Триединство

Глава 30

Таня унесла слабо попискивающего мальчика в процедурный кабинет для осмотра, а Софья и Марина закрылись в пустой больничной палате.

Сейчас, в Приречье, к Марине вернулось нормальное восприятие друзей и знакомых. Больше не было тумана в памяти, который смазывал воспоминания о годах отношений и привязанность хоть к кому-либо. Но узость восприятия мира и острое желание решить возникшие проблемы как можно быстрее, чтобы вновь сосредоточится на деле артефакта, никуда не делись.

Она разделась догола, встала между кроватей. Татьяна, когда не было пациентов, топила грубку в этом помещении раз в три дня, так что было довольно прохладно, и тело ведьмы покрылось мурашками.

Соня подошла со спины и приступила к просматриванию. К мурашкам добавилось ощущение бегающих по телу насекомых. Не то, чтобы неприятно. Скорее, раздражающе щекотно.

— Хм. Я ничего не вижу.

— Всё в норме? — глянула через плечо ведьма.

— Нет, — целительница жестом, полным растерянности, заправила прядь волос за ухо. — Что-то мне мешает. Я вижу только твою кожу, покрытую пупырышками, и чувствую не слишком приятный запах. Марин Викторовна, ты когда мылась последний раз?

Ведьма закатила глаза, подавив вздох. Ещё год назад Соня была нежной, деликатной девушкой. И вот, всего несколько месяцев непрерывной практики, и она уже неуловимо напоминает Татьяну бесцеремонностью и излишней прямотой. Всё-таки медики любых рангов и статусов сильно отличаются от нормальных людей.

— Сама знаешь, в дороге не до гигиены.

— Вот и зря. В общем, у тебя защита, которую нереально пробить. Конечно, кому-то более опытному и сильному, возможно, и удалось бы… Как я понимаю, это твой артефакт. Снимай, иначе мы ничего не добьёмся.

Вот наглость! Не вздумай. Не хочу оставлять тебя без присмотра. Что она за целительница, если не умеет делать элементарные вещи.

Мне здесь ничего не грозит. Но если переживаешь, приглуши барьер, или что ты там выставило. Дай ей сделать свою работу.

В голове прозвучало что-то похожее на презрительное фырканье.

— О, погоди! — обрадовалась Хромушка. — Пошло дело!

Она забормотала еле слышно и торопливо, Марина не все слова понимала, но переспрашивать не пыталась — целительница явно проговаривала всё это для себя:

— Мозговые оболочки в норме, передняя артерия в норме, средняя тоже… Мозжечок, белое вещество, так-так-так… Брахицефальные в норме, лимфоидная ткань, ага, ага, ниже… сердечная сумка класс, коронарные супер… выстилка отличная, ух ты…

— Может, сразу к нужному месту перейдём?

— Не мешай. Я должна всё осмотреть. Если… В общем, не хочется метастазы упустить.

Так продолжалось минут пятнадцать. Марина покорно ждала.

Когда бормотания дошли до брюшной полости, то есть, до слов «брыжейка», «мочеточники», «сальник» и тому подобного, целительница запнулась.

— Ого.

— Что? — с замиранием сердца спросила приреченская ведьма.

— У тебя идеальное здоровье. Просто идеальное. Если учесть, какой образ жизни ты вела последние месяцы… феерично. Нет даже начальных признаков угасания, какие встречаются в твоём возрасте у других женщин. Ну, тургор кожи, например, или эластичность сосудов… Но вот в малом тазу действительно кое-что есть. Я уже видела такое, несколько раз. И давно научилась обходить. Но с тобой это не работает. Может, потому что ты колдунья…

— Да что там такое?! — воскликнула Марина, задрожала то ли от холода, то ли от страха, резко сдёрнула покрывало с кровати и завернулась в него, словно в плащ.

— Не хочу разбрасываться диагнозами. Но если моё предположение верное, то с тобой происходит кое-что чудесное.

Всё-таки она ещё дитя в целительстве. Неужели ты думала, что она сможет то, что не смогло я? Нужна наука.

- Тебя должна осмотреть Таня.

Фельдшер влетела в комнату, словно подслушивала под дверью.

— Вы закончили, я смотрю, — оценила она покрывало на плечах. — Отлично, я мальчишку тоже уже обследовала. Идёмте.

Она развернулась и понеслась назад. Соня и Марина даже сказать ничего не успели. Марина сунула ноги в сапоги, плотней закуталась и поспешила за подругой. Хромушка пошла следом.

— Я мальчонку детям всучила. Сейчас козье молоко вскипятят, накормят. А то такое ощущение, что он неделю не ел. Вроде бы и здоров, но истощение жуткое. Марин, ты где его взяла? Как зовут, где родители?

— Про отца ничего не знаю, а мать я собственноручно лишила родительских прав, — Марина села на кушетку. — Вытащила из костра для жертвоприношения, как зовут, не имею ни малейшего понятия.

Реакция на эти слова была ожидаемой: Хромушка ахнула, Таня сокрушённо покачала головой:

— Люди стали дикарями так легко и быстро, что я, слыша такие истории, с каждым разом удивляюсь всё меньше.

А Марина рассказывала дальше:

— Не знаю, как долго его не кормили до меня, а я… Ну, что я могла ему предложить из еды? У него даже зубик только один. Только водой и поила. Бедняга плакал всё время, от голода, так что я старалась большую часть времени держать его в спящем состоянии. Хорошо, за сутки Туман проскочили.

— Ясно, — кивнула Таня с серьёзным видом. — В общем, что могу сказать. Ему где-то шесть-семь месяцев, но может быть и больше, если за ним плохо ухаживали. Татуировку делали без каких-либо соблюдений санитарных норм — есть признаки воспаления.

— Татуировку? — непонимающе спросила Хромушка.

— А, ты ж не видела. На груди наколка: бык в круге. Судя по всему, уродовали ребёнка сразу после родов. Он рос, татуировка растягивалась, поэтому бык, так сказать, кривоват.

— Бедняга, — вздохнула целительница.

— На спине заживший ожог. Очень хорошо заживший, но свежий — рубцы багровые.

Я сделало всё, что могло. Моя способность исцелять предназначена исключительно для Хранителя. Прости.

— Что будешь с ним делать? — спросила Таня.

— Я?! — удивилась Марина. — Я думала, ты себе возьмёшь, или, может, кто-то в деревне… Ребёнок — это такая ответственность! Да меня дома почти не бывает, тем более, сейчас, пока Древо не…

— У меня трое своих, если ты забыла, — недовольно перебила Таня. — И тоже не прохлаждаюсь. Да и Макс не бездельничает. А дети сами малы ещё, за младенцем присматривать. Но я поспрашиваю у баб по деревням, сироту пригреть — плюс в карму. Может, кто и сделает доброе дело. Пока, конечно, пусть у меня побудет, здоровье поправит. Но вообще-то это ты его спасла. Судьбу перекроила, взяла на себя ответственность за его жизнь. Бросить дитёнка после такого… Не знаю, Марин. Не похоже на тебя. Странная холодность, не находишь?

Что за намёки? Ты — это ты! Если очень надо, мальчонку можно временно доверить экзорцисту и домовихе. Пока мы будем заняты делом.

— Я подумаю, — пробормотала Марина. — Просто понятия не имею, как детей растить. Своих ведь нет.

— Кстати, об этом, — встрепенулась Хромушка. — Татьяна Петровна, тут такое дело…

— Погоди, Соня. Мы про пацанёнка ещё не до конца обсудили, — Таня пристально посмотрела на приреченскую ведьму. — Детей растить — дело нехитрое. Поможем в случае чего. Так что ты думай, конечно, а пока имя придумай. На правах спасительницы. А то мы всё: «ребёнок, младенец»… Нельзя так. Он человек, пусть и маленький.

Марина растерялась, но спорить не стала, чтобы снова не наткнуться на обвинение в равнодушии:

— Он из Европы. Его община разговаривала на немецком. Может, Ганс?

— Какая разница, откуда? — вмешалась Соня. — Теперь он житель Приречья. Любое имя подойдёт.

— Тогда, может, Иннокентий? — вырвалось вдруг у Марины. — Ну, Кеша.

— Попугайское, — недовольно скривилась Таня.

— Почему? — Соня явно не помнила старый советский мультик. — Хорошее имя, доброе, домашнее. Ему подходит.

— Как хотите, — пожала плечами Таня. — Пусть будет Кеша. Семашко всё равно, как в метрике писать.

Сколько можно вести эти женские, бессмысленные разговоры? Хранительница, время уходит.

— Соня говорит, что магия в моём случае бессильна, и поставить диагноз можешь только ты, — сменила Марина тему.

— Серьёзно? — удивилась Таня и спросила у коллеги: — Что там такое?

Хромушка улыбнулась:

— Я предполагаю беременность.

Соня согласилась подождать за дверью, чтобы не смущать и так испуганную донельзя приреченскую ведьму. Пока Таня мыла и обрабатывала антисептиком руки, Марина взгромоздилась на гинекологическое кресло.

Неужели ты даже не рассматривало такой вариант?

Артефакт ответил не сразу.

Нет. Мой прежний Хранитель никогда не носил под сердцем ребёнка. Это… странно. Я плохо помню, не хватает осколков, но вроде бы тогда, давно, беременность была уделом простых людей. Хранитель размножается по-другому.

В смысле?

Ребёнок рождается из счастливых слёз или горестных дум, из невесомой паутины или тяжёлой глины, из шелеста ветра или молчания рассвета, из…

Я поняла. Извини, но это какой-то бред бредовый.

Может быть. Я плохо помню прошлое.

Таня подошла, закопошилась между ног. Она работала аккуратно и нежно, никакого дискомфорта Марина не чувствовала, но всё равно закусила губу из-за неловкости и ощущения бессилия, которые знакомы любой женщине, хоть раз побывавшей в таком положении.

— Марин, я фигею! Ты когда мылась в последний раз?!

— Тьфу на вас. На тебя и Соньку. Я только с дороги. Кто же знал, что вы меня раскорячите на этом кресле?

— Слезай. — Таня подошла к умывальнику, снова вымыла руки, села за стол. — Поздравляю, подруга.

Марина кое-как сползла с «пыточного устройства», села на краешек кушетки и внезапно осипшим голосом спросила:

— Хромушка права?

— Ага, и срок уже солидный, месяца четыре, а то и пять. Ну, это мы сейчас высчитаем, померяем, сердечко послушаем. — Таня неожиданно взорвалась: — Маня, ты что?! Не знаешь, откуда дети берутся? И вообще, есть же признаки! Да даже шевеления плода уже должны чувствоваться!

Марина не стала говорить, что в пути практически потеряла счёт времени, а о цикличности женской физиологии попросту забыла:

— Не до того мне было. Думала, из-за экстремальных условий тело поставило себя на паузу. Ну, булькало что-то в животе в последние недели, но я решила, это из-за плохой еды.

— Булькало?! Я поражаюсь, — продолжила наседать Таня. — Даже пятнадцатилетние девчонки знают, что к чему!

Марина закрыла лицо руками и всхлипнула.

— Ну ладно, ладно. Извини, — Таня села рядом, обняла за плечи. — Чего плачешь? Всё же хорошо — ты здорова, тело, как у двадцатипятилетней. Родишь легко и без проблем. Ещё и сирота этот, Кешей обозванный. Ещё вчера была одинокой и никому не нужной, а сегодня уже двое деток, полноценная семья…

Ребёнок — это прекрасно. Но нам нужно завершить начатое. Я, конечно, буду поддерживать твоё самочувствие на высоте, но на плод воздействовать не могу. Даже не вижу его. Нет гарантии, что он не станет большой проблемой в пути. Может, перенесёшь материнство на более поздний срок?

— Я не могу сейчас, — сквозь руки глухо сказала ведьма. — Ты можешь его убрать?

— Прервать? — снова вскипела Таня. — Сдурела? На таком сроке даже не думай! Или ты боишься… — Таня перешла на шёпот, испугавшись собственной мысли: — отец кто? Человек хоть?

Марина резко отняла ладони от лица:

— А кто ещё по-твоему?

— Ну, я не знаю, — прищурилась фельдшер. — Мало ли… Огненный змей, например. Хотя нет, я на медальон блок ставила. Может, ты ещё с какой-нибудь нечистой силой мутила. Ты ж ведьма.

— Ни с кем я не мутила! — вскочила Марина.

— А ребёнок откуда тогда? — Таня дёрнула подругу за руку, та плюхнулась назад на кушетку. — Ладно, не хочешь, не рассказывай. Главное, это не потусторонний малыш. А то я только человеческие роды принимать умею.

Марина нехотя призналась:

— Это Кухарев.

— Вот тебе и на, — всплеснула руками Таня. — Ты ж его терпеть не можешь.

Марина пожала плечами:

— Это вы так почему-то решили. И вообще. Это просто секс двух одиноких взрослых людей. Ничего больше.

— Взрослые люди о последствиях думают. А вы ребёнка сделали. Как два одиноких идиота.

Егор молча наблюдал, как Марина носится из избы на улицу и обратно, обновляя содержимое багажника, и не догадывался, какое бурное обсуждение его персоны идёт в голове ведьмы.

Я должна ему сказать. Это и его ребёнок тоже.

Нет. У него душа болит по потерянному первенцу. Думаешь, он спокойно отпустит тебя в дорогу, когда узнает?

Ну, не ему решать, куда и когда мне уходить.

Ой ли. Не переживай, завтра знахарка ему сообщит, а мы уже будем далеко. А так ввяжемся в скандал.

Он адекватный.

Это потому что раньше такой вопрос не поднимался.

Таня не скажет. Она умеет хранить секреты.

Знахарка уважает справедливость. Она не будет молчать, особенно после того, как ты сбежишь. Так что проблема информированности решится без твоего участия.

— Ты же в сельсовете всем сказала, что останешься дома минимум на неделю, пока рейд в Вырай не пойдёт, — не выдержал в конце концов Егор. — Отец твой аж светился от радости. Почему передумала?

— Егор… — Марина остановилась посреди гостиной. — Я, в общем, ну…

— Что? Что-то изменилось?

Не говори. Пожалуйста. Он в любом случае узнает.

— Осколок совсем близко. Не хочу терять время зря. Попроси у всех от моего имени прощения, особенно у папы. И ещё. Я заберу фолиант с собой, так что обучение тебе придётся продолжить без него. Но это в твоих же интересах — возможно, когда артефакт увеличится ещё на одну часть, его силы хватит на то, чтобы задать вопрос и получить ответ про Хранилище. Если это произойдёт, я сразу же вернусь за тобой.

— А если не хватит? Если нужно будет остальное найти? Сколько всего осколков вообще осталось? — нахмурился Егор.

Ему очень не хотелось расставаться с фолиантом. Была даже мысль присвоить его и уйти, но он с возмущением выбросил это из головы — слишком непорядочно, слишком «нечисто».

— Тот, который близко — пятый. Потом шестой, седьмой — и всё. Думаю, за полгода-год управлюсь. Или даже быстрее, если Хранилище раньше найдём. Так что пока не исчезай, по-прежнему будь как дома.

— У меня смутное ощущение, что о твоём решении никто не знает.

— С чего ты взял? — «искренне» возмутилась ведьма. — Я Тане сказала, и Славке, и Глебу, а он отцу передаст. И Ляшкевичу. Честное слово, администрация и родня в курсе. Это ты рано ушёл просто. Лучше скажи, как у вас со Степанидой отношения?

— Почти не показывается. Боится, — криво улыбнулся Егор. — А так, вроде, сработались. Ты знаешь, что у твоей домовихи ниже голос стал, и борода полезла? Она сбривает, плачет…

— Это потому что дом постепенно тебя хозяином признаёт, — расстроилась Марина. — Вот Степанида в Стёпу и начала превращаться. Только ей не говори, а то совсем испугается. Когда я завершу свои дела, всё вернётся на круги своя. Я уверена в этом.

Может, пускай переезжает на гостевой хутор? Не ожидала, что изба меня так быстро забудет.

Хранительница, это сейчас совершенно неважно. Не стоит отвлекаться на пустяки.

— В общем, счастливо оставаться.

— Может, хоть до утра подождёшь? Выспишься, в конце концов. Лазник баню истопит.

— Нет, — тряхнула головой Марина. — Я хочу закончить как можно быстрее.

Следующим вечером Таня пришла к ведьминому дому, рассчитывая обсудить возможное усыновление мальчика Кеши. И узнала неприятную новость — её подруга, наплевав на собственное интересное положение, маленького сироту, гостей из Родника и Житомира и предстоящий массовый поход сельчан в Вырай, попросту сбежала.

Они сидели друг напротив друга, в креслах, в которых обычно обсуждали совместные планы Марина и Славка. Фельдшер молча «переваривала» новость — она, наконец-то, окончательно поняла, что имел в виду её муж, когда говорил о странном и опасном изменении характера ведьмы.

А Егор кипел. Так его ещё никто не обманывал. Он целый день провёл в наивной уверенности: в Приречье знают, что их ведьма снова ушла.

— Таня, какой мальчик, какой сирота? — высказался он наконец. — Это ведь ответственность! Его грудью, наверное, кормить всё ещё надо. Ладно бы, пятилетка, а лучше ещё старше, и то бы подумал.

— Зачем грудь? Ему уже потихоньку каши можно давать, овощи, — виновато пробормотала Татьяна. — Домовиха тебе поможет.

— И речи быть не может, — замахал руками Егор. — Это Марина придумала? Нашла няньку. Теперь понятно, почему она про наши отношения со Степанидой спрашивала.

Экзорцист встал, подошёл к окну и сквозь зубы процедил:

— Наверное, надо уходить. Толку от такого обучения не будет. — Потом вздохнул и обречённым тоном продолжил: — Конечно, библиотека богатая, но… До чего же взбалмошная всё-таки баба! Прости, Тань. Обещала мне обучение, помощь, а сама… Ещё и дитя это… Она, значит, берёт на воспитание, а растить его я должен? Нет, так дела не делаются. Отсканирую как можно больше книг и свитков и уйду. Забуду о вашем Приречье, как о страшном сне.

— Так и хочется взять дрын и отлупить так, чтобы месяц сесть не могла! Да не тебя, её, — торопливо уточнила фельдшер, когда Егор обернулся и нехорошо прищурился. — Но и ты тоже, как маленький: «уйду, уйду»… Куда? А здесь тебе сплошной почёт и уважение. Пока эта дур… э-э-э, Марина носится непонятно где, Приречье в зоне риска без колдовских возможностей. И ты нас бросишь в такой ситуации? Да ты знаешь, что Семашко на тебя молится почти? Даже не думай уходить.

Егор упрямо сжал губы и отвернулся.

Минут десять Таня пыталась убедить экзорциста остаться, но он был глух к доводам. Тогда она выложила козырь, наплевав на «врачебную тайну».

Егор был в шоке — и от самой ситуации, и от того, что Марина это скрыла. Они снова сидели в креслах, и Таня молчала, с тревогой вглядываясь в окаменевшее лицо колдуна. Она даже дышать старалась потише, чтобы не мешать.

— Это мой ребёнок? — наконец-то спросил Егор ледяным тоном.

— Ну да, — виновато сказала Таня. — Я поэтому и была уверена, что она пока не уйдёт никуда. Если бы знала, ещё вчера бы тебя предупредила. Но с ней что-то не то творится, понимаешь? Ещё год назад она так не поступила бы. Маринка всегда была совестливой, ответственной, о других думала. Да если бы беременность случилась год назад, она бы ни за что не стала рисковать жизнью ещё не родившегося человека!

Егор поднялся и, ни слова не говоря, пошёл к двери кабинета. Уже взявшись за ручку, бросил через плечо.

— Спасибо, Тань. Ты извини, но мне обдумать это надо.

— Конечно, конечно, — засуетилась фельдшер. — Как обдумаешь, заходи к нам. Мы всегда рады, ты знаешь. Остаёшься ведь, правильно?

Экзорцист кивнул и, не дожидаясь, пока гостья уйдёт, покинул гостиную.

Закрыв дверь, он тут же со всей дури пнул стоявшую недалеко корзину. Шишки хмеля разлетелись по всему полу.

— Вот дура! И эгоистка! — Егор сжал кулаки, закрыл глаза, задышал глубоко и медленно, чтобы успокоиться.

«Это безответственно, носится по потусторонним пустошам с ребёнком в животе. Да и не только по пустошам, женщина в такое время себе не принадлежит! Люба, когда носила Кешу, даже в магазин без меня выйти боялась, и волосы не стригла, и не красилась, и бельё не вешала на верёвку. А эта поскакала, как коза!»

Немного успокоившись, он поставил корзину и повелительным жестом заставил шишки собраться на место. Сел за письменный стол, растерянно потёр ладонью лысую голову и уставился на своё мутное отражение в мониторе:

— «Она сама залезла ко мне в постель, у меня и в мыслях не было. Может, специально воспользовалась, как быком-производителем»? — задумался, потом решительно тряхнул головой: — «Вряд ли. Для неё это такая же неожиданность, как и для меня».

В душе снова стал закипать гнев. Егор поднялся, стал мерять шагами комнату, периодически натыкаясь на мебель.

«Она должна была сказать. И остаться в деревне до родов. Это мой ребёнок».