Тропой легенды

ТАЙНУ СОХРАНИТЬ НЕЛЕГКО

Федя Прибытков и Ина Шапиро сидели за одной партой, локоть к локтю, голова к голове. И если у одного возникала какая-нибудь идея, то через мгновение она становилась достоянием другого. Друзей связывало большое уважение друг к другу. Правда, бывали меж ними и недоразумения. Но без недоразумений мальчишеская жизнь потеряла бы всякий смысл!

Особенно нравилось Феде то, что Ина никогда не зазнавалась, не была воображалой, как, например, староста класса Зоя Козлова. А ведь училась она куда лучше Зойки, и, кроме того, у нее были способности к рисованию. В школе все говорили о ней как о будущем художнике. Ее акварели — лучшие во Дворце пионеров. А в прошлом году за рисунок «Голуби» на выставке детского рисунка она получила первую премию.

К этому рисунку Федя имел некоторое отношение. Дело в том, что у Феди наравне с другими привычками есть и такая, которую никто не считает дурной: каждое утро он выбрасывает в форточку горсть крупы для голубей. Увидев однажды во дворе чью-то собаку, он поделился с ней котлетами. На следующий день к окну прибежали уже две собаки. Конечно, они разогнали голубей. Тогда Инка подняла бунт, ворвалась к нему и запретила бросать во двор мясные объедки. Оказалось, что девочка рисовала голубей с натуры, сидя на подоконнике, а Федя мешал ей. Если бы это был кто-нибудь другой, Федя не посчитался бы и назло собрал во дворе уличных собак со всего района. Но это была Инка, товарищ, и он сдался.

Именно потому, что Федя уважал Инку, он с ней первой и поделился новостью, как только начался урок. О том, что дело секретное, Федя не напоминал. Это само собой подразумевалось.

— Только вот беда: название города забыла бабушка, — вздохнул Федя. — Где бы узнать?

— Прибытков! — послышался сердитый голос учительницы Антонины Антоновны. — Ты мешаешь нам работать.

Заговорщики быстро отодвинулись друг от друга. Федя подпер подбородок, уставился в окно, за которым возились и без стеснения горланили грачи. Он с завистью наблюдал за свободным полетом чернокрылых гонцов весны, которые плавно кружили над крышами, над деревьями, устремлялись в непривычно голубое после долгой зимы небо. Вспомнились стихи: «Мы вольные птицы. Пора, брат, пора!..»

— Всем понятно мое объяснение?

Класс дружно загалдел, ребята подняли руки. Даже Степанчик старательно тянул вверх испачканную в чернилах ладошку. Ина подтолкнула Федю, и тот, не понимая, чего от него хотят, тоже приподнял над партой руку. То ли он переусердствовал, то ли по другой причине, но взгляд учительницы остановился как раз на нем.

— Подожди, Прибытков, — улыбнулась она. — Пусть лучше Лукашин расскажет.

Федя внимательно посмотрел на учительницу. Освещенное ярким солнцем лицо ее было доброе, красивое как у мамы на фотокарточке.

Степа, не ожидавший, что выбор Антонины Антоновны падет на него, растерянно поднялся из-за парты, оглянулся зачем-то назад. Но вот желтые глаза его сверкнули:

— А мне на минуточку выйти надо… — И Степанчик сделал такую милую рожицу и так выразительно глянул на учительницу, что отказать ему было невозможно. Гордо неся мимо Феди свою белую, как лен, голову, он победно подмигнул.

— Ну что ж, — вздохнула Антонина Антоновна, — Прибытков, мы слушаем тебя.

Минуты шли, а Федя страдал, мужественно перенося все, что выпадает на долю самого несчастного человека в мире. Даже когда прозвенел спасительный звонок, классная руководительница не отпустила свою жертву.

— Раз ты не смог ответить урок, — сказала она, — то хоть расскажи, как провел выходной день?

Значит, вылазка на Чистых прудах не прошла незамеченной и для школьного начальства… И тут Федя вдруг вспомнил, что муж Антонины Антоновны — лейтенант милиции. Ведь она — Зарубина! И, конечно, все уже знает! Он молчал, не сводя глаз с молодой учительницы. Теперь лицо ее казалось совсем другим, чем четверть часа назад, — хмурое, с мелкими преждевременными морщинками. «Злюка ты, вот что, — думал мальчик. — Все равно не переглядишь меня».

И он добился своего. Антонина Антоновна первая отвела взгляд и тихо сказала:

— Даже в воскресенье нет покоя от тебя! Придется поговорить с директором.

На стене директорского кабинета висела карта Европейской части СССР. Она занимала полстены. В левом углу карты отчетливо виднелась окрашенная в зеленый цвет Украина. Синими жилками пролегли реки, кружочками чернели города. Федя смотрел на нее как зачарованный.

— Ты меня понял?

Директор школы остановил на Феде прищуренные близорукие глаза.

— Да, — думая совсем о другом, ответил Федя.

— Если еще раз позволишь себе нарушить правила поведения вне школы, мы поставим в известность Анну Петровну. Учти это, Прибытков. А теперь можешь идти.

Федя бегом бросился в раздевалку.

— Ну что? — встретила его ожидавшая там Ина.

— Все то же, — отмахнулся мальчик, — ругают, зачем на льдину ребят зазвал. А я разве знаю, почему эта проклятущая льдина у меня под ногами оказалась! — Он оживился: — Знаешь, какая в кабинете у директора карта? Крупномасштабная. Там все-все города есть. Нам бы такую.

— Для того дела? — догадалась Ина и предложила: — Я готова.

Федя с восхищением уставился на нее. Ну и молодец же девчонка, всегда подскажет самую толковую мысль! Не сговариваясь, стараясь держаться поближе к стенке коридора, приятели пробрались мимо комнаты уборщицы, поднялись на второй этаж.

Вот и цель — снова директорский кабинет. Федя тихонько приоткрыл дверь. В кабинете уже никого не было. Подбежав к карте, толкаясь и мешая друг другу, заговорщики торопливо водили пальцами по шуршащей бумаге. Наконец Федя наткнулся на знакомое название.

— Проскуров!.. Ага, вот… Но почему он зачеркнут?

— Не видишь разве? — захлебывалась в шепоте Ина. — Город переименован, рядом стоит новое название — Хмельницкий. Где-то здесь должен быть городок, напоминающий по названию «Волочаевск». Как высоко! — девочка потянулась, встав на цыпочки.

Спеша Ине на выручку, Федя с трудом приподнял кожаное директорское кресло и потащил его к карте. Не осилив, с грохотом опрокинул, чуть не свалившись сам.

— Ой, — вскрикнула Ина, и, ухватившись за ногу, опустилась на пол. По ее побледневшим щекам покатились крупные слезы. — Перелом, наверное…

— Потерпи, пожалуйста, — попросил Федя, хотя знал, что это невозможно. Уж если Инка заплакала — значит, было действительно очень больно.

С тоской взглянув на карту, так и не рассмотренную до конца, пнув с досады предательское кресло — «троны тут расставили!» — он ринулся к дверям с намерением принести из пионерской комнаты аптечку. Но беда не приходит одна. Эту бабушкину поговорку Федя вспомнил, увидев, как дорогу ему преградила классная руководительница.

— Опять ты, Прибытков? — удивилась Антонина Антоновна и безнадежно опустила руки. Однако, заметив сидевшую на паркете стонущую девочку, сразу обо всем догадалась и властно приказала: — Врача, быстро!

Скоро, запыхавшись, прибежала школьный врач; за ней, тоже в белых халатах, как цыплята за наседкой, примчался целый выводок санитарок-второклашек. И как Федя ни хотел быть полезным в трудные для друга минуты, его бесцеремонно отстранили. Даже сама пострадавшая о нем забыла.

Через полчаса во двор школы ворвалась обшарпанная «Победа». Из нее вышел Витька Шапиро. Антонина Антоновна и врач вывели Ину. Виктор усадил сестру в машину, галантно поклонился Антонине Антоновне.

— А ты не суйся! — крикнул он Феде и с силой оттолкнул его от «Победы». — С тобой порядочным людям и рядом-то быть опасно. Инка теперь к тебе и близко не подойдет. Правда, Инесса?

Дверца хлопнула, и машина двинулась к воротам.

— Чихать я хотел на твою Инессу! — крикнул Федя, и, не находя достаточно обидных слов, добавил: — Пусть она сама ко мне не лезет…

Машина уехала. Антонина Антоновна скрылась в подъезде. Федя остался один. И вдруг ему стало так горько, что захотелось бросить все на свете и умчаться куда-нибудь далеко-далеко: «Мы вольные птицы…»

Федя с досады стукнул кулаком по кирпичной кладке школьной ограды и отправился восвояси. Подождите, он покажет себя!

Но день, полный событиями, еще не был окончен. Дома к нему зашла соседка по квартире Катя, работница электролампового завода. Она только что вернулась с комсомольского собрания, и ей хотелось с кем-нибудь поделиться новостью. Притянув к себе мальчика за пуговицу на пиджачке, она сказала:

— На сибирские новостройки уезжаю. Теперь ты в квартире командиром над двумя старухами будешь. Моей маме, если что надо, поможешь?

— Нет, правда, в Сибирь?

— Если клад найдешь — поделись, — хитро прищурив глаза, сказала девушка.

— Откуда взя-ла-а? — взъерошился Федя.

— Глупый, — безобидно сказала Катя. — А вдруг и в самом деле найдешь! С помощью золота, знаешь, сколько можно изготовить самых разнообразных механизмов — может, даже шагающий экскаватор.

От удивления Федя разинул рот. Катя умела угадывать его самые сокровенные мысли и тайны.

В конце недели после уроков был назначен пионерский сбор.

— Тебе придется задержаться, — остановил Федю председатель совета отряда Коля Сергеев. Он с достоинством пояснил: — Важное дело: обсуждаем план работы на время каникул. Наметим день экскурсии в музей Советской Армии.

— Сегодня некогда, — заспешил Федя.

В это время в класс вошел Сашко Довгаль, вожатый отряда, — высокий, стройный паренек с большими глазами, обрамленными длинными, как у девочки, ресницами. Хотя Сашко было уже лет девятнадцать и работал он не кем-нибудь, а мастером по ремонту телевизоров («Большой специалист своего дела», — говорил Степанчик Лукашин), однако на вид он казался немногим старше своих пионеров.

Ребята хорошо помнят первое появление Сашко в школе. Дело было на уроке физкультуры. Эти уроки осенью обычно проводились во дворе. Многие ученики убегали к «Колизею», так что к концу урока с физруком оставались самые робкие и безобидные. Сашко был в гимнастерке, полученной еще в техническом училище, держался скромно, с любопытством оглядывался по сторонам. Его спросили:

— Новичок?

Он улыбнулся, кивнул головой.

— Наверняка второгодник, — поделилась своей догадкой староста класса Зоя Козлова и оттопыренным пальчиком поправила свисавшую на прыщеватый лоб прядку волос. — Вот возни будет!

Федя весело обратился к Сашко:

— Послушай, длинный! Сейчас тикать будем. По одному. А ты, как новичок, должен остаться для «количества». Понял?

Каково же было удивление ребят, когда новичок, с первого взгляда показавшийся совсем неспортивным человеком, ловко проделал несколько фигур на перекладине, затем по просьбе физрука перешел на кольца! Как-то случилось так, что «тикать» с урока в тот день никому не захотелось.

После занятий Сашко сказал ребятам, что он вовсе не школьник, не новичок; его направили сюда вожатым. Вот дают только какой-то двенадцатый отряд, а там, говорят, одни озорники да хулиганы.

— Ваш отряд я взял бы с удовольствием, — польстил он ребятам.

Тогда вперед выступил Коля Сергеев:

— А мы и есть двенадцатый отряд!

— Что ты говоришь? — удивился Сашко. — Тогда другое дело: я согласен быть вожатым в двенадцатом отряде. Принимаете?

— Чего там! Вполне! — дружно загалдели все и пошли показывать новому вожатому свою классную комнату.

За зиму ребята привязались к Сашко, полюбили. Особенно не чаяли души в нем Степанчик — большой любитель радиотехники, и Федя, умеющий ценить в людях самостоятельность и силу.

— Кто у нас сегодня отсутствует? — спросил Сашко, оглядев пионеров.

— Ина Шапиро, — раздались голоса.

Зоя Козлова подробно рассказала о болезни Ины и кивнула на смущенного Федю:

— Все из-за него. И на льдину Инку заманил… И дерется на улице. Посмотрите, что у него под глазом!

Хотя весь отряд уже целых два дня видел у Феди Прибыткова здоровенный синяк под левым глазом, все, как один, снова подозрительно посмотрели на Федю. Но, если честно говорить, Федя и наполовину не был виноват в том, что случилось. Во-первых, на лед его зазвала Инка. Не так чтоб сказала: «Пойдем!» — а просто спросила: «Трусишь, да?» Во-вторых, «фонарь» под глазом получен совсем не в драке… Позавчера он занимался, как всегда, зарядкой. Взял кусок резинового шланга и несколько раз растянул его. Раз-два! Раз-два! Затем стал тренировать мускулы ног. Держась за концы шланга руками, средину стал оттягивать поочередно то правой, то левой ногой. Раз-два. Раз… резина сорвалась и со всей своей стихийной силой ударила Федю под левую бровь! Не успел гимнаст опомниться, как глаз заплыл. Даже бабушкины примочки и Катина мазь «Метаморфоза» не помогли.

А ребята, видя, как сник от Зоиной критики Федя, навалились еще дружнее.

— Двойку получил вчера, — вспомнила Кама Иванян, худенькая смуглая девочка.

— Класс тянет назад! — добавила ее подружка Таня Сосновская.

— По-моему, надо наказать Прибыткова: не брать в музей на экскурсию.

Это снова выступила староста класса. Ух, как ненавидел ее Федя! Никто из ребят не возразил Зое. Сашко тоже не заступился.

— Ну и не берите! — обозлился Федя. — Я и сам с вами не пойду.

Когда ребята вышли, Коля Сергеев подошел к Феде.

— Послушай, Федюк, — заговорил он. — Как друг…

— «Друг», да не вдруг! Девчонок на меня натравил, эту хитруху Зойку.

Коля заглянул в самые зрачки рассерженных глаз приятеля, изрек:

— В вопросах пионерской дисциплины я непреклонен. Точка.

— Да ну тебя, очкастый-точкастый! — окончательно вспылил Федя, повернулся и ушел.

В то самое время, когда Федю «прорабатывали» товарищи, настоящая виновница всех несчастий сидела на диване, вытянув перед собой распухшую ногу, и рисовала. Нога болела не переставая. Мать Ины, Серафима Марковна, пытаясь облегчить страдание дочери, принялась бранить Федю.

— Удивительно несимпатичный этот Федюк, как ты его зовешь. Грубиян и задира. Как ты могла дружить с таким уличным мальчишкой?

Но Ина не любила, когда другие ругали Федю.

— Мамочка, ты ничего не понимаешь. Это необыкновенный человек! Он так много знает и такой настойчивый. Вот, например… Только поклянись, что ни-ко-му!..

— Что «например»? — встрепенулась Серафима Марковна. — Говори, Инесса.

— А ты поклянись! — таинственно округлив глаза, попросила девочка.

— Клянусь! — торжественно воскликнула Серафима Марковна, бледнея от предчувствия, что Ина расскажет ей что-то страшное.

И девочка рассказала все, что знала о забытом всеми партизанском кладе.

— Только-то?

— Федя обязательно разыщет этот клад. И я с ним… — глаза девочки загорелись. — Во-первых, надо уточнить маршрут отряда Игната Никитича, во-вторых…

— Утопия! — вздохнула Серафима Марковна. — Это похоже на твоего отца. Он тоже всю жизнь ищет клады этих, как их?.. Древних варваров. А находит кости верблюдов да черепки от горшков.

Вдруг в дверь просунулась прилизанная голова Виктора.

— Подольск! — крикнул он со смехом. — Эх, ты! На Збруче есть город Подельск.

Ина так и подпрыгнула на здоровой ноге, уронив альбом для рисования.

— Подслушал? — с ненавистью спросила она брата.

— Могу помочь по-родственному. Кроме Подельска, на Збруче есть еще и город Болочиск.

— Покажи, пожалуйста, — сразу позабыв все обиды, попросила Ина и заковыляла за братом в отцовский кабинет, где Виктор разложил атлас.

А вечером заходила Зоя; она долго о чем-то разговаривала с Виктором…

Солнечно, тепло. Маляры красят павильон лодочной станции, переоборудованной из раздевалки зимнего катка. На пруду вместо льда тускло блестит какая-то ненастоящая, очень уж рыжая вода. Вокруг вырыли ямы для посадок, и около них, облепленные грязью, галдят малыши-первоклассники. И у них сегодня каникулы.

Ни на пруду, ни у подъезда «Колизея», украшенного новыми рекламными щитами, Федя не встретил никого из своего класса. Да и понятно: все уехали в музей.

Феде очень хотелось пойти в музей. Но и слово свое, брошенное сгоряча, тоже не хотелось нарушать. Наконец Федя решился, быстро пересек бульвар и сел в троллейбус, идущий к площади Коммуны.

В музее Феде явно повезло. Он присоединился к группе экскурсантов из технического училища и целых полчаса добросовестно слушал все, что объяснял экскурсовод. В одном из самых больших залов Федя увидел несколько вылинявших алых полотен и с интересом спросил:

— Эти знамена настоящие? Боевые?

— Конечно, — ответил экскурсовод и, подождав, пока вся группа подойдет ближе, пояснил: — Это знамена Первой Конной. С ними красные полки участвовали в боях против третьего нападения Антанты на нашу Родину в 1920 году.

— Правильно, — раздался возглас недалеко от Феди.

Федя взглянул на говорившего. Старик, седые усы, через всю щеку глубокий шрам. «Конник, — залюбовался мальчик, — герой революции и гражданской войны!»

— Вот, товарищи, вам довелось сегодня не только увидеть знамена Первой Конной армии, но, очевидно, и встретиться с участником похода, — сказал экскурсовод, словно угадав мысли Феди. — Правильно я говорю? — обратился он к старику.

Старик подтвердил:

— Верно. Был я и под Уманью, и под Казатином, и под Бердичевым.

Вокруг героя гражданской войны стал собираться народ, и Федю оттеснили. Тогда он принялся внимательно рассматривать знамена. На древках виднелись сабельные удары, полотнища иссечены пулями. От одного знамени сохранился только полуобгорелый клок кумача. «Боевые реликвии!» — с уважением думал Федя и так увлекся, что потерял из виду буденновца. Он уже не смотрел больше на стенды, а бегал по всем залам, разыскивая его, но старик как в воду канул. Зато он увидел свой класс, ребят из двенадцатого отряда. Не желая быть замеченным, Федя вновь вернулся к знаменам и здесь нос к носу столкнулся с отставшей от своих Зоей Козловой. Уж второй раз за последнюю неделю встала она на Федином пути!

— Пришел все-таки? — спросила Зоя и заулыбалась. — А я что знаю!

— Ничего ты не знаешь, — отвернулся Федя.

— А вот и знаю, — дразнила Зоя. — Кладоискатель!

Федя вздрогнул, ссутулил плечи и шагнул к Зое.

— Кто сказал? Ну!

Не дождавшись ответа, отстранил девочку с дороги и бросился в гардероб за пальто. «Неужели Инка предала?» — думал он.

Возвращался из музея Федя в еще худшем настроении, чем ехал туда. Но, когда увидел на лавочке во дворе Ину, совсем расстроился. Ина еще издали заметила его и пошла навстречу, прихрамывая на больную ногу.

— Завтра иду в школу, — весело сказала она. — Все прошло, даже новые ноготки начали отрастать. Знаешь, что я должна сообщить тебе…

Федя в упор глянул в наивные глаза Ины. Нет, он ни за что на свете не простит ей!

— Болтунья несчастная!

Ина встала против него. В глазах сверкнул гнев. В одно мгновение девочка стала похожа на разъяренную сибирскую кошку, какую Федя видел в квартире у Зои. Инка-кошка хотела что-то фыркнуть, но одумалась (это тебе не Колька Сергеев!) и захромала прочь.

Дома Федю ждала неожиданность. Посреди кухни была навалена груда одежды. Бабушка и тетя Паша стояли перед чемоданом на коленях и выкладывали из него вещи, а Катя тут же их впихивала обратно.

Федя все понял.

— Катя, возьми меня с собой в Сибирь! Немедленно! Долго я буду мучиться здесь? Все надоело, со всеми перессорился. И даже с Инкой!

Катя улыбнулась:

— Ничего, помиритесь…

Бабушка же укоризненно покачала головой:

— И зачем только я про деда рассказала?

Федя помогал Кате в сборах, сбегал в магазин за покупками и вместе с двумя старушками пошел провожать девушку на вокзал. На перроне было много людей, все пели комсомольские песни.

Вот кондуктор дал свисток. Это значило: счастливые уезжали, впереди у них были подвиги. Помахав фуражкой, Федя отвернулся. Чувство одиночества, преследующее его последние дни, еще больше усилилось. Было обидно за свою обыкновенную, лишенную больших дел жизнь.