Третья стихия

Глава 6 ПОГОНЯ ЗА ПОДЛИННИКОМ

Кики Занозу распирала гремучая безысходная злость. Он шел по ровному полю, земля под ногами была похожа на пористый окаменевший экскремент, а небеса напоминали Кики бездонный провал, полный нечистотами. Направление не имело сейчас для Кики никакого значения, а злость имела, поскольку бурлила, вспучивалась желчными пузырями и щедро лезла через строгие границы отведенной ей внутренней лохани. «И ведь поди ж ты, в какое поганое место забросило, будто назло! Когда еще теперь отсюда выберешься?..» — остервенело думал Кики, напрасно выискивая глазами на ровной, словно обеденный стол, поверхности какой-нибудь камешек, который можно было бы в сердцах пнуть. Не было, не валялось на этой чертовой столешнице ни одного, даже самого захудалого камешка, не говоря уже о полном отсутствии каких-бы то ни было живых объектов, кроме самого Кики, так что выместить взыгравшую ядовитость ему было абсолютно не на ком, разве что на этом самом единственном объекте, сиречь на себе, любимом. Поэтому злость разъедала Кики изнутри, наподобие кислоты, и справиться с этим гибельным процессом в одиночестве ему было абсолютно не под силу.

А как хорошо сегодня все начиналось! С местечком ему с утра подфартило — проснулся Кики на задворках трех подпирающих небеса высотных зданий в уютном пространстве между двумя помойками; как позже выяснилось — райский попался уголок, сплошные каменные джунгли. Судя по месту пробуждения, бытовой труд на благо общества ему сегодня не грозил, военные заморочки также, похоже, на сегодня отменялись — стало быть, забрезжила редкая возможность слегка оторваться, заняться личными делами, повидать кое- кого из друзей — за Гертом давно числился серьезный должок — и попробовать наконец отыскать Осу. Удача, казалось бы, прочно взяла Кики за руку и повела за собой в новый день: в первом же остановленном им на улице такси водителем оказался папаша Костен — повезло, оказывается, старому автоманьяку проснуться в городском таксопарке. А вот повезло ли городскому таксопарку заполучить сегодня в водители папашу Костена — это еще был большой вопрос. Папаша Костен, выдающаяся фигура в среде Странников, постоянных обитателей Перекрестка Миров, был главой вездесущего клана Прорва, а для Кики Занозы он являлся, кроме того, еще и просто «единоутробным» папашей. Так что рабочий рейс рядового такси превратился в семейный рейд по розыску в большом городе родственников и друзей для решения насущных проблем клана. Дорогой папаша Костен милостиво подвозил отдельных пассажиров — в основном хорошеньких девушек, — если им оказывалось с папашей по пути. Кики со своей стороны стрелял глазами по сторонам в поисках знакомых лиц, просеивая сквозь сито внимания ветреные челки и хорошенькие мордашки, в надежде углядеть одну, долгожданную — приметную конопатую рожицу в обрамлении прямых рыжих, как морковка, волос — личико Осы. С некоторых пор в груди у Кики Занозы образовалась по неизвестным причинам сосущая пустота, причем сам он точно знал, что заполнить эту брешь может только чудная рыжая девчонка из клана Рекс, которую он и видел-то всего два- три раза и каждый раз либо в деловой суете, либо в запарке боя, так что и поговорить-то им толком не пришлось. А вот поди ж ты — застрял ее веснусшчатый образ солнечным зайчиком в сердце — поймать не поймаешь, но и не выгонишь, сколько ни старайся. А саму Осу оказалось поймать еще труднее, чем солнечный зайчик: только появится где-нибудь в пределах видимости рыжая метелочка ее челки, тут как тут лезет под руку какая-нибудь оказия, через минуту глядь — а Осы уж и след простыл. Вот и теперь — стоило Занозе заметить что-то вызывающе-морковное, мелькнувшее на углу улицы у подземного перехода, как папаша Костен резко притормозил и принялся сигналить — он, оказывается, углядел среди прохожих Толика Проныру, спешащего куда-то по тротуару с деловым видом и с «дипломатиком» в руке. Эта встреча была сама по себе редкой удачей: Толик обладал какой-то собственной особой интуицией, с помощью которой в любой дневной декорации почти всегда мог точно определить, где необходимо искать кого-то из знакомых. Поэтому Кики не сделал попытки отговорить папашу подбирать Толика, а просто распахнул, перегнувшись, заднюю дверцу и крикнул Проныре:

— Залезай, подвезем!

Толик, узрев знакомые лица, полез в такси, не теряя при этом своего делового вида, в то время как Кики уже давал инструкцию папаше:

— Сейчас рвем направо за угол возле того перехода!

Папаша Костен, как заправский таксист, не задавая вопросов, газанул в указанном направлении, а Толик, захлопнув уже на ходу за собой дверцу, тут же не удержался, чтобы не блеснуть своим потрясающим всеведением:

— В этом районе с утра должны ошиваться Рексы: конкретно на этой улице могут бьггь Снайпер, Герт или Оса.

— А тебя-то каким ветром по этой улице несло? — пробурчал папаша, косясь через плечо в направлении Толика, а вернее — на его «дипломат».

— Я сегодня директор банка, направляюсь вот на службу, — гордо изрек Проныра, демонстративно беря «дипломат» и ставя его на коленях по стойке «смирно», как бы давая понять, что собирается его сейчас открыть для беглого просмотра последних счетов.

На что папаша, сворачивая за угол, недоверчиво хмыкнул:

— Директор, стало быть? А с каких это пор у нас директора на работу пешком ходят?

— Машина застряла в утренней пробке, решил пройтись, — самодовольно отпарировал Проныра, он же директор банка. Неизменно при встрече Толик величал себя директором, начальником, а то и президентом — банка, корпорации и чуть ли не страны (сорвалась у него однажды такая авантюра), как-то раз — в боевой декорации — даже рискнул посягнуть на чин генерала, но никому и никогда не удавалось застать Толика Проныру при исполнении, так сказать, руководящих обязанностей, его отлавливали, как правило, вот как сегодня Кики с папашей, исключительно по пути к рабочему месту. В другое время Заноза не преминул бы принять участие в разговоре, чтобы поймать Проныру на слове — не напрасно же папаша Костен умолк, подкинув сынку отменную возможность порезвиться; однако сейчас Кики недосуг было поддерживать свою репутацию острослова — весьма, впрочем, на его взгляд, спорную, — все его внимание сосредоточилось на поиске среди блеклых шевелюр прохожих рыжего огонька. Он не задумывался о том, что именно скажет Осе: там что-нибудь придумается, главное — чтобы она согласилась сесть в машину, а уж дальнейшую программу он обеспечит: покатались бы по городу, повидали общих знакомых, перекусили бы в каком-нибудь кафе или ресторане, провели вместе день, а там, глядишь, и вечер — с вечерним времяпровождением в большом городе нет проблем, а потом, может быть, если она согласится — и ночь… А назавтра проснулись бы в новой декорации вместе — в первый раз… Но Осы (если только это она привиделась ему на углу) уже нигде не было видно — как всегда, скрылась, не оставив по себе нигде даже рыжего отсвета — разве что в сердце у Кики Занозы.

— Ага, так ты его искал. Сейчас догоним, — услышал Кики голос папаши Костена и оглядел уличную суету уже по-новому, сосредоточив внимание на блеклых подробностях. Знакомых лиц среди прохожих он не обнаружил, между тем как их такси уверенно догонял идущий левее впереди серый приземистый «Ягуар» — в нем-то, очевидно, глазастый папаша Костен и высмотрел какого-то общего знакомого.

Стоило им поравняться с «Ягуаром», в открытом переднем окне обнаружилась носатая физиономия Герта, а за ним, у руля, — античный профиль Снайпера. Машина у них была двухместная, так что вряд ли они могли подхватить по дороге Осу, как Заноза было вначале предположил.

— Герт, Кики хочет с тобой поговорить! Кажется, ты что-то ему должен, — крикнул в окошко папаша Костен.

Герт, нахально ухмыляясь, отрицательно покачал головой и, отвернувшись, сказал что-то Снайперу. «Ягуар» мягко наддал, окно с Рексами уплыло из пределов видимости, но папаша Костен тоже дал газу и вскоре вновь с ними поравнялся.

— Ты что ж это, Герт, отказываешься возвращать долг? — рявкнул, едва догнав Рексов, папаша. Они, не отвечая, снова сделали попытку уйти вперед, и на скоростном шоссе им бы это, конечно, удалось без особого труда; другое дело здесь, в городе: сейчас, например, путь к бегству Рексам загородили два микроавтобуса и несколько легковушек, стоящих впереди на светофоре. Тогда Снайпер, не долго думая, резко развернул свой «Ягуар» на встречную полосу. Взвизгнув колесами, серая молния рванула по улице в противоположном направлении, а такси с папашей Костеном, Занозой и Толиком, вынужденное нарушить правила движения точно таким же способом, помчалось изо всех своих хилых силешек следом.

— Высадили бы вы меня, ребята, вон там у банка, я на службу опаздываю, — безнадежным голосом произнес позади Толик. Его унылая просьба, как и следовало ожидать, не возымела ни малейшего эффекта.

— Я его, заразу, достану! Он мне теперь с двойными процентами должен! — гудел сквозь зубы папаша Костен, запамятовший в горячке преследования, что должен Герт вовсе не ему, а Занозе, кроме того, понятия не имевший о том, в какой именно валюте Герт Занозе задолжал. А задолжал он ни больше ни меньше, как один подлинник, а именно — ручной веерный лучемет «Скрайб-анд-Скрайб», опрометчиво отданный Занозой Герту пару недель назад в боевой декорации для вылазки в тыл к огромным и воинственным огнедышащим сверчкам.

Однако догнать «Ягуар» на простом такси даже в городе с его движением и светофорами было задачей из категории абсурдных: папаша некоторое время остервенело боролся с рулем, «подрезая» одну за другой попутные машины и демонстрируя чудеса водительского мастерства и увертливости вслед за «Ягуаром» на светофорах; только благодаря его ловкости такси умудрялось пока держаться за «Ягуаром» «след в след», но маломощный движок не был рассчитан на сумасшедшие гонки, поэтому в дальнейшем преследовании при данных возможностях никакого смысла, по сути, не было.

— Будем ваять новую машину, — буркнул папаша, чудом успевая проскочить по встречной полосе между грузовиком и идущим в лоб туристическим автобусом. — Работаем «Торпеду», мы с Кики перед, Проныра — зад.

— И кой черт меня только дернул… залезть в этот зад! — заворчал Проныра, мотающийся на задних сиденьях из стороны в сторону в обнимку со своим «дипломатиком». — До банка меня не подбросили, на работу опоздал, а теперь еще ваяй ему, понимаешь, «зад»!

Погоня между тем стала приобретать настоящий привкус гангстерского боевика: Заноза увидел, как прямо из крыши мелькающего впереди «Ягуара» вылез до пояса Герт с его, Занозы, веер- ником в руках. Папаша Костен, который тоже это видел, посоветовал сыну вполне серьезно:

— Достань монтировку под своим креслом.

— И шарахни ею своего папашу по башке, — донесся совет с «заднего ряда». Толик вообще славился своим полным пренебрежением к авторитетам и не пропускал случая, чтобы этим пренебрежением блеснуть. Единственным истинным авторитетом он почитал, естественно, самого себя, и не миновать бы ему злой беды с этим своим личностным культом, кабы подлинные авторитеты, вроде того же папаши Костена, воспринимав ли его всерьез и не проявляли бы снисхождения к его редкостным способностям.

Проигнорировав реплику «с галерки», Кики также на полном серьезе сунул руку под кресло, нашарил там названный предмет и извлек его из- под ног на свет Божий. На самом деле Занозу никак не радовал конфликт с Рексами, грозивший перерасти в будущем в серьезную конфронтацию; не видать ему тогда Осы, как своей родинки за ухом. Поскольку Герт сегодня был в ударе и решил изображать из себя крутого гангстера, Кики предпочел бы встретиться с ним как-нибудь в другой раз и желательно один на один. Но коль уж, как говорится, пошла такая пьянка — вокруг такси уже мелькали предупредительные вспышки лазеров, — делать было нечего, кроме как доставать из-под кресла последний «огурец».

Кики взялся за монтировку двумя руками, уперев в нее при этом пристальный вопрошающий взгляд.

— Проныра, работаем «Торпеду», вдвоем! — бросил через плечо несостоявшемуся банкиру папаша Костен. Толик промолчал — то ли согласно, то ли протестующе, но к работе все-таки подключился: через пару секунд общего напряженного Молчания простенький салон такси сам собой начал удлиняться, потолок заметно понизился, окна сузились и округлились, руль под ладонями папаши Костена трансформировался в своеобразный штурвал, а приборная панель плавно преобразовалась в подобие несложного лайнерного пульта. Снаружи автомобиль также неузнаваемо изменился, приобрел приятную для глаза аэродинамичную обтекаемость, лишь цвет его остался прежним — ядовито-зеленым цветом городского такси.

В свою очередь, монтировка в руках у Кики также быстро меняла очертания, отливаясь в новую форму. Через мгновение вместо примитивного оружия ближнего боя Заноза имел у себя на вооружении небольшой лазерник карабинного типа, неизвестной марки, но зато довольно оригинальной модификации — в виде сплошного куска железа без единой выемки или рисочки, только, как и полагается, с дыркой в стволе и с собачкой в положенном месте; на прочие мелкие ухищрения у Кики сейчас не имелось времени. Все изменения в такси были произведены в считанные секунды, Рексы не решились еще открыть огонь на поражение, а продолжали пока что пугать преследователей, рассчитывая, очевидно, отделаться от назойливых кредиторов без лишнего кровопролития — наивные с их стороны надежды, учитывая, как хорошо они знали папашу Костена. Между тем сам папаша и не подозревал, что гонится сейчас, быть может, за собственной смертью: только Кики было известно, что веерник у Герта подлинный. Оружие, сляпанное только что наскоро из монтировки, могло нанести удирающим должникам смертельные на первый взгляд раны, могло причинить временный урон их машине, а также всерьез навредить каким-нибудь особо невезучим прохожим из местных жителей.

Однако раны Странников, постоянных жителей Перекрестка, меняющих каждый день реальности, словно театральные декорации, исчезнут без следа в новой реальности на следующее же утро — при условии, что нанесены эти раны были чем-то взятым или состряпанным из декорации, вроде вот этого лазерника, а не подлинным оружием, изготовленным мастерами Перекрестка. Если Странника убивали таким оружием, то это было всерьез и навеки. Кики так ничего и не сказал отцу о своем подлиннике, будучи уверен, что смертельная угроза его не остановит, а, наоборот, только подольет в огонь его праведного гнева бензинчика ярости и наверняка уже спровоцирует длительный межклановый конфликт. К тому же он подозревал, что Герт не имеет серьезного намерения использовать подлинник — не та сейчас ситуация, несерьезная, скорее игровая, — а демонстрирует его на крыше своей машины просто для острастки, чтобы отпугнуть от «Ягуара» настырную погоню.

Проделывать для себя, как Герт, дыру в крыше Заноза не стал — слишком низко стелился над машиной предупредительный огонь; он высунул из окна голову и руку с зажатым в ней монолитным карабином последней модификации. Но выстрелить Заноза так и не успел; то ли трансформация такси была произведена некачественно, то ли некачественной была еще та, прежняя дверца Машины, и этот дефект перешел по наследству к новой — это так и осталось неизвестным. Факт тот, что, как только Заноза доверил вес своего тела предательской двери, она подалась наружу и тут же распахнулась во всю ширь, вытянув за собой из кабины висящего на ней Занозу, пронесла его, спешно поджавшего ноги, несколько метров над асфальтом, а потом взяла да и вовсе оторвалась. Вместе с Занозой, разумеется. Последнее, что он при этом услышал, было его собственное имя, донесшееся с отчаянным выхрипом из пустого дверного проема бывшего такси. Потом он упал, отцепившись при ударе от злосчастной дверцы, покатился с ней вместе куда-то вперед вслед за машиной (дай Бог только, чтобы не под колеса — сверкнула мысль), больно ударяясь об дверцу и об асфальт всеми выступающими частями тела, шарахнулся напоследок обо что-то головой, тут и остановился.

Лежа на спине в подобии беспамятства и постепенно приходя в себя, Заноза сразу же ощутил, что в мире произошли за время его недолгого отсутствия какие-то глобальные перемены. Что там стряслось с окружающим миром, Заноза догадался еще до открытия век, а когда открыл их, то убедился, что не ошибся в своих предчувствиях: снаружи произошла полная смена декорации, иными словами — он вылетел из одной реальности в другую, и вылетел с треском, прихватив с собой, как тут же выяснилось, подлую дверь, невинно зеленеющую теперь неподалеку, словно крохотный изумрудный оазис на идеально ровной безжизненной равнине, куда ее вместе с Занозой выбросило, как отбракованный дубль, из самого критического момента гангстерской погони. Такое порой случалось со Странниками, как правило — в экстремальных ситуациях (при выпадении в окно, например), а иногда и просто по ходу жизни, стоило только в особо взвинченном состоянии стремительно свернуть за угол или войти резко в какую-нибудь — все равно в какую, да хоть вот в такую же зеленую автомобильную — дверь. Тут Заноза почувствовал, что правая рука его сжимает что-то мертвой хваткой, и, взглянув на нее, удостоверился, что получил в наследство от неудачной заварухи еще один предмет — свежеизготовленный, но так и не выстреливший ни разу лазерник. Первым сильнейшим желанием Занозы было запульнуть этим вторым предметом в первый — то есть в паскудную дверь, — причем не путем нажатия на гашетку, а по старинке, путем метания, и он уже было замахнулся, но вовремя передумал, отрезвленный здравой мыслью о том, что оружие какое-никакое, а все-таки может ему в незнакомой декорации пригодиться. Поэтому он на полуразмахе заткнул сердито лазерник за ремень, а в направлении двери просто в сердцах плюнул.

Теперь Занозе предстояло прорываться обратно в ту реальность, где обитал сегодня его клан, и выяснять там в первую очередь, чем кончилась для папаши Костена опасная погоня.

Заноза сделал несколько попыток перехода; поскольку высотных зданий с окнами и никаких других возвышенностей нигде поблизости не наблюдалось, а одна дверь хоть и имелась, но пребывала в нерабочем состоянии, то «выпадать» ему было неоткуда, равно как и некуда входить. Для подобных случаев существовало два особых способа, Кики испробовал оба: для начала он сделал по равнине несколько быстрых шагов и резко повернул назад. Все вокруг оставалось прежним: мертвая пустыня, очень похожая на какую-то Дьявольскую пространственную ловушку, крепко Держала своего единственного пленника. Тогда Заноза применил критический вариант, требующий специальной подготовки, зато действующий безотказно, как правило, даже в самых сложных ситуациях: он совершил кувырок назад с опорой на руки. По идее данный акробатический номер должен был завершиться уже в желаемом месте. Однако, опустившись на ноги и оглядевшись окрест, Кики обнаружил вокруг себя все тот же постылый пейзаж; безрадостная реальность казалась нерушимой и выглядела так, будто сам воздух в ней от многовековой неподвижности застоялся, превратившись в невесомое подобие крепкого чая. А Кики Заноза посреди этого разливанного чайного моря напоминал единственную потонувшую в зыбких глубинах чаинку, потерявшую уже надежду вынырнуть. Попытку он решил повторить через некоторое время, пока же все говорило о том, что он здесь застрял, и застрял, видимо, основательно.

Сидеть на месте Кики был просто не в состоянии — не давала распирающая душу злость, усугубляемая еще видом невинно зеленеющей в двух шагах виновницы мировой метаморфозы. Поэтому он пошел. Шел он куда-то в неведомые дали, не выбирая направления, поскольку никаких ориентиров ни в одной из частей местного горизонта видно не было, как, впрочем, не было видно и самого горизонта, и даже солнце в этой декорации отсутствовало (возможно — скрывалось за облаками).

Долго ли, коротко ли он шел — об этом у него не сложилось ни малейшего представления, как вдруг с равнодушных до сих пор небес стало что- то падать. Больше всего это напоминало крупный снег — невероятно крупный, каждая снежинка была величиною с добрый кулак, — но снегом, безусловно, не являлось, в чем Кики убедился, стоило первой же «снежинке» коснуться в сонном отвесном падении его лица. Прикосновение было теплым и мягким, как будто пуховым. Он поймал одну «снежинку» в ладонь, сжал, и она тут же рассыпалась, утекла между пальцами легкой пылью. Он хотел было лизнуть ладонь, чтобы попробовать на вкус то, что на ней осталось, но вовремя сдержался: Бог его знает, что за отрава сыплется с небес в этой гиблой декорации, не исключено, что и кислотная — неспроста же здесь все повымерло, не то что травинки или суслика какого-нибудь — даже камушков и пригорков не осталось, все словно разъело кислотой и приплюснуло до кондиции каким-то грандиозным небесным прессом.

Заноза старательно отряхнул ладонь и даже потер ее о штаны, после чего двинулся дальше, стараясь не сталкиваться больше лицом с летящими вниз пушистыми хлопьями. Они все падали и падали, покрывая постепенно сухую почву легким покрывалом — точной имитацией снежного, но только рассыпающегося под ногами в бесплотный пепел. «Ну и попал!» — методично с каждым шагом долбила в мозгу у Занозы единственная полностью сформировавшаяся мысль — остальные мысли копошились бессвязно и ядовито, сбившись в один бесформенный змеиный клубок.

Неожиданно ухо его уловило странный шум, похожий на отдаленный, но все нарастающий шелест листвы под ветром, потом Кики увидел Прямо перед собой движение. Это не было шевеление на «снегу» какого-нибудь долгожданного мелкого зверька: путь Занозы пересекало медленно что-то огромное и бесформенное, плавно Переставляя необхватные колонны ног. Заноза замер. Но не в испуге. Слишком могучее озеро злости кипело сейчас в его груди, чтобы он мог просто так взять и испугаться при виде топающей по равнине на своих ногах горы живого мяса. Зря, выходит, Заноза сетовал, что в этой пустыне некого пнуть, — оказалось, что есть, и очень даже есть кого. Пинай, как говорится, — не хочу. «Вот тебе и суслик, — мысленно хмыкнул Заноза, рассматривая громадину, проплывающую невозмутимо, словно океанский лайнер, шагах в десяти перед ним. — Интересно, из какой норки он вылез? Надо будет повнимательней смотреть здесь под ноги, неровен час — провалишься. Если только «это» не слетело с местных небес вместе с первым снегом». Существо, похоже, было мирным или просто не заметило глазеющего на него, стоя в сторонке, крохотного путешественника (второе, впрочем, не исключало первого). Даже Занозе, видавшему на своем веку немало зоологических диковинок, чудовище показалось очень своеобразным: нечто вроде гигантской взбитой перины светло-коричневого цвета, на восьми ногах-колоннах, растущих из брюха в произвольной последовательности; никакого намека на голову существо не имело, впереди вместо головы висел, равномерно мотаясь из стороны в сторону, громадный хобот. Заканчивался хобот широким плоским раструбом, и в этот раструб, как в грандиозный пылесос, втягивался с шорохом свежевыпавший «снежный» покров. Судя по всему, никакой опасности со стороны животного Занозе действительно не грозило: гигант явно не принадлежал к классу плотоядных, хотя и к травоядным его тоже, кажется, нельзя было отнести. «Снегоядное?..» — попытался классифицировать Кики, с сомнением трогая ботинком лежащий под ногами «снег» и давя в себе робкие позывы попробовать все-таки его на вкус.

Вразнобой перебирая ногами, чудо-зверь прошествовал мимо, а после него осталась широкая и ровная, как автомагистраль, дорога. Одиноким путником вышел Заноза на эту дорогу и направился по ней, но не вслед за зверем, а в ту сторону, откуда тот явился: Занозу всерьез заинтересовало, из какой такой норки на плоскую и безжизненную только что равнину вылезло это гигантское «снегоядное». Вскоре путь Занозы пересекла под прямым углом еще одна свежая «магистраль»: зверь, оказывается, обитал здесь не в одиночестве, и, как вскоре выяснилось, далеко не в одиночестве. След его быстро заносило «снегом», но по пути Занозе стали попадаться новые следы, со всех сторон теперь доносился до него характерный шорох, словно все поле было засажено лиственными рощами, только вместо рощ в снежной пелене ощутимо перебирали ногами величественные снегопожиратели. Причем ни одной их норы Занозе по дороге так и не попалось, так что оставалось неясным, откуда все-таки это стадо снегососов вышло на выпас. Впрочем, каких только чудес не водилось на Перекрестке, чтобы разобраться в каждом, не хватило бы и целой жизни. Иногда, как и теперь, Кики из любопытства пытался докопаться до разгадки, но не всегда, как и теперь, это получалось. Махнув рукой на тайну местонахождения клуба любителей полакомиться свежим снежком, Кики решил еще раз попробовать сменить навязчивую декорацию. Для начала он резко повернул назад. Не сработало. Злость закипела в нем с новой силой, на ее волне он совершил еще один коронный, столько раз им испытанный и никогда до сих пор не подводивший кувырок назад. Когда он опустился на ноги, реальность словно бы слегка вздрогнула, но так и не отпустила; заснеженная (или засахаренная?) пустыня по-прежнему владела окружающим миром, прочно вцепившись в полюбившегося ей пленника.

Кики ощутил усталость. Шипучая газировка злости, только что ударившая ему в голову, как- то неожиданно резко выдохлась. Он уселся прямо посреди «дороги», на которой только что кувыркался, и понуро опустил голову, в которую не стучалось ни единой свежей мысли. Заноза впервые попал в подобные обстоятельства и никогда до сих пор не подозревал, что одна из декораций, с которыми он забавлялся от рождения, как хотел, может не выпустить его из своих тенет. Хотя, вполне возможно, дело здесь было не столько в декорации, как в нем самом: что-то изменилось в последнее время, в жизни пошел перелом, а вот теперь и декорации перестали его слушаться. Папаша Костен рассказывал ему однажды о таком случае, происшедшем по молодости с ним самим; папашу — то есть тогда еще не папашу, а зеленого юнца Костена — выбросило как-то раз в безлюдную декорацию и не отпускало оттуда в течение нескольких суток. По прошествии многих лет, став уже не единожды папашей и главой клана, Костен пришел к выводу, что Страннику, стоящему на жизненном перепутье, дается таким образом время, чтобы привести в порядок мысли и хорошенько обдумать свой следующий шаг, от которого, быть может, зависят в будущем судьбы всего Перекрестка. Заноза не воспринял тогда всерьез философские сентенции папаши Костена, теперь же такое объяснение показалось ему вполне правдоподобным, к тому же оно льстило его самолюбию. И стало быть, предстояло теперь Кики Занозе — вероятно, также в будущем папаше (хорошо бы — рыжих бесенят) и, возможно, тоже главе чего-нибудь (может быть, даже помасштабней, чем клан) — унять свою распоясавшуюся натуру, успокоиться, сосредоточиться и заняться осмыслением собственной сумасшедшей жизни. Местечко ему попалось, как пить дать, специально отведенное как раз для поисков смысла жизни: пустыня, где скитаются печальные призраки крупногабаритных снегососов, такие же одинокие, как в данный момент сам Заноза (не исключено, что это души тех, кто так отсюда и не выбрался); о хлебе насущном заботиться нечего, хлеб сам падает к тебе в рот с неба в виде натуральной манны. Шевелиться не придется: сиди себе, разинув рот, глотай манну (даже жевать не надо, сама рассыпается — все предусмотрено!) и погружайся в глубины философии, осмысляй, так сказать, свое место в этом бренном мире, а вернее сказать — в бренных мирах.

«М-да, перспективка… — мрачно помыслил Заноза. Не ощущал он себя, честно говоря, готовым к глубинному анализу пройденного им жизненного пути, равно как и пути грядущего. — А куда деваться?.. Некуда…» — констатировал сам себе Заноза и принялся мрачно наблюдать процесс выпадения манны, размышляя, формируется ли она естественным путем в здешних облаках или имеет искусственное происхождение и разбрасывается умышленно кем-то, вообразившим себя самим Господом Богом, из специальных дырок в искусственном же небе. За этим занятием и застало его очередное локальное событие. Правда, самого события Кики не увидел, так как произошло оно прямо за его спиной, но ощутил врожденным чутьем Странника, как слегка колыхнулось пространство, принимая в себя что- то новое, как бы давая ему в себе место.

Обернувшись, Кики обнаружил себя сидящим уже чуть ли не у самого порога одноэтажного деревянного строения довольно забавной архитектуры; от порога было видно, что все окна строения распахнуты настежь, а на двери позади Кики была искусно вырезана птица, похожая на литворского стервятника, только непохоже раскрашенная.

«Ну дела! Уже дома стали по декорациям перекидывать, — подумал Кики Заноза. — А может быть, это подлинник?» — осенило его в следующую секунду. Если дом был подлинным, то он вполне мог стоять постоянно на Перекрестке Миров, не исчезая вместе с декорациями, а сменяя их ежедневно, как это делали сами Странники. Правда, о домах-подлинниках Заноза до сих пор никогда не слышал, даже от папаши Костена; с другой стороны — мало ли чудес на Перекрестке, и постоянно возникают все новые, удивляющие даже стариков. Кто может знать обо всех? В любом случае путешествующий по реальностям дом был для Кики явлением необычным и заслуживающим внимания — особенно теперь, когда в нем мог оказаться кто-то, кто помог бы ему выбраться из этой чертовой провальной ямы, кишащей снегососами.

Кики Заноза поднялся на ноги, взошел на небольшой приступочек перед терраской, шагнул к двери и осторожно постучал по крылу изображенного на ней стервятника. Сначала внутри дома стояла тишина, и Кики собрался было постучать еще раз, уже погромче, как вдруг из-за двери донесся слабый голос, спросивший неуверенно:

— Кто там?…