Тропой легенды

ПАРТИЗАНСКИЕ ПИСЬМА

Дыхание Анны Петровны стало ровным. Федя зажег настольную лампу, сел за письменный стол. За этим столом, рассказывала бабушка, отец готовил уроки, когда был школьником; чертил разные приспособления, когда стал токарем. Вот даже пятно туши, застывшее много лет назад, — родное, отцовское пятно. Мама за этим столом выписывала рецепты больным, писала папе на фронт письма…

Осторожно, чтобы не разбудить бабушку, Федя открыл нижний ящик стола. На самом дне отыскал отцовскую планшетку, перевязанную черной лентой; в планшетке хранились письма. На первом конверте мальчик сразу увидел штамп полевой почты и дату: «1943».

«Дорогая моя Еленка!

В сводке Совинформбюро уже дважды упоминалось о нашем отряде. Гитлеровцы боятся нас, как огня „катюши“. На днях мы вели бой за местечко Р. и разгромили гарнизон украинских националистов-бандеровцев. Фашисты подослали им помощь, но мы и их уничтожили.

Елена, передай привет профессору Шапиро, Я его часто вспоминаю. Между прочим, здесь есть его аспирант — Васютин, наш неугомонный разведчик.

А как мама? Справляется ли она с нашим малышом? Молодец старушка! Успокой ее ради бога — скажи, что я здесь в полной безопасности, что не фрицы за нами, а мы за ними охотимся.

Пиши!

Роман Прибытков».

«Милая Еленка!

Наш отряд несколько отклонился от основного рейда колонны, и теперь мы стоим на берегу реки З., где проходила граница 1939 года, и готовимся к переправе.

Да, передай маме: разведчик Васютин рассказал мне, что местные жители помнят рейд партизанского отряда в 1920 году во время панской оккупации. Украинцы называют отца комиссаром Прибыловым.

Помнишь, я рассказывал тебе о кладе, который отец мой будто бы зарыл где-то в Галиции? Так Васютин Ваня говорит, что это правда. Здорово он мою мальчишескую рану разбередил!

Здесь знают Прибытковых!

Р. П.»

«Елена!

Я очень заинтересовался сообщением Васютина. На днях добился связи с командиром колонны и подробно рассказал ему обо всем, что знал об отце. Командир разрешил мне с группой бойцов обойти ближайшие деревни.

Сегодня вернулись. Можно было подробно описать все, но времени у меня немного. Я тебе все расскажу, когда буду дома. Одним словом, мы идем сейчас почти по маршруту отряда отца в те далекие годы.

Весь ваш Р.»

«Елена!

Сегодня снимаемся с места — и снова вперед. Уходим дальше. А это значит — ближе к победе. Радуемся успехам наших войск, надеемся на них, но сами тоже не плошаем.

С первой же оказией пришлю вам еще весточку!

На днях похоронил я своего друга Васютина… Тяжелая для меня утрата. Еще одним талантом стало меньше.

Васютина схватили националисты, когда он возвращался с задания. Несколько дней назад он, переодевшись в мундир гитлеровца, встретился сначала с бандеровцами, а затем с шайкой мельниковцев, ярых врагов Советской Украины, и стравил их, как голодных псов. Частью перебив друг друга, они, наконец, поняли, что были обмануты, и бросились в погоню за смельчаком. Он отстреливался, но был схвачен.

Мы поклялись отомстить подлым выродкам! Елена, передай профессору Шапиро, что он может гордиться аспирантом Васютиным.

Мне разрешили осмотреть вещи Васютина. Я упаковал их для отправки родителям. Все-таки память о сыне…

Полевая почта наша теперь изменилась. Мы вливаемся в рейдовую колонну генерала К. Как только получим номер почты, сообщу, а ты уж напиши мне, как вы там все живете.

Ну, пока, дорогие!

Всегда любящий всех вас Прибытков». Федя долго сидел над разложенными листками, вдыхал струившийся в форточку прохладный воздух с густым запахом сырого тротуара и думал. Он думал об отце и деде, партизанские дороги которых так неожиданно сошлись на одной и той же земле.

Решение возникло сразу и бесповоротно. Только подготовиться! Сомневаться в успехе не приходилось.

Без колебаний Федя спрятал в карман «Зоркий» и сказал бабушке, что идет на каток. Но, оказавшись на улице, направился к комиссионному магазину, что у Покровских ворот. С оглядкой, боясь встретить знакомых, проник в скупочное отделение, занял очередь. Все сдают вещи плохие и старые, а у него — совсем новенький фотоаппарат. Летом мечтал пойти с ребятами в лодочный поход и составить для школьного музея фотоочерк. Ничего, теперь у него настоящее дело, а ребяческими затеями пусть занимаются другие. Он и так уж много времени потерял. Еще ночью Федя все подсчитал и пришел к выводу, что каникул ему вполне достаточно для выполнения задачи. До Болочиска на Збруче двое суток езды, обратно — столько же. Пять суток остается на розыски клада. «О, — скажет Антонина Антоновна, — кто бы мог предполагать!»

— Что у вас, молодой человек? — прервал сбивчивое течение мыслей мальчика пожилой работник магазина.

Федя, пыхтя, положил на прилавок свою драгоценность.

— Ого, новенький еще! — воскликнул приемщик. — Где взял?

Он пристально посмотрел на юного клиента и вложил аппарат обратно в футляр. Щелкнули застежки.

— Это мой, мой! — забеспокоился Федя. — Подарок за пятый класс. Одни пятерки были…

— Вот и видно, что «были»! — усмехнулся приемщик. Считая инцидент исчерпанным, обратился к очереди: — Следующий!

Федя упрямо вцепился в прилавок:

— Денег дома нет, вот бабушка и говорит…

— Кричать не надо и волноваться тоже. Есть выход из положения: пусть придет бабушка. Я ее приму без очереди. Договорились?

Федя нехотя отошел от прилавка, буркнул:

— Формалисты вы тут все!

В очереди засмеялись, какой-то старик сердито толкнул мальчика к дверям:

— Какой отпетый растет! Никакого воспитания…

Вдруг Федя увидел Виктора Шапиро. В его взгляде была поддержка.

— Отпевают людей исключительно вашего возраста, папаша, — с наглой улыбкой сказал Виктор старику.

Впервые Федя увидел, что очередь может взорваться, как бомба мгновенного действия. Ее волной и он и Виктор с шумом были выброшены за дверь.

— Так вот, — начал Виктор небрежно, когда они на улице смешались с толпой, — сколько ты хотел бы получить за свою вещичку? Говори прямо.

Федя облегченно вздохнул. Он продаст Виктору, а тот уж никому не скажет о сделке.

— Тысячу, — выпалил он.

— Пардон, — осклабился Виктор. — «Зоркому» красная цена восемьсот.

— Бабушка заплатила…

— Знаю, — согласился Виктор. — Но это было год назад, и то благодаря тиражу трехпроцентного займа, по которому Анна Петровна выиграла. За это время на товары широкого потребления дважды снизились цены. Ты отстаешь от событий. Итак, окончательно?

Федя потер ногу об ногу, задумался. Он не знал, было ли снижение цен на товары и сколько раз, а сейчас деньги ему требовались до зарезу. Дорога туда и обратно, питание, клади по пятерке в день, и другие разные расходы…

— Я даю шестьсот рублей, — предложил Виктор. — Больше ни гроша. Все. Я жду.

Он и в самом деле повернулся спиной. Федя заторопился, сказал: «Согласен». В подъезде старого дома, считая деньги, мальчик обнаружил, что в пачке было всего пятьсот рублей.

— Сотенную я буду тебе должен, — объяснил Виктор и направился прочь.

Оскорбленный до глубины души предательством, Федя с досадой плюнул ему вслед.

— Спекулянт, плесень несчастная!

— За оскорбление — штраф в размере ста рублей, — остановившись, усмехнулся Виктор.

Федя не стал переругиваться. У него были дела поважнее.

Снимая в коридоре пальто, Федя старался придать лицу спокойное выражение.

— Где ты катался? — встретила внука бабушка. — Ведь льда-то в Москве нигде нет.

— А искусственный! — удивляясь собственной находчивости, воскликнул Федя и порозовел от удовольствия, что удачно опроверг какие бы то ни было подозрения. — Готовь мне, пожалуйста, белье. Пару рубашек, трусы и прочее там… Мыло тоже.

Анна Петровна всплеснула руками:

— Да куда тебе?

— В зимний лагерь, — объявил Федя. — На все каникулы. На автобусе поедем. Лучшие ученики школы и я, конечно. «И почему я не записался в драматический кружок в школе или при домоуправлении? — удивлялся он, ловко расправляясь с подогретым бабушкой обедом. — Здорова у меня все получается, как у настоящего артиста!»

Несмотря на эти легкие мысли, Федя был сильно озабочен. Бросить бабушку на целых десять дней, не знать, как она тут будет жить, — не так-то просто. И Федя стал перебирать своих друзей, кому из них можно было бы передать заботы о бабушке на время его отсутствия. И что же оказалось? Настоящим, самым первым другом была Инка. Правда, в последние дни она «насолила» ему достаточно. Когда увозили ее на машине из школы, даже не кивнула. Потом разболтала о кладе Зойке. Иначе откуда та узнала? Жалко, что Ина не парень, с парнем всегда можно договориться, а тут как быть?

«Ну что ж, — решил, наконец, Федя, — попробую в последний раз!» Он смело подошел к Анне Петровне, хлопотливо собиравшей его нехитрые вещи в походный рюкзак, прильнул к ней:

— Бабуся, до моего приезда ты держи тут связь с Инкой, и больше ни с кем. Ладно?

— Ладно, ладно, — рассмеялась Анна Петровна. — Ох, и глуп ты еще у меня! И что с тобой делать — ума не приложу. Честное слово, отдам-ка я тебя с осени в школу-интернат.

— Ну что ж, — подумав, согласился Федя. — И там хороших людей воспитывают.

За два часа до отхода поезда Федя надел рюкзак, поцеловал бабушку и, не оглядываясь, торопливо юркнул в дверь. Но Анна Петровна успела крикнуть ему в форточку:

— Фотоаппарат свой не забыл?

— Не забыл, ба…

Ну вот, дорога свободна! Молодой путешественник вышел на середину двора. Оглянулся. Инки во дворе не было. Тогда он решительно вошел в подъезд напротив, поднялся на третий этаж. Перед дверью с дощечкой «Профессор И. Л. Шапиро» немного задержался, с силой нажал на звонок. Дверь открыла Серафима Марковна.

— Ого, да ты куда-то собрался? — удивилась она, увидев мальчика в необычном снаряжении.

— В зимний лагерь, — не глядя на Серафиму Марковну, ответил Федя.

— А почему нашу Инессу не берут? — забеспокоилась женщина. — И отличница, и хорошая общественница.

Ина уже стояла за спиной матери. Федя видел, как удивленно вытянулось у нее лицо и заблестели от любопытства глаза. Она сразу догадалась, что дело тут не в лагере. Забыв недавнее оскорбление, схватила Федю за лямку рюкзака и потащила на кухню.

— Сейчас-то я думаю, никто и ни-че-го не узнает? — требовательно спросил Федя.

Ина, оглядываясь на дверь, торопливо заговорила:

— Понимаешь, все Витька подслушал. Пришла Зойка…

— Хорошо, не будем об этом, — перебил Федя. — Что прошло, то прошло. А теперь… Теперь пообещай!

— Обещаю!

Федя испуганно зажал Инке рот.

— Да не ори ты… Клянись еще раз… Чем бы это? Ну, здоровьем всех родных и близких, и своим собственным — тоже. Витькиным не надо!

Ина поклялась сначала здоровьем своим, потом уже здоровьем отца и матери. Тогда Федя порылся в рюкзаке, достал пачку отцовских писем.

— Прочти! Многое поймешь. Спрячь пока и немедленно одевайся.

Через четверть часа приятели шагали к вокзалу. Федя договорился с Иной о том, что она будет каждый день заходить к бабушке, помогать, если понадобится, в ее делах, — ну там нитку в иголку вдеть, пол помыть, в аптеку за порошками сбегать, в булочную… Когда до отхода поезда осталось минут десять, Федя заговорил о главном:

— Так вот, — сказал он многозначительно. — Еду в Болочиск.

Ина стояла перед ним в смешной и неловкой позе. Пальцы затеребили свесившуюся на грудь косу, и скоро кончик ее оказался во рту у девочки. Она всегда жевала свои волосы, когда о чем-нибудь задумывалась.

— Всего десять дней — это раз плюнуть, — разъяснял между тем Федя.

— Уже девять осталось, — поправила его Ина.

— Какая разница, — не стал спорить Федя. — Все равно добьюсь своего.

— Придумал ты хорошо, — раздумчиво произнесла девочка. — Но ведь сразу клад не отыщешь. С тех пор две войны прошло. И даже больше… Может, раздумаешь?

Вместо ответа Федя торопливо поднялся в тамбур. Из окна вагона он не выглянул до тех пор, пока поезд не пересек городскую черту. А когда посмотрел, то очень удивился: на полях еще лежал снег.

С освещенного бульвара слышались крики ребят. Весна вступала в свои права шумно и, как всегда, неожиданно. Анна Петровна по привычке глянула на «Колизей», но, вспомнив, что Федя там быть не может, зашагала быстрее. В отделении милиции ее встретил знакомый лейтенант.

— Я к вам, — объяснила старушка. — Внук у меня пропал.

— Прибытков? А, это начальник экспедиции «Антарктида» на Чистых прудах! — вспомнил Зарубин. — Приводов не имеет — ноги спасают.

Анна Петровна рассказала Зарубину о том, как своими руками собрала внука в зимний лагерь, а сегодня встретила учительницу и узнала, что никто его туда, не посылал.

— Видно, за приключениями убежал, — в раздумье произнес лейтенант. — Что ж, дело стоящее! Сам бы убежал, да служба вот, — и Анна Петровна увидела у него совсем мальчишескую неловкую улыбку, веселые глаза, в которых было любопытство и даже что-то вроде зависти. — Не беспокойтесь, найдем!

Зарубин проводил Анну Петровну до выхода, вернулся, потирая руки, и остановился перед картой Советского Союза. Прежде всего, размышлял он, нужно поговорить с друзьями этого Федюка, например с той девочкой, которая была с ним на льду Чистых прудов — Иной Шапиро.

Однако встречаться с товарищами Феди Зарубину не потребовалось. Когда он вечером пришел домой, Антонина Антоновна показала ему анонимную записку, обнаруженную в почтовом ящике.

Буквы были крупные, кривые, словно перешли на бумагу с асфальта, где их написали, играя, наивные первоклассники. В записке было: «Федюк с поездом № 62 уехал в Болочиск искать золото».

Когда об этом на следующий день узнала Анна Петровна, она только руками всплеснула. Уже второй раз в ее долгой жизни случалось одно и то же. Когда Роману, отцу Феди, было что-то около тринадцати, он сбежал из пионерского лагеря со своим закадычным дружком Колькой Сергеевым, теперь Николаем Николаевичем, и доехал почти до границы. Обратно привез их тогда молодой пограничник… Он проявил удивительный педагогический такт, сказав Анне Петровне, что ребята решили помочь пограничникам ловить диверсантов, которых на границе хоть пруд пруди. Об этом же он рассказал во дворе всем любопытным. Ни одной насмешки от соседей не услыхали тогда Роман и его приятель.

А тут какие-то анонимки!

Девочка сидела в кресле, поджав ноги, и смотрела на полки с экспонатами, которых в кабинете профессора Шапиро было множество.

— Папа, скажи, пожалуйста, кто такой Васютин?

Илья Львович прошелся по кабинету, на минутку остановился у одной из полок и затем перед дочерью положил на стол тоненькую книжечку. На пожелтевшей от времени обложке блеснула тусклая фольга: «И. Васютин. Комментарии к Збручскому камню».

— Может быть, не он? — усомнилась Ина. — Я спрашиваю про партизанского разведчика?

— Он самый, — глухо отозвался профессор. — Иван Григорьевич Васютин. Такой непутевый был у меня аспирант…

— А что такое Збручский камень?

— Интересное доказательство высокой культуры славянских народов… А найдено было лет сто тому назад на реке Збруче, пограничной в то время реке между Российской и Австро-Венгерской монархиями. О камне написано много работ, в частности есть и моя, но самая ценная — вот эта маленькая книжечка. Все у тебя?

Он сел за стол, придвинул стопку книг и лист чистой бумаги.

— Да, — вспомнил профессор, — откуда ты знаешь о Васютине?

— Папа, я дала клятву не разглашать… Скажи, известно ли тебе что-нибудь о кладе, которым очень интересовался Васютин?

— А, теперь все понятно, — рассмеялся Илья Львович. — Письма Романа Прибыткова я тоже читал.

— Как? — ужаснулась Ина. — Я их спрятала.

— Не волнуйся. Я читал письма эти лет двенадцать назад; их мне показывала еще мать Феди, Елена Ивановна. Только вот что: клад, который вас с Федей так интересует, — дело пропащее…

В кабинет вошли Виктор и Серафима Марковна. На парне было модное весеннее пальто. Через грудь на тонком ремешке повешен фотоаппарат.

— Отец, я обещаю маман вернуться к двенадцати, если, разумеется, не задержусь, — сообщил Виктор, смахивая с рукава пальто воображаемые пылинки.

Ина не спускала глаз с футляра, на котором были выцарапаны инициалы «ФП». Так вот где Федя взял денег на дорогу! Изловчившись, девочка кошкой налетела на удивленного брата.

— Что ты делаешь? — испугался он.

— Где взял? — закричала Ина. — У Федюка купил, да?

— Разве можно молодому человеку без этой штуки? — проговорила Серафима Марковна.

Профессор привстал, гневно сдвинул седые брови и в упор посмотрел на сына:

— Дай сюда чужую вещь! И сейчас же разденься. Никуда из дому! Завтра обязательно зайду к Ивану Петровичу, договорюсь о твоей работе на заводе. Там за тебя возьмутся, дармоед ты этакий!

Виктор расстегнул пальто, опустился на каменную бабу, привезенную отцом из Хорезма, и плаксивым голосом стал оправдываться.

Девочка наблюдала за происходящим, проклиная себя. В который уж раз она явилась виновницей разразившегося семейного скандала.

Остаток дня Ина никак не могла успокоиться. Обдумав все, что рассказал отец о партизане Васютине, она окончательно поняла, какую ошибку сделал Федя. Не посоветовавшись ни с кем, ничего не узнав о кладе по-настоящему, на собственный страх и риск помчался в далекий край. Может, он и добудет что-нибудь интересное, новое, но это, девочка была убеждена, не разрешит главного.

С чего же начать?

И Ина побежала к Коле Сергееву — председателю совета отряда. Хотя в последнее время Федя и с ним поссорился, но все знают, что Коля самый рассудительный из всех друзей.

За окном мелькало редколесье, плешины оттаявших пашен, а на вздутых реках — шуршащие ледяные глыбы. Бесконечной нитью разматывалась телеграфная проволока. Пейзажи менялись, а настроение Феди Прибыткова было одним и тем же — что-то щемило в груди. И чем дальше он удалялся от Москвы, тем отчетливее сознавал, что едет напрасно. И снег этот, слякоть, грязь на полях… Весна — никак не подходящее время для поисков клада.

Федя вздохнул. Хотя бы беспризорника встретить какого-нибудь. Поговорить бы с ним. Все-таки товарищ. Клад разыскивать он его, конечно, не возьмет: мало ли жадных людей — еще растащат, а там отвечай перед государством.

Колеса, торопясь, отстукивали неровную барабанную дробь, вагон вздрагивал, и его дрожь передалась Феде. Зябко поеживаясь, он заполз на верхнюю полку и не заметил, как задремал. В полузабытьи вдруг услыхал:

— От Москвы он сам не свой… Не заболел ли?

Федя приоткрыл один глаз. Внизу стоял проводник, а рядом с ним человек в форме железнодорожной милиции.

Милиционер дотронулся до плеча мальчика:

— Прибытков?

Федя встал и почувствовал, что все его лицо залилось краской. «Инка предала!» — первое, что подумал он, когда откликнулся на фамилию.

— Тебе телеграмма из Москвы, — приветливо сказал милиционер. — Пожалуйста, получи. И распишись.

Ни на кого не глядя, Федя спустился с полки и развернул уже распечатанную телеграмму. Пока читал, пальцы его заметно вздрагивали.

«Немедленно возвращайся тчк Есть новые сведения кладе тчк Нашелся отец Васютина тчк Председатель совета отряда Сергеев».

Мальчик так и сел на чей-то матрац. «Откуда Колька узнал, что я здесь? Вот тебе и очкастый-точкастый!» Федя еще раз прочел: «Есть новые сведения кладе тчк Нашелся отец Васютина». Значит, надо и в самом деле возвращаться. Ну что ж! Беглец попытался сделать недовольное лицо, но на самом деле он был обрадован. Так складываются обстоятельства, он тут ни при чем…

Федя оделся, вскинул на плечо рюкзак, коротко сказал:

— Я готов.

— Ого, какой дисциплинированный хлопец! — обрадовался милиционер. — Сейчас я тебя посажу на встречный… Привет Москве!

Пошатываясь, Федя вышел из купе.

Чистые пруды встретили беглеца туманом и моросящим дождиком. Расплывчато отпечатанные на пасмурном небе дома были сердиты. У «Колизея» толкалась редкая кучка детворы. Федя обошел кинотеатр стороной, боясь встретить знакомых. Вот и родная арка с облупившейся штукатуркой, старый, со скучными, недавно посаженными хилыми деревцами двор и, наконец, узкий подъезд, шесть ступенек вниз.

От самого вокзала Федя держал в руке ключ, но его опередили: дверь в квартиру открыла бабушка. По ее лицу путешественник понял, что никаких упреков не будет, и радостно прижался к мокрому от слез дорогому лицу.

— Господи, да ты весь в жару! — воскликнула Анна Петровна.

— Нет, нет, что ты! — запротестовал Федя и почему-то вдруг стал падать. Перед глазами поплыли фиолетовые круги, словно после долгого глядения на солнце. — Бабушка! Почему это так? — заплетающимся языком забормотал он, сразу став послушным ребенком… Больше Федя ничего не помнил. А когда однажды открыл глаза, перед ним, как из тумана, стали выплывать, становясь все более ясными, лица друзей из шестого «Б» класса. Круглолицый, с ямочкой на подбородке Коля Сергеев смотрел с укором, но в его глазах за стеклами очков в роговой оправе ни от кого не скрылись и сочувствие и забота. Была здесь и смуглая, успевшая загореть за дни каникул, глазастая Кама Иванян. Ни у кого, наверное, не было такого звонкого голоса и таких сильных кулачков-молоточков, как у нее.

— Ребята, — прошептали губы Феди, — я, кажется…

— Тебе надо помолчать, — перебила Ина, отстраняя ото рта кончик своей косы. — У тебя, доктор сказал, воспаление легких. И лежи, пожалуйста!

Феде показалось, что она всхлипнула. Чтоб не смутить ее этим открытием, он немедленно зажмурил глаза. Но все равно чувствовал около себя дыхание товарищей, ставших еще более близкими, родными. Улыбнувшись бледными губами, он снова впал в полузабытье. Сначала тихо, а затем все яснее послышалось:

Или читал кто-то рядом, или припомнилось ему это?