Труп Гидеона

7

Всех, кто не прошел проверку счетчиком Гейгера, сгоняли в фургоны, как скот. Собравшиеся вокруг зеваки поспешили оставить место происшествия, теряя свои головные уборы и бросая на землю недопитые пивные банки. Команда одетых в защитные костюмы людей перемещалась от двери к двери, заставляя людей покидать свои жилища — иногда даже с применением силы. Вокруг царила смешанная обстановка пафоса и хаоса: пожилые люди плакали или молча ковыляли на ходунках, матери, стараясь не потерять из вида своих детей, кричали и почти бились в истерике. Повсюду из громкоговорителей разносились сухие команды, призывающие к сотрудничеству и спокойствию и заверяющие всех в том, что все эти действия необходимы для их же защиты. О радиации не упоминалось ни слова.

Гидеон и остальные сиротливо сгрудились на параллельных скамьях. Дверь захлопнулась и фургон начал движение. Фордис, сидевший напротив, хранил мрачное молчание и выглядел почти невозмутимым, остальные же с трудом скрывали свой испуг. Среди прочих здесь был и человек, которого Фордис назвал Хаммерсмитом. Именно этот психолог поддерживал связь с Гидеоном, сейчас же он сидел в окровавленной рубашке, понурив голову. И еще здесь был один из членов команды спецназа, который стрелял в Чолкера в упор, разделив тем самым их общую участь — он тоже оказался забрызган радиоактивной кровью.

— Мы в дерьме, — буркнул оперативник. При его широких плечах и руках, напоминавших гору мышц, голос у него оказался смехотворно высоким. — Мы все умрем, и никто ничего не сможет сделать. Только не с радиацией…

Гидеон не стал вступать в разговор. Невежество большинства людей касательно радиации было ужасающим.

Мужчина застонал:

— О, Боже, моя голова! Уже начинается…

— Эй, заткнись! — буркнул Фордис.

— Пошел ты, чувак! — вспыхнул мужчина. — Я не подписывался на такое дерьмо!

Фордис ничего не сказал, он лишь плотнее сжал челюсти.

— Ты слышал меня? — голос мужчины истерически сорвался. — Я не подписывался на такое дерьмо!

Гидеон взглянул на члена команды спецназа и заговорил тихим размеренным тоном.

— Кровь, которая попала на вас, радиоактивна. Вам лучше как можно скорее ее стереть. И вам тоже, — последняя реплика была обращена к Хаммерсмиту. — Всем, на ком есть кровь преступника, лучше поступить соответственно. Смойте ее с себя или снимите свою испачканную ею одежду.

Эти слова спровоцировали в фургоне безумную активность. Вновь активизировалось чувство паники. Люди начали лихорадочно пытаться счистить кровь с волос и кожи, попутно сбрасывая измазанную ею одежду. Все, кроме парня из спецназа.

— Какой с этого толк? — простонал он. — Нам хана. Лучевая болезнь, рак… назовите, как хотите. Мы все теперь живые мертвецы.

— Никто не умрет, — спокойно заверил Гидеон. — Все зависит от того, насколько сильно был облучен Чолкер и с каким именно видом излучения мы имеем дело.

Оперативник поднял массивную голову и уставился на него своими раскрасневшимися глазами.

— И откуда такой знаток ядерного оружия только взялся на наши головы?

— Потому что — так уж сложилось — что я ученый, разрабатывающий это самое ядерное оружие.

— Повезло тебе, педрила! Значит, ты знаешь, что мы все умрем, но продолжаешь заталкивать нам в уши это гребаное вранье!

Гидеон предпочел проигнорировать это замечание.

— Ведь так, лживое трепло?

Трепло? Порядочно раздраженный, Гидеон снова взглянул на него. Мог ли этот человек тронуться рассудком из-за радиационного отравления? Нет, дело явно не в этом — дело в простой, бессмысленной панике.

— Я с тобой говорю, дерьма кусок! Не смей врать!

Гидеон провел рукой по волосам и уставился в пол. Он устал. Устал от этого осла, осыпавшего его проклятьями, устал от суматохи, даже от самой жизни, казалось, устал. У него не было ни сил, ни желания доказывать что-либо этому типу, поддавшемуся иррациональному страху.

Оперативник спецназа внезапно поднялся со своего места и схватил Гидеона за ворот рубашки, вздернув его с места.

— Я задал тебе вопрос. Нечего глаза отводить.

Гидеон спокойно посмотрел на него: на багровое от злости лицо, на покрытый испариной лоб, на выпуклые вены, на бычью шею, на дрожащие губы. Этот человек при всей своей силе выглядел совершенно нелепо, и Гидеон ничего не сумел поделать со своей реакцией на это зрелище: он засмеялся.

— По-твоему, это смешно? — спецназовец сжал кулак, приготовившись нанести удар.

Реакция Фордиса была молниеносной: его кулак врезался в живот здоровяка с такой силой, что выбил из него весь воздух. Издав сдавленное уфф, парень рухнул на колени. Через секунду Фордис уже зажал его шею в удушающем захвате. Далее он наклонился и тихо заговорил прямо ему в ухо — так тихо, что Гидеон не сумел разобрать ни слова. Затем агент освободил мужчину от своей мертвой хватки, и тот рухнул на пол грузовика лицом вниз. Издав обессиленный стон, он попытался подняться на колени.

— Сядь на место и веди себя тихо, — скомандовал Фордис.

Гидеон оправил рубашку.

— Спасибо, что выручили.

Фордис ничего не ответил.

— Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, — снова заговорил Гидеон через минуту.

— Знаем что?

— Что этот Чолкер не был сумасшедшим. Он страдал от радиационного отравления — почти наверняка гамма-лучами. Мощное гамма-облучение искажает восприятие и вызывает помутнение рассудка.

Хаммерсмит поднял голову.

— Откуда вы знаете?

— Любой, кто работал в Лос-Аламосе с радионуклидами, слышал о несчастных случаях с критичностью, которые произошли там в первые годы работ. Сесил Келли, Гарри Даглян, Льюис Слотин, «Демоническое ядро»…

— «Демоническое ядро»? — переспросил Фордис.

— Ядро плутониевой бомбы, с которой дважды случился несчастный случай. Ученые, которые его собирали, умудрились получить критическую дозу радиации, а потом подобная ситуация повторилась еще раз. В конце концов, бомбу использовали в ’46-м, в операции «Перекрестки»[3]. На объекте «Эйбл»[4]. Именно из манипуляций с «Демоническим ядром» стало ясно, что большая доза облучения может спровоцировать у человека безумие. Все симптомы, которые наблюдались у Чолкера: бред, ментальная путаница, головная боль, тошнота, рвота и невыносимая боль в животе.

— Это придает ситуации совершенно другой оборот… и должен признать, что он меня пугает еще больше, — заметил Хаммерсмит.

— Главный вопрос заключается в том, — кивнул Гидеон, — какую форму приняло его безумие. Зачем ему утверждать, что на его голову воздействовали радиацией? И проводили над ним эксперименты.

— Я боюсь, мы имеем дело с классическим симптомом шизофрении, — качнул головой Хаммерсмит.

— Да, но этот человек не был болен шизофренией. И почему он говорил, что домовладелец и его жена были правительственными агентами?

Фордис недоуменно взглянул на Гидеона.

— Но вы же не думаете, что этот чертов домовладелец и его жена действительно были правительственными агентами?

— Нет. Но мне интересно, почему Чолкер говорил об экспериментах, и почему он отрицал, что жил в этой квартире. Все это не имеет никакого смысла.

Фордис покачал головой.

— А вот для меня, боюсь, это обретает смысл. Причем четкий определенный смысл.

— Поясните? — Гидеон вопрошающе поднял брови.

— Попробуйте сами соединить все детали мозаики. Парень работает в Лос-Аламосе. Имеет высший допуск к секретной информации. Проектирует ядерное оружие. Обращается в ислам. Исчезает на пару месяцев. А затем — объявляется в Нью-Йорке.

— И?

— И, судя по всему, выходит, что наш сукин сын присоединился к джихаду! С его помощью они заполучили ядерное оружие! Но они неправильно собрали ядро, как в случаях, которые вы описали, и Чолкер схлопотал на свою задницу чертову дозу облучения.

— Чолкер не был радикалом, — возразил Гидеон. — Он был спокойным человеком. Он обратился в ислам по велению сердца.

Фордис горько рассмеялся.

— Все всегда начинается с тихушников, — пробормотал он.

В фургоне воцарилось молчание. Теперь все внимательно слушали их диалог. Гидеон почувствовал нарастающий ужас: в том, что говорил Фордис, было зерно истины. Чем больше он думал об этом, тем больше убеждался в правильности версии агента. У Чолкера для подобного был подходящий склад личности: он был тем самым боязливым, смущенным человеком, который мог найти свое призвание в джихаде. И вряд ли мог найтись другой способ схлопотать такую дозу гамма-излучения, которая бы заставила его так сильно фонить.

— Нам лучше взглянуть правде в глаза, — мрачно сказал Фордис, когда фургон начал замедлять ход. — Наш худший кошмар сбылся. Исламские террористы заполучили ядерное оружие.