Глава XVII

Между Чармин-Гроув и Корнуоллом было примерно шестьдесят миль, и бак опустел ровно на половине дороги. На уговорах и понуканиях «шерли», как верная дряхлая лошадь, с трудом дотянула до заправки, едва ли не полностью скрытой за частоколом молодых елей. Шоссе, до сих пор петлявшее меж холмов, дальше ныряло вгустую рощу; стремительно темнело, а фонарей здесь отродясь не водилось.

Морган заглянул в отощавший кошелёк, прислушался к ощущениям в желудке и со вздохом признал, что подкрепиться надо не только автомобилю. Вплотную к стойкам заправки примыкало кафе на три столика. Кафельный пол с выщербленной по краям синей плиткой, мебель из оранжевого пластика, полосатые занавески на окнах и две лампочки под плетёными абажурами – вот и весь интерьер.

За кассой громоздился на столе древний кофейный аппарат, чуть дальше стояла микроволновка, за ней напольный холодильник, как для мороженого, и стенд с чипсами и орешками.

За столиком в глубине помещения глушил пиво лысый бородач в джинсовом комбинезоне – очевидно, водитель фуры, припаркованной у заправки. Другой стол был залит чем-то липким и кислым. Оставался последний, у окна. Морган повесил на спинку стула пальто и вернулся к стойке. Заказы принимал тощий прыщавый подросток. Он с неохотой оторвался от планшета:

– Добрый вечер. – Тон его буквально сочился неприязнью.

– Добрый, – солнечно улыбнулся Морган. Обычно это помогало, помогло и сейчас. Негатива у парня поубавилось, и он даже соизволил встать. – Мне кофе с молоком и сэндвич.

– Сэндвичей нет, – буркнул продавец, щелчком опрокидывая меню. – Есть замороженные нагетсы, картошка-фри и лазанья. Сахар нужен?

– Да, пожалуйста. И тогда мне лазанью.

Стаканчик с коричневой бурдой, два пакетика сахара и порционные сливки парень вручил ему сразу, лазанью в магазинном пластиковом судке вытащил из холодильника, отогнул плёнку и сунул в микроволновку. Ждать нужно было пятнадцать минут.

Морган расплатился и отправился за столик у окна.

На улице уже темнело. На невидимом отсюда шоссе изредка проезжали машины, и тогда за частоколом елей проступало бледное пятно автомобильных фар. Снег почти везде сошёл, но дожди запаздывали, и в воздухе висела мелкая пыль. К югу на деревьях набухали почки.

«Интересно, как там, в Форесте?»

Морган прикрыл глаза. Без сахара кофе горчил до тошноты, но сейчас это оказалось то, что нужно. В голову лезла сплошная чушь, воспоминания мешались со снами.

После побега из города прошёл уже почти месяц. Сперва было совсем туго. Денег на карточке оказалось достаточно, но тратить их не хотелось. Кое-каких расходов избежать не удалось – например, на новую карту для телефона и атлас автодорог, но на такие мелочи он старался не обращать внимания. На ночь сперва останавливался в хостелах, затем, когда начал подрабатывать, открыл другой способ.

Нанимался официантом на пару вечеров, подменить кого-нибудь из заболевших работников, заводил знакомство с более-менее симпатичной девушкой и напрашивался на ночлег к ней. Отказывали редко, но до чего-то существенного дело дошло только однажды. Та девчонка по выходным играла в фолк-группе на скрипке, почти не красилась и стриглась почти налысо, но чем-то неуловимо

напоминала Кэндл.

С остальными удавалось балансировать на тонкой грани дружбы и флирта; его это полностью устраивало.

Он нигде не задерживался дольше трёх дней. Маршрут выбирал наугад, чаще всего по названию города. Старался передвигаться днём, в ярком сеете, а по вечерам находиться в людных местах. Раза четыре на всю ночь оставался в клубе, а потом днём отсыпался в

машине. Удивительно, но его никто не преследовал, точно так и надо – ни подчинённые Кристин, ни полиция, ни Уилки. Лишь однажды, в баре под Честером, во время паузы между выступлениями, почудился в дальнем углу чудовищный персонаж – длинные руки, деловой костюм, аккуратная стрижка-каре и пустота вместо лица под приплюснутым цилиндром. Но в тот же момент перерыв на сцене закончился, и на помост поднялся парень с флейтой. От него исходило слабое сияние. Когда полились первые звуки музыки, то в груди у Моргана защемило. Он обернулся, но безликий уже исчез. Парень продолжал играть на флейте, а девчонка в первом ряду, пылающая, как бенгальская свеча, пела тонкой высоко – о поезде, который мчит сквозь небеса, о серпе луны и рельсах, скрытых подо мхом.

Их было много, таких светящихся и чистых; куда больше, чем пустых и чёрных изнутри. Некоторые выглядели особенными, как тот музыкант из клуба. Другие казались совершенно обычными – клерки, школьники, угрюмые старики, располневшие, скверно накрашенные продавщицы в ночных магазинах. Но внутри у каждого горело что-то… что-то…

Морган пытался подобрать слово – и не мог, а потому просто наблюдал, зачарованный.

Со Стивом Барроумэном он всё-таки встретился, почти две недели назад. Это оказался высокий, атлетически сложенный парень,

темноволосый, улыбчивый, с ясным взором, похожий на какого-нибудь пилота межвёздного корабля. Тень у него была лисья, хотя в глаза несоответствие сразу не бросалось. Морган приспособился смотреть искоса, и тогда заметил, как двигается пушистый хвост в такт словам и как замирает насторожённо в напряжённые моменты.

– Вот так подарочек подкинула Гвен, да уж, – пробормотал Стив, отстукивая пальцем отрывистый ритм. Папка с компроматом успела перекочевать из потайного отделения под сиденьем в аккуратный дипломат. -Я какчуял,что там не так что-то. Надо сказать Джилл, чтоб забрала девочек и съездила погостить к маме. . то есть к моей маме.

–Джилл?

– Жена, – откликнулся Стив и нахмурился. – Но что же делать… У меня есть одна идея, но попробую сначала поговорить с мистером Диксоном. Он всегда был здравомыслящим человеком.

–Попробуйте, – со вздохом согласился Морган, особенно не рассчитывая на положительный исход.Он чувствовал одновременно облегчение, лишившись опасной ноши, и вину. – У меня с отцом не получилось.

– Иногда политики бывают на удивление недальновидны, – нервно стукнул хвостом Стив и совершенно по-лисьи фыркнул. – А у меня такое чувство, что рано или поздно по следам этой папки явится какой-нибудь монстр, – ткнул он пальцем в дипломат.

Дыхание перехватило; воспоминания резко нахлынули, но в них была не Кристин и не чудовищная воронка, а Уилки, склонивший голову перед танцем.

– Вы не представляете, что такое настоящий монстр, мистер Барроумэн.

– Надеюсь, и не узнаю, – кисло ответил Стив. – Ладно, спасибо тебе. Передавай привет Гвен.

– Обязательно, – легко солгал Морган.

Не мог же он признаться, что контакта с семьёй он не поддерживал?

Кэндл, однако, не сдавалась и продолжала стучаться на электронную почту – через день, максимум через два, обстоятельно описывая, как идёт процесс. Именно от неё он узнал, что Годфри Майер уже через неделю вернулся к своим обязанностям. Суд

состоялся, и башню всё же постановили снести; Кэндл подала апелляцию, и процесс снова заморозили. В последнем письме, от четвёртого февраля, она хвасталась, что накопала кое-что любопытное, и это наверняка переломит ход дела. Подробностей не

сообщила, что и понятно – наверняка почту мониторили…

Запищала микроволновка; Морган очнулся – за окном совершенно стемнело, только плавали в густых чернилах февральского вечера тусклые фонари вокруг заправки. Он отлучился забрать лазанью и взять пластиковую вилку из судка, а когда вернулся за столик, то дверь кафе беззвучно отворилась. Вошла молодая женщина небольшого роста, одетая в молочно-белое пальто до колен, расходящееся от пояса пышными складками. Талия из-за широкого тёмно-коричневого ремня казалась неправдоподобно тонкой.

Незнакомка была подстрижена под мальчика, а улыбалась загадочно и устало, как сфинкс в пустыне.

– Чёрный кофе, две порции. Хороший только. Сдачи не нужно, – попросила она. Морган успел заметить, как парень-продавец сгрёб со стойки и сунул в задний карман новенькую купюру, на которую можно было поужинать в хорошем ресторане. А потом незнакомка вдруг оказалась у столика рядом с окном. – Прости, я тебе не помешаю?

Бородач обгладывал женщину взглядом; соседняя же столешница всё так же блестела и попахивала кислятиной.

– Нет, конечно, – улыбнулся Морган. – Прошу.

Глаза у женщины оказались совершенно прозрачными. Любуясь бликами на стекле, она дождалась свою порцию хорошего кофе – действительно хорошего, сваренного в турке с корицей и ванилью – и только затем бросила, не оборачиваясь:

– У тебя не получится.

– Что?.. – растерянно откликнулся он.

– Сбежать, – ответила незнакомка просто и подвинула к нему вторую чашку. – Бери, бери, всё равно Ремус задерживается. У тебя такой славный взгляд, но совершенно потерянный. Давно убегаешь?

– Месяц, – признался Морган неожиданно для самого себя. Незнакомка ностальгически улыбнулась, пригубив кофе.

– И какуспехи?

–Гм. .

Она рассмеялась, мелодично, однако почти беззвучно.

– Я когда-то продержалась вдвое больше. И уронила дирижабль, чтобы избавиться от прошлого. Вон там, под Корнуоллом, – указала она в темноту за окном. -Четыре человека погибли, во всех газетах шум был. . А ему хоть бы что.

–Кому?

– Ремусу, конечно, – улыбнулась она снова, теперь мечтательно. – Мне понадобилось слишком много времени, чтобы понять: бегу я не от него. У тебя такой славный взгляд, – повторила она тихо. Тонкие светлые волосы парили вокруг лица, как паутина, хотя ни намёка на сквозняк не было. – Пистолет не купил?

Вопрос почему-то не удивил.

– Нет.

– Хорошо, – вздохнула незнакомка. Её профиль на фоне тёмного стекла казался фарфоровым. – Значит, понимаешь, что не поможет.

Ты только не удивляйся, что я к тебе подошла. Горишь, как маяк, сложно удержаться. И так на меня похож… На всех нас.

– На кого? – спросил Морган, холодея. Неужели всё-таки догнали?..

В ней не было ничего волшебного. Просто очень состоятельная, а потому ухоженная и элегантная женщина без возраста, каких много. Свет, исходящий от неё, был мягким и ровным.

«Может, сумасшедшая?»

– ЛораЧимни умерла, – невпопад ответила незнакомка, продолжая пить кофеи любоваться темнотой за окном. – В доме для престарелых, почти десять лет назад. А я и не заметила. . Ты начинаешь бежать, чтобы сохранить себя, и не замечаешь, как теряешь

абсолютно всё. Куда больше, чем если бы остался. Но иногда надо всё потерять. Это как переболеть свинкой в детстве.

– Я не болел.

–Оно и видно, – усмехнулась женщина и снова пригубила кофе. Край чашки стукнулся о зубы.

– Кто вы? – снова спросил Морган. Она головой качнула:

– Фелиция. Просто Фелиция. Не бери в голову. Я ведь на самом деле не с тобой разговариваю, а с собой. Той, которая пыталась убежать.

Дверь кафе опять отворилась. На пороге показался светловолосый мужчина в приталенной чёрной куртке, похожий на Фелицию, как брат-близнец. Он медленно обвёл взглядом помещение, на мгновение задержавшись на бородаче, который так и пожирал глазами странную блондинку. Тот окаменел, боясь даже моргнуть; из приоткрытого рта потянулась нитка слюны.

– Мисс Монрей.

– Что с колесом? – непринуждённо осведомилась Фелиция, как на светском приёме.

– Всё в порядке, миледи, – ответил мужчина в чёрном, слегка поклонившись и прижав ладонь к груди. – Можем следовать дальше.

– Я в тебе не сомневалась, – повела она рукой и обернулась Моргану: – Что ж, прощай. Может, и увидимся когда-нибудь. Мир

тесен, так ведь?

Фелиция отставила полупустую чашку и беззвучно пересекла кафе. Приподнялась на мысках и шепнула что-то своему спутнику. Тот качнул головой и смерил Моргана долгим холодным взглядом, а затем произнёс спокойно:

– Скорее, на меня.

Пара вышла. Бородач тяжело закашлялся, навалившись на хрупкий стол. Парень за стойкой выронил планшет и сам рухнул следом, едва не повалив кофейный автомат. Морган отставил стаканчик с коричневой горькой бурдой. После настоящего кофе прикасаться к нему не хотелось. Думать о том, что видели бородач и прыщавый продавец на месте мужчины в чёрной кожаной куртке, – тоже.

Лазанья за время короткого разговора успела остыть, присохнуть к пластиковому лотку и стать совершенно несъедобной. Морган без особых сожалений отправил её в мусорный бак, затем подошёл к стойке и снова попросил сэндвич. На сей раз он нашёлся почти сразу, свежайший, с тонкими ломтиками копчёной курицы, сладковатого сыра и с листьями рукколы.

Денег парень почему-то не взял.

Корнуолл оказался больше, чем можно предположить по кружку на карте. Особенно сильное впечатление производили роскошные особняки на окраине, частью заброшенные, частью превращённые в отели. Нашёлся и один недорогой чистый хостел в самом центре. За завтраком Морган разговорился сего владельцем, который также устраивал экскурсии по округе, и невзначай спросил об упавшем дирижабле.

– Чего-то такое было, кажется, – нахмурился мужчина. – Но ещё до войны. Кажется, взорвался в воздухе экспериментальный

образец. А вы место падения ищете?

– Вроде того, – ответил он уклончиво.

Воздух в Корнуолле отчётливо пах весной. На чёрных клумбах проклюнулись белесоватые стрелки гиацинтов. Море здесь было недалеко, оно дышало теплом и запахом йода. Мощёные улочки в центре то упрямо карабкались в гору, то кубарем катились вниз,

разбиваясь на два-три рукава. Кафе открывались рано, около восьми, и посетителей, как ни странно, хватало. Подсчитав наличность, Морган решился взять себе латте на вынос, но в это самое время зазвонил телефон. Номер показался смутно знакомым.

– Слушаю.

– Морган, это я, – взволнованно зачастила Саманта. – Только не бросай трубку, умоляю…

– Откуда у тебя этот номер? – перебил он сестру. Грудь снова сжало невидимым обручем.

«Значит, так легко найти, отследить… Права была Фелиция – бежать некуда».

– Джин нашёл, – быстро ответила Сэм. – Я не спрашиваю ни о чём и не лезу, честно, я не хотела… Но, Морган, она в реанимации.

Твоя подруга, Кандида Льюис.

– Кэндл?

Телефон выскользнул из вспотевшей ладони и закувыркался по мостовой. Отлетела крышка, аккумулятор юркнул сквозь решётку канализации. Небо над Корнуоллом было ярко-голубым, высоким и весенним, и воздух полнился ароматами первых слабых ростков, сырой земли и далёкого моря, а из кофеен тянуло выпечкой и шоколадом…

Но в ушах раздавался писк аппаратуры в больничной палате, как пульс, что становится всё реже.

Прошедший в бегах месяц обрушился на Моргана всей своей тяжестью случайных знакомств и бессмысленных встреч, дорог без начала и конца, чужих городов и незнакомой музыки, так непохожей на обожаемую Этель классику, фантомных болей обрубленных связей и снов, где было бесконечное лето далёкого прошлого. Один повторяющийся день – разнеженные жарой холмы и военные самолёты на

горизонте…

– Хватит, – пробормотал он, зажимая уши. Мостовая ткнулась в колени; Корнуолл раскачивался, подобно палубе корабля в шторм. – С меня хватит. Хватит.

Кто-то подошёл, похлопал его по плечу и спросил, всё ли в порядке. Из горла вырвался истерический смешок. Мир вращался всё быстрее, и в этой центрифуге не мог удержаться ни страх, ни даже беспокойство о себе. Достать новый телефон было делом получаса, а цифры Морган всегда запоминал хорошо. Перезвонил он уже по дороге, выводя ревущую «шерли» на загородную трассу.

– Сэм, это я. Мобильный уронил, извини. Что там с Кэндл?

Сестра молчала несколько секунд, словно собираясь с духом.

– В реанимации. Её нашли сегодня в собственной квартире, сильно избитую. Дело взял Джин, он землю роет, честно… Морган, я была в госпитале. Врачи говорят, что больше недели она не протянет. Шансов никаких. Миссис Льюис запретила отключать её от

аппарата, но всё равно…

– Я буду завтра. Держитесь. И, Сэм… – он запнулся. – Прости, пожалуйста.

В трубке раздались гудки.

Форест изменился сильнее, чем может один маленький провинциальный город за месяц. Внешне это выражалось лишь в том, что появилось множество плакатов, пропагандирующих строительство эко-парка. Четыре на шоссе до Сейнт-Джеймса, один на въезде, а сколько по улицам – вовсе не сосчитать. Над мостом через Мидтайн трепыхалась растяжка с лозунгом: «Вперёд в будущее с Новым Миром!». Грани новеньких пластиковых урн и перегородки остановок тоже пестрели плакатами.

Некоторые из них выглядели так, словно все окрестные кошки собирались ночами и драли их когтями. В других сияли огромные, обгорелые по краям дыры.

Но, что ещё хуже, изменился сам воздух. Дышать стало тяжелее. Тошнотворно-сладковатый запах размокшей старой бумаги окутывал целые кварталы. Даже в свете золотого закатного солнца из-под моста глазели крысы, растерявшие всякий страх. Ясное небо без единого облака напоминало стеклянный колпак в бензиновых разводах, и не чувствовалось в нём ни глубины, ни беспредельности – крышка и есть крышка, пусть и красивая. Улицы слегка раскачивались под ногами, словно асфальтовое полотно и булыжные мостовые истончились, превратились в эластичную плёнку на поверхности вязкой, мазутно-чёрной жидкости.

И – словно в противовес – нахлынула раньше срока весна, безудержная и волшебная. Разворачивались в парках клейкие, ароматные листья, изумрудно-зелёные нити травы прошивали землю, точно скрепляя между собой рассыпающиеся слои лоскутного одеяла.

Распускались первоцветы, а трещины в асфальте были полны молодого клевера и жёстких стеблей ползучего тимьяна, и благоухание это кое-где заглушало мерзкую бумажную вонь.

«Город борется, – крутилось в голове, пока «шерли» наворачивала круги по знакомым улицам. – Он не сдаётся. Никто из них не сдаётся».

До больницы Морган добрался в шесть вечера. Ни Саманте, ни Гвен перезванивать не стал, признавая их право на презрение и ненависть, и потому не знал даже, в какой палате поместили Кэндл. Но дежурная на стойке у входа почему-то сразу вспомнила его – «А,

вы же младший брат Дилана! Как он там, на новом месте?» – и подсказала, куда идти. Он не слишком удивился, застав у прозрачной стены, отделяющей реанимационный бокс от помещения для посетителей, Оакленда и Ривса. Последний выглядел так, словно его

пропустили сквозь мясорубку и наскоро сшили. Нечёсаные и кое-как собранные в хвост волосы он прятал под капюшоном серой толстовки.

– Только не говори, что тебя тоже избили, – вырвалось у Моргана, когда он разглядел синяк на скуле.

– Не б-буду, -угрюмо ответил Ривс. Глаза у него горели звериной злостью, которой за ним отродясь не водилось. – Я ей п-помогал с последним делом. Мы взломали электронную п-переписку «Нового мира». На меня тоже дома напали.

–и?

–К-коллекция электрошокеров. И ложусь п-поздно.

Некоторое время слова просто не шли с языка. В голове была звенящая пустота.

– У вас здесь словно война – произнёс он наконец.

Оакленд шумно вздохнул и почесал в затылке:

– Вот что-то вроде того. Понять бы ещё, с кем… Или с чем.

Некоторое время они стояли и смотрели друг на друга. Морган был готов в любой момент к тому, что Ривс подорвётся с места и врежет ему кулаком в челюсть, но тот не сказал ни слова. Не спросил даже, где пропадал незаменимый сотрудник мэрии целый месяц в самое тяжёлое время. Наконец Оакленд нарушил молчание.

– От тебя никаких новостей не было. Ни почты, ни звонков. Мы боялись, что тебя тоже достали. Но Кэндл до последнего уверяла, что всё хорошо, и ты вернёшься. Что ты делаешь что-то важное там, куда уехал, эгрхм…

И тут бы самое время отрывисто кивнуть, соглашаясь и принимая незаслуженный венец героя в борьбе за часовую башню Фореста.

Тем более что Стив Барроумэн получил заветную подборку документов, пусть и с запозданием, а значит, беспорядочная езда по четырём графствам принесла хоть какую-то пользу… Но Морган всем своим существом ощущал, что так будет неправильно.

«Именно тот ответ, который понравился бы Кристин».

– Если бы… На самом деле я просто испугался. Не «Нового мира», а того, что надо сделать. Итого, к чему всё приведёт.

Стоило произнести это, как с плеч сорвалась та колоссальная тяжесть, которая нарастала весь последний месяц, а невыносимой стала в Корнуолле, чуть больше суток назад. Страх потерять себя, разрушить безвозвратно свой маленький и не слишком-то уютный мир – о, он никуда не делся, но вдруг потерял всякое значение.

Ривс отвёл взгляд в сторону и покрылся пятнами румянца, словно увидев что-то запретное.

– Нелегко тебе п-пришлось, да?

– Наверное.

Свет мигнул; звуки шагов, далёкие голоса, писк индикаторов – всё это нахлынуло в одну секунду, прорвав невидимый заслон. Морган рефлекторно тряхнул головой и шагнул к перегородке, касаясь раскрытой ладонью прохладного стекла.

Там, по другую сторону, была непроглядная темнота, и даже ярчайший свет направленных ламп не мог разогнать её. Она плескалась от стены до стены, густая и едкая, как кипящая смола. В ней плавали, колыхаясь, громоздкие медицинские аппараты с мигающими индикаторами и белый помост, больше напоминающий саркофаг, на котором лежала кукла, опутанная проводами. И даже сквозь стекло просачивался запах крови и безнадёжности, а если прикрыть глаза и посмотреть по-настоящему, то можно было увидеть, как трепещет на сквозняке маленький упрямый огонёк на кончике фитиля, рыжеватый и тёплый.

«Кэндл. Свеча на ветру».

Все свечи рано или поздно догорают и гаснут, остаются лужицей воска или парафина, чёрной спиралькой обугленного фитиля. Тепло и свет исчезают сразу, но запах дыма, запах смерти задерживается надолго – щекочущий горло и горький. Но если наблюдать за горящей свечой слишком пристально, то под веками останется потом пламенеющий отпечаток, который становится ярче в полной темноте.

Морган провёл по стеклу кончиками пальцев – нежно, как мог бы касаться шеи Кэндл или обнажённой спины. И в тот же момент рука переломанной мумии на белом пьедестале дрогнула, словно пытаясь сжаться в кулак.

– Гхм… Мы пойдём, – тихопроизнёс Оакленд. – Мне домой пора, Мэгги ждёт… А Ривс у наснекоторое время поживёт, пока всё не утихнет. Ты тоже один не ходи, что ли.

Он кивнул, не слушая на самом деле, и прижался лбом к перегородке. Стекло слегка затуманилось от дыхания. Часы в нагрудном кармане, молчавшие весь месяц, дрогнули, и стрелки пошли по кругу – сначала медленно, дёрганно и неровно, а потом всё увереннее и

быстрее, пока не отыскали свой верный ритм. Лекарственно-острый запах отступил, и на мгновение повеяло духами Кэндл, похожими на дерево, пропитанное морской водой.

– Все свечи догорают однажды, – прошептал он, и туманное пятно на стекле стало больше. – Все свечи гаснут. .

Решение постепенно складывалось – из образов, из воспоминаний о том, как трепетали крылья Чи в фонаре и как яростно разгоралось её пламя, когда тени густели, из скрежета часового механизма в кармане и дневников мертвеца О’Коннора.

Когда Морган обернулся, то уже знал, что делать. И то, что на скамье для посетителей сидела бледная Дебора, его совсем не удивило.

– Миссис Льюис.

– Ты всё-таки вернулся. Кэнди так тебя ждала, – улыбнулась она слабо, высохшая и постаревшая разом, в свободном белом платье до колена, похожем на саван. – Не пугайся, я не призрак, хотя близка к этому. Кэнди часто ругалась из-за того, что я курю. Я говорила, что ещё и её переживу. Кто же знал, что это не просто шуткой окажется?

– Она ещё жива.

– Ну да, – кивнула Дебора. Пальцы у неё дрожали. – Курить хочется до остервенения. Хотя бы и эту электронную дрянь.

– Так закурите, – тихо ответил Морган. -Думаете, вам рискнёт возразить кто-то?

Она беззвучно рассмеялась, а потом вдруг согнулась, точно ломаясь пополам, и уткнулась в собственные руки. Её острые плечи, едва прикрытые мягкой тканью платья, мелко тряслись. Морган смотрел, не зная, что сказать и что пообещать, а затем вышел.

Горло сжималось в сухих спазмах, под веками плавали оранжевые огоньки, но разум оставался ясным и спокойным, как никогда.

Загрузка...