной продукции), временами вызывает пароксизмы безумного консерватизма, приступы жажды возврата к отжившим с праксеологической точки зрения формам деятельности. Ведь никакая планомерная реставрация технического примитивизма не сможет иметь успеха.

Как же можно воздействовать на отрицательные последствия усиливающейся сверх терпимой меры специализации? Прежде чем пытаться отыскать такие возможности, нам нужно обосновать перед читателем кажущееся отступление от темы настоящего обсуждения. Относятся ли поиски мер для устранения недовольства к проблемам праксеологии? Входит ли в задачи праксеологии выявление справедливости пусть даже наиболее обоснованных плохих настроений того или иного действующего субъекта? Относится ли это к области общих условий исправности? Мы ответим твердо: относится.

С помощью общественных средств можно сделать жизнь людей более приятной или, скорее, менее тягостной, и этим прежде всего, разумеется, должны заниматься работники служб социального надзора. Но не только они, поскольку настроение работника решающим образом влияет на исправность действий. О вкусе блюд пекутся гурманы и те, кто обслуживает их. По-иному, но со всей серьезностью заботятся о вкусе пищи гигиенисты и врачи, понимая, что это свойство благотворно влияет на выделение слюны и желудочных соков и значительно способствует надлежащему ее усвоению. Таким же образом и исследователь условий исправности не может не интересоваться эмоциональными переживаниями работника, зависящими от условий его труда. После этого разъяснения приступим к обзору средств, предохраняющих от экстравагантностей специализации.

Прежде всего здесь, как и во многих других случаях, сохраняет свою ценность аристотелевский девиз умеренности: оптимум — это не максимум. Совершенствование мастерства, которым специалист обязан исключительному выполнению только одной функции, оплачивается снижением общей расторопности, умения найти выход из создавшегося положения. И, в конце концов, это снижение общей расторопности начинает приносить больше вреда, чем приносит пользы совершенствование специализации. Последствия бывают катастрофическими. Так происходит не только у людей. По предположениям некоторых зоологов, подобный процесс привел к гибели ряд зоологических видов. Причиной вымирания гигантских пресмыкающихся явилась якобы их чрезмерная «специализация». Когда вследствие геологических процессов условия жизни изменились, специализация оказалась вредной. Многочисленные группы теперешних пресмыкающихся составляют лишь жалкий остаток великолепного мира пресмыкающихся мезозойской эры и происходят от слабо специализированных предков.

Ныне считается, что удлинение рабочего дня сверх определенной меры не только не увеличивает производительность, но и ослабляет ее. И хотя бы поэтому, а не только из-за гуманности или в силу необходимости уступок рабочим стремление эксплуататоров максимизировать количество часов рабочего дня в капиталистической системе тормозится. Не следует ли ждать чего-то подобного в отношении усиления специализации? То, что специалист, как правило, делает свою работу лучше, чем «всезнайка», сомнению не подлежит. Но лучше ли работает тот, кто является сверхспециалистом, — вызывает серьезные сомнения. Приведем для наглядности мнение более чем десятилетней давности одного почтового работника, который постоянно был занят сортировкой поступавших писем на местные и иногородние. Он утверждал, что через несколько месяцев такой работы человек психически деформируется, впадая в состояние раздражительности и депрессии. Сортировщики мечтали, чтобы каждые два месяца их задания менялись: каждый сортировщик хотел бы поработать на регистрации заказных бандеролей, потом на отправке посылок и т.п. Они заверяли, что выполняли бы каждую из этих специальных работ лучше, чем если будут постоянно заниматься только одной. Уже сам отход таким путем от удручающей монотонности, лишающей свободы движений и поэтому ведущей к ошибкам, был бы источником совершенствования, хотя и представлял бы собой тормоз в процессе усиления специализации.

А что же тогда говорить о дальнейшем совершенствовании, ожидаемом в том случае, когда работник, получивший практический навык в области различных работ, изменился бы к лучшему, начал охватывать мыслью совокупность дел институции, когда эта совокупность начала бы его больше интересовать, становясь системой живительных стимулов для его интеллекта и делая его способным к решающему или хотя бы совещательному участию в определении хода функционирования совокупности… Идея политехнизации ставит рациональные барьеры против гипертрофии специализации.

Было бы большим недоразумением считать, что, голосуя за определенный оптимум перемены занятий, мы добиваемся возрождения стереотипа «мастера на все руки». Путь прогресса лежит в направлении планирования коллективного труда на все более высоком уровне и все разумнее функционально дифференцированного. Никто, будучи в трезвом уме, не может сегодня призывать к тому, чтобы уметь все, чтобы быть во всем впереди, выделяясь во всяком мастерстве. Тип универсального инициатора в стиле Леонардо да Винчи несовременен, он был хорош в начальной фазе различных видов мастерства. Образец Гиппия из Элиды, человека, который якобы «разбирается во всем», может существовать только в среде, где мало кто разбирается в чем-либо, или, точнее говоря,— никто ни в чем не разбирается, где любое мастерство и умение находятся еще в пеленках. Сегодня тот, кто «разбирается во всем», вероятно, по существу ни в чем не разбирается.

Другой девиз приобрел жизнеспособность и все упорнее проникает в сознание людей: хорошо разбираться в своей работе, быть хорошим специалистом в своей области, стремиться к достижению мастерства в чем-то определенном, понимая, что «ограничение рождает мастера». Значит, культ специализации? Да. Освобождение от удрученности специализации ожидает нас не на пути отказа от нее, а на пути углубления, расширения границ собственной области действий, на пути сопровождающего этот процесс качественного расцвета. В таком случае избавление от ограничения, созданного изгородями, состоит не в бегстве с перепрыгиванием через заборы, а в расширении и обогащающем возделывании местности, которая должна оставаться огороженной. Мы не провозглашаем девиза «заниматься многими разными вещами, не переставая заниматься чем-то одним», а пропагандируем лозунг «заниматься многими различными вещами путем наилучшего исполнения чего-то одного». Ф. Шопен чрезвычайно разносторонне выразил себя с помощью почти только одного фортепьяно. Его композиции для других музыкальных инструментов составляют немногие исключения. Удачно высказался по затронутой теме один научный работник. Он говорил, что развитие ученого должно напоминать клепсидру: должно начинаться с широкого энциклопедического основания, после чего должно следовать специализированное сужение и затем, наконец, опять постепенное расширение диапазона проблем. Пусть же отдельная специальность станет средоточием интеграции разнообразных дел, восстанавливая таким образом богатство и органичность внутренней жизни личности.

Но давайте наглядно раскроем абстрактную идею на конкретном примере. Сколько же несчастий предотвращено благодаря тому, что существует область медицины, занимающаяся глазными болезнями! «Узкая» это специальность — окулист — не правда ли? Одно лишь лечение заболеваний глаз и ничего больше. Как же легко именно это мастерство упомянуть как образец, exemplum ограниченности! И действительно, ничего более заурядного, истинное пребывание в тесных задворках, если заниматься глазами поверхностно, измеряя остроту зрения традиционным способом, выписывая стекла очков по установленной схеме, распознавая по общим признакам стандартные дефекты, рекомендуя или применяя для их устранения обычно применяемые процедуры, ограничиваясь при этом только определенными задачами, как если бы функции глаза составляли область, изолированную от совокупности жизненных процессов организма. Насколько же иначе представляется сущность врачевания зрения, если им занимаются с учетом того, что происходит с глазом и со зрением в зависимости от разнообразнейших процессов в организме — кровяного давления, работы сердца, почек и т.д. Оставаясь специалистом в области лечения глаз и занимаясь только этим, окулист работает в области, необычайно богатой, дающей возможность охватить совокупность функционирования человеческого организма. Он косвенно участвует в обширных сферах общей медицины, а также общей физиологии и патологии человека. То же самое можно сказать о стоматологии, дерматологии и многих других врачебных специальностях. И именно такие, можно сказать универсальные, в своей профессии специалисты становятся все нужнее. Все громче звучит требование: нужно лечить больного, а не только болезнь. Сквозь этот призыв просвечивает постулат выработки у врача отношения к локальным или своеобразным патологическим процессам с учетом происходящего в живой системе в целом.

Опередим упрек пытливого читателя, который мог бы справедливо снабдить знаком вопроса саму возможность общей реализации подсказываемой нами рекомендации. Действительно, не каждая специальность одинаково хорошо подходит для мероприятий, существенно расширяющих горизонты и зону активности специалиста, имеется и множество таких специальностей, которые, естественно, вынуждены оставаться наглядными иллюстрациями непоправимой узости, например — циклевка полов, прочистка печных труб и т.п. Что же ответить на это? Не остается ничего иного, как признать обоснованность замечания. Отсюда практическое предложение: стремиться к ликвидации специальностей такого рода. Ведь разделение труда можно осуществлять согласно различным возможным вариантам, и притягательная сила их может быть различной. Очевидно, с точки зрения возможного существенного обогащения активности специальность «сортировщик писем» — база безнадежная. В то же время с той же точки зрения специальность «почтовый служащий» представляется совершенно иначе (вспомните, что сказано об этом выше).

Однако стоит добавить, что формы интегрирования данной функцией прочих функций бывают различными. Формула «делая одно, делать многое» охватывает лишь форму интеграции. Ведь бывают случаи соединения более разомкнутого и более косвенного и все же способного основательно изменить конкретное содержание данной специализированной функции. Вот, например, почтальон, парикмахер, продавец в уличном табачном киоске. Сколько же у этих людей возможностей встречаться с разными людьми! Правда, можно заниматься работой такого рода почти механически, по принципу максимума молчаливости и минимума заинтересованности клиентом (помимо необходимости профессионального обслуживания). Но вспомним, чем была специальность цирюльника для небезызвестного Фигаро. Ведь это был великолепный наблюдательный пункт для изучения характеров, стремлений, это же была тысяча поводов для активного участия, хотя бы путем разговоров, в решении различных жизненных проблем самых разных люден! Следовательно, бывают специальности, узость и монотонность которых можно успешно преодолевать не только усилиями, обогащающими саму основную работу. Противоядие от монотонности таких специальностей можно находить в способе установления контактов с людьми, особенно если такие специальности предоставляют подобную редкую возможность.

Наконец, отметим, что тот же процесс расширения, концентрации и механизации производства, который устремлялся к удручающему для личности работников разделению труда, входит в стадию, когда вырисовывается необходимость специализации высшего рода, открывающей перспективы сохранения индивидуальности работника. Мы имеем в виду известный экономистам факт, что по мере развития инструментализации современная промышленность идет к замене разделения труда в зависимости от своеобразия индивидуальных манипуляций — разделением труда в управлении различными машинами. Этот вид специализации представляет собой уже не формирование из человека робота, а формирование из человека начальника над роботами, которыми по сути и являются механизмы. Это создает совершенно иную персональную ситуацию — эмоциональную, мотивационную, интеллектуальную, и порождает совершенно другое отношение к труду. Функция работника физического труда превращается здесь в функцию техника, рабочий становится функционально приближенным к инженеру. И вся проблема личности в сфере специализации в принципе утрачивает свое «отравленное острие», уступая место другим актуальным проблемам.

Перейдем к вопросам планирования применительно к коллективному труду. Необходимость и возможность планирования действий, как мы уже отмечали, возникают еще в сфере сложных односубъектных действий. Однако полной зрелости проблема планирования достигает только в сфере коллективного труда, ибо только тогда возникает потребность в синхронизации действий разных субъектов, а в связи с этим — необходимость системы информации и принципов руководства. Составные действия различных органов отдельного субъекта, например пальцев пианиста, тоже требуют согласований в своевременности и последовательности действий, но синхронизация здесь осуществляется отчасти автоматически, благодаря уже привычной системе непроизвольных импульсов, а отчасти — под контролем одного, осознаваемого или рефлекторного, индивидуального сознания. А для согласования действий разных субъектов требуется договоренность индивидов о подборе агентов действий, а также места и времени выполнения этих действий. Кроме того, руководящие субъекты должны давать исполнителям директивы действий. Для того чтобы координация информации и распоряжений в целях осуществления интеграции действий многих субъектов стала возможной, необходима подготовка этой интеграции в форме плана, согласно которому надлежит отдавать распоряжения и передавать информацию.

Вследствие указанных особенностей коллективных действий выполнение планов и их разработка бывают подвержены опасности, состоящей в излишней жесткости и недостатке взаимосвязи в неизмеримо большей степени, чем в индивидуальных действиях. Недостаточно четкая договоренность сотрудничающих субъектов ведет к нарушениям координации, например к отклонениям от необходимой синхронизации, к взаимным помехам (по известной пословице «правая рука не знает, что делает левая»), к срыву непрерывности деятельности (например, когда преемник недостаточно проинформирован о директивах, которыми руководствовался предшественник).

Для начала возьмем из жизни пишущего эти строки яркий пример несолидности информации. Однажды некоему гражданину доставили повестку, в которой содержалось предложение явиться для получения документа (кстати, с указанием дня, который уже минул). Адресат извещался, а посыльный это подтвердил, что надлежит явиться в канцелярию на улице N. В той канцелярии адресату объяснили, что информация была ошибочной, и направили в учреждение на улице C. Прибыв на соответствующий перекресток, ввиду отсутствия каких-либо таблиц с названиями улиц, наш клиент начал расспрашивать об улице C у прохожих и получил два разных объяснения, причем оба оказались неверными. Когда же он, наконец, явился в указанное в вызове время в нужную контору, ему заявили, что «сегодня суббота, а в субботу документы не выдаются», хотя в повестке это оговорено не было. Сколько потерянных рабочих часов, какая дезорганизация коллективного труда, которому наносится ущерб всякий раз, когда кто-то из участников коллектива вынужден уходить в неподходящее время с места работы.

Приведем другой пример. Номер квитанции клиента — 6073. В какое окошко должен обратиться клиент, если дела данного рода решаются только в двух, но над одним из них виднеется надпись, что обслуживаются владельцы квитанций до номера 6000, а над другим — от номера 6100? Ходи, спрашивай, мешай работать другим, ругайся по поводу места в очередях, теряй время. В плане использования помещений определенный зал предусмотрен как место для проведения лекции, но на тот же день и то же время там назначено проведение дискуссионного собрания какой-то организации. Планирующие организации не договорились между собой, отсюда и неразбериха. В другом случае преподаватель получает распоряжение провести в определенные дни экзамены, но как член такого-то комитета получает указание выехать по делам этого комитета в другой город в те же дни. Налицо несогласованность планов функционирования двух организаций.

Происходит смена редколлегии журнала при сохранении его общих задач. Предыдущая редколлегия имела определенный план выбора, очередности и редакционной обработки находящихся в портфеле редакции материалов, вела переписку с авторами, типографиями, финансирующими органами и другими организациями, но не передала должной информации преемникам или же передала эту информацию лишь частично либо по каким-то причинам неверно. Разумеется, в этом случае срывается непрерывность как самого плана, так и его выполнения. Практическое предложение: планируя коллективные действия, следует с особой тщательностью заботиться об обеспечении путем взаимных извещений координации не только запланированных действий, но и таких, которые учитывались при разработке плана.

Однако чтобы о чем-либо договориться, требуется время, особенно если человек находится далеко, а инструментализация (телеграф, телефон, телевидение), хотя и сокращает в огромной степени длительность этого процесса, вовсе не сводит его к нулю. Да, в процессе достижения договоренности, несмотря на все меры, теряется масса времени, а это неизбежно влечет за собой весьма значительное увеличение жесткости как конструирования, так и реализации коллективных действий по сравнению с процессами планирования сложных односубъектных действий. Имеет значение здесь и отчетность, т.е. функция извещения контролирующих элементов о ходе выполнения их указаний. Рациональные изменения плана в ходе его выполнения, а также дополнения плана в местах, оставленных для последующего решения, зависят от того, что и как выполнено и какие замечания, пригодные для рационализации плана, сделаны во время работы. Поэтому такие изменения производятся с учетом представленных отчетов, что обычно влечет за собой снижение темпа изменений. А поскольку, с другой стороны, всякое изменение хода деятельности, приспособленное к изменению в плане, должно предваряться извещением исполняющих элементов о плановых изменениях (что, в свою очередь, требует некоторого времени), то еще и это замедляет темп изменения. К этому следует добавить, что как конструирование, так и изменения в конструкции плана коллективных действий, как правило, сами бывают свершением коллективного труда, требующим договоренности в виде обмена информацией и договоренности в виде согласования.

Все указанные обстоятельства приводят к тому, что планирование коллективных действий поневоле менее гибко, менее пластично, чем планирование односубъектного действия. А отсюда совет: сводить до минимума все, что является в этом отношении источником увеличения жесткости. Важно не только улучшать отчетность и вообще любую информационную службу, но и избегать включения в план чего-либо, что можно оставить для решения (в зависимости от возникающих событий тем или иным способом) исполняющим элементам. Если план не должен быть слишком жестким, то он не должен быть и слишком детальным. Вот пример возможного снижения жесткости плана: не включать в план деятельности данного научного общества перечня задуманных работ и ограничиться только общей характеристикой замыслов и общей суммой предусматриваемых сметой расходов. Тогда без задержки в работе и не перегружая план тем, что несущественно, можно будет вносить в него изменения, касающиеся отбора тех тем, которые фактически разработаны. Впрочем, это лишь частный случай так называемого virement, т.е. перемещений сметных сумм.

Важно, чтобы можно было без реконструкции плана и в его границах перемещать из рубрики в рубрику по крайней мере некоторые имеющиеся в распоряжении суммы применительно к выявившимся жизненным потребностям. Например, чтобы можно было купить новую лампу вместо испорченной, черпая деньги не из тех, что числятся в рубрике расходов на канцелярские товары и оборудование, а из тех, что входят в графу расходов на наглядные пособия, если именно в этом разделе имеется излишек, а в том — дефицит сметных средств. Без такой свободы план становится излишне жестким, изменения в нем проходят с противоцелевым опозданием, а если изменения не делаются, то это вредно отражается на исправности функционирования институции, подчиняющейся такому плану. Впрочем, подобная гипертрофия жесткости плана тесно связана с излишней централизацией, о чем и пойдет речь ниже.

Но прежде чем перейти к этой теме, посвятим немного внимания проблемам улучшения информации, оказавшейся столь существенной при разработке и реализации планов коллективных действий. Каких достоинств мы вправе требовать от хорошей информационной службы? Попытаемся свести их к следующим: быстрота, достоверность, детальность (точнее — надлежащая подробность), разборчивость, определенность. Сюда же относится способность потребителей информации понимать ее язык. К сожалению, во всех этих отношениях наше общество еще весьма неопытно, в значительной мере вследствие небрежного отношения к общим достоинствам хорошей работы. Так, например, быстрота информации зависит в большей степени от упорядочения, размещения материалов. Вот клиент является в канцелярию с вопросом по своему делу, например о получении путевки на курорт. Он долго ждет, и, наконец, его просят (хорошо, если вежливо) зайти завтра. Почему? Потому что, хотя вопрос уже и решен, путевка выделена, ее нельзя быстро найти, поскольку бумаги лежат нагроможденными кучами, не рассортированы ни по датам, ни по алфавиту, ни каким-либо иным способом, позволяющим ищущему сотруднику быстро найти нужную папку.

Приведем еще один случай вводящей в заблуждение информации, не удовлетворяющей постулату достоверности, т.е. правдивости. Информатор на станции A без запинки заявил, что, следуя с обычным билетом от этой станции до станции C, можно высадиться из поезда, идущего до C на промежуточной станции B, а через несколько часов отправиться в дальнейший путь без всякой доплаты, лишь бы вся поездка была завершена в день приобретения билета. Поступив так, пассажир встретился с неприятностями: оспаривали действительность его билета, требовали доплаты, так как сообщенная ему информация была неверной.

Извещение может касаться будущих действий. Если это действия информатора, то достоверность извещения зависит от того, действовал ли позже информатор соответственно своему уведомлению. Если он действовал иначе, так, что информация его оказалась неверной, тогда мы говорим о безответственности информатора, тем более ощутимой, если уведомление имело характер обязательства. Неприятно констатировать, но и трудно не отметить, что безответственность свирепствует у нас подобно эпидемии и является одной из главнейших причин наших недостатков в области хорошей работы. Перед срочным отъездом клиент отдал одежду в химчистку, книгу — в переплетную мастерскую. Ни то, ни другое задание не было выполнено в срок. Служащий обещал подготовить справку к определенному дню. Прошла установленная дата, а справки нет. Стало быть — новый срок. И снова справки нет и т.д. Насчитало около дюжины очередных опозданий. Как работать в коллективе с такими людьми?

Если достоверность информации основана на ее правдивости и противопоставляется неправильности или фальшивости, то детальность противопоставляется неконкретности и является видом точности, одного из достоинств хорошей работы. Сообщения являются достаточно детальными тогда (и только тогда), когда они передают все то, что необходимо по данному вопросу. Если, например, вопрос касается отхода поезда, а ответ гласит: «во второй половине дня», тогда назвать его достаточно детальным нельзя. И не требуется доказывать, что детальность сообщения усиливает его практическую ценность только в границах достоверности, например невыполненное обещание вовсе не становится лучше от того, что в нем со всей точностью было указано время и место. Как раз наоборот — неверная детальность снижает ценность извещения, так как к ошибке в вопросе о сущности факта добавляет ошибку в вопросе о некоторых его признаках и, сверх того (например, в случае уведомления о прибытии на место в такое-то время), напрасно сковывает амплитуду возможности действий информируемой особы, считающейся при планировании своих поступков с указанным сроком. Непунктуальностью называется безответственность в отношении условленных сроков. И если мы напоминаем эту избитую истину, то лишь для того, чтобы вместе с читателем поставить восклицательный знак после слова «пунктуальность»! Ибо у нас это один из пороков, весьма сильно подрывающих коллективные действия вне пределов действий, подчиненных дисциплине, установленной и контролируемой вышестоящей инстанцией.

Следующее место в нашем перечне достоинств хорошей информации займет ее разборчивость. И здесь мы имеем в виду нечто большее, чем то, что понимается под этим выражением в повседневной речи. Мы имеем в виду комплекс черт информационного сообщения, способствующих тому, что содержание сообщения понимается получателем правильно. Так понимаемая разборчивость заключается, во-первых, в том, что мы обычно называем читабельностью, т.е. в отчетливо очерченной форме надписи или в четком произношении слов и выражении; во-вторых, в физической доступности сообщения; в-третьих, в том, чтобы сообщение передавалось на языке, понятном адресату. Если вокзальный громкоговоритель издает громыхание, в котором большинство пассажиров с трудом разбирает только конечное «пассажиров просят занять свои места»; если объявление представлено в виде четвертого или пятого экземпляра машинописного текста, следовательно, отпечатанное тусклыми буквами, и к тому же висит в темном углу в нескольких метрах от барьера, пройти за который пассажиры не имеют права; если объявление содержит технические выражения, непонятные для большинства пассажиров, — тогда мы имеем дело с уведомлениями, в нашем понимании неразборчивыми.

Но удовлетворяет ли данная информация вышеназванным условиям разборчивости, в определенной мере зависит и от адресата. У кого хорошее зрение или соответствующие очки, тот сможет прочесть даже объявление, размещенное довольно далеко или в слабо освещенном месте. Кто прекрасно знает вопрос, о котором говорится в данном сообщении, и обладает опытом слушания невнятных радиопередач, тот поймет смысл информации даже тогда, когда для лица, не имеющего таких навыков, она останется лишь массой звуков. А как великолепно опытные исследователи прочитывают стертые надписи на древних каменных плитах с помощью осязания или теней, отбрасываемых остатками выпуклостей на поверхности скалы боковым светом фонаря! Наконец, кто умеет читать на данном языке, для того информация доступна непосредственно, тогда как другой может понять ее содержание только через посредничество третьих лиц. Отсюда — постулат общности языка членов коллектива, а как отдаленнейшее следствие — постулат единого языка человечества, объединенного охватывающим всех совместным ведением хозяйства.

Добавим несколько замечаний на тему о нахождении общего языка для всех членов коллектива. Во-первых, то, что было сказано, касалось тесной языковой связи, передачи мысленного содержания с помощью устной или письменной речи, применять которую из всех видов живых земных созданий способен только человек. Но тот же человек умеет принимать сигналы (так же, как свисток вызывает у тренированной собаки определенные движения) и передавать их. В общении между людьми такой вид уведомления также применяется, причем в больших масштабах.

Например, опытный водитель принимает определенные сигналы, проезжая мимо дорожных предупредительных знаков (информирующих о приближении к железнодорожному полотну, о предстоящем переезде через мост, о том, что через несколько сот метров поворот, и т.п.), и машинально управляет автомобилем, производя соответствующие движения. Поэтому весьма важно, чтобы системы сигналов этого вида были установлены на всей территории действия данного коллектива, а также чтобы они заменялись только в случае необходимости и после проведения отучающих и приучающих тренировок. Сколько хаоса, взаимных помех и катастроф вызывает существующее положение, когда в одной стране правостороннее движение, а в соседней — левостороннее, что в одной стране красный сигнал означает, что путь закрыт, в другой — что он свободен!

Во-вторых, часто можно заметить некоторую иррациональность службы информации, возникающую вследствие введения изменений в области такого-то функционирования без одновременного введения соответствующих изменений в области информации. Одним из банальнейших примеров этого рода дефектов служит изменение маршрутов городского транспорта без внесения соответствующих изменений в информационные таблицы на остановках.

По причине того же автоматизма зачастую объявления не выполняют своей задачи, утопая в старых афишах. Это обычная картина на рекламных щитах и городских стенках для объявлений. А ведь хорошая информационная служба требует не только того, чтобы подавать для сведения соответствующее содержание в соответствующем месте и в соответствующее время, но и того, чтобы ненужные афиши, извещения, инструкции были убраны сразу же, как только они перестают быть необходимыми. Продолжая висеть, они наносят вред, так как актуальное объявление, вместо того чтобы привлекать к себе внимание заинтересованных лиц, теряется в море ненужных текстов, причем заинтересованные лица, замечающие постоянную неактуальность преобладающей части материалов, привыкают пренебрежительно относиться и к актуальным объявлениям.

И, наконец, последнее замечание. Системы знаков, такие, например, как какие-либо языки, нотная запись, способы математических записей и т.п. (за исключением немногочисленных искусственных, вроде логистических обозначений или химической номенклатуры), формировались отнюдь не по свыше установленному плану, а путем стихийной кооперации, где случаи перемешивались с частичными усилиями систематизации. Таким путем в этих системах возникли многочисленные иррациональности, различные дефекты с точки зрения принципов хорошей работы. Это, в частности, относится и к письменной речи, сложившейся в порядке опосредствования функций уведомления. Поэтому-то и необходимы с данной точки зрения плановые изменения к лучшему.

В качестве примера может служить не столь давняя отмена в русской письменности «твердого знака» на конце многих слов и двойственной формы передачи в письменности звука «е». В результате первой реформы из типографских шрифтов были удалены устаревшие элементы, и вместе с тем она явилась шагом на пути экономизации в расточительном расходовании типографской краски (экономилось около 9% краски). Вторая реформа упростила систему письменности и облегчила обучение в школе: сберегла воистину огромную долю усилий учеников, отбросив зазубривание длинного перечня слов, в которых звук «е» передавался с помощью буквы «ять». Подобные реформы не могут проводиться слишком часто, так как требуют не только приучения людей к новой, улучшенной системе, но и отучения их от давних привычек, да и затраты на переход бывают весьма солидными. Но время от времени такие реформы прекрасно окупаются, доказательством чего служит не только последний языковый пример, но и факт осуществленного на значительной части земного шара отказа от традиционных систем мер в пользу несравненно более оперативной десятичной (метрической) системы мер.

Усиливающееся опосредствование, а также инструментализация способов уведомления толкают на проведение реформ этих систем иногда под давлением поразительных обстоятельств. Так, например, китайская письменность, даже в той неизмеримо упрощенной форме, которую она приняла в японской письменности, почти совершенно сводит на нет возможность использования пишущих машинок — инструмента, необходимого в современных условиях, чему препятствует прежде всего обилие разных знаков в этой системе письменности. В связи с этим японские фирмы вынуждены были пользоваться во взаимных торговых отношениях английским языком.

Переходим к проблемам централизации, сущностью которой является практическая зависимость членов коллектива от определенного члена того же коллектива, а отношение практической зависимости данного субъекта в данном отношении от другого субъекта основано на том, что произвольное поведение этого первого субъекта в данном отношении является преднамеренным продуктом труда также и того, другого субъекта. В отдельном случае — это отношение исполнителя к распорядителю, которое преимущественно и является основным связующим звеном коллектива. Это отношение и будет главным центром рассуждений, к которым мы приступаем. В расширенном смысле по отношению к материалу и аппаратуре коллективного действия коллектив, а также институции можно рассматривать как действующие субъекты. Но их можно рассматривать и с другой точки зрения — как аппаратуру, а следовательно, и как материал для действий руководителей. Среди проблем, вырисовывающихся при взгляде на вещи именно с этой точки зрения, доминирует проблема централизации.

Основное противоречие организации взаимодействия появляется уже в таких двухсубъектных коллективах, где существует практическая зависимость. Индивид, зависящий в данном отношении (а тем более зависящий во многих отношениях или вообще в сфере любых совместных действий), осуществляет данное действие не по своему выбору, и это действие не является следствием его инициативы. Индивид, находящийся в такой зависимости, чувствует себя — в значительной степени справедливо — весьма ограниченным в отношении возможности развития творческой деятельности и выражения в действии своих интересов, чувствует себя смещенным или смещаемым с позиции виновника — в полном смысле этого слова — на позицию чьего-то орудия, машины, автомата. Главное предохранительное средство от вытекающего из этого ослабления исправности мы усматриваем не в воспитании людей исполнителями, лишенными индивидуальных творческих устремлений, а в уважении этих устремлений в границах необходимости эффективной коллективной деятельности. Способствуют же этому, во-первых, ограничение практической зависимости индивида B от индивида A только в отношении определенных областей действий, функций, задач, во-вторых, установление таких отношений, при которых бы индивид B практически зависел от индивида A в данных отношениях, а индивид A зависел от индивида B в других отношениях; в-третьих, ограничение пределов распорядительства, позволяющее развиваться изобретательности исполнителя в этих пределах.

К изложенным выше средствам от ослабления исправности нужно добавить следующее. Зависимость на основе трудового договора принципиально отличается от рабской зависимости тем, что раб вынужден выполнять все, что прикажет его владелец. Данный индивид может практически зависеть от другого индивида в области определенной деятельности, например в мастерской слесарь зависит от мастера, но может быть руководителем этого другого индивида в профсоюзной организации данного предприятия. Ситуацию взвинченного до предела ограничения можно показать на таком примере. Учитель обязан научить учеников данного класса данному предмету, например истории отечественной литературы, в соответствии с указанным заранее распределением материала по часам в течение года, по точно соблюдаемому тексту данного учебника, с помощью того, а не иного метода (например, лекций и письменных конспектов). А вот ситуация, позволяющая развернуться творчеству учителя: перед ним ставится задача ознакомить класс с данным предметом к концу учебного года, за ним остается свобода в выборе учебника, распределении материала по времени, способе обучения (он, например, может применять метод собеседований, требовать устных докладов и т.п.).

Трудно отрицать, что все указанные предохранительные средства представляют собой прямые и косвенные ограничения распорядителя. В силу своей природы, распорядительство располагает к тому, чтобы трактовать исполнителей как что-то являющееся исключительно орудием, причем орудием наиболее оперативным, а следовательно, и стандартизированным. Исполнитель же обычно весьма заинтересован в том, чтобы не быть только орудием. Первый нередко обходится с соучастниками как с элементами аппаратуры, а второй хочет, чтобы к нему относились как к соучастнику, а не как к орудию или инструменту. В этом вопросе возможен и необходим рациональный компромисс, а контроль его основ со стороны коллектива может внести действенный вклад в надлежащее урегулирование отношений. Идеальным роботом был бы такой автомат, который бы справлялся с данной работой в любых обстоятельствах. Автомат с однозначно установленными для каждой типичной ситуации движениями не выполнил бы этой задачи, ее выполнил бы именно робот, являющийся действующим субъектом. Нужно лишь оставить ему возможность самостоятельного решения задач, разумеется, в разумных границах, определяемых конкретными условиями коллективной деятельности. Не только охранять, но и косвенно усиливать творчество сотрудника коллектива, отказавшегося от индивидуальной кустарщины в пользу коллективного производства, — вот, пожалуй, важнейшая проблема организации коллективного действия. Перспектива решения этой проблемы яснее всего вырисовывается, пожалуй, в сфере преподавательской работы, особенно в области общеобразовательного обучения, понимаемого не столько как информирование, сколько как развитие умственных способностей. Однако трудно пойти на индивидуализацию выполнения, когда речь идет, например, о размерах стандартных болтов. Но и здесь, в фабрично-заводском производстве стандартизированных изделий, творчество в исполнении возможно, хотя бы в форме идущего снизу рационализаторства, т.е. изобретательства, касающегося конструкторских или манипуляционных усовершенствований, или в форме советов руководителям со стороны исполнителей, обладающих все же своеобразным опытом, словом, в виде форм взаимодействия, способствующих тому, чтобы исполнитель не был и не чувствовал себя только исполнителем чужих приказов.

Наконец, нам следует рассмотреть одну из главнейших проблем современной организации труда — проблему мотивации. Вообще люди работают потому, что вынуждены работать. Это относится также к участникам коллективных работ, а следовательно, и к массе фабрично-заводских рабочих, к конторским служащим, солдатам, ученикам школ и т.д. Для нас не имеет значения, что в этом случае принуждение бывает различного рода: принуждение экономическое (необходимость заработка на содержание) — у рабочего и служащего; принуждение приказом, подкрепленным уставными санкциями и даже угрозой смерти, — у солдата; принуждение требовательностью со стороны семейной или общественной опеки — у школьников (в этом случае также и принуждение общественным положением: хуже живется тому, кто смолоду не воспользовался возможностью получить образование). Важно то, что индивид, действующий по принуждению, чувствует себя на рабочем месте гораздо хуже, чем охотно работающий индивид, и вследствие этого действует менее исправно (хотя бы потому, что не видит причин, чтобы вырабатывать больше минимума, необходимого для предотвращения санкции, содержащейся в принуждении).

То, что такой индивид чувствует себя плохо, праксеолога, заинтересованного (в пределах своей специальности) исключительно вопросом эффективности действий, непосредственно не касается. Но именно поэтому праксеолог как таковой должен интересоваться также и проблемой ликвидации или хотя бы ослабления этого плохого настроения исполнителя. Тогда для праксеолога возникает проблема мотивации, особенно важная применительно к фабрично-заводским рабочим, занятым в основном физическим трудом. Внимательный читатель готов обвинить нас в попытках, заранее обреченных на неудачу. Ибо могло показаться, что мы или ищем условий, при которых труд перестал бы быть принудительным (что выглядит попросту contradictio in adjecto), или мечтаем о таком положении вещей, когда можно было бы обойтись без работы. Нет, мы не ставим перед собой ни первую, ни вторую из этих поистине химерических задач. Мы ищем решение проблемы мотивации на ином пути. Речь идет о том, чтобы человек делал охотно то, что он вынужден делать; чтобы то, что он вынужден делать, он не делал лишь потому, что вынужден; чтобы в этой деятельности он нашел свое пристрастие и благодаря этому многократно улучшил свою работу.

Эта проблема решается очень легко применительно к труду школьников. Достаточно сделать школьные задания интересными, разбудить сознание, что, учась, молодой человек или девушка приобретают компетенции, о которых мечтают, или понимают их пользу для себя, воспитать в них уважение к усилиям, направленным на выработку и развитие человеческого мастерства, увлечь соревнованием, и труд каждого из них, не переставая быть вынужденным (ибо горе тому, кто не захочет учиться), приобретет позитивную и радостную мотивацию и станет благодаря ей более исправным. Тогда в некотором отношении изменится также и вид принудительности труда. Можно будет, например, отказаться от угрозы наказаний, от того, чтобы «заставлять учиться палкой». Ученик отступит перед соблазном бездействия хотя бы из-за того, что, если он поступит так неразумно, о нем сложится отрицательное мнение у товарищей, которых он уважает за хорошую учебу, он потеряет возможность получить заслуженную похвалу и т.п.

Конечно, интересующая нас проблема не является характерной только для коллективных работ. Это одна из основных биотехнических проблем. Уже в Древней Греции эта проблема рассматривалась весьма широко, и тогда говорили, что людей надо учить выполнять добровольно то, что они делать вынуждены. В данном случае мы стараемся найти применение этого общего принципа к проблеме улучшения мотивации коллективных работ вообще, проблеме, которая острее всего проявляется (кроме каторги) на заводах, фабриках и в различных учреждениях. Особенно обостряется эта проблема при капитализме, где наемный рабочий опутан сетями коллективного труда, основополагающая цель которого — обогащение других частных лиц. Было бы смешно предполагать, что эта цель сможет сделать радостным труд рабочего. Поэтому в рамках капиталистического строя и моралисты, и экономисты стремились возбудить или оживить другие мотивы, чтобы сделать труд рабочего привлекательным, а поэтому более исправным.

Исследуем мотивы труда рабочего при капитализме. Там основным мотивом является экономическое принуждение: не заработаешь — не сможешь содержать себя и свою семью. Этот же мотив и особенно конкуренция со стороны безработных вынуждают людей браться за тяжелую и многочасовую работу. Однако выступления рабочих, общественное мнение, а также осознание владельцами предприятий собственных интересов приводят к тому, что даже в капиталистических странах ведутся поиски мотивов труда, иных, чем только необходимость избежать нищеты, а также отвергаются формы работы, к которым человека могла бы принудить лишь такая необходимость. Предпринимаются попытки разбудить в работнике жажду повышения его жизненного уровня путем увеличения заработка, применяя сдельную оплату, премии за повышение производительности и т.п. Налицо стремление устранить из работы наиболее неприятные моменты, например удручающие усилия, однообразие, шум, и в то же время сделать работу занимательной, скрасить ее интересными лекциями, радиопередачами, кинофильмами и т.д. Проявляется забота о том, чтобы рабочий не чувствовал себя представителем низшей социальной группы по сравнению с руководящими лицами, и с этой целью вводятся различные формы общения всех слоев населения. Прилагаются усилия к тому, чтобы ослабить неприязнь к труду, проистекающую из сознания затраты своих сил для прибыли частного лица, зачастую ведущего паразитический образ жизни. Частично эта неприязнь ослабляется с помощью рационального убеждения, а частично путем привлечения некоторых рабочих к участию в портфеле акций данной акционерной компании. Рациональное убеждение основано на том аргументе, что, оказывается, кроме прибыли предпринимателя, в результате труда рабочего возникают общественные ценности, ибо хотя владелец фармацевтической фабрики получает хороший доход, однако сами эти лекарства служат улучшению здоровья широких кругов населения.

Все эти аргументы оказывают свое влияние, но лишь частично. Ибо при капитализме неизбежно остается факт присвоения значительной части общественного труда владельцами средств производства, что является вечно живым источником ожесточения рабочих и их неприязни к труду.

В условиях социализма появляется важный своеобразный мотив — желание трудиться на благо общественного владельца средств производства — и исчезает ожесточенность из-за необходимости работать на частных владельцев. При социалистическом строе рабочие как класс являются хозяевами средств производства и потребителями собственных изделий. Это сознание стимулирует заинтересованность рабочего в результатах труда. Однако, поскольку социализм руководствуется принципом «каждому по труду», мотивация в форме заботы о собственном быте и быте своей семьи продолжает оставаться актуальной.

Выше уже отмечалось, что проблемы централизации возникают на фоне отношения практической зависимости, и это склонило нас к рассмотрению прежде всего тех наболевших проблем, которые непосредственно связаны с этой зависимостью, вне связи с проблемами централизации. Под централизацией мы понимаем изменения организации коллектива, идущие в направлении все менее промежуточной и все более полной практической зависимости действий исполнителей от указаний руководителей. В полностью централизованном коллективе все действия всех членов коллектива как таковых всецело определяются указаниями единого руководителя. В действительности же встречаются более или менее централизованные коллективы, но полностью централизованных коллективов нет.

Оркестр, исполняющий музыкальное произведение под управлением вдумчивого дирижера, является хорошим примером высоко централизованного коллектива. Другой пример — артиллерийская батарея, действующая на относительно автономной позиции под командованием офицера. А вот коллектив значительно менее централизованный: группа лекторов, читающих цикл лекций под относительно свободным руководством, согласно плану, установленному в общих чертах. Трудно не отметить, что, как правило, усиление централизации порождает тенденцию трактовки исполнителей во все большей степени как орудий руководителя. Оно рационально в той мере, в какой рациональна именно эта тенденция.

Отметим несколько явных противоречий централизации. Вначале — проблема монолитности распорядительства. Некоторые теоретики организации труда склонны усматривать необходимость применения разных принципов, например в промышленном производстве иного, чем в армии. Они занимают определенную позицию в вопросе: должен ли исполнитель (а в частности — исполнитель, не являющийся в данном коллективе ничьим начальником) получать директивы непосредственно от одного руководителя, что гарантирует отсутствие противоречия в этих директивах, или же от нескольких руководителей, от каждого в ином отношении, что обеспечивает большую квалифицированность этих директив, требующих различных компетенций? Сторонники различия методов рекомендуют второй метод как более пригодный для промышленности, где особенно важно, чтобы рабочий получал указания от разных специалистов, например в вопросах установки машины, выбора сырья, хода составных действий. Первый способ они считают подходящим, например, для действий воинских коллективов.

В то же время согласно мнению сторонников одинаковых методов, везде очень важно избегать противоречий, этого неизбежного изъяна при наличии нескольких непосредственных руководителей у данного исполнителя, регулирующих различные стороны его задания. В таких случаях французы говорят: deux ordres — désordre — «два приказа — беспорядок» (в переводе теряется удачная игра слов). Трудно удивляться тому, что логик станет скорее на сторону «единоличности распорядительства», эффективнее предотвращающего противоречия.

Во-вторых, вспомним о противоречии роста. Чем больше коллектив, тем в большей степени он подвержен дезорганизации и распаду и, казалось бы, тем более требует централизации. Но, с другой стороны, рост коллектива должен вызывать растущее скопление практических зависимостей и иерархии руководителей, что делает зависимость конечных исполнителей от самых высоких руководителей все более косвенной и, следовательно, ослабляет централизацию коллектива. Опытные администраторы считают, что у руководителя отдельной ступени не должно быть более шести непосредственных подчиненных разных специальностей, так как при большем их числе они действуют менее исправно. Руководитель, конечно, не должен непосредственно вмешиваться в действия своих подчиненных, разве что при испытательных проверках или спорадических вмешательствах с целью контроля.

Здесь, как нам кажется, на пути принципиальной централизации мы встречаемся с психологическим барьером. Стремление главного руководителя к непосредственному личному определению мельчайших действий окончательных исполнителей не только снижает темп деятельности коллектива (так как исполнители вынуждены как бы в очереди ожидать директив высшего руководства, да и отчетность, проходя через многочисленные ступени, занимает много времени), но при довольно значительных размерах коллектива становится попыткой явно неумелой, почти безумной.

В большом коллективе единовластие никогда не является настоящим единовластием, а всегда оказывается замаскированным многосубъектным руководством. Это станет, пожалуй, достаточно понятно, если учесть, что руководство коллективом — это частный случай оперирования сложным объектом с очень высокой степенью усложненности структуры и собственной динамики. А таким объектом можно целенаправленно оперировать только в том случае, если его элементы и силы элементов как бы сами функционируют по установленным закономерностям, с которыми действующий субъект практически ознакомлен и вмешивается только, как если бы он был стрелочником. Так поступают с организмом пациента врачи, далекие от непосредственного управления каждой клеткой тела и каждым происходящим в ней частичным процессом. Поэтому есть определенное противоречие между нередко проявляющейся необходимостью прямого детального управления движениями составных элементов сложного объекта (который недостаточно хорошо функционирует в комплексе, так как плохо функционируют его части) и необходимостью экономизации вмешательства и принятия в расчет саморегулирующихся механизмов сложного объекта, неподатливых в отношении любого вмешательства.

Но одно дело ограничивать централизацию, отказываясь от непосредственного определения высшим руководством текущих дел исполнителей, и совсем другое дело — ограничивать централизацию, отказываясь от однозначного определения высшим руководством, все более единоличным в своих действиях, дел всех исполнителей. И это, второе, имеет свои пределы ввиду того, что коллектив не может действовать оптимально, если исполнители минимально отличаются от роботов. Разрастание коллектива не создает в этом случае таких явных затруднений, и нужно признать, что давление принудительной ситуации нередко требует усиления определенности директивных установок.

Из всего вышеизложенного следует, что непрерывно возникают вопросы реорганизации сложных объектов, а в частном случае — действующих коллективов и институций. Однако здесь надо учитывать следующее. Прежде всего — реорганизация обходится не дешево и уместна лишь тогда, когда ее выгоды больше издержек, иными словами — если она окупается. Читатель понимает, что в данном случае мы рассматриваем понятие издержек в самом широком смысле, совсем не обязательно с точки зрения ценностей, подлежащих денежному измерению. Во-вторых, для функционирования коллектива необходимо приобретение определенных навыков, что требует времени. Поэтому при слишком быстром темпе реорганизации можно потерять прежние навыки и не приобрести новых. Наконец, в-третьих, мы должны помнить, что период реорганизации является по крайней мере периодом временного ослабления исправности коллектива. Как говорят, хроническая реорганизация — это хроническая дезорганизация.

Мы завершаем наши рассуждения, касающиеся организации позитивного взаимодействия. Да будет нам позволено закончить эти рассуждения общей мыслью, выраженной в форме конкретного образа — оркестра, противопоставленного солистам. Коллективизация действия — это как бы объединение отдельных виртуозов в коллектив. При этом каждый отдельный член оркестра вынужден отказаться от желания сыграть независимо целиком определенную музыкальную композицию. Он должен играть не что-то такое, что составляет независимое смысловое музыкальное целое, а то, что ему приходится играть с той целью, чтобы произведение прозвучало в исполнении оркестра. А такое изменение задачи требует, в свою очередь, изменения способа игры: вовсе не лучшим образом играет оркестр, если каждый его участник играет как солист, вовсе не лучшим образом поет хор, если каждый из его членов поет свою партию так, как солист исполняет свою арию. В связи с этим виртуоз должен из изолированного действующего субъекта превратиться в исполнителя, ищущего удовлетворения в успехе деятельности оркестра. В процессе этого превращения индивид осознает, что положительная оценка работника зависит не от относительной важности выполняемой им функции, а от степени добросовестности ее выполнения, или же убеждается, что гарантию наибольших успехов дает не выполнение важнейшей функции, а выполнение той функции, к которой ты наиболее пригоден.

С другой стороны, создание оркестров, необходимых для исполнения сложных музыкальных произведений, дает начало новым функциям, например функция композитора оркестровых произведений, функция дирижера. Солист-виртуоз может теперь играть в сопровождении оркестра, тогда как раньше он довольствовался сопровождением отдельного инструмента. Дирижеры и солисты составляют меньшинство активных участников концерта.

Обычно коллективизация действий создает проблему формирования компетенций и привычек членов оркестра вместе с проблемой превращения бывших солистов или потенциальных солистов в членов оркестра. В этом заключается образно представленная — праксеологически — воспитательная проблема социализма: переход от частной административно-хозяйственной инициативы к коллективному ведению хозяйства с обобществленными средствами производства.