Трое

15

— Мастер, можно посмотреть? — с почтительной улыбкой спрашивает Младен, нагибаясь над верстаком.

Мануш даже на поднимает головы. На лбу у него поблескивают капельки пота. Мастер занят сборкой механизма с ударной пружиной. Его пальцы, покрытые царапинами, с посиневшими от ударов ногтями, сгибаются так, словно они без костей. Мануш тужится, пыхтит. Большие, почти совсем круглые глаза выражают холодное пренебрежение. К кому? К людям, которые не могут сделать и десятой доли того, что может он? К пружине, дерзнувшей так сопротивляться опытному мастеру? А, может, к чему-нибудь другому?

Младен не смотрит мастеру в лицо. Он только наблюдает за его пальцами и, подражая, шевелит своими, стараясь не пропустить ни единого движения.

«Трудно!» — думает он. — Страшно трудно!»

Мануш не любит, когда за ним наблюдают во время работы. Не то, что он скрывает секреты своего мастерства, а просто не может терпеть людей подле себя во время работы. Мануш принадлежит к той категории людей, которые считают свою профессию наиболее важной. Все те, кто не умеют работать так как он, являются, по его мнению — жалкими дилетантами. Ему даже обидно работать вместе с ними.

Наконец Манушу удается зацепить один конец пружины. Самая важная часть работы окончена. Он смотрит на Младена. Его взгляд наталкивается на железную непроницаемость лица новичка. Глаза мастера мигают. Интересно. Многозначительная пауза. Неожиданно он говорит:

— Держи другой конец!

Младен давно этого ждет.

Мануш не только великолепный знаток своего дела, но и большой чудак. Первое заставляло людей преклоняться, а второе — потешаться. Не было на заводе такого человека, который бы не слышал о нем какой-нибудь забавной истории, или не был бы свидетелем его необъяснимого фатализма, смешного поступка или выходки. Один, например, видел его стоящим в течение часа на одной ноге, другой — как он измеряет пядью протяженность стен цеха, третий — как завязывает красные нитки на ручки дверей, четвертый — ходящим в разноцветных носках и прочее. Все это интересовало рабочих гораздо больше, чем другое — его мастерство.

Одной недели работы было достаточно Младену, чтобы оценить обстановку. И он решил — расположение недоступного мастера-чудака должно быть завоевано. С первых же дней работы он открыл важное правило — не строить из себя всезнайку, а всегда и во всем видеть неисчерпаемый источник знаний. Впоследствии Младен сможет убедиться в практической ценности этого правила. Сколько способных людей, добившись известных результатов в своей области, тешились мыслью, будто все знают и учиться им больше нечему. И что же? В конечном счете, после многообещающего начала, они останавливались где-нибудь на полпути, так и не достигнув настоящего совершенства.

И в то время, как пять членов бригады чувствовали себя в цеху, как дома, для шестого — Младена, цех продолжал оставаться таинственным, незнакомым миром. Если каждый из них знал другого как родного брата и удивить друг друга им было нечем, то Младен при всей своей близости к ним, продолжал приглядываться к отдельным членам бригады, к их работе, изучать их с возрастающим интересом. Если другим все было ясно, и все они знали как «свои пять пальцев», то Младен, сравнявшись с ними, продолжал считать, что знает мало и что ему надо еще учиться. Если для многих из них рабочий день тянулся долго, то Младену казалось, что восьми часов работы недостаточно, и он был не прочь еще задержаться в цеху.

Только Мануш был исключением. Он с полным правом мог считать себя достаточно квалифицированным. Младен заметил, что старый мастер постоянно учится и всегда последним покидает цех. Оставаясь работать посла смены, Младен наблюдал, как Мануш проверял работу сборщиков или же, притащив откуда-то поврежденные детали станков и механизмов, садился на покрытую войлоком низенькую металлическую табуретку, закуривал сигарету и задумывался.

Интерес к нему со стороны новичка мастер встретил с тем же пренебрежением, с каким вообще относился к интересу сторонних наблюдателей. Младен сразу же почувствовал это. Инстинкт подсказал ему, что он должен быть осторожным. В первые дни от только чистил детали и молчаливо уходил. Это повторялось каждый день. Он понимал, что упорство мастера может быть преодолено вдвойне большим упорством.

Десятью днями позже мастер смотрел на него уже с некоторым любопытством. А еще через несколько дней попросил прикурить.

Младен был уверен в своей победе и поэтому не торопился. Для того чтобы не вызвать неприязни товарищей по работе, недолюбливающих слишком старательных, он удачно разыгрывал роль человека, ничего не понимающего, стесняющегося, которому надо еще многому научиться. Люди очень любят, когда кто-нибудь признает их превосходство. И Кичо, и Стефчо, и Перван, и Наско — все были благосклонны к нему.

Восхищаясь искусной работой Мануша (как до этого восхищался капитаном), Младен и теперь не мог понять, почему при своих блестящих способностях Мануш только бригадир, а не начальник цеха, участка, смены или еще чего-нибудь более значительного. Именно это казалось ему странным, а не чудачества мастера.

Постепенно мастер привык видеть новичка в цехе после работы. Однажды он попросил Младена подержать конец вала со шкивом, который ему надлежало отремонтировать, в другой раз дал ему выравнять помятый лист железа. Младен выполнял возложенную на него работу и уходил. Так, принеся в жертву любопытство, ему удавалось сохранять свое достоинство. Мастер начал постепенно его уважать.

И вот, сегодня Младен решил, что ему нужно сделать решительный шаг. Еще задолго до конца смены, он понял, что мастер сегодня будет возиться с пружинным механизмом. Поэтому он предварительно подготовился, изучил его устройство.

— Держи крючок! — говорит Мануш, не глядя на него. Младен хватает крючок и держит его. Мастер начинает накручивать пружину. Неожиданно острие крючка впивается в ладонь Младена, и пока мастер накручивает пружину, рвет кожу. Младен, стиснув от боли зубы, терпит, ничем не показывает виду. Наконец, мастеру удается зацепить пружину. Он вздыхает. Младен теперь может отпустить крючок.

Мануш замечает кровь на цилиндре. Поднимает глаза на Младена. Это уже совсем другой взгляд.

— Железный ты, — говорит мастер. — Железо побеждает железо. Иди, пусть руку тебе перевяжут! Пойдем вместе!

Младен мог поздравить себя с первой победой. Что стоит одна царапина в сравнении с нею? Тысячи таких царапин?

Асфальтированное шоссе озарено холодным светом люминесцентных трубок. Мануш идет с непокрытой головой, одетый в блестящую кожаную куртку, делающую его маленькую фигуру еще забавнее.

Младен шагает рядом с ним, уже пережив торжество первого успеха. Его интересует дальнейшее. Мануш пользуется авторитетом на заводе. Его часто вызывают, когда нужно решить какую-нибудь трудную задачу, его уважают, обращаются за советом, постоянно премируют. Похвала Мануша значит много…

— Выпьем по стопке! — говорит мастер и, не дожидаясь согласия Младена, сворачивает на аллею, ведущую к небольшому ресторану. Младен не пьет, но сегодня он готов выпить, составляя компанию мастеру, не то что стопку, а целый литр, если это только будет нужно.

Ресторан с террасками расположился на самом берегу искусственного озера. Водоем построили с обводнительной целью, но когда вода заполнила впадину и на окрестных холмах расцвела буйная зелень, людям пришли в голову и романтичные идеи. Так появился ресторан, как воплощение одной из таких идей на практике, наиболее частыми посетителями которого стали рабочие с завода.

Мастер Мануш и Младен спускаются по ступенькам на нижнюю террасу. Младен не знает, что у мастера есть здесь «свой» столик.

Мастер важно усаживается. Сверху из репродуктора льются звуки грустной мелодии. Внизу плещут волны.

Мастер поворачивает голову и смотрит на озеро. Его лица не видно.

Смотрит долго. Младен не удивляется и не думает спрашивать, о чем тот думает. Ему важно только одно — укрепить дружбу с мастером.

Наверху кто-то выключил радио. И сразу же наступает тишина. Только слышится плеск волн.

— Знаешь, — говорит Мануш, — как мне хочется путешествовать. Пешком. Всю землю бы обошел! — вздыхает он. — Подумать только, сколько вещей есть на свете, о которых мы не знаем и не слыхали, и о которых ничего не узнаем и не услышим.

Младен понимает, что ему нужно молчать. Мастер говорит это себе.

— Обидно даже как-то. Как говорится, ты живой, а многие вещи в мире для тебя мертвы! Представь себе, этим вечером ты надеваешь фрак и идешь на какой-нибудь важный прием. Вокруг тебя все блестит… Или принимаешь парад… Раз-два, раз-два, раз…

Мануш смеется.

— Лучше всего, пожалуй, дома на балконе! — неожиданно заявляет он. — Люблю спать на балконе. Только одно небо над головой! Это по мне… Смотри! Обыкновенная вода, а как красиво…

И он хватается за столик обеими руками.

— Все в мире красиво. Только люди не понимают этого. Им дай только деньги. Деньги! Деньги! Хотят иметь квартиры, машины, дачи! Хотят славы — подавай им звания, медали да ордена. В газете хотят видеть свою физиономию. Хотят иметь власть — руководить, командовать, наказывать, расправляться! Хотят! Все им давай. А сами? Что дают они, те самые, которые хотят?

Младен кивает головой. Мастер чудак, может говорить все, что ему взбредет в голову, и Младен будет его слушать.

— Фрак и парад! — кончает он.

Официант знает свое дело. Он приносит ракию. Мануш пьет, не чокнувшись с компаньоном, после чего занимает свою обычную в таких случаях позу. Сидит согнувшись, свесив руки, а подбородком почти касается скатерти. На ее белом фоне особенно рельефно выделяется его лицо, словно сотканное из нервов. Каждый мускул на нем подрагивает.

— Мастер, — говорит Младен, — я тогда смотрел на твои пальцы! Просто поразился. Вот, если бы и мои стали такими!

Мануш удивленно посматривает на свои пальцы.

— Пальцы, как пальцы! — сопит он. — Как у жестянщика! — и сразу же повышает голос. — Вы, молодые, ничего не понимаете! Годы проходят, мне уже пятьдесят пять. Когда уйду, у кого научитесь ремеслу? У кого? Все портачи. Такими они и останутся! Может, и вы мечтаете о фраках и парадах? Нет, дорогой, кончено с этим! Пошумели, помитинговали, хватит! Теперь работать надо. И не кое-как, а крепко! — Мануш ожесточается, голос его хрипит, он весь волнуется. — Некоторые думают, что при коммунизме потекут молочные реки, что люди будут разъезжать на машинах и кейфовать. Ошибаетесь, милые! При коммунизме придется работать. На совесть. Каждый должен будет что-нибудь создавать, ценное для всех. Так будет справедливо, так я понимаю коммунизм!

Мастер умолкает, тяжело дыша. Младен выслушал его с почтительной улыбкой на лице. Он похож на покупателя, который давно уже выбрал себе товар и теперь только из вежливости выслушивает советы продавца.

После второй рюмки мастер переходит на другую тему. Рыба. Ведь он завзятый рыболов и охотник.

— Но не из тех горемык! — предупреждает Мануш.

Завтра вечером он пойдет на рыбалку. А в воскресенье — на охоту. Если Младен хочет, то он может взять его с собой.

Младен говорит, что уже давно мечтает о вылазке в горы и, если они будут только вдвоем, то он ничего не имеет против.

Мастер удивленно смотрит на него.

— Вдвоем, так вдвоем! — весело восклицает он.

Младен задумывается над тем, что скажет Виолетта. Ведь в воскресенье он приглашен к ним. Что ж, поохотиться с мастером дело поважнее — таковы обстоятельства. Бывшему ефрейтору ясно, что при мастере вакантно место друга, приятеля.

Мануш допивает ракию и ставит стопку на столик кверху дном. Затем откидывается на спинку стула и смотрит на озеро.

Снова молчание.

Наблюдательность подсказывает Младену — пора уходить.

— Спокойной ночи, мастер!

Мануш кивает в ответ.

Уходя, Младен слышит, как мастер разговаривает сам с собой:

— Царь Калоян разбил крестоносцев и взял в плен их предводителя Балдуина, а царь Мануш сделал из железа озеро…

Выйдя на аллею, Младен ускоряет шаг. Он возбужден, чувствует прилив новых сил. Даже боль раны присоединяется к ощущению полного удовлетворения тем, что нечто важное доведено до благополучного конца.

— А теперь, — говорит он себе, — необходимо: во первых, так сблизиться с мастером, чтобы он дышать без меня не мог! Во-вторых, чтобы никто не догадывался о нашей дружбе — ведь будут завидовать, а от этого пользы мало. В третьих, не допускать слишком большой близости, не интимничать, а держаться на расстоянии. Так наша дружба будет длиться долго! И в-четвертых — пальцы!

Он смотрит на свои пальцы!

— Все переломаю, но будут они у меня, как у Мануша!

Младен живет в небольшой комнатушке на чердаке. Вместо кухни у него чуланчик. Зато в его распоряжении огромная терраса, которая занимает добрую половину крыши. Эта терраса — главное богатство его квартиры. С нее виден весь город. Как она напоминает бывшему ефрейтору старую скамью на вершине альпинария в городском парке! Днем с огнем не найдешь лучшей квартиры. Отдельный вход, далеко от центра, сам себе хозяин.

Когда поднимается по лестнице, Младен ступает совсем бесшумно. Никто его не слышит. Недаром хозяйка, пожилая женщина, у которой сын холостяк, говорит, что Младен самый тихий человек на свете.

Обстановка в комнате вдохновляющее проста. Раскладушка, этажерка с книгами, грубый кухонный стол, ящик с посудой. Белые стены, маленькие окна, водопроводный кран.

Младен решил провести зиму без печки.

Единственное, что украшает эту спартанскую обстановку — ночная лампочка, на абажуре которой нарисован красный верблюд.

«Эта квартира напоминает мне, что я есть и кем должен стать!» — сказал себе как-то Младен.

Смотрит на огни города, на горы.

— Крепость Мануш — взята! — говорит он вслух, словно рапортует кому-то.