Полагаю, что для сотрудников авиалинии все это давно в порядке вещей, но у меня подобная ситуация вызвала неподдельный интерес. В самолете вместе с нами путешествует ребенок. Безусловно, стюардесса бдительно его опекает, да и соседи по самолету тут как тут. На шее у ребенка висит здоровенная картонная табличка, на которой фигурирует пункт назначения — Медельин. И все-таки невзирая на то, что для ребенка приобретен полноценный билет, невзирая на то, что он летит, находясь с нами в одном салоне, я никак не могу отогнать от себя мысль, что на самом деле он путешествует в качестве багажа. Весьма ценного, хрупкого и смертного, но, тем не менее, — лишь багажа, едва ли чем отличающегося от, скажем, ящика с посудой. Ну а то, что его усадили среди других пассажиров, означает лишь то, что в контракте на перевозку содержится пункт, согласно которому авиакомпания возлагает на себя все бремя забот об этом грузе, как то: поить его кока-колой, одарять улыбками смешливой стюардессы, не отходящей от него ни на шаг и постоянно поправляющей висящую на его шее табличку, как будто бы это галстук-бабочка необычайных размеров.
Если судить по лицу ребенка и по его поведению, а также по тому, как он взирает через иллюминатор на облака и землю, становится очевидным, что данный перелет — наверняка первый в его жизни — отнюдь не рождает в нем неизбывных переживаний и эмоций. Его просто-напросто переправляют авиапочтой в виде багажа, предназначенного какому-то предприятию в Медельине, и нужно отдать должное — у него хватает достоинства и самообладания играть возложенную на него роль максимально серьезно. И даже в том случае, если бы это дитя было в несколько раз очаровательнее и если бы оно исправно посещало школу и получало высшие баллы за контрольные работы по арифметике — я не думаю, что был бы в состоянии когда-либо отнестись к нему иначе чем к чемодану. То обстоятельство, что данный чемодан обладает способностью смеяться, говорить и поглощать кока-колу, безусловно, возбуждает дополнительный интерес, однако не в силах нарушить уже вполне сложившийся образ.
Пассажирам предлагаются утренние газеты. В одной из них я встречаю заметку агентства «Юнайтед Пресс», заставляющую меня тотчас позабыть о мальчике-чемодане. Я дословно привожу здесь прочитанную мною заметку и убежден, что эта «самая коротенькая сказка в мире», — шедевр. Итак:
«Мэри-Джо, двух лет от роду, вынуждена учиться жить заново — в полной темноте. Ее родителям, мистеру и миссис Мэй, пришлось делать выбор между смертью девочки и ее пожизненной слепотой.
Крохотной Мэри-Джо хирурги клиники Майо удалили сразу оба глаза, после вынесенного консилиумом из шести наиболее значительных специалистов окончательного диагноза
- злокачественная опухоль сетчатки обоих глаз. Четыре дня спустя после операции девочка пожаловалась:
— Мама, мамочка, я не могу проснуться... Я не могу до конца проснуться».