Дорога, возникшая на сей раз перед Михаилом, словно была проложена здесь какой-то путеукладочной компанией из его родного мира: привычное с детства лодбитовое покрытие, по которому так удобно было гонять мяч, ездить на машине, бегать, да и, в конце концов, просто ходить, стелилось сейчас под его ногами, окруженное со всех сторон мерцающей туманной взвесью. Как знать — возможно, эта дорога имела свойство иногда казаться такой, какой Проводник хотел бы ее видеть? Как бы там ни было, теперь Михаил твердо решил испытать, как далеко простираются его способности Проводника. Он впервые вел свою группу в известное ему место и хотел, если, конечно, это получится, закончить переход прямо в холле «Донского орла». Как это осуществить на практике, Михаил Летин понятия не имел, зато его второе «я», то есть Проводник, считал, что для попадания в необходимое место ему достаточно всего лишь мысленно на этом месте сосредоточиться. Двигаясь по дороге с грузом спутников, смирно влачащихся за его плечами в незримой сети, Михаил сосредоточил мысли на розовом холле и совершенно ясно уловил момент, в который он с этим холлом каким-то непостижимым образом совместился. Тогда он остановился и сразу распустил гипотетическую волевую сеть, освобождая первым делом от ее силков своих попутчиков. Базовая дорога из-под ног тотчас же пропала, туман моментально рассосался, открыв перед взглядами беглецов покинутый ими, казалось бы, давным давно, а на самом деле только вчера розовый интерьер и в обрамлении этого интерьера самую неподходящую для них сейчас компанию: холл отеля оказался буквально наводнен ходячими оружейными арсеналами в серой униформе. На хорошую реакцию, кстати, оккупанты отеля не жаловались, более того — у них она напоминала скорее какой-то условный рефлекс: стоило Михаилу увидеть «серые береты», как в следующий миг все они, и даже те, что стояли только что спиной, развернулись мгновенно к вновь прибывшим и уже держали их на прицелах.
— Стоять! Не дергайся, Летин! Руку отрежу! — резко пролаял «берет», расположившийся за стойкой, где Михаил привык видеть девушек, и совершенно, в отличие от них, эту стойку собой не украсивший. Физиономию этого самостийного портье Михаил однажды уже имел счастье лицезреть в эгноте, при переговорах Петра с полицией, перед самым их уходом из родной реальности.
— Ну и влетели!.. — досадливо просипел позади Голс.
— Теперь все медленно, я повторяю — медленно! — достали оружие и бросили его на пол! — продолжал распоряжаться новый «портье».
Михаила его распоряжения не касались, поскольку оружия у него не имелось. Кроме того, Михаил, не отличавшийся отменной реакцией, все же предчувствовал, что нечто в этом роде может их здесь ожидать, и поэтому немедленно занялся исправлением своей ошибки, то есть — самоликвидацией из отеля вместе со всей своей группой. Пока позади него трое вооруженных каторжников медленно избавлялись от оружия, он уже вновь стал единым целым со своим внутренним Проводником и не только нащупал межпространственную дорожку, но и приступил к осуществлению коварной мести наглому майору Барни, торжествующему уже легкую победу, ради которой ему не пришлось даже вылезать из-за стойки. Михаил вновь, как в первый раз, простер зону своего влияния целиком на весь зал, не забыл захватить в эту зону своих попутчиков и, крикнув мысленно Карригану: «Владимир, помогай!» — двинулся вперед по открытой лишь ему дороге. Позади стукнулись глухо о ковер три брошенных лазерника, а в следующий миг розовый холл полностью очистился от слуг закона — Михаил, по сути, выдернул из-под них отель, унеся его с собой в базовую реальность. Так что все «серые береты», лишившиеся помещения, вместе со своим начальником, потерявшим облюбованную им стойку, должны были оказаться теперь на свежем воздухе, посреди голой пустыни. Правда, где-то там поблизости в пустыне находился их полицейский катер, великодушно оставленный в распоряжение полиции ускользнувшими от них похитителями недвижимости.
Куда ведет новая дорога, Михаил не знал. Он уже понял, как выводить отряд в желаемое место, вся загвоздка была в том, что он пока еще не знал здешних мест и не представлял себе даже примерно, чего именно ему надо желать. И хотя среди его «ведомых» опять имелся Странник — Бол Бродяга, но тот не торопился сбивать Проводника с выбранной им дорожки, что и естественно: Болу наверняка было все равно, в какой из декораций искать лекарство от своего редкостного недуга. А между тем с каждым шагом становилось все очевиднее, что дорога Михаилу попалась на сей раз какая-то сомнительная: туман за окнами как будто бы сгущался и все более темнел, да и с самим отелем происходило что-то неладное. Зал вокруг Михаила по мере его продвижения вперед неуловимо изменялся, чем далее, тем больше, становясь постепенно совершенно неузнаваемым. Изменялся также воздух в зале — Михаил мог бы поклясться, что воздушная субстанция, снабжающая кислородом его легкие, быстро и прямо-таки катастрофически уплотняется. Но, поскольку повернуть назад Михаил не мог и свернуть куда-нибудь в сторону с каверзной дороги также не представлялось возможным, ему ничего другого не оставалось, как идти по ней вперед, все дальше, вместе со всем грузом, при молчаливой поддержке Карригана и, возможно, Бола Бродяги.
Когда дорога наконец закончилась, Михаил отказывался уже узнавать помещение, которое он на себе волок, а кроме того, отказывался понимать, как он умудряется еще дышать тем сиропом, в который превратился наполняющий это помещение воздух. Туманная пелена за окнами если и растаяла, так то, что после нее осталось, оказалось еще более неопределенным: в распахнутых окнах плавала теперь какая-то слоистая сине-зеленая муть. Очень походило на то, что Михаил привел свою группу в то место, которое больше всего соответствовало его теперешнему настроению: хмарь, муть и неопределенность.
Опустив с облегчением свой нелегкий груз, Михаил обернулся на спутников и тут окончательно утратил ощущение реальности происходящего: позади него стояла бригада натуральных утопленников со светящимися глазами. Все они были, без сомнения, узнаваемы, но ровно настолько, насколько может быть узнаваем человек по портрету какого-нибудь крутого сюрреалиста, отождествляющего мир, как минимум, со склепом, а людей в нем, соответственно, — с мертвецами, ведьмами и вампирами. Михаил переводил изумленный взгляд с одного попутчика на другого: цвет их лиц представлял сейчас оригинальную смесь оттенков в синей гамме — от бирюзы до ультрамарина. Волосы у всех сильно отдавали в зелень. Но главное изменение претерпели их глаза: какого бы цвета они ни были в реальном мире, сейчас очи у каждого светились ровным голубоватым светом. Взгляд Михаила непроизвольно задержался на Илли. «Ох, девочка!.. Не приведи Господь тебе сейчас в зеркале себя увидеть!.. Кондратий ведь может хватить без подготовки…» Впрочем, новый имидж роковой ведьмочки в какой-то мере ей даже шел. Рейчел, по мнению Михаила, в обличии русалки даже похорошела. В отличие, например, от Фредди Бельмонда или Попрыгунчика. Бедняга Бельмонд напоминал теперь этакого неряшливого упитанного вампира, а Попрыгунчик смотрелся его антиподом — вампиром отощавшим. На брата, Карригана и Голса без содрогания смотреть было просто невозможно: троица зомби, покинувших уютные склепы, чтобы поохотиться за свежим человечьим мяском. Наверняка и сам он выглядел теперь не лучше, хотя желания покусать окружающих у него пока еще, слава Богу, не возникало. Оцепенение слегка отпустило Михаила лишь при взгляде на Бола Бродягу — каждая отдельная запчасть Бола обзавелась маленькими плавничками и рыбьим хвоетиком, так что Бол, в отличие от остальных, выглядел в новом неожиданном образе довольно забавно и походил теперь на какой-то самодвижущийся аквариум. Вся команда хранила растерянное молчание, оглядывая в смятении друг друга и преобразившееся помещение, отделанное в прошлом, кажется, австралийским розовым кедром. Сейчас отделка зала напоминала бурый мшистый капролит. Электрические светильники превратились в причудливые образования, вроде шарообразных мочалок, но продолжали почему-то при этом светиться. Стойка и кресла сохранились, однако слегка видоизменились и поросли мхом, так что входить с ними в какой-то осязательный контакт не возникало ни малейшего желания.
— Батюшки, да что же это?.. — первым подал голос упитанный вампирчик Фредди Бельмонд, протянув вопрошающе нетвердую синюшную руку в направлении своей любимой, совершенно неузнаваемой стойки.
— Бред какой-то, — вякнул из-за его спины тощий вампир и, нервно хихикнув, повалился в ближайшее мшистое кресло. Валился он несколько замедленно — слишком густой воздух слегка замедлял движения, лишая их резкости.
— Вот так приехали!.. Ну, Мишка, ты даешь! — произнес натуральный зомби Петр, наклоняясь к полу за своим лазерником. Но на пятнистой поросли, в которую обратился ковер, брошенных лазерников не обнаружилось: Михаил, похищая в очередной раз недвижимость, не позаботился о том, чтобы захватить в сеть брошенное оружие, и все три лазерных пистолета остались лежать в чистом поле по соседству с облапошенной группой захвата.
— Да вы не волнуйтесь так, — донеслось успокаивающе со стороны аквариума-Бола. — Это реальность такая метаморфозная. Третьего рода. Когда вернемся отсюда, все станет на свои места.
— Что значит «третьего рода?» — живо встрепенулся тощий вампир, он же — Попрыгунчик. — Я вас правильно понял, что существуют еще ка- кие-то «первый» и «второй» род реальностей?
— Ну да, разумеется, — откликнулся Бол. Михаил нашел глазами в аквариуме ту рыбку, которая была ртом Бродяги, и увидел, что рыбка-рот удлиняется, растягиваясь в улыбке. Наверное, Болу показались забавными люди, ничего не смыслящие в декорациях и рискнувшие при этом по ним странствовать. Скорее всего он, конечно, снизошел бы до того, чтобы объяснить им разницу между родами реальностей, как и ему, наверное, когда-то в детстве в первый раз ее объяснили, не раздайся в этот момент стук в дверь. Стук был уверенным и даже каким-то официальным.
Новорожденные ведьмы, вампиры и зомби тревожно переглянулись. Тот из них, что недавно еще был Петром, сплюнул себе под ноги и буркнул, нервно засовывая в карманы безоружные руки:
— И здесь начинается!..
В дверь еще раз настойчиво постучали, после чего Бельмонд, окинув молчаливую компанию светящимся взглядом загнанного на солнцепек вампира, произнес нерешительно:
— Войдите!..
После его разрешения дверь распахнулась, и в холл быстро вошли один за другим четыре вооруженных синелицых утопленника в черных бесформенных балахонах и с ними — один понурый, безоружный водяной — маленький старичок с всклокоченной бородой и волосами цвета зеленки. Утопленники держались уверенно и даже как- то по-хозяйски, старичок водяной смотрелся в их окружении приговоренным преступником, ведомым на эшафот. Шкафообразный громила, вошедший первым и выглядевший несомненным начальником отряда, остановился прямо перед Михаилом и произнес с сильным гортанным акцентом, однако по-русски и вполне понимаемо:
— Попрошу ваши документы, граждане!
«Оп-ля! Вот тебе, бабушка, и единая ментальность!» — порхнула в голове у Михаила подозрительно паническая мысль, в то время как руки его принялись уже сами собой непроизвольно шарить по карманам в поисках несуществующих документов. Но объяснение с властями решительно взял на себя Петр.
— Какого черта вам здесь надо? — рявкнул он, выступая вперед и угрожающе посверкивая своими новыми «лучистыми» глазами. На Петре тотчас же сфокусировались четыре пары столь же лучистых глаз-прожекторов, а кроме того — четыре черных дула. Оружие у гостей было на вид довольно своеобразным, но похоже, что огнестрельным.
— Попрошу ваши документы, документы на собственность, а также разрешение на постройку этого здания на данном участке!..
В конце фразы говорящий слегка запнулся — взгляд его упал на Бола Бродягу.
— Та-а-ак… — протянул он. — А это что такое?
— Не твое дело! — огрызнулся Петр, все более синея, из чего Михаил сделал вывод, что Петр постепенно начинает закипать.
— Ладно, там разберемся, — заключил командир отряда, полностью игнорируя устрашающую игру красок на физиономии собеседника, хотя дома Петру в такой кондиции давно бы уже принялись вызывать неотложку. Впрочем, какое там! Слуга Божий с осиновым колом в руках — вот бы кто по нему сейчас точно плакал в родной реальности, потому что стадия клинической смерти и даже стадия захоронения выглядели на его исторической родине гораздо краше. Другое дело здесь. Вполне возможно, что в данной реальности все было как раз наоборот, то есть — чем румянее и белее, тем, соответственно, ближе к холодной могиле. — Попрошу всех следовать за мной! — распорядился местный страж порядка, кивая головой на выход. Четыре ствола указали одновременно в том же направлении.
И тогда стадия закипания переросла наконец у Петра в стадию решительных действий.
— Бой! — уронил он, исчезая неожиданно из общего поля зрения.
Практически одновременно с его исчезновением произошло сразу несколько событий: во-первых, так же покинули пределы видимости Рейчел с Голсом, а во-вторых, в-третьих и так далее до пяти, попадали на пол, полностью лишившись чувств, представители местной власти. Потом трое пропавших каторжников возникли над бесчувственными телами, наподобие синеоких ангелов смерти, склонились над ними и деловито их обезоружили. Старичок водяной, оставшийся после расправы над слугами закона целехонек, начал осторожно бочком-бочком продвигаться к двери.
— Эй, дед, ты куда? — строго окликнул его Петр.
— А туда! Ухожу я отсюдова! — неожиданно грубо заявил старичок, приосанился и решительным шагом потопал к двери.
— Погоди, дед! Поговорить надо! — крикнул ему вслед Петр. Задерживать деда насильно он почему-то не торопился, хотя сделать это ему ничего не стоило.
Старичок действительно тут же остановился, обернулся и спросил с пробудившимся интересом:
— Вы кто будете-то? Иностранцы, что ли?
— Типа того, — дружелюбно кивнул Петр. Лицо его уже приобрело здоровый нежно-голубой оттенок. Михаил должен был отдать брату должное — Петр умел налаживать контакты с людьми, когда это было ему необходимо.
— То-то я и гляжу, говор у вас больно чудной. И рыбок чудно разводите, — заметил старичок, зыркнув на Бола Бродягу, и продолжал охотно: — Зря вы это затеяли! То есть здание это напрасно здесь возвели! Уходить вам надо теперича из этого здания! Все равно скоро власти заявятся и разнесут этот ваш ампир в щепки! А не уйдете — и вместе с вами разнесут!
— А куда ж нам податься-то, дед? Мы ж нездешние, — посетовал Петр.
— Так это… — Дед почесал в зеленой бороде, поглядел на распростертых на полу стражей порядка, покосился на оружие в руках Петра и изрек: — А я почем знаю?!
Сказав так, водяной занервничал, затоптался, бросая встревоженные взгляды на дверь, — ему, очевидно, не терпелось поскорее смыться из этого незаконнорожденного здания. Тогда в разговор нашел нужным вступить Бол Бродяга.
— У вас здесь в ходу деньги? — спросил он у словоохотливого водяного, приближаясь к говорящим.
— Ух ты!.. — произнес дед, выпучивая глаза и делая шаг назад, поближе к надежной стеночке.
— Покажите-ка мне вашу монету, а лучше, если найдется — купюру покрупнее.
— А зачем это? — подозрительно насторожился дед, забывая даже размазываться по стенке.
— Да не бойтесь, мне только взглянуть, — успокоил его Бродяга.
— Ишь ты… — Заинтригованный дед порылся в своем рубище, извлек из него смятую бумажку, расправил и показал издалека. — Ну гляди!
— Поближе можно! — Бол подался к деду. Тот шатнулся испуганно назад, к спасительной стенке.
— Ну, ну! Ты не очень-то…
— Теперь с другой стороны, — попросил Бол.
Дед рачительно разгладил купюру и, продемонстрировав другую ее сторону, спросил:
— Ну, все, что ли? Насмотрелся?
— Так… — уронил Бол, отстраняясь от деда, и его рыбки-руки уплыли ненадолго куда-то в глубь аквариума. Когда они вновь вынырнули к окраине и подплыли под нос к деду, в каждой оказалось по ровненькой, перетянутой резиночкой денежной пачке.
— Ой… — сказал водяной, мигнув удивленно глазами на зрителей. Зрители в большинстве своем выглядели не менее удивленными.
Дедок нерешительно взял одну пачку, осмотрел придирчиво, достал из нее купюру, ощупал, обнюхал, проверил на свет и тут же торопливо сцапал вторую пачку.
— Значится, так! — молвил он, деловито запихивая деньги в глубины своих обносков. — В этой незаконной постройке вам оставаться, конечно, нельзя. Есть у меня, значится, тут неподалеку одно местечко. Можете там денек отсидеться.
— Ну так пошли! Веди нас, дед, в это свое местечко! — заключил Петр так успешно повернувшиеся переговоры. На столь внушительное финансовое вливание в местную экономику со стороны Бола Петр, разумеется, не рассчитывал.
— Погодите! — возопил вдруг Фредди Бельмонд, кидаясь первым к двери. — Зачем нам с ним идти? — продолжил он, загораживая собой едва узнаваемого, поросшего бурым мхом орла. — Может, лучше сразу в другую, как ее там, реальность, во вторую или в первую, вместе с отелем, а?..
— Везде свои проблемы! Да не мельтеши ты! — рявкнул Петр, отстраняя Бельмонда с дороги. Тот бросился к Михаилу.
— Прошу вас, давайте попробуем! Есть же и другие места! Другого рода! Он же сказал, что здесь мой отель разнесут в щепки!
Михаил только сочувственно покачал головой. Он рад был бы помочь Бельмонду, но сейчас просто по-настоящему устал и не чувствовал себя способным опять волочь на себе отель в неизвестные реальности. К тому же Петр был прав — в других мирах их наверняка поджидают новые неприятности, в то время как здесь уже проделана определенная работа: вырублено четверо представителей власти, налажен контакт с местным населением, и уже вроде бы даже наметилась перспектива где-то отдохнуть. Обойдя несчастного Бельмонда, не найдя даже слов, чтобы его утешить, Михаил вышел вслед за Петром на улицу.
Реальность, в которую он перенес на этот раз отель, очень смахивала на подводный мир, вот только субстанция, заменявшая здесь воздух, была все-таки гораздо прозрачней и легче, чем вода, хотя гуще и тяжелее обычного воздуха. И все-таки теперешнее местопребывание «Донского орла» больше всего походило на подводный город. Отель, как выяснилось, стоял в самом центре широкого дворика, вокруг громоздились серые строения причудливой архитектуры. Чем-то эти здания напоминали детские сооружения из песка, возводимые ежедневно маленькими строителями на пляжах всех земных морей, но только куда большие по размерам: аляповатые и бесформенные, но подчиненные, безусловно, какому-то общему архитектурному замыслу, с редко натыканными окошками, в которых кое-где горел свет. Между тем на дворе, судя по всем приметам, стоял погожий летний денек: в мутно-зеленых небесах не барахталось ни единого облачка (хотя не факт, что в этом мире вообще водились облака), в то же время солнце там в зените очень даже барахталось — под видом бледно-желтого колеблющегося пятна. А дворик в целом оказался довольно уютным: безлюдный, поросший, как травой, низкорослыми водорослями, вполне в принципе пригодный для того, чтобы временно здесь окопаться. Кабы не явившиеся не ко времени здешние слуги закона, в просторечии — менты. «То ли чутье у них во всех мирах собачье, то ли существует между ними все-таки какая-то телепетическая межпространственная связь, — думал Михаил. — Вот она где — истинная-то ментальность в действии!»
Предприимчивый дед, покинув незаконную новостройку, сразу торопливо зашагал через двор к ближайшему проходу между двумя башнями. Орел — он же дверь отеля — жалобно клекотал — то есть поскрипывал, — выпуская из холла неверных постояльцев, вновь перенесших его в незнакомую местность и опять бросающих на произвол судьбы. Скрипнул в последний раз укоризненно, закрываясь за Бельмондом, и умолк. Уже трогаясь со всей компанией вслед за новым провожатым, Михаил оглянулся в последний раз на отель: извини, мол, старый приятель, что не могу и тебя взять с собой. «Ни одного попутчика не бросил бы в беде, а тебя вот — приходится. Прости…» Повинившись мысленно перед «Донским орлом» и все же продолжая ощущать себя в какой-то мере предателем, Михаил постарался сосредоточиться на преодолении здешнего пространства: хотя передвигаться в этом так называемом воздухе было гораздо легче, чем, например, под водой, но усилий требовалось гораздо больше, чем при обычной ходьбе, при этом постоянно возникало настойчивое желание поплыть.
Одна из башен, между которыми им предстояло пройти, сильно клонилась к другой, как не в меру растолстевшая березка к баобабу, и, если добавить к ней мысленно архитектурных изысков, вполне могла бы претендовать на роль Пизанской (падающей в родной реальности вот уже больше тысячелетия и так до сих пор и не павшей). Проходя под ее угрожающей сенью, Михаил невольно внутренне напрягся — показалось на мгновение, что именно прихода чужеземцев из иных реальностей этой псевдопизанской башне не доставало много лет, чтобы было на кого в конце концов эффектно обрушиться. Но башня все-таки устояла перед искушением, позволив небольшой группе интуристов, замаскированных под местных жителей, выйти без лишних приключений на улицу вслед за гидом-водяным.
Улица оказалась довольно широкой, залитой ровным серым покрытием, и на ней царило то, что здесь, наверное, было принято считать оживленным городским движением: по мостовой перемещались черепашьими темпами редкие прохожие, в то время как транспортные средства, имеющие преимущественно обтекаемые формы, плавали наверху в несколько ярусов.
Интуристы свернули за дедом направо и некоторое время преодолевали улицу, любуясь на частые вывески — больше, собственно, любоваться здесь было не на что: архитектура по обе стороны громоздилась довольно однообразная, транспорт над головами проплывал какой-то стандартный, ничем практически, кроме величины и цвета, не различающийся. «То ли дело на родной земле!..» — ностальгически вздохнул Михаил. Хотя вывески-то как раз и напомнили ему о том, что реальность эта не только находится на его родной планете Земля, но и имеет некую таинственную психологическую (или ментологическую?) связь с его родиной; все вывески оказались написаны по-русски, кириллицей, но с колоритными ошибками, отражающими наглядно местный специфический акцент. Сразу по выходе на улицу в глаза бросилась надпись под изображением неонового торта: «ЙЕСТАРАН», которую Михаил расшифровал как «ресторан», далее шел «БАДК» — он и в Африке «бадк», особенно при перманентной простуде, и с «КУАЗИНО» все было ясно без перевода. Озадачили Михаила две крупные вывески, расположенные напротив друг друга: зеленая надпись с завитушками гласила «ГРЫБЫ», строгая красная — «ОПТЕКА». Грибы, конечно, дело хорошее, и ничего не было плохого в том, что они здесь так популярны. Вот только грибы ли в этом магазинчике продавались? А не рыбы ли часом какие-нибудь на букву «г»? А «ОПТЕКА», это что такое — аптека? Или оптика?.. Никаких стеклянных витрин с наглядной агитацией здесь не было и в помине, так что удовлетворить любопытство можно было, только зайдя внутрь заведения. Возможно, что двусмысленные вывески были своего рода хитрым способом заманить в магазин лишнего лопоухого клиента. Михаил, например, непременно зашел бы куда-нибудь, скорее всего — в «ГРЫБЫ» (дома грибы были его любимым блюдом, особенно — жаренные в сметане), если бы зеленобородый провожатый не развил тем временем потрясающую для здешнего сгущенного воздуха скорость. Да и было от чего ее развить: группа привлекала к себе пристальное внимание окружающих, виной чему был в основном, конечно, Бол Бродяга. При виде перемещающегося по улице косяка рыбок странных конфигураций прохожие оборачивались и откровенно глазели вслед, транспортные средства притормаживали и зависали сверху, грозя устроить в скором времени на оживленной воздушной магистрали пробку. Пара синещеких упырят выскочили из-за угла на плоских дощечках с маленькими пропеллерами и тут же принялись виться вокруг Бола, дразня составляющих его рыбок и предпринимая даже наглые попытки их ловить. В конце концов рыбка-рот Бола устрашающе щелкнула зубами, едва не укусив одного упыренка за палец, а рыбка-рука сунула под нос второму кукиш. Восторгу молодого поколения не было границ!
— Чего пристали, рыбок, что ли, никогда не видели?.. — сердито прикрикнул на них дед, ныряя в узкую подворотню. Упырята, облетев напоследок Бола еще по разочку, нехотя отстали.
Темные извилистые переулки, по которым пришлось потом довольно долго плутать, напомнили Михаилу подводный лабиринт в игре ESO, проще говоря — «Второе морское нашествие». Попадающиеся изредка навстречу местные жители с горящими глазами очень его в этой ассоциации укрепили, хотя, в отличие от виртуальных монстров в ESO, были совершенно не склонны к агрессии, а совсем наоборот — ненавязчивы и даже пугливы.
В конце концов, миновав очередную грязную подворотню, компания оказалась в мрачном тупичке, вроде крохотного внутреннего дворика: из окружающих домов сюда выходила одна дверь, да и та забитая досками, похожая на какой-то черный ход, которым давно уже не пользовались. Само место навеяло на Михаила подозрения, что дед завел их, как Сусанин поляков, в такие трущобы, где их можно теперь либо бросить без особых угрызений совести, либо устроить им здесь с друзьями-упырями засаду и ограбить — интуристы-то, видать, попались богатенькие, деньгами швыряются, почти как агитаторы предвыборными листовками. Хотя вряд ли дед и впрямь намеревался грабить вооруженный отряд, уложивший на его глазах в секунду четверых представителей власти. Просто место было такое — наводящее невольно на мысли о грабежах и насилиях, которые, как пить дать, не раз тут совершались.
Водяной подошел к единственной двери и для начала огляделся, чего можно было, в принципе, и не делать: компания полностью заняла маленький закоулок, так что вряд ли здесь нашлось бы еще место для кого-нибудь постороннего. Убедившись, что кругом толпятся лишь свои — то есть исключительно личности, оплатившие гордое право называться «своими», — дед постучал в дверь условным стуком, подождал немного, после чего сам же ее и открыл, просто потянув на себя — дверь была забита наживую, только для вида. За дверью высветилась узкая лестница, ведущая вниз. Дед, сердито засопев носом, шагнул в дверь и стал молча, не оборачиваясь, спускаться. Михаил, пропустив вперед всю команду, зашел последним и предусмотрительно запер за собой дверь на тяжелую металлическую щеколду, обнаружившуюся у нее с внутренней стороны. Спустившись затем вниз, он оказался в круглом коридоре, на первый взгляд совершенно нерукотворном: примерно такие тоннели оставляли за собой гигантские круглые черви на какой-то из планет-заповедников, причем прогрызали они эти ходы в твердых породах. Названия планеты Михаил, правда, не помнил, зато самих червей видел довольно часто — в рекламных роликах, где этот завлекательный — по мнению гениев от рекламы — образ эксплуатировался просто безбожно. Кстати, вопрос о том, разумны ли эти безобидные, в сущности, твари (в смысле — черви), до сих пор горячо дискутировался в научных кругах. Так вот, что касается данного коридора — от обиталища грандиозного червя он все-таки кое- чем отличался, в частности, наличием своего рода осветительных приборов; у червей в норках было темно, и отважные туристы-следопыты бродили там в поисках хозяев с фонариками, тогда как здесь с потолка свисали в изобилии некие образования, больше всего напоминающие тускло светящиеся сопли. Вдоль стен располагались в беспорядке «двери», вернее — продолговатые отверстия, высотой примерно в человеческий рост. Некоторые из них были занавешены чем-то вроде длинных водорослей. Гости толпились внизу у лестницы, осматриваясь, дед прошел немного по коридору, заглядывая в «двери» и бурча на ходу:
— Устроили проходной двор… Ворота нараспашку, заходи кому не лень… Облавы на вас тут, как я погляжу, давно не было…
Из-за второй двери что-то невнятно в ответ прошебуршало и донесся раскатистый храп.
— Тьфу! — от души плюнул дед, зыркая в третью дверь, и, обернувшись, махнул пригласительно рукой. — Вот, давайте-ка сюда!
Вняв приглашению, они прошли гуськом по коридору и нырнули мимо гостеприимного деда в помещение, оказавшееся изнутри натуральной малогабаритной норой. Если быть до конца справедливым, комната больше напоминала уютную берлогу. Для медведя, надо понимать, уютную: ни один медведь-гризли не отказался бы от такого роскошного лежбища, учитывая к тому же полное отсутствие в нем мебели. Всю мебель, а конкретно — кровати заменяли здесь разбросанные по полу подстилки матрасного типа весьма сомнительной чистоты. «Ура!..» — совершенно искренне подумал Михаил Летин при взгляде на раскинувшееся перед ними матрасное изобилие, ощущая себя не просто медведем, а счастливейшим из медведей. Спутники в большинстве своем тут же наглядно продемонстрировали полную солидарность с Михаилом, радостно оккупировав ближайшие лежанки. Не стал исключением даже Бол Бродяга, не говоря уже о Попрыгунчике с Бельмондом: одной ночевки на полу оказалось для них вполне достаточно, чтобы научиться ценить изделие, хоть отдаленно напоминающее матрас. Михаил тоже не прочь был бы немедленно рухнуть на что-то относительно мягкое, но медлил, заметив, что Илли не торопится устраиваться на отдых: она стояла в дверях вместе с Карриганом, о чем-то с ним перешептываясь.
— Ну дед, спасибо! Удружил! — от души поблагодарил Петр, растягиваясь блаженно на матрасе.
— Так вы здесь, значится, отдыхайте, а я пошел, — донесся откуда-то из коридора голос скромного благодетеля. Самого деда уже в дверном проеме видно не было — усвистел, видимо, на выход. Михаил сильно подозревал, что у водяного чешутся руки немедленно и с толком промотать честно заработанный капитал. Тем временем Илли закончила шептаться с Карриганом, прошла мимо Михаила в глубь берлоги и уселась там сердито на матрас, спиной ко входу. У Михаила создалось впечатление, что они поссорились. Карриган вместо того, чтобы тоже пристроиться на отдых, шагнул к двери.
— Куда собрался? — остановил его на пороге голос Петра.
Карриган ответил через плечо:
— Пойду добывать хлеб насущный. Моя девушка проголодалась.
— Неплохая мысль… Насчет хлеба насущного, — произнес Петр, медленно перетекая из лежачего положения в сидячее.
— А еще насущней — насчет горючего, — хохотнул со своей лежанки Голс.
— Вот только одному тебе столько хлеба и горючего не дотащить, сколько нам на всех надо, — продолжал Петр раздумчиво.
— Я с ним пойду, — заявила неожиданно только что улегшаяся Рейчел и тут же встала, всем своим видом давая понять, что сакраментальный вопрос, кому идти за хлебом, решен и дальнейшему обсуждению не подлежит.
— Ну да, пошла как-то коза за капустой! — криво усмехнулся Петр. — Все спиртное по дороге выпила и сказала, что так и было.
— Но капусту-то донесла! — отпарировала, улыбаясь, Рейчел.
— Капусту-то? Донесла, а как же. До первого же встречного козла.
Голс хмыкнул. Рейчел, напротив, перестала улыбаться, глаза ее полыхнули недобро: ни дать ни взять ведьма в гневе, того и гляди забормочет лихие слова и закидает всех неугодных квашеной капустой. Михаил подосадовал мысленно: «Что ж они раньше-то не догадались, насчет хлеба и прочего? Могли бы затариться по дороге, в тех же «ГРЫБАХ» — возможно, кстати, что здесь это что-то вроде «БУЛОЧНОЙ».
Петр неторопливо поднялся и объявил:
— Ладно, идем втроем. Остальным ждать здесь. Мишка, отдыхай, копи силы. Мы скоро. Голс, остаешься тут за дежурного.
Тем временем Бол, раскиданный в беспорядке по матрасу, успел скомпоноваться обратно в аквариум и выдвинулся на середину комнаты со словами:
— Я тоже пойду.
Петр качнул головой отрицательно, но Бол тут же пояснил:
— Вам понадобятся деньги. На хлеб. Да и мне негоже разлеживаться — не для того я с вами в декорации пошел.
Охота спорить у Петра, кажется, пропала. Судя по молчанию Карригана, отстраненно стоявшего у выхода, словно разговор его вовсе не касался, — он не имел ничего против, чтобы взять с собой в поход за хлебом сколько угодно попутчиков. Михаил взглянул на Илли — она уже улеглась, не побрезговала несвежим матрасом, — повернувшись при этом ко всем присутствующим спиной. Сомнений не было — что-то все-таки между ней и Карриганом произошло, уж больно они походили на поссорившихся влюбленных. Как ни странно, факт их размолвки Михаила на сей раз вовсе не радовал, а навевал почему-то неясную тревогу. Пока он жевал свое тревожное ощущение, пытаясь уяснить его причину, четверо добровольных ходоков за хлебом покинули только что обретенную берлогу. Тут Михаил осуществил наконец свое первоначальное намерение — растянулся на ближайшем матрасе, заложив руки за голову, и приготовился немного поразмыслить о теперешнем их положении, местонахождении и в связи с этим — о сомнительном статусе всей компании в новом «подводном» мире, но вместо этого мгновенно уснул.