Троя: Пять тысяч лет реальности и мифа

Глава 13 Троя греческая

Неспокойным временем были XII–XI века до н. э. Походы «народов моря» привели к падению Хеттского царства. Греки продолжали завоевывать и осваивать западные берега Малой Азии. На смену эпохе бронзы шла эпоха железа; возможно, в Троаде она началась именно с греческой колонизации. Но технический прогресс не оживил городов, разоренных «народами моря». Не только ремесла, но и культура пришли в упадок, и Эгеида погрузилась в «темные века», которым суждено будет завершиться лишь в VIII веке.

Когда-то считалось, что Троя в это смутное время лежала в руинах, что люди полностью ее оставили и вернулись сюда лишь на рубеже VIII и VII веков до н. э. Согласно Блегену, город был окончательно покинут около 1100 года до н. э.^{595} Корфманн отметил в Трое период VIIb³, который, с его точки зрения, продолжался до 950 года. Но потом выяснилось, что и после этого на развалинах Илиона теплилась жизнь. Правда, жилых домов, построенных в X–IX веках до н. э., в Трое не найдено, и создается впечатление, что в городе «обитали» скорее боги и духи, чем люди. Немногие уцелевшие троянцы внезапно ударились в религиозность, и в опустевшем городе вместо домов и пекарен начинают возводиться культовые сооружения.

К этому времени в Трое, возможно, уже стоял храм Афины. Правда, никаких его следов археологи не нашли (знаменитый храм, посвященный этой богине, будет построен позже). Однако в город все эти годы регулярно поступали локрийские девушки, и, значит, какой-то храм Афины имелся. Сообщения о злополучных жертвах богини оставлены слишком многими античными авторами, чтобы их можно было посчитать просто легендой.

Археологи тоже отмечают, что в городе впервые появляются явные и недвусмысленные следы поклонения богам и предкам. Напомним, что о религиозной жизни троянцев мы знаем в основном из поэм Гомера. Что же касается археологов — их находки говорят о том, что за все время существования города, с первых его дней и до примерно одиннадцатого века включительно, троянцы не отличались особой религиозностью. Но вот в разоренном и почти опустевшем Илионе запылали жертвенные костры.

Мы уже описывали здание, где незадолго до Троянской войны, возможно, проводились какие-то скромные ритуалы, — там были обнаружены фигурка то ли божества, то ли богомольца, ритон в форме быка и миниатюрный каменный топорик. Дом этот находился снаружи цитадели, недалеко от западных ворот, и был разрушен в дни взятия Трои. 130 лет он простоял в развалинах. Но теперь немногие оставшиеся троянцы неожиданно загорелись религиозным рвением и перестроили его, воздвигнув в центральной зале гигантский каменный алтарь размером 1,8 на 5,6 метра. Рядом археологи обнаружили пьедестал, на котором раньше стоял какой-то объект поклонения — возможно, статуя. У его подножия ревностные богомольцы закопали овцу. Алтарь был заполнен пеплом и костями — в основном овечьими или козьими, хотя встречались и кости быков и свиней. Здесь же лежали приношения другого рода — бронзовые фибулы, кольца, наконечник копья. Здание это археологи назвали «Террасный дом». Где обитали сами богомольцы — не известно, вероятно, не в городе, а в окрестностях, а в Трою приходили лишь для богослужений. Так или иначе, какая-то жизнь, хотя бы и только религиозная, здесь продолжалась.^{596}

Вскоре вокруг «Террасного дома» возник целый культовый комплекс — так называемое «Западное святилище». Возможно, такой всплеск религиозности связан с тем, что Троада стала понемногу заселяться греками, а греки охотно обращались за помощью к богам и не забывали благодарить их жертвоприношениями. По всему западу Малой Азии тогда шла греческая колонизация, и Трою она не миновала. Археологи нашли в Трое черепки, относящиеся к разным периодам протогеометрического и геометрического стилей. Эти стили греческой керамики существовали примерно с 1150 до 700 года, и, значит, в это время в Троаду поступали греческие товары.^{597}

Корфманн считает, что в геометрический период память о великой войне и гибели Илиона могла сохраняться окрестными жителями^{598} — полностью безлюдными эти земли не становились никогда, а замещение троянцев и дарданцев на греков происходило не сразу.

На рубеже VIII и VII веков начинается новый, «греческий», период, который археологи назвали Троя-VIII, — он продлится до 85 года до н. э. Теперь город на Гиссарлыке будут часто называть «Новый Илион», подчеркивая его отличие от Илиона «старого». А со временем появятся и сомнения по поводу того, что Новый Илион стоит на том самом месте, где стояла Троя Гомера. Уже в V веке до н. э. тождество Нового Илиона и гомеровской Трои будет требовать доказательств и обоснований — этому посвятит часть своей «Троики» Гелланик, один из древнейших греческих историков.^{599} А Страбон на рубеже эр будет считать, что Новый Илион не совпадает со «старым».^{600} Окончательно эти сомнения разрешатся лишь в XIX веке стараниями Шлимана.

Важное отличие восьмого периода от всех предшествующих — о нем мы знаем не только по археологическим находкам, но по текстам античных авторов. Конечно, об Илионе времен Троянской войны в древности было написано гораздо больше, чем о Новом Илионе, но это были тексты, достоверность которых все-таки остается под сомнением. Что же касается Нового Илиона, он все чаще будет упоминаться в исторических хрониках и документах, а приблизительные радиоуглеродные датировки сменятся четкими датами хронистов. Впрочем, изучение первых лет Трои-VIII еще остается прерогативой археологов.

В городе появляются жители, хотя пока еще немногочисленные, и очень похоже, что эти люди не просто помнили о битвах за Илион, но и поклонялись павшим защитникам (а может, и захватчикам) города. На территории Западного святилища, у самой стены цитадели, на трехметровой террасе они выложили 28 каменных кругов с диаметрами около двух метров. В центре каждого круга когда-то горел костер. Рядом сохранились черепки диносов и кратеров, служивших для смешивания вина с водой, и чаш для питья. Все это очень напоминает культ героев, которых новые жители Трои поминали и в честь которых совершали возлияния.

Археологи, изучавшие этот памятник, считают, что двадцать восемь костров, полыхавших на высокой сцене-террасе под стенами древней полуразрушенной крепости, должны были выглядеть очень «театрально». Для тех, кто участвовал в этих действах, крепость, возведенная за 700 лет и павшая за 400 лет до их рождения, должна была представляться невероятно древней святыней, а люди, погибшие у ее стен, — мифическими героями, детьми богов, о которых слагали песни аэды.^{601}

Другое святилище располагалось примерно в 80 метрах к северо-западу от цитадели. Археологи назвали его «Место сожжения» — когда-то, еще в дни Шестого города, в дни Троянской войны, здесь, вероятно, горели погребальные костры. Здесь же могли закапывать и некоторые урны с прахом. Потом погребения прекратились (в том числе и за почти полным отсутствием жителей). Но в начале VII века новые троянцы обнаружили следы золы и погребальные урны. Они опоясали всю территорию овальной стеной и стали совершать внутри ритуальные возлияния; свидетельством тому — множество найденных чаш. Судя по количеству предназначенной для питья посуды, возлияния были излюбленной формой ритуальной деятельности троянцев в этот период.

Впрочем, пить во славу павших героев им пришлось недолго — по крайней мере, в этом месте. В середине VII века в городе что-то произошло — то ли землетрясение, то ли вражеский набег. Археологи обнаружили следы пожаров и разрушений. Овальное святилище пострадало, и его не стали восстанавливать.^{602}

Примерно на эту эпоху — эпоху яркого, зрелищного поклонения теням погибших под стенами Илиона героев — приходится жизнь Гомера. Неудивительно, что великий аэд вдохновился теми действами, которые он увидел на величественных руинах древнего города. Память о войне передавалась в песнях аэдов, а возможно, и в рассказах местных жителей.

Впрочем, обитателям Троады только и оставалось, что гордиться своей древней историей, — их настоящее было более чем скромным. Ни Илион, ни другие города округи уже не могли претендовать на звание столицы государства, и эти места (или, по крайней, мере, значительная их часть) надолго попали под власть Лидийского царства. А камни от разрушенных в середине VII века домов и стен великого Илиона — камни, которые, если верить преданию, были вытесаны и уложены руками Посейдона, — пошли на строительство других городов.

Страбон писал: «От древнего города не осталось и следа. Да это и естественно, потому что все окрестные города были опустошены, хотя и не совсем разрушены; однако этот город был разорен дотла, так что все его камни были перенесены для восстановления других городов». Выходцы с Лесбоса основали на Сигейском мысе город Сигей, и стена вокруг него была возведена из троянских камней.^{603}

Но через четверть века Троя вновь возрождается, и снова как религиозный центр. Видимо, лесбосцы вывезли с развалин не все камни, кое-что осталось и очередным троянцам — впервые за 500 лет в городе было возведено полностью каменное здание. Его построили в северной части Западного святилища, и здесь, как предполагают археологи, новые жители возродили традиции ритуальных возлияний. По крайней мере, в одной из комнат был найден гигантский — намного больше обычного — кратер, предназначенный для разведения вина.

Неподалеку стояли два алтаря — на одном приносили в жертву животных, к другому богомольцы несли подарки. Здесь лежали фаянсовый жук-скарабей, пряслица, грузики для ткацких станков, булавки-фибулы, бусины, колечки, наконечники стрел, обетные статуэтки… Судя по подношениям, второй алтарь был посвящен женскому божеству, и обращались к нему в основном женщины. Найденные здесь терракотовые фигурки тоже в основном представляют собой женщин или женские головки. Впрочем, изобразительное искусство в Трое еще не достигло особых высот, и авторам настоящей книги не вполне понятно, почему, например, глиняный столбик с утолщением наверху, условными руками и полным отсутствием половых признаков считается изображением женщины. Но так утверждают специалисты, и нам остается только довериться их мнению… Кроме терракотовых «женщин» возле этого алтаря были найдены терракотовые же головки гусей и лебедей.^{604}

Примерно в те дни, когда греки снова заселяли руины Трои и учреждали здесь новые культы — около 625 года до н. э., — афиняне отбили у лесбосцев недавно основанный Сигей. В битве за Сигей участвовал знаменитый лесбосский поэт Алкей. Он бежал с поля боя, бросив свой щит, который достался врагу. В те времена это считалось позором, но Алкей не постеснялся рассказать о своем позоре в стихах. Битва, в которой участвовал Алкей, хотя и не касалась троянцев напрямую, происходила совсем рядом с Троей — не исключено, что ее можно было видеть с холма, на котором лежали руины Верхнего города. Это была первая в Троаде битва, свидетельства о которой — стихи Алкея — дошли до нас из первых рук:^{605}

Щит Алкея, как сообщает Геродот, был повешен победителями в сигейском храме Афины^{607} (совоокой Девы).

Победившие лесбосцев афиняне прочно обосновались на берегах Геллеспонта. С этого времени в Трое появляется много аттической посуды, — скорее всего, восстанавливать Илион стали те же люди, которые завоевали Сигей. Естественно, что в городе был возведен величественный храм Афины — его построили на верхней точке акрополя. Между храмом и стоявшим во дворе алтарем находился источник, а под ним — подземная комната. Сюда из города вел потайной ход, — возможно, им пользовались локрийские служительницы Афины, которым надо было прятаться от троянцев. Правда, к этому времени город давно уже населяли не земляки Кассандры, а скорее потомки воинов Аякса и Агамемнона. Тем не менее традиция, согласно которой жители города убивали локрийских девушек, застигнув их за пределами храма, сохранялась.^{608} Отметим, что, кроме источника и подземных сооружений, от храма того времени ничего не осталось — вся эта территория была расчищена и выровнена во второй половине III века до н. э. при строительстве нового храма.

Еще одним напоминанием о Троянской войне стала храмовая сокровищница — здесь хранились реликвии, имевшие отношение к героям войны. Вообще говоря, трудно представить, чтобы какие-то предметы из города, разрушенного и сожженного почти шесть столетий назад, могли уцелеть и попасть в это святилище. Но вероятно, жрецы приняли надлежащие меры для увеличения числа паломников и обеспечили сокровищницу подобающими «реликвиями».

Город понемногу рос и развивался. Впрочем, с жильем у новых троянцев по-прежнему дело обстояло неважно — они отдавали явное предпочтение строительству культовых сооружений. Так, они полностью перестроили Западное святилище: поверх старых, не вполне понятного назначения, алтарей здесь вырос греческий храм в эолийском стиле.

В 546 году до н. э. северо-запад Малой Азии попадает под власть персов, которыми правил царь Кир II. Но Кир не насаждал в завоеванных областях своих порядков, и Новый Илион оставался греческим городом, на внутренней жизни которого персидская власть не слишком сказывалась.

Один из преемников Кира, Ксеркс I, посетил Трою во время своего похода на Грецию в 480 году. Персы собирались переправиться в Европу через Геллеспонт, и Ксеркс заранее приказал построить два моста возле города Абидос, находившегося на землях Троады. Мосты были построены, но буря разметала их. Ксеркс разгневался, но не на ветра, а на само море. Геродот пишет:

«Ксеркс распалился страшным гневом и повелел бичевать Геллеспонт, наказав 300 ударов бича, и затем погрузить в открытое море пару оков. Передают еще, что царь послал также палачей заклеймить Геллеспонт клеймом. Впрочем, верно лишь то, что царь велел палачам сечь море, приговаривая при этом варварские и нечестивые слова: „О ты, горькая влага Геллеспонта! Так тебя карает наш владыка за оскорбление, которое ты нанесла ему, хотя он тебя ничем не оскорбил. И царь Ксеркс все-таки перейдет тебя, желаешь ты этого или нет. По заслугам тебе, конечно, ни один человек не станет приносить жертв, как мутной и соленой реке“. Так велел Ксеркс наказать это море, а надзирателям за сооружением моста через Геллеспонт — отрубить головы».

Следующий опыт постройки был успешнее — новый мост оказался надежным, и Ксеркс, узнав об этом, выдвинулся в Троаду со своей армией. Впрочем, местные стихии по-прежнему не жаловали персов — когда войско вступило в Илионскую область и остановилось на ночлег у подножия Иды, разразилась гроза с ураганом, и множество воинов погибли от ударов молний. Но на этот раз Ксеркс не стал никого наказывать, а, напротив, проявил уважение к местным божествам и духам. Геродот сообщает:

«Когда затем Ксеркс прибыл к реке Скамандру (это была первая река с тех пор, как выступили из Сард, которая иссякла, и в ней не хватило воды, чтобы напоить войско и скот). И вот, когда царь прибыл к этой реке, он, желая осмотреть кремль Приама, поднялся на его вершину. Осмотрев кремль и выслушав все рассказы о том, что там произошло, царь принес в жертву Афине Илионской 1000 быков. Маги же совершили [местным] героям жертвенное возлияние».^{609}

Щедрые жертвы не помогли Ксерксу. После славной гибели спартанцев Леонида у Фермопил греки разбили персидский флот у Саламина и армию при Платеях. Греческие города в Малой Азии, подчинявшиеся Персии, восстали… Греки перенесли военные действия в Малую Азию, и война продолжалась, с переменным успехом, до 449 года. По заключенному миру Персия потеряла свои территории в Европе и узкую полосу побережья на западе Малой Азии. Греческие города, в их числе и Илион, стали теоретически свободными.

Итак, на эгейском побережье Малой Азии вновь хозяйничали греки. Илион оказался в сфере влияния Лесбоса, но в 431 году до н. э. в Греции началась так называемая «Пелопоннесская война», в которой с одной стороны выступал Делосский союз во главе с Афинами, а с другой — Пелопоннесский союз во главе со Спартой. Лесбос входил в Делосский союз и в 427 году попытался выйти из него, но восстание было жестоко подавлено союзниками. С этого времени города на побережье Геллеспонта, прежде находившиеся под главенством Лесбоса, перешли к Афинам.

Как ни странно, война внесла некоторое оживление в жизнь города. Появляются свидетельства денежного обращения: археологи нашли две монеты конца V и начала IV веков — одну с Тенедоса и вторую, электровую, — из ионийского порта Фокеи. В эти годы был построен небольшой, но многокомнатный дом, следы которого сохранились в юго-восточном углу акрополя, — это было нечто вроде здания городского управления. И все же Илион оставался очень скромным городом — скорее даже поселком.

Как и другие города Делосского союза, он должен был платить сбор в общую казну. И по той сумме, в которую союзники оценили возможности троянцев, можно судить, что великая Троя Гомера превратилась в заштатный городишко, бедный даже по местным провинциальным меркам. Так, Лампсак и Кизик должны были ежегодно платить по 12 и 9 талантов; города поменьше (например, Абидос) — по 3–4 таланта; Париум, Арисба и Илион — по 2 таланта. И только два города были оценены еще ниже: Скепсис и Ассос вносили по одному таланту.^{610}

Через некоторое время Троя перешла под контроль Пелопоннесского союза, но случилось это, вероятно, достаточно мирно. Следов разгрома города археологи не обнаружили, ни о чем подобном не сообщают и античные историки. Жителям Нового Илиона вот уже примерно два века исключительно везло, и гремевшие вокруг войны обходили их стороной, а иноземные полководцы входили в стены города в основном для того, чтобы принести жертвы богам и героям. Так и теперь: в 411 году у берегов Троады разгорелась одна из решающих битв между афинянами и спартанцами, но троянцев она коснулась лишь в том смысле, что спартанский полководец Миндар побывал в городе и принес жертвы Афине. Увидев с высоты акрополя, что на Геллеспонте в районе Ретия начинается бой, он отправился туда со своим флотом на помощь союзникам.^{611}

Лишь около 360 года до н. э. Илион таки был взят вражеским войском. Впрочем, его жители сами на это напросились. В те дни на берега Геллеспонта пришел со своей армией наемников грек-авантюрист Харидем — сначала он служил одному из персидских сатрапов, а затем, когда началось так называемое «Великое восстание сатрапов», решил под шумок выкроить для себя небольшое владение. Он захватил города Скепсис и Кебрен. Жители Илиона решили воспользоваться ситуацией в своих целях и, по сообщению военного писателя середины II века н. э. Полиена, в свою очередь стали грабить один из захваченных Харидемом городов. В этом набеге участвовали и рабы. Один из них попал в плен, и Харидем склонил его к предательству. Чтобы раб не вызвал подозрений, ему дали увести много мелкого скота и нескольких пленников. Стражники Илиона обрадовались добыче и стали охотно выпускать раба и его товарищей из города по ночам, чтобы они продолжали свои «набеги». В одну из ночей Харидем захватил спутников предателя, переодел своих людей в их одежду и отправил обратно в Илион с «добычей», в числе которой был конь. Для того чтобы впустить коня, стражники полностью открыли ворота; переодетые воины перебили стражу, и войско Харидема вошло в город.^{612}

Плутарх прокомментировал это так: «Илион был взят Гераклом из-за коней Лаомедонта и затем Агамемноном при помощи так называемого деревянного коня, а в третий раз город занял Харидем — и опять-таки потому, что какой-то конь оказался в воротах и жители Илиона не смогли достаточно быстро их запереть».^{613}

Впрочем, археологи недоверчиво относятся к сообщению как Полиена, так и Плутарха. Вероятно, Харидем действительно взял город, но застрявший в воротах конь ему не понадобился по той простой причине, что Илион того времени не имел ни стен, ни ворот. Фортификации здесь появились лишь около 240–230 годов до н. э. Впрочем, греческий авантюрист недолго владел городом — очень скоро он был разбит афинским полководцем Менелаем.^{614}

Не исключено, что Харидем захватил Илион не потому, что он был ему нужен, а лишь для того, чтобы отомстить за нападение троянцев на оккупированные им самим города. Новый Илион в ту эпоху был бедным и малонаселенным и представлял большую ценность для паломников, чем для завоевателей. Археологи отмечают скудость слоев, относящихся к V — началу IV века до н. э. Сигей доминировал в округе и чеканил свою монету, а троянцы лишь пользовались чужой.^{615}

Примерно в середине IV века троянцы воздвигли возле храма Афины статую Ариобарзана II Ктиста — персидского сатрапа, восставшего против персов и образовавшего в Малой Азии дружественное Афинам полунезависимое государство. За весь IV век никого другого троянцы так не восславили. И это несмотря на то, что в Илионе недавно побывал довольно крупный спартанский полководец Миндар, а чуть позже его посетит сам Александр Македонский. Греки любили устанавливать статуи по любому поводу, однако же Александр, в отличие от Ариобарзана, не удостоился такой чести. Но чем сумел бывший персидский сатрап угодить гражданам Илиона — не известно.^{616}

В 334 году до н. э. Александр, уже подчинивший себе Грецию, отправился в поход против персов. Он высадился на берегах Геллеспонта и двинулся на восток. Но прежде чем начать боевые действия, великий полководец посетил Илион. Впрочем, он принялся воздавать честь героям войны еще на европейском берегу пролива — здесь, напротив Илиона, находился курган, в котором, по преданию, был похоронен Протесилай, первый ахеец из армады Агамемнона, ступивший на землю Троады. Непонятно, почему его могила оказалась так далеко от ахейского лагеря, тем не менее о том, что она (или, по крайней мере, святилище героя) находилась на южной оконечности Херсонеса Фракийского, сообщают многие античные авторы.^{617} В Илионе Александр, по словам историка II века н. э. Арриана, «совершил жертву Афине Илионской, поднес ей и повесил в храме полное вооружение, а взамен его взял кое-что из священного оружия, сохранившегося еще от Троянской войны», которое он не использовал в боях — «в сражениях его носили перед ним».^{618} Диодор пишет иное: «Из доспехов, лежавших в храме, он выбрал самый прочный щит и с ним бился в первом сражении, которое завершилось благодаря его храбрости громкой победой».^{619} Впрочем, подлинность этого оружия в любом случае остается на совести жрецов.

Кроме того, в Илионе Александру предложили взглянуть еще на одну реликвию — лиру Париса. Но македонец ответил, «что она его нисколько не интересует, разыскивает же он лиру Ахилла, под звуки которой тот воспевал славу и подвиги доблестных мужей».^{620}

Александр возложил венок на могилу Ахиллеса и устроил вокруг его кургана состязания в беге, в которых участвовал и сам, — такие состязания были принятой формой почитания мертвых, чему примером игры, устроенные в свое время на похоронах Патрокла и самого Ахиллеса. Ближайший друг Александра, Гефестион, возложил венок на могилу Патрокла.^{621}

Мать Александра, Олимпиада, была дочерью эпирского царя Неоптолема I, а этот царь, согласно преданию, был потомком Неоптолема (сына Ахиллеса) и Андромахи.^{622} Таким образом, в жилах Александра текла и ахейская, и троянская кровь. Правда, Андромаха не была, строго говоря, троянкой по происхождению — она родилась в троадском городе Фивы Плакийские,^{623} но после брака с Гектором жила в Илионе. Троянцем был и ее последний муж Гелен. Во всяком случае, Александр Македонский, прибыв в Троаду, оказал почтение как ахейцам, так и троянцам. Совершив ритуалы на могилах ахейских героев, он «принес жертву Приаму, моля его не гневаться больше на род Неоптолема»,^{624} к которому себя причислял.

Кроме того, Александр позаботился не только об усопших героях, но и о жителях Нового Илиона. Страбон пишет: «Город современных илионцев, как говорят, прежде был селением с небольшим и незначительным святилищем Афины. Когда же Александр после победы при Гранике прибыл сюда[62], он украсил храм посвятительными дарами, назвал селение городом, приказал тем, кому было вверено попечение над городом, восстановить его постройки и объявить независимым и свободным от податей; впоследствии же после разгрома персов он отправил туда благосклонное послание, обещая построить великий город, сделать храм знаменитым и учредить священные игры».^{625}

Надо полагать, Александр действительно отдал соответствующие распоряжения, но выполнены они были далеко не в полном объеме, если вообще были. Обещание «построить великий город» на месте развалин Трои царь, вероятно, не успел исполнить, и Новый Илион еще около полувека оставался в довольно плачевном состоянии, лишь понемногу восстанавливая если не былое величие, то хотя бы былое благосостояние.

После распада державы Александра Троада попала под власть Антигона Одноглазого — одного из сподвижников македонского царя. Нельзя сказать, чтобы Антигон не заботился об этих землях, но специально Илион он не отличал. В тридцати километрах к югу от Трои новый правитель построил большой портовый город — Антигонию Троадскую (позднее — Александрия Троадская), которая стала его излюбленным детищем.

Впрочем, вкладывая деньги в Антигонию, царь предоставил илионцам почетное преимущество — Новый Илион стал центром союза (койнонии) одиннадцати^{626} городов Троады. Союз этот носил не столько политический, сколько религиозный характер — его объединяло общее поклонение Афине Илионской, а основной целью было проведение религиозных праздников и состязаний. Вероятно, именно поэтому союз просуществовал очень долго — до III века н. э. Никакие политические и военные катаклизмы не могли нарушить это единство, и распался он лишь после окончательной победы христианства.

Став центром союза, Новый Илион начал чеканить собственную монету. Первые троянские монеты были бронзовыми. На аверсе была изображена голова Афины в шлеме, на реверсе — богиня в полный рост, с копьем и прялкой, ведь она покровительствовала военному делу и рукоделию одновременно.^{627}

Главным мероприятием года для городов — членов Троадского союза был праздник Панафинеи, посвященный Афине Илионской. Проводился он, естественно, в Илионе. В программу входило шествие канефор — юных девушек, несущих богине свои подношения (корзины со злаками и фруктами); возложение венка на статую Афины; жертвоприношение скота; состязание рапсодов; театральные представления. Проводились, вероятно, состязания гимнастов и скачки на лошадях. Картинки с этого праздника разбросаны по найденным в Трое рельефам и отчеканены на монетах… В общих чертах программа была скопирована с одноименного праздника, который издавна проходил в Афинах, но что-то илионцы добавили и от себя. Например, сохранилось изображение всадника, который в рамках праздничной программы настигал и связывал быка.

У жителей Троады был собственный календарь, один из месяцев которого назывался «панафинеи», — вероятно, это и был тот самый месяц, когда в Илионе чествовали Афину.

Города — члены союза совместно финансировали праздник Панафинеи, кроме того, каждый город должен был пригнать определенное количество скота для жертвоприношения. Для тех, кто уклонялся от участия, существовало нечто вроде «доски позора». В храме Афины сохранилась установленная в III веке до н. э. плита, на которой сообщалось, что два города — Халкидон и Мирлеа — не внесли положенных денег.^{628}

Но существовали и поощрительные надписи. Сохранилось шесть каменных плит, посвященных Малусию, сыну Вакхия, — богатому жителю близлежащего города Гаргары. Малусий давал Илиону огромные беспроцентные ссуды на проведение «священных ритуалов» и «зрелищ» и на «содержание» храма. Но главной заслугой Малусия, без сомнения, было то, что он, судя по всему, финансировал строительство театра. Правда, плиты, в которых воспеваются деяния Малусия, не конкретизируют цель его пожертвования — там сообщается лишь, что он дал деньги на нужды театра. Но, судя по огромности суммы, речь могла идти только о строительстве.

Так, согласно лишь одной из надписей, Малусий ссудил театру 1450 золотых статеров. Точный курс статера на то время не известен, во всяком случае, эта сумма составляла примерно между 4,8 и 5,8 таланта. Для сравнения отметим, что возведение знаменитого театра в Эпидавре, рассчитанного более чем на 15000 зрителей, обошлось чуть больше 10 талантов. Театр Илиона вмещал 10000 зрителей. Он находился в полукруглом естественном углублении на северо-восточном склоне холма акрополя.

Другая плита сообщает, что Малусий ссудил 3500 статеров «для театра и для других приготовлений и для священных ритуалов и для посольства»[63]. В благодарность Троадский союз неоднократно увенчивал своего мецената золотыми венками, освободил его и его потомков от налогов и предоставил им всем наследственное право на играх сидеть на почетных местах в первом ряду.^{629}

Театр, возведенный на рубеже IV и III веков до н. э., был на то время единственной архитектурной роскошью, которую позволили себе горожане. Пышные празднества справлялись в городе, лишенном стен, в храме, который был возведен еще в конце VII века. Антигон, хотя и сделал Новый Илион религиозным центром, строительство здесь особо не финансировал. Если у него и были какие-то начинания на этой счет, до ума он их не довел — в 301 году царь погиб, а Троада попала под власть другого сподвижника Александра Македонского, Лисимаха.

Лисимах тоже не слишком озадачился городским строительством, несмотря на то что пишет о нем Страбон. Великий географ утверждает, что после смерти Александра Великого «Лисимах проявил особую заботу о городе: он отстроил храм и окружил город стеной около 40 стадий длины, переселил в него жителей старых и уже разрушенных городов из окрестностей».^{630}

Однако все те благие деяния, которые он, по мнению Страбона, совершил в Илионе, относятся, вероятно, к Александрии Троадской (так после смерти Антигона стали называть Антигонию Троадскую). Во всяком случае, археологи не находят в Илионе этого времени никаких оборонительных стен, кроме того немногого, что осталось от стен Трои Приама. Следов бурного жилищного строительства, которым должно было сопровождаться упомянутое Страбоном переселение, тоже не найдено.^{631}

Отметим заодно и другую ошибку великого географа. Рассказав о том, как якобы расцвел Новый Илион стараниями Лисимаха, Страбон, перейдя к событиям начала II века до н. э., пишет: «Современный Илион также был чем-то вроде города-деревни, когда римляне впервые вступили в пределы Азии и вытеснили Антиоха Великого из области по эту сторону Тавра. Во всяком случае, согласно Деметрию из Скепсиса, который в то время подростком посетил этот город, он нашел городские дома в таком запустении, что они даже не имели черепичной кровли».^{632}

Современные исследователи считают, что Страбон и здесь воспользовался непроверенными сведениями. Как раз к названному времени в городе наконец завершится масштабное строительство: будут построены новый храм Афины, агора, новые храмы Западного святилища… Город будет окружен новой крепостной стеной. Более того: именно в этот период дома илионцев получат черепичные кровли.^{633}

Истина, вероятно, лежит посередине между двумя сообщениями Страбона. Восстановление города понемногу началось еще в дни Антигона (строительство театра), было продолжено Лисимахом и неуклонно шло весь III век до н. э., активизировавшись во второй его половине. Поскольку Новый Илион был теперь центром союза городов, ему полагалось иметь соответствующие его статусу общественные здания, торговую площадь и пристойный центр, что, в свою очередь, вызвало приток населения и строительство новых кварталов в Нижнем городе.

На самом рубеже IV и III веков до н. э. совсем рядом с городом, в 400 метрах к югу от цитадели, началась добыча камня. Через некоторое время илионцы подлатали стену цитадели — не настолько, чтобы она могла служить защитой в дни войны, но достаточно, чтобы она не портила пейзаж в дни религиозных праздников. На месте старого здания городской администрации был построен Булевтерий — здание городского Совета. Вокруг него была обустроена агора — базарная площадь, она же деловой центр города.

Храм был полностью перестроен примерно в 240 году до н. э. Собственно, это даже трудно назвать перестройкой — старый храм снесли, на северо-востоке акрополя выровняли большую площадку, почти полностью уничтожив лежавшие ниже культурные слои, и возвели большой храмовый комплекс. От старого храма сохранился только источник, под которым находилась подземная комната — предполагаемое укрытие локрийских девушек. Впрочем, самих девушек сюда уже около века как не присылали.^{634} С трех сторон храмовый комплекс был огражден портиками, и лишь с северной стороны с него открывался вид на Геллеспонт и на лежащий внизу театр.^{635}

Западное святилище тоже было перестроено. Какие именно культы здесь отправлялись, доподлинно не известно — вероятно, это были мистерии, посвященные малоазийской богине Кибеле. Археологи нашли здесь и параллели с так называемыми «самофракийскими мистериями».^{636}

Около 240 года до н. э. город был окружен стеной. Она проходила примерно по той же линии, что и древний ров, опоясывавший когда-то Нижний город Трои-VI, но жилые кварталы были хорошо спланированы, улицы пересекались под прямыми углами… Легендарная Троя Приама окончательно избавлялась от следов старины и превращалась в обычный греческий новострой эллинистического времени.^{637}

Поднявшийся из руин город снова претендовал на то, чтобы стать столицей округи. И действительно, окружающие его мелкие города постепенно переходили под его власть. Не всегда это случалось мирно — по сообщению Страбона, Сигей «был разрушен илионцами до основания за неповиновение».^{638} С некоторыми городами вопрос решился добром, и их жители получили илионское гражданство. Сохранилась плита, на которой был вытесан список «новых» граждан Илиона — он состоял из 231 имени. Вероятно, это были жители очередного города (скорее всего, Ретия или Гергиса), который перешел под юрисдикцию Илиона.^{639} На рубеже эр Страбон писал: «…Впоследствии под властью илионцев было все побережье вплоть до Дардана, принадлежащее им и теперь».^{640}

Впрочем, власть эта была ограниченной. Илионцы господствовали в Троаде, но сама Троада давно уже входила в состав более могущественных государств. Поэтому вернемся чуть-чуть назад и посмотрим, чьими же стараниями (и деньгами) илионцы восстанавливали свой город в III веке до н. э.

Наследники Александра Македонского воевали друг с другом, деля власть над миром, и в 281 году Лисимах был разбит Селевком I Никатором, основавшим в азиатской части бывшей империи Александра династию Селевкидов. Основное строительство, развернувшееся в Илионе в эллинистический период, пришлось именно на правление этой династии и династии пергамских правителей Атталидов.

Илионцы приветствовали смену власти. Селевк I после завоевания Троады прожил меньше года и не успел удостоиться особых почестей от благодарных жителей[64]. Но уже наследовавший Селевку Антиох I был увековечен илионцами: в храмовом комплексе Афины они установили его конную статую (бронзовую, покрытую золотом). Профиль Антиоха II украсил выпускавшуюся в Илионе серебряную монету. А чуть позже в храме появилась еще одна статуя очередного правителя из этой династии, — правда, до сих пор не известно, изображала ли она Селевка II или его брата Антиоха Гиеракса.^{641} Оба брата попеременно (то мирно, то воюя друг с другом) владычествовали на западе Малой Азии; именно в их царствование и, вероятно, не без их участия Илион был окружен стеной и в нем был построен новый храм Афины. Главным спонсором строительства считают Антиоха Гиеракса,^{642} однако основные почести почему-то достались его старшему брату. Возможно, это было связано с тем, что Селевк II освободил жителей Илиона от податей, — биограф первых императоров Гай Светоний Транквилл упоминает «старинное письмо, в котором сенат и народ римский предлагали царю Селевку дружбу и союз только за то, чтобы он предоставил соплеменникам их, илионянам, свободу от всяких поборов».^{643} Вероятно, царь выполнил просьбу.

Граждане Илиона оказали Селевку II все мыслимые почести — сохранилась стела, на которой вытесан декрет, изданный илионцами для восславления царя. Они воздвигли на агоре именной алтарь Селевка, «такой красивый, как только возможно». Они назвали в его честь один из месяцев и постановили ежегодно, 12 селевкия, проводить посвященные этому царю гимнастические соревнования юношей и эфебов. Раз в четыре года, в тех же числах и по тому же поводу, проводили музыкальные, спортивные и конные состязания. Несмотря на то что царь жил и здравствовал, был расписан порядок жертвоприношений Селевку (такого рода практика у восточных эллинистических монархов встречалась повсеместно).^{644} Кроме того, жрецам и магистратам надлежало молиться о здравии и благополучии царя.^{645}

Вероятно, молитвы илионцев подействовали, потому что Селевк II царствовал довольно долго — около двадцати лет. Со здравием у него тоже все обстояло благополучно, но в 225 году до н. э. царь погиб, упав с лошади.^{646} К этому времени власть над Троадой уже успела на недолгий срок перейти к пергамскому царю Атталу I. Но войны и политические потрясения каким-то образом обходили Илион стороной, и Аттал лишь продолжил строительные работы, начатые Селевкидами.^{647} Илионцы умудрялись не только выстраивать мирные отношения с любой внешней властью, но и получать хорошее финансирование от царей, деливших между собой Малую Азию.

Что касается внутреннего устройства, государство, столицей которого был Илион, базировалось на принципах демократии, и жители его установили суровые законы, жесточайшим образом каравшие тех, кто на эти принципы покусится. Сохранилась стела, датируемая 270 годом, на которой илионцы высказали свое отношение к любой тирании: «…Кто убьет тирана или вождя олигархии, или того, кто ниспровергает демократию, получит, если он гражданин, от города талант серебра в тот же день или на следующий, а народ должен поставить его бронзовую статую; он получает также пожизненное довольствие в пританее[65] и право занимать место в первом ряду на состязаниях, причем имя его возглашается глашатаем; сверх того следует давать ему пожизненно по две драхмы ежедневно».

Особые меры принимались для того, чтобы обеспечить сменяемость власти: «Если кто-либо отправлял должность стратега или иную должность денежного характера дважды, все его имущество конфискуется. Каждый желающий имеет право в любое время предъявить иск на его имущество, как на имущество казенное, однако исход процесса имеет произойти лишь тогда, когда в Илионе будет демократия… Если кто-либо при олигархии, злоумышляя против законов, изберет совет или прочих должностных лиц, намереваясь коварно проводить дела, как если бы была демократия, все распоряжения [таких органов власти] признаются недействительными, и учинивший все это несет ответственность, как вождь олигархии…»^{648}

В тексте рефреном повторяются слова «когда в Илионе будет демократия» — лишь после этого могли войти в силу решения судов, разбиравших тяжбы между тиранами и олигархами с одной стороны и пострадавшими от них гражданами с другой. До тех пор, пока в стране существовала тирания (или олигархия), постановления судов не могли считаться окончательными… Так две с лишним тысячи лет тому назад крохотное малоазийское государство установило и соблюдало законы, которые могли бы стать образцом для некоторых государств XXI века.

В 190 году до н. э. произошло эпохальное для Илиона событие — в него вошла римская армия. Непосредственно перед приходом римлян Илион находился под властью очередного царя из династии Селевкидов — Антиоха III, прозванного Великим. Антиох не поделил сферы влияния с Римом, мировое господство которого еще только намечалось. Перед тем как выступить против будущих владык мира, Антиох побывал в Илионе и принес жертву в храме Афины.^{649} Но богиня не помогла царю, и довольно скоро его армия была разбита возле Магнесии — города в Малой Азии[66].

Античные авторы преподносили приход римлян в Троаду как восстановление исторической справедливости и воссоединение двух ветвей рода Дардана. Помпей Трог сообщал о первых днях войны с Антиохом: «И вот, в то время как обе стороны готовились к войне, а римляне уже вступили в Азию и подошли к Илиону, жители Илиона обменялись с римлянами взаимными приветствиями. Жители Илиона говорили, что с их [родины] пришел в Рим Эней, а с ним и другие вожди, а римляне говорили [жителям Илиона], что от них-то они и произошли. Все радовались так, как радуются обыкновенно дети и родители при встрече после долгой разлуки. Жителей Илиона радовало то, что их потомки, покорив Запад и Африку, теперь завоевывают Азию, как свое наследственное царство; они говорили, что счастливым событием было разрушение Трои, раз она возрождается теперь при столь счастливых обстоятельствах. Римляне, в свою очередь, испытывали ненасытное желание увидеть обитель дедовских ларов[67], колыбель предков своих, храмы и изображения богов».^{650}

Римлян в их войне с государством Селевкидов поддержал Пергам, и в благодарность победители отдали Пергамскому царству покоренные земли Малой Азии, в том числе Троаду. Но само это царство пребывало в зависимости от Рима, а в 133 году до н. э. последний пергамский царь Аттал III завещал свое государство римлянам. Правда, не все подданные Аттала III согласились с этим решением, но римляне силой оружия заставили их признать завещание покойного государя. Они образовали на западе Анатолии провинцию Азия, и с этого времени Троада уже полностью и на много веков стала составной частью Римской державы.

Илионцы мирно жили под эгидой римлян около ста лет, после чего оказались втянуты в неожиданно разгоревшуюся смуту. В 86 году до н. э. римский чиновник и полководец Гай Флавий Фимбрия, участвовавший в войне с царем Понта Митридатом VI, поссорился с начальством, убил главнокомандующего, возглавил армию и стал захватывать малоазийские земли.

Жители Илиона не поддержали мятежника; тогда он осадил город и взял его за одиннадцать дней. Такая легкая победа стала для Фимбрии предметом особой гордости — он хвалился, что «на одиннадцатый день захватил этот город, который Агамемнон взял лишь с трудом на десятый год, имея флот в тысячу кораблей». Тогда один из илионцев заметил: «Да, но у нас не было такого защитника, как Гектор».^{651}

Впрочем, Гай Флавий недолго похвалялся воинскими подвигами — римский полководец Луций Корнелий Сулла заключил мир с Митридатом и двинул свою армию на мятежника. Солдаты Фимбрии не захотели биться с соотечественниками, и он покончил с собой, а Илион вернулся в лоно Римской державы. Это случилось в 85 году до н. э.

На этом завершился восьмой, греческий, этап жизни города. До сих пор, хотя Илион и был подчинен Риму, подавляющая часть общественных и жилых зданий здесь были построены греками. И стены вокруг города, и его храмы были возведены еще до прихода римлян. Теперь же Сулла вознаградил Илион за верность и помог горожанам восстановить то, что было разрушено в дни войны. Так было положено начало римской Трое-IX.