Глава 9 Десятый год войны

На десятом году к троянцам стали прибывать союзники. Прибыл Эней с двумя дарданскими вождями, прибыли фракийцы, пафлагонцы, фригийцы, ликийцы… В союзной армии были представлены весь запад и северо-запад Малой Азии и Европа в лице фракийцев.{442}

Союзники пришли на помощь Трое не бескорыстно. Гектор, обращаясь к ним, говорил:

Я для того вас призвал, чтоб заботливо вы защищали

Наших супруг и младенцев от войнолюбивых ахейцев.

Вот почему и дарами, и всякого рода кормами

Я истощаю народ мой, чтоб мужество ваше повысить.{443}

Теперь же стали разворачиваться и все остальные значимые события. Именно на десятом году войны произошла знаменитая ссора Ахиллеса и Агамемнона, с которой начинается «Илиада».{444} Поводом для ссоры стал отказ Агамемнона выполнить просьбу некоего Хриса, жреца Аполлона. Хрис проживал в разграбленном ахейцами городе Хрисе. Его дочь (в «Илиаде» она именуется по отчеству Хрисеидой) была уведена в плен и стала рабыней Агамемнона. Безутешный отец прибыл в ставку ахейцев и предложил их вождю «бесчисленный выкуп» за Хрисеиду. Свою просьбу он обосновывал еще и тем, что ахейцы, отпустив дочь жреца, окажут почтение Аполлону. Соратники Агамемнона поддержали старика, но вождь отказался выдать пленницу и с угрозами прогнал Хриса прочь.

Однако обращаться так со жрецом могущественного Аполлона Сминфейского оказалось недальновидно. Жрец взмолился:

Если, Сминфей, я когда-либо храм тебе строил на радость,

Если когда пред тобою сжигал многотучные бедра

Коз и быков, то услыши меня и исполни желанье:

Пусть за слезы мои отмстят твои стрелы данайцам!

Бог внял мольбе своего верного слуги:

Сев вдали от ахейских судов, тетиву натянул он;

Страшно серебряный лук зазвенел под рукой Аполлона.

Мулов начал сперва и быстрых собак поражать он,

После того и в людей посыпались горькие стрелы.

Пламя костров погребальных всечасно пылало повсюду.

Девять дней продолжался мор в стане ахейцев. На десятый день Ахиллес созвал народное собрание, и прорицатель Калхант, объяснив причины эпидемии, сказал, что гнев Аполлона прекратится лишь после того, как пленница будет без выкупа возвращена отцу. Агамемнон согласился, хотя и очень неохотно, — как выяснилось, он уже предпочитал Хрисеиду законной жене Клитемнестре. Вождь сказал, что вернет девушку, «если требует польза», но захотел, чтобы ему возместили убыток. Этому воспротивился Ахиллес, заявив, что у ахейцев нет «сохраняемых общих сокровищ», «а отбирать у народа, что было дано, не годится». Пелид предложил вернуть пленницу «в угождение богу» и обещал, что убытки Агамемнона будут многократно покрыты при взятии Трои. Однако верховный вождь пригрозил, что все равно отберет равноценную добычу у кого-то из ахейцев.

Пелид возмутился — ведь ахейцы пришли под Трою не для себя:

Нет, для тебя мы, бесстыдник, пришли, чтобы ты был доволен,

Честь Менелая блюдем и твою, образина собачья!

Ссора завершилась тем, что Агамемнон вернул Хрисеиду отцу, но отобрал у Ахиллеса его пленницу Брисеиду, которую тот «от сердца любил, хоть копьем ее добыл». Пелид вооруженного сопротивления не оказал, но поклялся, что не будет принимать участия в битвах и что ахейцы еще пожалеют о той обиде, которую ему нанесли. Он отправился на берег моря, призвал свою мать, морскую богиню Фетиду, и попросил ее уговорить Зевса поддержать троянцев, чтобы Агамемнон понял, что без участия Ахиллеса он не может выиграть войну.

Зевс не без колебаний согласился на просьбу Фетиды — он не хотел ссориться со своей супругой Герой, которая покровительствовала ахейцам. Но в конце концов он послал Агамемнону «обманный» сон, побуждавший его выйти на решающую битву и обещавший скорую победу. И наутро оба войска — ахейское и троянское — стали друг против друга на равнине Скамандра. Впереди троянского войска выступал Парис. Увидев своего обидчика, Менелай, «к обольстителю местью пылая», соскочил с колесницы.

Только увидел его перед строем Парис боговидный,

Милое сердце в груди у него задрожало от страха.

Быстро к товарищам он отступил, убегая от смерти,

Как человек, увидавший дракона в ущелии горном,

Быстро назад отступает и членами всеми трепещет

И устремляется прочь с побледневшими страшно щеками;

Так погрузился обратно в толпу горделивых троянцев,

В ужас придя перед сыном Атрея, Парис боговидный.

Возмущенный трусостью Париса, Гектор стал ругать брата, и пристыженный Парис заявил, что готов вызвать Менелая на единоборство. Менелай принял вызов.

Весть о том, что два ее мужа — бывший и нынешний — будут биться за нее, достигла ушей Елены. Красавица бросила рукоделие и поспешила к Скейским воротам. Приам, сидевший на башне вместе с другими старцами, подозвал невестку и, указывая на ахейских вождей, попросил назвать их имена.

Но Приаму недолго пришлось удовлетворять свое любопытство — его призвали на равнину для того, чтобы он вместе с Агамемноном принес жертвы богам и дал торжественную клятву: тот, кто победит в поединке, получит Елену и ее богатства.

Одиссей и Гектор отмерили место для единоборства и бросили в шлем два жребия, чтобы выяснить, «кто из противников первый копье свое медное бросит». Гектор, отвернувшись, потряс шлем, «и выскочил жребий Париса».

Ахейцы и троянцы уселись на равнине, а поединщики стали снаряжаться для битвы.

Богоподобный Парис же, супруг пышнокудрой Елены,

Стал между тем облекать себе плечи доспехом прекрасным.

Прежде всего по блестящей поноже на каждую голень

Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой;

Следом за этим и грудь защитил себе панцырем крепким

Брата Ликаона, точно ему приходившимся впору.

Сверху на плечи набросил сначала свой меч среброгвоздный

С медным клинком, а потом и огромнейший щит некрушимый;

Мощную голову шлемом покрыл, сработанным прочно,

С гривою конскою; страшно над шлемом она волновалась.

Крепкое взял и копье, по руке его тщательно выбрав.

Так же совсем и герой Менелай снаряжался на битву.

Парис был любимцем Афродиты, а не Ареса, и битвы были не его стихией. После нескольких взаимных ударов, которые не нанесли никому особого вреда, Менелай, меч которого разбился о шлем Париса, попросту схватил своего врага и потащил туда, где сидели ахейцы. Неудалого вояку спасла от плена его покровительница Афродита — она окутала его темным облаком и перенесла прямо в спальню Елены. Более того, Афродита нашла и саму Елену, которая наблюдала за поединком, сидя в башне, и потребовала, чтобы она шла ублажать своего трусоватого супруга.

Елена, которая давно уже сожалела о своем побеге, возмутилась навязчивой заботой богини и заявила ей:

Шла бы к Парису сама!

(…)

Я же к нему не пойду. И позорно совместное ложе

Мне для спанья оправлять. Надо мной все троянские жены

Будут смеяться. Довольно и так мне для сердца страданий.

Но богиня пригрозила Елене своим гневом, и напуганная спартанка отправилась в супружескую спальню. Здесь, после недолгой перебранки с мужем, она улеглась с ним «на кровати сверленой».

Тем временем на Олимпе Зевс тоже ссорился со своей супругой. Он склонялся к мысли, что, поскольку победа была одержана Менелаем, спартанский царь по праву должен забрать беглую жену и причитающиеся по договору сокровища. Но Гера, ненавидевшая троянцев, требовала продолжения войны:

Как же ты можешь желать неоконченным сделать и тщетным

Труд мой и пот мой, каким я потела в трудах? Истомила

Я и коней, на Приама с детьми собирая ахейцев.

Действуй; но прочие боги тебя тут не все одобряют.

Ненависть Геры к троянцам была давней и выстраданной, и дело было не только в том, что Парис присудил звание первой красавицы другой богине. Гера была очень ревнивой женой, причем ее ненависть обычно распространялась не только на любовниц мужа, но и на всех его незаконных детей. Прародитель царей Троады Дардан приходился Зевсу сыном от плеяды Электры, одного этого было бы достаточно, чтобы Гера не жаловала троянцев. Кроме того, из Трои исходило и еще одно, особое, оскорбление; именно здесь Зевс полюбил Ганимеда. Ганимед был единственной смертной пассией Зевса, вознесенной на Олимп, и Гера должна была ежедневно сталкиваться с ним за трапезой, что не улучшало ее отношения к троянцам. Поэтому она особенно яро стремилась разрушить ненавистный город.{445}

Несмотря на то что в мире и на Олимпе тогда царил патриархат, Зевс был покладистым мужем и остерегался ссориться с Герой. В конце концов он сдался и сказал жене: «Делай, как хочешь». Более того, он велел Афине отправиться на Троянскую равнину и побудить троянцев «нарушить предательски клятву». Афина, которая тоже была сторонницей войны и мечтала о падении Илиона, охотно взялась за это поручение. Она звездою пронеслась по небу и уговорила союзника троянцев Пандара выпустить стрелу в Менелая. Но, будучи сторонницей ахейцев, Афина сама же отвела эту стрелу, так что спартанский царь был лишь слегка оцарапан. Однако кровь пролилась, клятва была нарушена троянцами, и возмущенные ахейцы ринулись в битву.

Много в тот день и троян конеборных, и храбрых ахейцев

В пыль головою упало и рядом друг с другом простерлось.

На Троянскую равнину вышли не только смертные герои, но и боги. Олимпийцы разделялись на два примерно равных лагеря. Афина, Гера, Посейдон, Гефест и Гермес выступали на стороне ахейцев. Афродита, Артемида, Лето, Аполлон и Арес поддерживали троянцев. Вместе с ними был и местный речной бог Ксанф, он же Скамандр. Правда, Арес имел не слишком четкую позицию на этот счет. Поначалу он как будто сочувствовал ахейцам — Афина сообщает Диомеду, что Арес обещал ей и Гере «помощь давать аргивянам и против троянцев сражаться». Но недаром боги называли Ареса «душа переметная» — вскоре он уже возглавлял фаланги троянцев. Однако после того, как в битве с троянцами погиб его сын Аскалаф, Арес немедленно перешел на сторону ахейцев, чтобы отомстить убийцам сына… Что же касается Зевса, он в целом держал нейтралитет и, лишь выполняя данное Фетиде обещание, временно помогал троянцам.

Впрочем, знаменитая битва богов, когда они вышли друг против друга с оружием в руках, была впереди. А сейчас они только оказывали поддержку своим любимцам, вдохновляли их на подвиги, а порой и направляли брошенные ими копья.

Афродита, помимо Париса, покровительствовала своему сыну Энею. Фаворитом Афины был ахеец Диомед, сын Тидея, — богиня «сделала легкими» его члены и влила ему в грудь храбрость, которой славился его знаменитый отец. В этом бою им среди прочих были убиты и два сына Приама, Хромий и Ехемон. Эней и Диомед сошлись в единоборстве, и сын Тидея поразил противника камнем в бедро. Энею грозила неминуемая гибель, но Афродита обвила сына руками, укрыла от стрел своим пеплосом и повлекла прочь. Однако Диомед не был настроен уступать победу никому, даже и богине, — он налетел на Киприду, выносившую сына с поля боя, и пронзил ее руку пикой. Афродита вскрикнула и выронила Энея. На этом история римского народа, родоначальником которого считается сын Анхиза, могла бы окончиться, не начавшись. Но Аполлон подхватил раненого дарданца и укрыл его черным облаком. Гомер сообщает:

Феб-Аполлон же Энея, из яростной вынесши схватки,

В храме прекрасном своем положил, в Пергаме священном.

Сыну Анхиза в великом святилище том возвратили

Мощь и пригожесть Лето с Артемидою стрелолюбивой.

Тем временем Диомед, подстрекаемый Афиной, поднял руку на самого Ареса и ударил бога в низ живота своей пикой. Арес завопил, как девять или десять тысяч мужей, взлетел на Олимп и стал жаловаться Зевсу:

Только проворные ноги спасли меня, иначе долго б

Там я простертый лежал между страшными грудами трупов

Или б живой изнемог под ударами гибельной меди!

Надо отметить, что Арес, хотя и числился богом войны, был трусоват, да и воином был очень неважным. Его били все кому не лень — и люди, и боги. Его лечением занялся божественный врачеватель Пеон (Пэеон). Тем временем битва продолжалась.

Яростный бой меж троян и ахейцев оставили боги.

Но по равнине туда и сюда простиралось сраженье

Между мужами, одни на других направлявшими копья,

В поле, между теченьями рек Симоента и Ксанфа.

Гомер описывает боевые подвиги, которые совершали «Аякс Теламоний, оплот и защита ахейцев», царь Одиссей, Несторов сын Антилох, Менелай, Агамемнон… В битве принимал участие и престарелый царь Пилоса Нестор.

Нестор к ахейцам взывал, возбуждая их криком громовым:

«О дорогие герои данайцы, о слуги Ареса!

Бейтесь с врагом, не кидайтесь пока на добычу, не стойте

Сзади рядов, чтобы с большей добычей домой воротиться!

Будем мужей убивать! А потом по равнине спокойно

Сможете вы обнажать от доспехов лежащие трупы».

Доспехи — по крайней мере те, что защищали вождей и царей, — были предметом престижным и стоили очень дорого; вокруг облаченного в них трупа часто разгоралась кровавая битва. Поэтому воины — как ахейцы, так и троянцы, — убив очередного врага, на время забывали о сражении и старались как можно скорее снять с поверженного противника доспехи и погрузить их на свою колесницу. Именно от этого и предостерегал своих соратников Нестор.

Призыв пилосского царя достиг цели. Ахейцы стали теснить троянцев к стенам города. И тогда дело взял в свои руки сын Приама прорицатель Гелен. Он предложил Гектору вернуться в город и попросить троянских женщин совершить жертвоприношение Афине.

Гекуба исполнила просьбу. Она отправила служанок, чтобы те собрали «благородных троянок» на акрополе, у храма Афины. Сама же царица спустилась в кладовую, где хранились дорогие одежды, в том числе узорные пеплосы, привезенные Парисом из Сидона. Один из этих пеплосов, «самый большой и узорным шитьем наиболе прекрасный», Гекуба выбрала в дар Афине. Когда троянские женщины собрались у храма, жрица Феано отворила двери и возложила пеплос на колени статуи. «Женщины руки простерли к Афине с великим стенаньем» и молили богиню сокрушить Диомеда, который теперь, после того как Ахиллес отказался участвовать в битвах, представлял главную опасность для троянцев. «Но богиня молитву отвергла».

Тем временем Гектор направился к дому Париса, который был выстроен на акрополе лучшими троянскими зодчими. Несмотря на то что у стен Илиона кипел бой, Гектор застал у брата идиллическую семейную сцену. Парис сидел в почивальне вместе с женой — «гнутые луки, и латы, и щит он испытывал, праздный». Елена назначала работы служанкам-рукодельницам. В ответ на укоры Гектора Парис объяснил, что он хотел «печали предаться», но что жена «ласковой речью» уже убедила его выступить в бой. Пожалуй, по поводу «ласковых речей» своей жены Парис прихвастнул, потому что разъяренная Елена тут же прояснила ситуацию своему деверю:

Деверь бесстыдной жены, отвратительной, гнусной собаки!

Если бы в самый тот день, как на свет меня мать породила,

Вихрь свирепый меня подхватил и унес бы далеко

На гору или низвергнул в кипящие волны морские, —

Волны б меня поглотили, и дел бы таких не свершилось.

Раз же такую беду мне уже предназначили боги,

Пусть хоть послали бы мне благороднее сердцем супруга,

Мужа, который бы чувствовал стыд и укоры людские!

Он же как был легкомыслен, таким и останется вечно.

Совсем иные взаимоотношения царили в семье самого Гектора. Он нашел жену возле Скейских ворот — Андромаха поспешила сюда, узнав, что троянское войско отступает. С нею шла служанка, державшая на руках их единственного сына, Астианакта, которого Гектор называл Скамандрием. Ребенку было, наверное, не больше одного-двух лет — он испугался яркого отцовского шлема и конской гривы, свисавшей с гребня. Гомер называет его «беззаботным, совсем еще глупым» и «прекрасным, как звездочка в небе». Забегая вперед, скажем, что не пройдет и года, и ахейцы сбросят этого ребенка с городской стены в день взятия Трои. Андромаха станет наложницей Неоптолема — сына убийцы своего мужа, отца и семерых братьев. Отец и братья Андромахи уже погибли от рук Ахиллеса при взятии им города Фивы Плакийские[52]. Теперь она предчувствовала гибель мужа и умоляла его не идти в бой.

Гектор и сам понимал, что Троя обречена, а вместе с ней обречен и он сам — главный защитник города. Больше всего его удручали грядущий плен Андромахи и грозящая ей рабская участь. Тем не менее он не считал возможным для себя уклоняться от битвы:

Все и меня это сильно тревожит, жена; но ужасно

Я бы стыдился троянцев и длинноодеждных троянок,

Если б вдали оставался, как трус, уклоняясь от боя.

Да и мой дух не позволит: давно уже я научился

Доблестным быть неизменно и вместе с передними биться…

(…)

Пусть же, однако, умру я и буду засыпан землею,

Раньше, чем громкий услышу твой вопль и позор твой увижу!

Печальное пожелание Гектора сбудется всего лишь через несколько дней. Но в день его прощания с Андромахой судьба готовила ему единоборство, которое завершилось не просто бескровно, но и радостно для обеих сражающихся сторон. Выполняя волю богов, Гектор предложил поединок любому ахейцу, который посмеет принять его вызов. Храбрейшие ахейские вожди бросили жребий, и честь сразиться с Гектором выпала Аяксу Теламониду. Бой двух героев длился дотемна, они оказались достойными противниками, и, когда вестники предложили им прекратить сражение ввиду наступающей ночи, бойцы обменялись дарами в знак взаимного уважения. Гектор отдал Аяксу свой «меч среброгвоздный вместе с ножнами и вместе с ремнем вырезным перевесным». А его противник подарил Гектору «свой блистающий пурпуром пояс».

В ту ночь мудрый Нестор выступил в собрании ахейцев со следующим предложением:

Нужно, чтоб утром с зарей ахейцы войну прекратили,

Сами ж, собравшись, сюда мы свезем на волах и на мулах

Трупы убитых с равнины, и все предадим их сожженью

Невдалеке от судов, чтобы кости отцовские детям

Каждый с собою привез, возвращаясь в отчизну родную.

Холм над костром мы насыплем могильный, один на равнине,

Общий для всех. И вплотную к нему без задержки построим

Стену высокую, — нам и самим, и судам в оборону.

В этой стене мы устроим ворота, сплоченные крепко.

Чтобы проехать чрез эти ворота могли колесницы,

Выроем ров за стеною снаружи большой и глубокий;

Он, обегая кругом, колесницы задержит и пеших,

Если когда-либо войско надменных троянцев нагрянет.

В том, что касается похорон, это предложение наводит на мысль о некрополе, найденном археологами возле бухты Бесика. Правда, идея Нестора о перевозе останков на родину в жизнь, видимо, не воплотилась. Что же касается конструкции стены, то она, как мы уже говорили, напоминала стену, которая окружала Нижний город Трои. Позднее Гомер упомянет, что она была выстроена из камней и бревен.

В акрополе Трои тоже проходило собрание, причем значительно более бурное. Антенор упрекнул сограждан в нарушении клятв и предложил выдать Елену законному мужу. Но Парис заявил:

Вот что хочу я троянцам сказать, укротителям коней:

Прямо я всем заявляю: супруги моей не отдам я!

Все же богатства, какие привез я из Аргоса в дом наш, —

Их я согласен отдать, и своих к ним прибавить сокровищ.

Приам, видимо, уже не контролировал ситуацию и не мог усмирить своего зарвавшегося сына. Единственное, что он смог сделать, это отправить гонца к Агамемнону и передать тому предложение о выдаче сокровищ, но без Елены. Кроме того, он просил врагов о перемирии, чтобы похоронить погибших. Первое предложение ахейцы с негодованием отвергли. Что же касается временного перемирия для похорон, договоренность о нем была достигнута. И на следующий день обе враждебные армии собирали на поле боя своих мертвецов, укладывали их на повозки и свозили деревья из леса для погребальных костров. Троянцы свершали похоронные обряды в молчании — «громко плакать Приам запретил». А еще через день ахейцы, воздвигнув для своих покойников один общий могильный холм, окружили свой лагерь рвом и стеной, как советовал старец Нестор.

Строительные работы были закончены за один день. В тот же вечер в ахейский лагерь прибыла на продажу большая партия вина. Видимо, торговый порт в заливе Бесика, который верно служил троянцам на протяжении полутора тысяч лет, продолжал свою работу и в дни войны, обслуживая завоевателей.

На следующий день на Олимпе Зевс объявил, что под угрозой строгой кары запрещает богам оказывать помощь враждующим армиям. Потом он отправился на Иду и, воссев на Гаргарской вершине, взял золотые весы и бросил на них два жребия смерти — «жребий троян конеборных и меднодоспешных ахейцев». Жребий ахейцев опустился до земли, а «участь троянцев наверх поднялась до широкого неба». Это вполне соответствовало намерениям Зевса, обещавшего Фетиде, что ахейцы потерпят поражение и пожалеют о той обиде, которую они нанесли Ахиллесу.

В ходе военных действий действительно произошел перелом в пользу троянцев. Впервые битва не шла у стен Трои, а переместилась к ахейскому лагерю, который не зря укрепили накануне. Когда наступила ночь, троянцы, чтобы не терять своего преимущества, не стали возвращаться в город и разбили лагерь на равнине. Гектор и другие вожди собрались на совет возле кургана «божественного Ила». И снова нельзя не удивляться тому, что припасы в Трое не иссякали. Гектор приказал:

Будемте ужин готовить. Пока же коней пышногривых

Из колесниц поскорей выпрягайте, задайте им корму,

Быстро из города жирных овец и быков пригоните,

Хлеба доставьте сюда и вина, веселящего сердце,

Из дому; дров для костров натаскайте побольше из леса…

Позаботился Гектор и об охране города силами тех, кто в нем остался:

Вестники, Зевса любимцы, пусть в город идут и объявят,

Чтобы ребята-подростки и старцы с седыми висками

Стражу вкруг Трои несли на богопостроенных стенах.

Слабые женщины ж каждая пусть у себя, в своем доме,

Яркий огонь разведет. Чтоб охрана все время следила,

Как бы, в отсутствие войска, отряд в Илион не ворвался.

Но ахейцам было в ту ночь не до Илиона. Их собственный лагерь и корабли были под угрозой. Раскаявшийся Агамемнон отправил посольство к Ахиллесу: он клялся, что не дотрагивался до его возлюбленной Брисеиды, обещал богатейшие подарки и особую долю добычи после взятия Трои. Но Ахиллес не простил обиды и объявил, что собирается отплыть в родную Фтию со своей армией. Ему было предсказано, что если он останется под Троей, то гибель его станет неизбежна, хотя он и заслужит великую славу. Если же он вернется на родину, то благополучно доживет до глубокой старости. В сложившихся обстоятельствах Ахиллес выбрал жизнь. Он сказал, что начнет думать о битве не раньше, чем Гектор подойдет к самой его ставке и будет угрожать его кораблям, на что Гектор, по его мнению, не решится.

В эту ночь произошло событие, которое не слишком повлияло на общий ход войны, но которому Гомер уделил значительную часть «Илиады», — столкновение троянского и ахейских лазутчиков. Троянцы отправили некоего Долона на разведку в ахейский лагерь. С той же целью Одиссей и Диомед отправились в сторону троянского становища. По дороге Долон был захвачен ахейскими разведчиками. Надеясь купить себе жизнь, он подробно рассказал о том, что происходит у троянцев, объяснил, где стали их союзники, и посоветовал проникнуть в лагерь через расположенных с краю фракийцев. Он также рассказал, что фракийский царь Рес привел с собой замечательных коней: «Снега белее они, быстротою же ветру подобны».

Закончив допрос, Одиссей и Диомед зарубили Долона, несмотря на обещание сохранить ему жизнь. Потом они пробрались в лагерь фракийцев, перебили тех из них, что находились вблизи от коней, в том числе и самого Реса, а коней угнали. На следующий день военные действия продолжились. Выстроенные ахейцами укрепления действительно на некоторое время сдержали натиск троянцев, и воинам Гектора пришлось спешиться и оставить свои колесницы возле рва — кони не могли его преодолеть. Битва у стены длилась долго, но в конце концов Гектор поднял огромный камень и сбил засов, которым были заперты ворота. Троянцы ворвались в ахейский лагерь.

В этом бою предводитель критян Идоменей, выступавший на стороне ахейцев, сразился с женихом Кассандры Офрионеем. Девятнадцать лет назад, когда Парис собирался плыть за Еленой, Кассандра была взрослой девушкой, уже успевшей отвергнуть любовь Аполлона. Тем не менее на последнем году войны Офрионей приехал в Илион, чтобы сосватать «лучшую видом Приамову дочь, молодую Кассандру». Женщины античных мифов очень долго сохраняли юность. Впрочем, надежды Офрионея не сбылись — он пал от руки Идоменея.

Тем временем бой шел уже поблизости от ахейских судов. Сочувствовавшие ахейцам Гера и Посейдон не могли помочь им, опасаясь нарушить запрет Зевса. И тогда Гера решила отправиться на вершину Гаргара, «нарядившись как можно красивей», и склонить своего супруга к любовным ласкам. Она договорилась с богом сна Гипносом, что он усыпит Зевса сразу же после обольщения. Ничего не подозревавший Зевс сам окутал себя и супругу густым золотым облаком, сверкавшим каплями росы, и уснул, забыв о гремящей внизу битве.

Теперь Посейдон смог возглавить оборону ахейцев. В этом бою Гектор сошелся с Аяксом Теламонидом, с которым он еще вчера обменялся подарками. Аякс оглушил своего противника ударом камня, и товарищи вынесли Гектора из боя и положили на берегу Скамандра.

Зевс пробудился от сна и увидел, что успехи троянцев не так велики, как он обещал Фетиде. Отругав коварную супругу, Зевс приказал отозвать Посейдона с поля боя, а Аполлону велел немедленно исцелить Гектора. Затем владыка Олимпа изъявил свою волю по поводу дальнейшего хода войны: ахейцы ударятся в бегство и бой переместится к самым кораблям, Патрокл вступит в битву и убьет много троянских воинов, в том числе Сарпедона, сына Зевса, после чего Гектор пикой убьет Патрокла и в конце концов сам падет от руки Ахиллеса.

Все случилось так, как сказал Зевс. Ахейцы отступили к самым кораблям, и Патрокл обратился к Ахиллесу с просьбой: он хотел надеть доспехи друга и повести в бой его мирмидонцев. Патрокл надеялся, что троянцы примут его за сына Пелея и это внесет страх в ряды противника. Когда запылали первые корабли и Ахиллес понял, что в случае поражения они не смогут выйти в море, он сам собрал своих воинов и поставил Патрокла во главе отряда, насчитывавшего около двух с половиной тысяч человек.

Подвиги Патрокла в этой битве были под стать подвигам самого Ахиллеса. Он сразил множество врагов, в том числе одного из любимейших сыновей Зевса, ликийца Сарпедона.

Стараниями Патрокла удача вновь повернулась к ахейцам, и троянцы были отброшены к стенам Илиона. Патрокл был готов ворваться в город и сделал бы это, если бы его не остановил Аполлон. Бог возгласил:

Богорожденный Патрокл, отступи! Не тебе твоей пикой

Город отважных троянцев назначено роком разрушить,

Ни самому Ахиллесу, хоть он тебя много сильнее!

Патрокл не посмел ослушаться бога и отступил. Но это не спасло героя — его смерть была предрешена волею Зевса. Аполлон, укрытый мраком, подошел к Патроклу и «ударил в широкие плечи и спину», а потом сбросил с его головы шлем и «броню на нем распустил». Лишенный доспехов Патрокл был ранен одним из троянских воинов и без боя добит Гектором, который тут же облачился в снятые с Патрокла доспехи, некогда подаренные богами отцу Ахиллеса.

Вокруг тела павшего Патрокла закипела битва — ахейцы стремились перенести его в лагерь, чтобы свершить похоронные обряды, а Гектор хотел надругаться над трупом врага и обещал богатую награду тому, кто «Патрокла, — пускай уж убитого, — вырвав из боя, в руки троянцев отдаст».

В битву за тело товарища вступил и Менелай. Надо сказать, что Менелай был не самым храбрым воином (Елена выбирала себе мужей явно не за воинскую доблесть), и поначалу он боялся подойти туда, где шел особенно яростный бой. Но Афина решила вдохновить его на подвиги и наполнила ему сердце «смелостью мухи». Муха была у греков символом бесстрашия:

Сколько ни гонит

С тела ее человек, неотвязно все снова и снова

Рвется ужалить его, и желанна ей кровь человечья.

И действительно, теперь Менелай бестрепетно ринулся в бой и вынес тело Патрокла, в то время как Аякс Теламонид и его тезка Аякс, сын Оилея, сдерживали натиск троянцев.

Узнав о гибели друга, Ахиллес впал в отчаяние. Он отрекся от своего гнева против Агамемнона и примирился с вождем. Пелид готов был снова идти в бой, чтобы отомстить Гектору за смерть Патрокла. Но поскольку его доспехи достались врагу, ему пришлось дождаться, пока Гефест, по просьбе Фетиды, изготовит для него новые. Впрочем, бог-кузнец выполнил заказ за одну ночь.

В эту ночь троянцы, как и накануне, по приказу Гектора ночевали в походном лагере. Наутро армии сошлись для нового боя — теперь, по дозволению Зевса, в нем принимали участие и боги.

Против владыки, земных колебателя недр Посейдона,

Выступил Феб-Аполлон, готовя крылатые стрелы;

Против Ареса пошла совоокая дева Афина;

Гера богиня сошлась с Артемидою, сыплющей стрелы,

Шумною, золотострельной, родною сестрой Дальновержца;

Выступил против Лето могучий Гермес благодавец;

Против Гефеста — поток широчайший, глубокопучинный:

Боги зовут его Ксанфом, а смертные люди — Скамандром…

Ахиллес вступил в единоборство с Энеем. Эней не мог пробить сделанные богом доспехи Ахиллеса, и сыну Анхиза грозила гибель. Однако в дело вмешался Посейдон. Он решил спасти Энея, «чтоб без потомства, следа не оставив, порода Дардана не прекратилась». Бог объявил:

Род же Приама царя Крониду[53] уж стал ненавистен.

Будет править отныне троянцами сила Энея,

Также и дети детей, которые позже родятся.

Некоторые авторы действительно сообщают, что после падения Илиона окрестными землями стал править Эней. Более распространено мнение, что Эней с группой соратников и родственников отплыл из Троады и основал колонию в Италии. Так или иначе, предсказание Посейдона сбылось — сын Анхиза возглавил немногих оставшихся в живых троянцев и дарданцев. А пока что бог, чтобы спасти будущего родоначальника римлян, обошелся с ним крайне неуважительно: он «поднял с равнины Энея на воздух и бросил с размаха». Эней вылетел за пределы поля боя, и там Посейдон объяснил герою, что сражаться с Ахиллесом ему не по силам.

Пелид же с изумлением обнаружил, что противник его исчез, и стал гнать троянцев в сторону города, пока они не добежали до Ксанфа-Скамандра.

Отметим, что если бы лагерь ахейцев находился в Троянской бухте, как это считалось раньше, то, двигаясь к городу со стороны лагеря, бойцы никак не могли бы оказаться на берегу Скамандра. В лучшем случае они могли бы выйти к «Старому Скамандру», который всегда был не более чем ручейком. Если же ахейский лагерь находился в заливе Бесика, то троянцы, проведя ночь на равнине неподалеку от лагеря, имели достаточно места для описанной в «Илиаде» битвы, а при отступлении неизбежно должны были пересечь основное русло Скамандра, как это и описано у Гомера.

Часть троянцев, отступая, перешли реку вброд и побежали к городу. Других Ахиллес загнал в глубокий поток, где они плавали, «крутясь в водовертях». Двенадцать юношей он захватил в плен, связал и отправил в лагерь, чтобы принести их в жертву на похоронах Патрокла. Остальных он избивал мечом, пока Скамандр, приняв образ смертного мужа, не крикнул ему:

Трупами доверху полны мои светлоструйные воды,

И не могу я пробиться теченьем к священному морю.

Трупы мне путь преграждают. А ты продолжаешь убийства!

Будет тебе, перестань! Берет меня ужас, владыка!

Однако Ахиллес не послушал реку, и Скамандр обрушил на героя свои воды.


Герои «Илиады» сражались с богами, но биться с потоком воды было не под силу даже Ахиллесу. Он спасся лишь благодаря Гефесту, который был не только богом-кузнецом, но и богом огня, а точнее — самим огнем[54]. От пламени Гефеста вспыхнули деревья и травы на берегу Скамандра, закипела вода, заметались рыбы — и Скамандр взмолился:

Кончим вражду! Пусть Пелид хоть сейчас всех троянцев из Трои

Выгонит! Мне-то чего защищать их, чего воевать мне?

Остальные боги — сторонники ахейцев — тоже побеждали. Арес набросился на Афину, ударил ее пикой и оскорбил, назвав богиню «муха собачья», но пика попала в эгиду и не нанесла вреда дочери Зевса. А она, в свою очередь, ударила брата камнем по шее, и Арес упал на землю, потеряв сознание. Афродита пыталась вывести Ареса из битвы, но Афина и ее ударила рукой в грудь, и та упала рядом с Аресом… Державший сторону троянцев Аполлон был вызван на бой Посейдоном, но постыдился поднять руку на родного дядю. Артемида стала понукать брата к бою, но Гера избила охотницу ее же луком и колчаном, и та в слезах покинула поле битвы… Из богов, держащих сторону троянцев, одна лишь Лето одержала бескровную победу: Гермес сразу сказал, что боится сражаться с богиней, и признал свое поражение.

Битва богов завершилась. Завершилось и сражение героев. Троянцы отступили в город, и только Гектор остался снаружи. Накануне вечером он приказал своим воинам разбить лагерь на равнине и отказался возвратиться с ними под защиту стен. Теперь он понял, что это было ошибкой, которая стоила жизни многим троянцам. Поэтому Гектор счел своим долгом остаться за воротами, сразиться с Ахиллесом и либо уничтожить главного врага, либо принять смерть от его руки.

Решение это далось ему не просто — слишком страшен был вид Ахиллеса. Преследуемый Пелидом, Гектор трижды обежал город. Потом он остановился и предложил своему противнику честный договор: тот из них, кто одержит победу, снимет с побежденного доспехи, но не будет бесчестить его тело. Однако Ахиллес не принял это предложение. Он заявил:

Гектор, навек ненавистный, оставь говорить об условьях!

Как невозможны меж львов и людей нерушимые клятвы,

Как меж волков и ягнят никогда не бывает согласья,

Друг против друга всегда только злое они замышляют.

Так и меж нас невозможна любовь; никаких договоров

Быть между нами не может, покуда один, распростертый,

Кровью своей не насытит Ареса, бойца-щитоносца.

В этой ситуации не лучшим образом проявила себя Афина. Приняв облик брата Гектора, Деифоба, она предложила герою свою помощь. Однако, когда Гектор, бросив в Ахиллеса пику и не сумев пробить его щит, обратился к Деифобу за копьем, того уже не было рядом. Что же касается Ахиллеса, Афина сама подала ему копье. Гектор остался практически безоружным — у него был при себе только меч. И Ахиллес поразил его копьем в шею.

Умирающий Гектор умолял победителя:

Ради души и колен твоих, ради родителей милых,

В пищу меня не бросай, умоляю, ахейским собакам!

Множество меди и золота в дар от меня ты получишь, —

Выкуп, который внесут мой отец и почтенная матерь,

Ты ж мое тело обратно домой возврати, чтобы в Трое

Труп мой огню приобщили троянцы и жены троянцев.

Однако Ахиллес отказался исполнить просьбу поверженного противника. Ахейские воины, сбежавшись, пронзали пиками тело Гектора. А Ахиллес, привязав его за ноги к своей колеснице, под вопли Приама, Гекубы и прибежавшей на стену Андромахи повлек труп к ахейскому лагерю и бросил у ложа, на котором покоилось тело Патрокла.

Похороны Патрокла состоялись на следующий день. Ахейцы привезли с Иды множество дубовых стволов и построили огромный сруб. На него они возложили тело героя, усыпанное срезанными в знак скорби волосами его друзей. Сюда же возложили погребальные дары, и Ахиллес принес в жертву другу двенадцать пленных троянцев.

Когда же костер догорел, ахейцы собрали кости Патрокла в золотой двуручный сосуд, подаренный Фетидой, окутали их жиром, отнесли сосуд в ставку и покрыли льняной тканью. На месте костра они насыпали могильный холм, но урна с костями ждала своего часа — в нее соратники Ахиллеса должны были сложить и его кости после смерти героя. Ведь тень Патрокла, явившись к Ахиллесу, просила его, поминая давнюю дружбу героев:

Пусть же и кости обоих одна у нас урна скрывает

С ручкой двойной, золотая, подарок тебе от Фетиды.

Похороны Патрокла завершились играми в его честь. В программу входили соревнования колесниц, кулачный бой, борьба, бег, единоборство с оружием в руках, метание диска, стрельба из лука и метание копья.

Двенадцать дней Ахиллес предавал поруганию труп Гектора и, привязав его к колеснице, объезжал курган Патрокла. Но Афродита и Аполлон заботились о теле героя и не давали разложению коснуться его. На двенадцатый день олимпийские боги потребовали от Ахиллеса, чтобы он выдал тело троянцам для погребения. А вестница богов Ирида явилась к Приаму и посоветовала ему взять выкуп и отправиться в ставку Пелида. Рыдающая Гекуба пыталась удержать супруга, но Приам был непреклонен. Ведомый Гермесом, царь Илиона беспрепятственно проник в палатку Ахиллеса и с мольбою упал к ногам героя:

Сжалься, Пелид, надо мною, яви уваженье к бессмертным,

Вспомни отца твоего! Я жалости больше достоин!

Делаю то я, на что ни один не решился бы смертный:

Руки убийцы моих сыновей я к губам прижимаю!

Ахиллес был тронут горем старика. Он знал, что и сам обречен на скорую гибель, и вспомнил своего отца, который должен был лишиться единственного сына. Ахиллес велел рабыням обмыть, умастить и обрядить тело Гектора и возложил его на повозку. Потом он пригласил Приама разделить с ним трапезу.

Ахиллес пообещал, что удержит ахейцев от битвы столько дней, сколько понадобится для похорон Гектора, и троянцы девять дней беспрепятственно оплакивали героя и свозили дрова для погребения. На десятый день тело главного защитника Трои было возложено на костер.

Люди сходились к костру, на котором покоился Гектор.

После того как сошлись и большая толпа собралася,

Первым же делом вином искрометным костер загасили

Всюду, где сила огня сохранилась. А братья с друзьями

Тщательно белые кости героя средь пепла собрали,

Горько скорбя и со щек обильные слезы роняя.

В ящик потом золотой те кости они положили,

Их покрывши пред тем пурпуровой мягкой одеждой.

Тотчас спустили в могилу глубокую, после того же

Поверху часто камнями огромными плотно устлали.

Сверху насыпали холм. Вокруг же стража сидела,

Глядя, чтоб ранее срока на них не напали ахейцы.

Быстро насыпав могилу, они разошлись. Напоследок

Снова все собрались и блистательный пир пировали

В доме великом Приама, владыки, вскормленного Зевсом.

Так погребали они конеборного Гектора тело.

Этими словами завершается «Илиада». Но до конца войны оставалось еще немало событий.

В Трою продолжали прибывать союзники. С берегов Фермодонта пришла с маленькой дружиной царица амазонок Пенфесилея (Пентесилея) — она нечаянно убила свою подругу или сестру Ипполиту и хотела, чтобы Приам очистил ее от скверны убийства.{446} Визит амазонок и их битву с ахейцами подробно описал Квинт Смирнский в поэме «После Гомера».{447} Царь Трои принял амазонку как дочь, устроил пир в ее честь, вручил щедрые дары и пообещал, что наградит ее еще богаче, если она поможет ему защитить город.

Та же в ответ предложила деянье, что смертный б не мыслил:

гибель Ахиллу принесть и народ аргивян многолюдный

весь истребить, да разжечь на судах негасимое пламя.

Не вполне понятно, на чем основывалась самоуверенность Пенфесилеи — с нею было всего двенадцать воительниц. Троянцы к этому времени отказались от сражений и, напуганные Ахиллесом, не выходили из городских стен, но Пенфесилея вдохновила их на битву. Поначалу царица амазонок действительно поразила множество ахейских воинов. Она сражалась верхом — это было новое слово в военной технике того времени. Даже троянские женщины, глядя на Пенфесилею, прониклись боевым духом и решили взять в руки оружие и выйти на поле битвы. Их вдохновляла некая Гипподамия. Доводы Гипподамии были в определенном смысле резонны: она заявила, что если уж Пенфесилея так яро сражается «за чужого царя», то троянские женщины, у которых в этой войне погибли возлюбленные и мужья, родители и братья, — будут биться не хуже.

Ведомые Гипподамией, троянки, «корзины и пряжу оставив», уже вышли за городскую стену, но их остановила Феано, жрица Афины. Хоть она служила богине-воительнице, у нее был трезвый взгляд на участие женщин, во всяком случае троянских, в войне. Она объяснила подругам, что амазонкам «кровавые битвы да дикие скачки любы издревле», кроме того, Пенфесилея приходится родной дочерью богу войны Аресу, чего троянки о себе сказать не могут.

Женщины признали справедливость доводов Феано и вернулись в город. Их поступок был тем более разумен, что даже и воинственные амазонки, опытные в военном деле, не смогли противостоять ахейцам и, после недолгих успехов, все до единой полегли на поле брани. Пенфесилея была сражена копьем Ахиллеса, который одним ударом пронзил ее и ее коня. Но в определенном смысле амазонка тоже одержала победу над героем. Когда Ахиллес, собравшись, по обычаю, забрать себе доспехи воительницы, снял с ее головы шлем, он был поражен красотой царицы. Пелид понял, что своей рукой убил ту самую женщину, которую хотел бы ввести «как жену дорогую в конелюбивую Фтию».

Столь же великая скорбь разрывала сейчас его сердце,

как в тот момент, когда черная гибель Патрокла настигла.

Оказавшийся рядом ахеец Терсит стал осыпать Ахиллеса упреками за то, что он скорбит «из-за презренной царицы лишенных стыда амазонок», и Пелид в ярости ударил своего соратника по лицу. Удар оказался слишком силен, и Терсит упал мертвым. Ахейцы не любили язвительного Терсита, поэтому его убийство сошло Ахиллесу с рук.

Из уважения к доблести и красоте Пенфесилеи, а также к чувствам Ахиллеса ахейцы позволили троянцам унести царицу амазонок в город вместе с ее доспехами, оружием и павшим конем. Здесь ей воздвигли погребальный костер и захоронили прах «рядом с переднею башней близ Лаомедонта останков».{448}


Следующим союзником, пришедшим на помощь троянцам, был племянник Приама Мемнон — сын богини-зари Эос и похищенного ею троянца Тифона. Он появился в Илионе, «собравши огромное войско всех чернокожих племен, в Эфиопии дальней живущих». Но и его сразила рука Ахиллеса.

Вскрикнула Эос тогда, в пелену облаков завернувшись.

Сумрак всю землю окутал; а быстрые ветры, послушны

матери скорбной приказу, дорогу к равнине Приама

в тот же момент одолели и мертвое обняли тело.

Подняли сына Зари, понесли сквозь эфир лучезарный…

Интересно, что эфиопы — подданные Мемнона — тоже унеслись вслед за ним. За этой картиной наблюдали как защитники Трои, так и ахейцы, — «все с изумленьем взирали, как войско подле царя исчезало». Впрочем, Мемнон, как и его соратники, унеслись не слишком далеко — к берегам протекающей в Троаде реки Эсеп (Эсип). Здесь нимфы — дочери Эсепа — воздвигли над павшим героем могильный холм и «густыми его окружили лесами».

Эос, рыдая над могилой сына, объявила, что больше не будет всходить на небо и озарять его своим светом. Она грозилась навеки переселиться в подземное царство и предлагала, чтобы боги заставили мать Ахиллеса Фетиду светить вместо нее, ибо она не желает струить свет «на убийцу любимого сына». Эос действительно задержала наступление очередного утра, и Зевсу пришлось метнуть с неба свою молнию, чтобы призвать богиню Зари к порядку. Что же касается скорбящих эфиопов, Эос превратила их в птиц, чтобы они сражались между собой над могилой павшего царя, — «зрелищем тем утешается сердце божественной Эос».{449}

Несмотря на то что Мемнон был похоронен в Троаде,{450} некоторые древние авторы пишут, что памятник ему был воздвигнут на берегу Нила, — это так называемые «Колоссы Мемнона». На заре один из них приветствовал восход Эос громким звуком, похожим, по сообщению Тацита, «на человеческий голос»,{451} а по сообщению Павсания, «на звук кифары или лиры, если ударить по ее струне». Правда, сами египтяне считали, что статуя эта прославляла вовсе не сына Зари, а одного из фараонов, что, конечно, больше похоже на истину.{452} Так или иначе, римский император Септимий Север приказал отреставрировать статую, и после этого она замолчала.


На десятом году войны под стенами Трои, как это и было ему предсказано, погиб Ахиллес. Аполлодор пишет: «Преследуя троянцев, Ахиллес был поражен в лодыжку стрелой Александра и Аполлона у Скейских ворот. Из-за тела Ахиллеса началось сражение: Эант (Аякс. — О. И.) убил Главка и дал отнести вооружение Ахиллеса к кораблям, сам же поднял тело и вынес его из сечи, в то время как Одиссей отбивал натиск врагов».

Именно такую гибель предрекал ему умирающий Гектор. Он говорил: настанет день, когда

Парис и Феб-Аполлон дальнострельный,

Как бы ты доблестен ни был, убьют тебя в Скейских воротах!{453}

Правда, ни Гомер, ни Аполлодор не объясняют, каким образом герой может пасть от стрелы, принадлежащей двум лучникам сразу. Гигин объясняет это тем, что Ахиллеса убил «Аполлон в образе Александра».{454} Овидий считает, что бог направил стрелу Париса.{455}

Впрочем, существовало и мнение, что Ахиллес не пал в бою, а был предательски застрелен из засады, когда шел в храм Аполлона Фимбрейского (храм этот находился на юго-востоке от Трои, в городе Фимбра, там, где река Фимбрий впадает в Скамандр).{456} Эту историю подробно излагает греческий писатель III века н. э. Флавий Филострат в своих «Героидах». Он рассказывает о том, что Приам, отправившись к Ахиллесу молить о возврате тела Гектора, взял с собой дочь, юную Поликсену. Ахиллес и Поликсена полюбили друг друга. Пелид посватался к девушке и обещал, что после свадьбы он заставит ахейцев снять осаду Трои. Для переговоров о грядущем браке Ахиллес отправился в храм Аполлона и, доверившись троянцам, не стал надевать доспехи. Здесь его и настигла роковая стрела. После смерти героя Поликсена бросилась на меч возле могилы своего возлюбленного.{457} По другой версии, ахейцы принесли девушку в жертву тени Ахиллеса после взятия Трои.{458}

Похоронив Ахиллеса, ахейцы устроили в его честь погребальные игры, и Фетида предложила богатые награды победителям.{459} По поводу того, кому должны достаться знаменитые доспехи Пелида, сработанные Гефестом, в ахейском лагере возникли разногласия. Было решено отдать их в награду самому доблестному из воинов, и главными претендентами стали Одиссей и Аякс Теламонид. Доспехи были присуждены Одиссею. Оскорбленный Аякс решил ночью напасть на своих товарищей по оружию и перебить их, «но Афина, вселив в него безумие, направила его, уже поднявшего меч, на стада скота. В своем безумии он стал убивать животных и пастухов, принимая их за ахейцев. Позднее к нему вернулся рассудок, и он покончил самоубийством».{460}


Похороны Ахиллеса в мельчайших деталях описаны Гомером в «Одиссее». Подробно говорит о них и Квинт Смирнский. При этом одна немаловажная деталь вызывает недоумение: сколько же курганов было воздвигнуто в честь Пелида и его друга Патрокла — один или два?

По завещанию Патрокла и самого Ахиллеса двоих друзей должны были похоронить в одной урне (а значит, в одном кургане). Из «Илиады» мы знаем, что в честь Патрокла уже был воздвигнут могильный холм (хотя урну в него и не опускали). Было бы естественно, если бы теперь сюда же «подзахоронили» урну с останками обоих героев. Однако если верить «Одиссее», после гибели Ахиллеса ахейцы снова насыпают курган.{461}

Квинт Смирнский вообще не упоминает об останках Патрокла — он рассказывает о том, что кости Ахиллеса были сложены в отдельную урну, специально для этого принесенную Фетидой, и над урной был воздвигнут могильный холм.{462}

Некоторые исследователи считают, что курган Ахиллеса был насыпан поверх уже существующего кургана Патрокла, который послужил для него основанием.{463} Но например, Александр Македонский нашел в Троаде два разных холма, посвященных этим героям, и в то время, как он сам приносил жертвы возле могилы Ахиллеса, его друг Гефестион делал то же самое у могилы Патрокла.{464} О двух разных могильных памятниках — Ахиллеса и Патрокла, — находящихся на Сигейском мысу, сообщает и Страбон.{465} Конечно, нельзя исключить, что курган, воздвигнутый в честь Патрокла, остался без урны и служил лишь своего рода кенотафом, а не могильным холмом в полном смысле слова…

В античное время курганы эти, сколько бы их ни было, считались расположенными на Сигейском мысе, — это вытекает, например, из текста Страбона, хотя географ и не уточняет, какие именно из нескольких стоящих здесь курганов относились к Ахиллесу и Патроклу.

В Средние века, после прихода турок, античная традиция надолго прервалась, а Троянскую войну, как правило, стали считать выдумкой аэдов. И все же люди, верившие в историчность Гомера, не переводились, и в XVI веке крупнейший курган Сигейского мыса начинают отождествлять с курганом Ахиллеса.{466} А на карте французского путешественника и археолога XVIII–XIX веков Лешевалье, изданной в XVIII веке, отмечены уже оба кургана: Ахиллеса — на берегу, Патрокла — в нескольких сотнях метров от берега. Они же отмечены и на карте Шлимана.

Лешевалье исследовал больший курган в конце XVIII века, обнаружил в нем кремированные останки и объявил их останками Ахиллеса, хотя найденные здесь же черепки относились к классическому периоду (V–IV века до н. э.). Шлиман продолжил раскопки кургана и вынужден был признать, что курган этот датируется IX веком до н. э.,{467} а сегодня и вовсе считают, что он не старше VI века до н. э. «Курган Патрокла» тоже был раскопан Шлиманом. Погребения в нем не оказалось, но черепки говорят о том, что холм этот был воздвигнут тогда же, когда и «Курган Ахиллеса», — то есть века спустя после Троянской войны.

Наличие этих курганов рядом с предполагаемым местом стоянки ахейских кораблей было одним из доводов в пользу того, что стоянка эта находилась в устье Скамандра. Теперь этот довод опровергнут. А вот на северном берегу залива Бесика (на мысе Бурун) действительно имеется высокий курган, возраст которого позволяет при известном воображении соотнести его с Ахиллесом. Он был воздвигнут еще во времена позднего неолита, но потом его досыпали и перестраивали.{468}

Правда, погребений времен Троянской войны в нем не найдено, но зато рядом с ним находилось кладбище этого времени.{469} Современные исследователи высказали предположение, что именно здесь, а не на Сигейском мысе, как это считалось раньше, стоял построенный выходцами из Митилены город Ахиллейон, где находилась могила героя и отправлялся его культ.

Примерно в четырех километрах к юго-востоку от этого кургана стоит еще один могильный холм — самый высокий в Троаде. Его можно было бы счесть могилой Ахиллеса, если бы он не находился так далеко от берега. Иногда его считали курганом Патрокла (эту мысль высказывал, например, немецкий археолог Вильгельм Дёрпфельд — соратник Шлимана), и это название порой попадает и на современные карты.{470} Но сегодня уже доказано, что он был насыпан над могилой Феста, вольноотпущенника римского императора Каракаллы (возможно, поверх уже стоявшего там кургана классического периода).{471}


Завершался десятый год войны. В этот год, согласно давнему предсказанию Калханта, Троя должна была пасть. Однако ничто не предвещало гибели города. И тогда Калхант изрек новое прорицание: «Троя не может быть взята без помощи лука и стрел Геракла». Лук и стрелы эти сохранились, но теперь они принадлежали Филоктету, сыну Пеанта, которого ахейцы бросили одного на острове Лемнос. Напомним, что Филоктета укусила змея и Одиссей по приказу Агамемнона высадил больного на берег, оставив без корабля и без средств к существованию. Злополучный герой не смог вернуться домой и все десять лет вынужден был добывать себе пропитание охотой на птиц.{472} Правда, его подкармливал местный пастух,{473} и все же участь его нельзя назвать завидной. Он одиноко жил в пещере, спал на груде птичьих перьев и ими же укрывался от холода.{474}

Одиссей, по сообщению Аполлодора, «овладел при помощи хитрости луком и стрелами Геракла и убедил Филоктета отплыть под Трою».{475} В ахейском лагере больного немедленно исцелили — недаром среди воинов здесь были два знаменитых врача, Подалирий и Махаон, — сыновья бога Асклепия.{476} Правда, совершенно непонятно, почему целители не могли сделать то же самое десять лет назад, ведь они с самого начала плыли под Трою с флотилией Агамемнона.{477} Так или иначе, врачебная помощь Филоктету была оказана только в конце десятого года войны.

Выздоровевший Филоктет на радостях простил товарищам их предательство и принял участие в очередном сражении. Он убил из своего знаменитого лука множество троянцев, но главным его деянием было то, что он смертельно ранил виновника всей войны и главного противника примирения, злополучного Париса, «остро отточенной в пах поразив Приамида стрелою».

Теперь Парис вспомнил о своей первой жене, нимфе Ойноне (Эноне), которая еще двадцать лет назад предсказала ему: если он будет ранен, она одна сможет его вылечить. Нимфе можно было верить, потому что она научилась искусству прорицания у богини Реи. Парис бросился к покинутой супруге и упал к ее ногам. Он называл ее «лучшая между супругами» и клялся, что связался с Еленой не по доброй воле, а лишь по велению неотвратимых Кер — богинь жестокой судьбы и смерти. Но Ойнона не прониклась жалостью к бросившему ее мужу. Она справедливо припомнила Парису не только свои личные страдания, но и гибель множества троянцев и прогнала беглого мужа от своего порога. Парис умер на склонах Иды, не успев вернуться домой, и весть о его смерти принес в Трою случайный пастух.

Елена давно не ладила с Парисом, но его смерть ужаснула красавицу. Она боялась, что теперь некому будет защитить ее от гнева обоих народов, и сожалела, что не умерла до начала всех своих несчастий. Впрочем, умирать она не спешила. Что же касается Ойноны, узнав о смерти Париса, она раскаялась в содеянном и покончила с собой, бросившись в его погребальный костер.{478}

Так завершился брак Елены, который принес столько горя и троянцам, и ахейцам. Брак этот, вероятно, был бездетным. Правда, некоторые античные авторы называют детей Елены от Париса, но сообщения эти в основном мелькают в литературе, которая хотя в чем-то и основана на мифологической традиции, но более принадлежит к худлиту.{479} Что же касается Гомера, он однозначно высказался по этому поводу, назвав Гермиону, дочь Менелая, единственным ребенком Елены.{480}


Елена недолго оставалась вдовой. После гибели Париса ее руки стали добиваться два его брата, Деифоб и прорицатель Гелен. Елена вышла за Деифоба, и оскорбленный Гелен ушел из Трои и поселился на Иде.

Тем временем Калхант, прорицания которого по поводу скорого взятия Трои не сбывались, решил «перевести стрелки» на Гелена. Он объявил, что троянский пророк «знает оракулы, охраняющие город». Одиссей отправился на Иду, подстерег Гелена и взял его в плен. Гелен не стал скрывать ведомые ему оракулы, тем более что он был обижен на троянцев. Он сообщил, что для падения города необходимо выполнить три условия. Во-первых, к осаждающим следовало доставить кости Пелопса. Напомним, что Пелопс, сын Тантала, некогда жил в Малой Азии и был соседом Ила, но потом был изгнан троянским царем из собственных владений и переселился в материковую Грецию. Вторым условием было участие в войне Неоптолема сына Ахиллеса. И наконец, Троя не могла пасть, пока в ней сохранялась священная реликвия — Палладий.

С первыми двумя условиями вопрос решился просто. Кто-то из ахейцев сплавал на Пелопоннес и привез кости Пелопса. А Одиссей и Феникс (бывший наставник Ахиллеса) побывали на острове Скирос, где жил Неоптолем, и уговорили царя Ликомеда отпустить внука под Трою.

Не так однозначно обстояло дело с Палладием — хотя бы потому, что он стоял в Илионе в храме Афины и тщательно охранялся. Правда, если верить Аполлодору, Одиссей и Диомед разрешили проблему довольно просто: «Одиссей же вместе с Диомедом ночью отправился к городу и оставил здесь Диомеда, сам же обезобразил себя и надел нищенский наряд: не узнанный никем, он вошел в город под видом нищего. После того как Елена его узнала, он с ее помощью выкрал Палладий, убил многих из числа охранявших его троянцев и вместе с Диомедом доставил Палладий к кораблям».{481}

Не вполне понятно, как могли простые смертные безнаказанно коснуться святыни и тем более похитить ее, — напомним, что в свое время Ил пострадал и ослеп (правда, временно) лишь за то, что вынес статую из храма во время пожара. Недаром Синон, по версии Вергилия, позднее рассказывал троянцам о гневе Афины, который поразил святотатцев. Будто бы в очах у статуи засверкало яркое пламя, на теле ее проступил соленый пот и она, как была со щитом и копьем, «страшно об этом сказать — на месте подпрыгнула трижды».{482} Впрочем, как выяснилось, Синон лгал, и на самом деле Афина никак не отреагировала на то, что в храм богини-девственницы ворвались, перебив охрану, вооруженные мужчины и стали хватать священное изображение залитыми кровью руками. Остается только удивляться терпимости, которую богиня проявила в этой ситуации.

Вероятно, именно историю с похищением Палладия имеет в виду Елена, когда в «Одиссее» рассказывает о приходе царя Итаки в осажденную Трою. Правда, по ее словам, Одиссей появился в городе лишь как разведчик. Она говорила:

Сам себе страшно позорнейшим способом тело избивши,

Рубищем жалким, подобно невольнику, плечи одевши,

В широкоуличный город враждебных мужей он пробрался.

(…)

В городе много троянцев избив длиннолезвенной медью,

Он возвратился к ахейцам, принесши им знанье о многом.{483}

Теперь, после того как последние оракулы исполнились, Илион был обречен. Не помог ему и последний прибывший к троянцам союзник — Эврипил, сын сестры Приама Астиохи и царя Мисии Телефа. Прельстившись золотой лозой работы Гефеста, которую подарил ей Приам, Астиоха убедила сына отправиться на помощь родичам. Эврипил привел под Трою большое войско мисийцев, но погиб от руки Неоптолема.{484}

Загрузка...