Три подруги и пустынная кошка (СИ)

Глава 16

Я зло расхохоталась, приподняв голову над подушкой. Постель была мокрой, пропитанной моим потом.

— А как же Руся? Из-за неё ты готов был швырять в меня ножом, пока живого места не останется.

— Она меня нужна для проведения обряда подселения жрицы, — продолжая испускать искры, которые проникая в мою грудь, согревали её изнутри, слегка щекоча и отгоняя то, что едва меня не погубило. Я не знала, что это, но чувствовала мощь, с которой могла бы побороться, но только в своей родной стихии, имея в распоряжении всю силу мирового океана. — Если я не приведу музу, Нуатль начнет убивать.

— И что? — я без сил уронила голову, которая вдруг стала очень тяжелой. Все тело было слишком тяжелым. — Тебе жаль её предполагаемых жертв?

— Да, — отрывисто проговорил Макс. Сияние на его пальцах потухло, испустив последнюю жменю искр. И он убрал руку. — Потому что она начнет с твоей семьи.

Я была изранена, измотана, порезана и заперта в подвале, и все же — мое критическое мышление все еще было при мне, а потому я скептично заявила:

— Это каким интересно образом? В наш мир эта гадина ползучая может попасть только через мое зеркало. А оно у меня дома. А моя семья НЕ у меня дома.

— Жаль тебя разочаровывать, — начал Макс и по его тону я поняла — грядет что-то ужасное. — Но зеркало забрали.

— Чего?! — подорвалась я, но тот же миг тихонечко сползла обратно, мысленно желая Максу удавиться.

— Нуатль подстраховалась и приказала змеелюдям забрать зеркало из твоей квартиры.

— Мы должны провести ритуал, — чувствуя, как закатываются глаза от усталости, выдохнула я. — Ниса, Руся и я. Мы должны закрыть пролом, который образовался из-за детской шалости много лет назад.

— Теперь это невозможно. Его уже, скорее всего, разбили. А сама жрица выбралась наружу.

— Погоди, — я вспомнила слова Морин. — Но тебе ведь нужен был амулет моей матери, чтобы открыть дверь.

— Как выяснилось — нет, — криво ухмыльнулся Макс и лег рядом, переложив мою голову себе на грудь. Одну руку он положил на мой живот, начав легонько поглаживать, а другой приобнял за плечи. И сперва мне удавалось игнорировать его прикосновения, но с каждым новым движением его руки по моему телу растекались круги тепла от той точки, к которой прикасались его пальцы. Но главное было не это, и даже не то, что нежные поглаживания странным образом действовали успокаивающе. А то, что он словно бы гладил не столько мой живот, сколько касался чего-то глубокого внутри меня. — Она наврала тебе. Морин. Не только амулет твоей матери мог открыть дверь в Изнанку. Этой функцией были наделены все три амулета, созданные Табити. Просто таким образом она пыталась обезопасить себя, пусть даже подставив тебя. Морин в первую очередь спасала свою шкуру. Так было всегда.

— Откуда ты знаешь, что она мне сказала? — спросила я, прислушиваясь к его сердцебиению. Оно было ровным, сильным, напоминающий размеренный бой в барабан. Очень скоро что-то во мне начало вторить этому звуку, словно подстраиваясь под него, синхронизируя какие-то внутренние механизмы и запуская создание чего-то нового. — Это был телефонный разговор.

— Я прослушиваю все твои звонки, — так, словно это было само собой разумеющимся, проговорил Макс, положив ладонь на мой затылок.

— Я звонила с телефона Ниса.

— Я и её звонки прослушиваю.

— Зачем? — тело успокоилось, сердце затихло и меня начало клонить в сон. Но я не сдавалась и пыталась думать, думать логично, удерживаясь за те обрывки мыслей, которые еще будоражили ум.

— Потому что я всегда должен знать, где ты и с кем, — его рука легко погладила меня по голове, запуская пальцы в волосы.

— А еще, чтобы вовремя подоспеть, когда ситуация начнет выходить из-под контроля, — вяло хмыкнула я.

— Конечно, — не стал спорить Макс. — Потому что я — тот, кто должен защищать тебя, — он прикоснулся губами к моему лбу, подарив мимолетный поцелуй.

— Значит, Морин погибла из-за меня, — сделала я неутешительный вывод.

Тело Макса напряглось, но он быстро отследил перемены и постарался вернуться в расслабленное состояние.

— Тебе не в чем себя винить. Твоя недавно обретенная родственница сама во всем виновата.

— В чем? В том, что решила выйти из игры?

— В том, что наврала мне! — Макс вздохнул, изо всех сил стараясь сдерживать рвущуюся изнутри тьму. — Морин спела мне ту же песенку, что и тебе. Но с самого начала вся эта история с амулетами показалась мне очень странной. Как так — у всех трех амулетов одна задача, но самой ценной функцией наделен только один? Если твоя бабушка предполагала, что однажды может возникнуть потребность открыть дверь в Изнанку, то почему решила, что одного «ключа» будет достаточно? Нуатль могла напасть и утащить душу любой из трех сестер. А потому каждая должна была быть во все оружии. Подумав так, я решил проверить свои догадки.

— Пытками? — меня начало убаюкивать на волнах, которых разбегались от живота к макушке, окутывая уютом и спокойствием.

— Бывают ситуации, когда ты либо делаешь то, что должен, — разъяренно признался Макс. Его пальцы, касающиеся моих волос, сжались.

— Либо? — подтолкнула я его к продолжению.

— Либо теряешь все. Я пошел по первому пути.

— А ты думал о последствиях?

— Иногда о них лучше не думать. Так легче…

— …спать? — лично мне очень хотелось спать, но я упорно сопротивлялась нагоняемому на меня сну.

— Идти к своей цели. Все остальное — лишь сопутствующие потери.

— Значит, ты схватил Морин, кстати, как? Она ведь богиня.

— Нет, всего лишь дочь богини, — плавное движение его руки возобновилось.

Я кивнула, принимая его ответ, как данность.

— Ты схватил дочь богини, которая притворялась ведьмой и вынудил отдать амулет. Но как ты уговорил Морин провести ритуал? Кажется мне, к этому моменту она уже была мертва.

— О подробностях создания симбионта я узнал еще раньше… из других источников. И моих знаний оказалось достаточно, чтобы справиться самому. Я привык… все делать сам.

— Что ты посулил Нуатль? Каким образом заставил её отпустить Змея?

— Она хотела получить тебя. Во-первых, потому что, по её мнению, ты способна выдержать больше других. Во-вторых, потому что ты дочь своей матери.

— И я здесь, потому что ты намерен дать Нуатль то, что она хочет и провести второй ритуал? — это предположение показалось логичным, последовательным и весьма в духе того, кем теперь являлся Макс.

— Нет, я пообещал ей то, ради чего она отказалась от тебя, — я пошевелилась, пытаясь приподняться и заглянуть ему в лицо, но рука Макса остановила меня, не дав даже отнять голову от подушки. — Я отдам ей твою мать. Её лишенное души тело — идеальный вариант для Нуатль.

Сперва я не поверила услышанному. А после мелко затряслась в приступе больного смеха. Больного потому, что от него болело не только тело.

— Всех богов тебе в помощь, — моргая тяжелыми веками, напутствовала я с новой силой сжавшего меня мужчину. — Потому что мою мать не найти.

— Найти, — не согласился Макс, прикоснувшись губами к моему виску и задержавшись возле него на несколько долгих мгновений. Я не сопротивлялась. Уровень сил упал до отметки минус, да и бессмысленность подобной затеи была кричаще очевидной. Если раньше мы были на равных, то теперь он стал сильнее и силу свою демонстрировать не стеснялся. А у меня… у меня пока не было пространства для маневров. И я об этом помнила. — Если правильно спросить у правильного человека.

— Отец ничего не скажет, — сонно пробормотала я, почти засыпая, ведь борьба оказалась неравной.

Каким бы сволочью не являлся папаша, в некоторых вещах, касающихся него, я была уверена. И одной из таких вещей было то, что король Таллас терпеть не мог отдавать то, что считал своим. А в том, что свою первую жену, пусть даже лишившуюся души на долгие годы, он все еще считает своей я даже не сомневалась.

— Скажет, если ему придется выбирать между любимой дочерью и женой, которую он не видел больше двадцать лет, — Макс был непреклонен. — Он, как и я, хочет защитить тебя. Но на самом деле, тебя все это не касается.

— Кас…, - начала я, но теплые пальцы легли на моё лицо, накрывая губы.

— Спи, — выдохнул он мне на ухо и почему-то это подействовало. Под его мягкое нашептывание меня окончательно утянуло в объятия Морфея. — Спи, моя драгоценность. Моя Диаманта…

Разбудил меня он же. Но не тем способом, которым отправил в сон. А… поцелуем.

И это было очень странно, просыпаться с мужскими губами на своих, с мужским лицом у своего лица. Чувствуя его громкое прерывистое дыхание и терпкий запах пота.

— Ди, малышка, — оторвавшись от меня, проговорил он и звук его голоса был единственным, что нарушало гулкую тишину комнаты. — Просыпайся.

Я протестующе застонала и попыталась перевернуться на другой бок. Но он, положив ладонь на мою щеку, не позволил этого сделать. Обхватив мое лицо обеими руками, бывший друг заставил меня сперва сесть, а после посмотреть на него.

— Мне нужно обработать твои раны. Слышишь? Из-за серебра они плохо заживают. Если не промывать, начнется нагноение.

Я сонно кивнула, все еще окутанная дурманом сна. Покорно следуя за его движениями, направляющими меня, я перебралась к краю кровати, чтобы спустить ноги вниз. Воздух показался очень холодным, словно кто-то включил кондиционер и забыл выключить. Я поежилась, потерла плечи руками, пытаясь прогнать гусиную кожу, и тут же закашлялась. Кашель был сухим, надсадным. Он рвался из груди, сотрясая тело и заставляя болеть легкие.

— Тебе плохо? — обеспокоенно спросил Макс, чье лицо плавало размытым пятном перед моими глазами.

— Не знаю, — просипела я, в перерыве между новым приступом. — Мне постоянно плохо. Примерно, последние лет десять…

— Почему?

— Потому что нельзя отрекаться от магии… Нельзя предавать.

Показавшиеся обжигающе-ледяными пальцы Макса легли на мой лоб, и я поняла, что меня трясет не только от кашля.

— У тебя жар, — пробормотал Макс, обнимая мое лицо ладонями и пытаясь заглянуть в глаза.

— Внутри все болит, — пожаловалась я. И это было правдой. Голову стальным кольцом сковывала мигрень, горло саднило, из-за чего было больно говорить, а кожа будто горела огнем.

— Странно, — с сомнением, в котором тонкой струной зазвенела неподдельная тревога, протянул Макс. — Как ты могла заболеть?

— Угадай, блин, — попыталась съязвить я, но кашел пресек все мои порывы.

— Это из-за серебра? — предположил Макс, легко подхватывая меня на руки и вместе со мной забираясь на постель, чтобы уложить на еще не успевшие остыть простыни.

— Из-за всего, что ты со мной сделал, — решила окончательно просветить его я.

— По сравнению с тем, что хотят и могут сделать с тобой другие — это ерунда, — вмиг разозлился Макс, натягивая на меня сверху одеяло.

Я шире распахнула глаза, пытаясь таким весьма паршивым способом потребовать объяснений, потому что говорить было тяжело, больно и каждый раз, когда я открывала рот, из горла вырывался судорожный кашель, отчего становилось еще хуже.

— Ди, — с сожалением покачал головой Макс, приподнимая край одеяла, чтобы оценить состояние раны на плече. — Ты так и не осознала, как влияешь на мужчин. Есть в тебе что-то, что притягивает взгляд. Заставляет смотреть на тебя. И чем дольше смотришь, тем меньше хочешь отрывать взгляд. Многие мужчины, в которых ты даже мужчин не видишь, смотрят на тебя — и не могут насмотреться. Так и бывает, когда любишь кого-то. Но они… ничего не получат, верно, любимая? Потому что ты — моя… целиком и полностью.

— У кого из нас двоих жар? — прошептала я, прикрывая веки и позволяя Максу делать все, что ему хочется. — Потому что бредишь точно ты.

— Нет, не брежу, — легко отверг мое предположение бывший друг, а теперь… а кто его знает, кто он мне теперь? — Если тебе нужны примеры — пожалуйста. Гриша.

Кровать пошевелилась, когда Макс встал. Удаляющиеся шаги, шуршание в дальнем углу комнаты, хотя при такой-то спартанской обстановке, чем таким он мог там шуршать было хорошим вопросом, но не успела я им задаться, как он вернулся. Кровать вновь прогнулась, он сел, с глухим стуком поставив на прикроватный столик что-то не тяжелое, но объемное.

— А что с Гришей?

— Гриша обязан мне если не всем, то очень многим. Именно с моей помощью, он стал Альфой. Его собственной силы было недостаточно, как не было достаточно и того авторитета, который он сумел завоевать в своей предыдущей стае. Но, несмотря на весьма скромные успехи, он пошел против своего прежнего вожака, бросив вызову тому, с кем не мог справиться. В том бою он едва не погиб. И будь на месте его соперника кто-то, чуть более жестокий, Гриша бы испустил дух в ту же ночь. Но ему позволили выжить и даже сбежать. Я подобрал его ночью, на обочине. Окровавленного, истерзанного, бредущего по грязным, припорошенным дорожной пылью снежным сугробам, придерживая почти полностью оторванную руку. Я помог ему залечить раны, а после — отправил к местным вервольфам. Там его приняли и даже не стали задавать вопросов, чем таким он не угодил предыдущей стае, что его не просто изгнали из семьи, но и выгнали из города, отправив искать новое пристанище. Именно кровная клятва мне придала ему силы. Не только он дал мне дополнительные ресурсы, но и я ему. Потому что ни одна магия не работает исключительно в одну сторону. Мы объединились, и после второй попытки свергнуть прежнего вожака, на этот раз удачной, он взошел на трон.

— Трогательное повествование, — сдерживая кашель, рвущийся наружу, сдавленно проговорила я. — Но при чем здесь я?

— До твоего появления Гриша был полностью предан мне. Не только из благодарности, но и потому что никогда не был дураком. Гриша понимает — благополучие каждого из нас зависит от общих усилий. И он верил в это, действительно верил, пока не появилась ты. Ваше знакомство положило начало его предательству. Он пошел против меня. Пошел из-за тебя.

Где-то рядом заплескалась вода.

— Я знаю, что Гриша делится информацией о моих делах с Князем. Он делает это, потому что думает, будто так защищает тебя. И он знает, что я знаю, но его это не останавливает. А я позволяю ему продолжать.

К коже прикоснулось что-то теплое и мокрое, от чего начало ощутимо пощипывать. Я вытянулась, словно меня тетивой натянули на лук. И зашипев сквозь зубы, услышала успокаивающее от Макса:

— Потерпи немного, скоро станет легче.

— Зачем Грише защищать меня?

— Потому что Гриша хочет тебя себе. Он хочет сделать тебя не просто своей любовницей, он хочет сделать тебя своей парой. Знаешь, что это значит у волков? Несмотря на свой весьма своеобразный стиль жизни, волки моногамны. Они выбирают себе спутницу один раз — и навсегда. Если подруга погибает, волк остается один и не создает пару повторно, храня верность своей возлюбленной. Ради своей пары волк готов отдать жизни — лишь бы вторая половина выжила. У вервольфа может быть потомство только от любимой, а в случае с вожаком — дети верховной пары считаются самым главным сокровищем стаи. Они растут в окружении всеобщей заботы и любви, их пестуют всей огромной семьей. При этом подруга вожака восходит на второе место в иерархии стаи. Она — все равно, что он, её слово — его слово, её решение — его решение. Никто не может даже бросить ей вызов, она — неприкосновенна. Звучит почти идеально, не правда ли?

Под собственное повествование Макс аккуратно и методично протирал мое плечо, уделяя особое внимание порезу и стараясь не повредить ткани еще сильнее, чем он уже сделал это ножом. Я такое старание оценила, но мысленно.

— Не для меня. Ненавижу идеалы, особенно — чужие, — проворчала я, терпя боль. — Толку в них никакого, лишь одна головная боль.

— Гришу не интересует, во что ты веришь и что любишь. Он руководствуется инстинктами вожака-оборотня, для которого ты — желаемая и желанная женщина. Вот только жизнь, которую он может тебе предложить, весьма специфична. Оборотнем он тебя сделать не может, но если ты станешь его подругой, то жить придется по законам стаи. Например, ваша первая ночь должна пройти в присутствии стаи. Иначе ваших детей никогда не признают, как потомков главной пары. Если вожак погибнет — подруга отправляется следом за ним. На жизнь без него она не имеет права. И должна либо покончить с собой, либо позволить членам стаи убить себя. А знаешь, как убивают волки? Разрывают на куски. Подруге вожака придется участвовать во всех ритуалах стаи, а их много, и большинство — покажутся дикими той, что сама не является оборотнем.

Договорив, Макс оставил в покое мое плечо. Совсем рядом что-то вновь заплескалось, будто он решил прополоскать белье.

Приоткрыв и скосив один глаз, я увидела бывшего друга склоненным над тазиком и промывающим кусок белой ткани. Вода в тазике была окрашена в подозрительно светло-зеленый цвет. И вокруг витал аромат трав.

— Тебе нравится меня лечить? — вопрос был риторическим, потому что спокойно мне не лежалось. Хотелось либо сбежать, либо уснуть — другие варианты не устраивали. — Лучше бы тебе нравилось меня не калечить.

— Мне нравится все, что связано с тобой, — невозмутимо согласился Макс. И продолжил: — Мне нравится, когда ты рядом.

— А меня от этого воротит, — упрямство все еще жило во мне.

— И все равно ты не можешь мне противиться, — с тихим смехом, таким интимным, что пробирало до внутренностей, заявил Макс.

Откинув одеяло, он обнажил мое бедро и принялся протирать рану на нем. Его движения были мягкими, плавными, бережными, и это так разительно отличалось от всего того, что было в подвале. И я уже и сама не понимала, какой он — жестокий или любящий, заботливый или беспощадный, злой или добрый?

А может быть, все вместе? И я зря ищу ту грань, с помощью которой могла бы отделить одно от другого? Потому что он — неделим. Многогранен. Всеобъемлющ.

И любовь его также безгранична, как и ненависть.

— Я не хочу быть подругой вожака, — тихо заметила я, накрывая глаза ладонью, потому что свет, который горел в этой комнате без окон не потухая, утомлял и стимулировал ломоту в висках, пробиваясь даже сквозь сомкнутые веки.

— Он может не спросить твоего желания, — просветил меня Макс, в то время, как покалывание, к которому я уже привыкла в руке, распространилось и на ногу, добравшись аж до пятки.

Меня напрягло такое заявление.

— Старые правила? Право победителя? Разве к этой ситуации оно применимо?

— К сожалению, да.

— Можно захватить добычу, но заставить добычу жить с собой невозможно. Ведь добыча остается добычей только до тех пор, пока не победит захватчика.

— Возможно, — уклончиво согласился Макс. — Но на войне нет правил.

— Мы не на войне, — поспешила заметить я, потому что тон, с которым он это сказал, мне не понравился.

— Очень скоро можем оказаться, — Макс закончил с ногой и накрыл её одеялом, что не могло не радовать, потому что кожа невыносимо зудела и ныла, будто жили тянули. — Для Гриши соперничество за тебя очень скоро может перерасти в войну. А если вожак не сможет тебя завоевать, но сможет захватить, то возьмет силой, и после этого уже никто не сможет вмешаться.

Короткий всплеск, кажется, он бросил тряпку в воду, встал, из-за чего матрас подо мной дрогнул, и унес тазик обратно в угол.

— Кем бы ни был он, но я — все еще дочь короля Талласа.

— В землях, контролируемых твоим отцом — да, — послышался голос Макса от двери. — Но за их пределами ты — всего лишь женщина. Отдыхай. Я скоро вернусь.

И он ушел. Я лежала с закрытыми глазами, размышляя над его словами. Когда дверь вновь распахнулась, в своих размышлениях я уже достигла точки принятия решения. И решила следующее — в первую и главную очередь, необходимо было выбраться из этой уже отчетливой напоминающей тюрьму комнаты, сбежать из владений Макса и найти Нису, которая после того, как я не вернулась из туалета, наверняка начала сходить с ума, по пути перетряхивая всех сотрудников кафе. Возможно, она уже даже выяснила, кто приложил руку к расколу нашей звездной двойки.

А что потом?