Глава 4

Такиец — Джез — Необходимое изменение — Луг — Раннее утро


Пелару, торговец слухами, жил на самом недоступном из трех островов Водопадов Дровосека. Фрея и его товарищей доставили туда на моторизированной повозке после того, как они забрали товар из «Кэтти Джей». Стражники на мосту с подозрением посмотрели на потрепанных пассажиров, подъехавшим к воротам острова, но они знали человека Пелару и пропустили их внутрь.

Вилла стояла на крутом склоне холма, немного в стороне от лесистого переулка. Вечнозеленые деревья шелестели под ночным ветром; из подлеска ухали и чирикали ночные птицы. При входе на территорию виллы стояли охранники, которые проверили Фрея и его людей на наличие оружия. После этого их повезли по крутому подъему к самому дому, мимо декоративных каменных бассейнов и бледно-палевых беседок.

Вилла, выстроенная, как смутно показалось Фрею, в иностранном стиле, была украшена куполами и портиками. Ассиметричная — из-за подъема земли, — она была окружена многоуровневыми садами садами с фонтанами и причудливыми скульптурами. Летняя резиденция, построенная для более теплых времен. В тихую оленфайскую ночь она выглядела просто унылой.

Пелару ждал их снаружи, около главной двери, вместе с парой вооруженных охранников. Высокий человек с прямой спиной, около тридцати лет, с застывшими и высокомерными чертами лица, типичными для такийцев. Оливковая кожа и аккуратные черные волосы, модные брюки и жилет, который казался слишком легким для этой погоды.

Повозка остановилась, и Фрей спустился с пассажирского места. Пелару шагнул вперед, чтобы приветствовать его.

— Капитан Фрей, — начал он, говоря с мелодичным акцентом своего народа. — Какое удовольствие…

Он не договорил, увидев что-то за плечом Фрея. Тот оглянулся, и посмотрел на повозку. С нее уже спустились Малвери и Сило, но Пелару глядел не на них. На Джез. И Джез глядела на него напряженным гипнотизирующим взглядом, и, о, черт побери, ее глаза сияли в свете луны.

«Я знал, что не должен был привозить ее».

— Хотите увидеть платеж? — быстро подсказал Фрей, чтобы отвлечь его. — Сило, Малвери покажите господину Пелару то, что мы привезли ему.

Пелару, казалось, только сейчас заметил, где находится.

— Э… Простите меня, я… сегодня вечером я не очень хорошо себя чувствую. — Он тряхнул головой и сосредоточился. — Капитан Фрей, мы должны поговорить. Пойдемте со мной.

— А вы не э… реликвии? — Фрей указал на тяжелый сундук, который Сило и Малвери вытащили из багажника.

— Ах, да, реликвии, — сказал Пелару безразличным тоном. Он положил ладонь на руку Фрея и повел его прочь. — Пойдемте. Нам есть о чем поговорить. — Он в последний раз взглянул на Джез, которая, очевидно, взволновала его, и повел Фрея к другой стороне виллы, оставив Малвери и Сило держать сундук на весу.

— Эй! — заорал им вслед Малвери. — А с этим что делать?

Фрей беспомощно пожал плечами. «Я знаю не больше вашего».

— Ну, вот это здорово, — пробормотал Малвери. Он протрезвел и стал раздражительным. Фрей вздрогнул, когда доктор швырнул на землю свой край сундука. Последовавший треск, вероятно, уменьшил вдвое стоимость содержимого.

Вслед за Пелару, Фрей направился по извилистой дорожке через дворики, к задней части виллы. Торговец слухами, казалось, погрузился в глубокое раздумье. Фрей надеялся, что вид Джез не слишком встревожил Пелару. Он знал, что рискует, приводя ее сюда, но, если дела пойдут плохо, без нее не обойтись. Они не могли принести оружие в дом торговца слухами, но Джез сама была оружием.

За домом находился многоуровневый сад, выходивший на большую стремительную реку. Водопады шумели, грохотали и шипели, и когда ветер дул прямо на Фрея, он чувствовал на лице водяную пыль. В полукилометре находился другой остров, черный бугор в воде, усеянный дружелюбными огоньками.

Отсюда было трудно представить себе, что вообще-то в стране идет гражданская война. Но война только началась, а Вардия — большая страна. Фрей спросил себя, сколько времени пройдет прежде, чем война доберется до таких далеких уголков, как Водопады Дровосека.

Пелару подошел к краю сада, туда, где крутой склон пересекали витые металлические перила, защищавшие от падения. Фрей осторожно присоединился к нему. Он не знал точно, что произойдет, но в одном был уверен: если торговец слухами попытается спихнуть его с обрыва, они полетят вместе.

— Что-то произошло? — спросил он. — Я считал, что мы заключили сделку.

— Да, — ответил Пелару. Он смотрел на воду с бесстрастным и спокойным выражением на лице. — Я изменяю ее.

— Вы ее изменяете? — ровным голосом переспросил Фрей.

— Да.

Фрей посмотрел на открывавшийся перед ним великолепный вид и глубоко вздохнул. Красота окрестностей не могла успокоить гнев, вскипевший внутри него. Он и начал заключать сделки с высокопоставленными людьми только для того, чтобы избежать подобных ситуаций. Слишком часто его предавали.

— Вы — торговец слухами, — сказал он. — Уважаемый торговец слухами. Дорогой, как гавно на золотом блюдце. Ваша репутация — ваша жизнь и смерть. А это означает, что вы не распространяете секретов, за которые не заплатили, и не меняете сделки.

— Мне кажется, моя репутация переживет одного недовольного флибустьера, — сказал Пелару. — Но за все это я извиняюсь. Это необходимость.

Его невыносимое спокойствие разбило вдребезги последние осколки самообладания Фрея.

Необходимо? — крикнул он. — Да мне наплевать на необходимость! Просто скажите мне, где она!

Его голос улетел в ночь, и бурлящая вода проглотила его. Он закрыл рот, внезапно почувствовав себя разоблаченным. Услышал ли его экипаж на другой стороне дома? А Джез, с ее нечеловеческим восприятием?

Все они знали, что он выбирает новую цель, точно так же, как он выбирал последнюю. И, кстати, они правы. Но эта цель будет не тем, что они себе представляли.

Он собирался охотиться не за сокровищами. А за Триникой Дракен.

После вспышки Пелару с новым интересом поглядел на него.

— Она очень много значит для вас, — сказал он. — Раньше я не понимал этого.

Фрей бросил на него ненавидящий взгляд, повернул голову и плюнул через перила. Он выдал себя. У нее всегда получалось заставить его так поступать.

— Она должна мне огромную сумму, — соврал он.

Пелару ничего не ответил.

— Что вы хотите? — наконец спросил Фрей.

— Можете сохранить реликвии, — сказал Пелару, — или продать их, если захотите. Взамен я хочу, чтобы вы помогли мне. Если вы сыграете правильно, то не только уедете с информацией, которую ищете, но и станете существенно богаче.

— Или я могу пойти к другому торговцу слухами, — сказал Фрей.

— Да, можете, — согласился такиец. — Вы можете потерять деньги, которые уже заплатили мне, и уйти. Но найти Тринику Дракен очень тяжело. Она пират, в конце концов, и за ее голову назначена солидная награда. Достаточно сказать, что я выследил ее во многом благодаря немалой толике удачи. Другому торговцу слухами может потребоваться больше времени, чем мне. И, к тому времени, она может оказаться в таком месте, где вы никогда ее не найдете. — Он повернулся к Фрею и внимательно посмотрел на него своими бледно-зелеными глазами. — Я подозреваю, что вы не пойдете на такой риск.

Он подозревал правильно. Последние три месяца Фрей посвятил поискам Триники, хотя экипаж об этом не знал. Но она могла быть в любой точке известного мира, а разразившаяся гражданская война — совсем не то, что могло ему помочь. Вероятность найти ее при помощи слухов была близка к нулю. Вот почему Фрей обратился к Пелару.

С тех пор, как они вернулись из Самарлы, каждое ограбление подводило их ближе к этому мгновению. Сначала надо было поднять деньги, чтобы заставить Пелару встать на след. Потом он заплатил другому торговцу слухами, и тот дал ему наводку на их последнее дело, чтобы оплатить остаток гонорара Пелару. Он поступил правильно, черт побери, он все сделал правильно! И теперь вот это. Прошло уже три месяца, и это слишком долго.

— Чего вы хотите от меня? — спросил он.

Пелару отошел от края утеса и медленно пошел по садам, в которых мраморные статуи ждали неизвестно чего в свете луны. Фрей закатил глаза и последовал за ним, как и был должен. Все в этом человеке раздражало его. Он был чертовски уравновешенным. Фрею даже хотелось толкнуть его, лишь бы увидеть, как тот споткнется.

— Быть может, вы предположили, что я интересуюсь артефактами пробужденцев, — сказал Пелару. — Тогда вы ошиблись. Я считаю их детскими игрушками, реликвиями откровенно искусственной религии, сотворенной роялистами для того, чтобы сделать героем их последнего сумасшедшего короля. — Он покачал головой. — Все эти ваши люди, короли, герцоги и оракулы.

— Да, да, — скучным тоном сказал Фрей. — Такия и ее замечательная республика, я знаю. За исключением того, что пока вы все сидите на задницах, играете на лютнях и рисуете друг друга голыми, ваши соседи, самарланцы, куют железо и создают оружие, чтобы завоевать остаток мира. Много пользы принесет вам вся эта ваша культура, когда вы окажетесь в цепях.

Пелару не обратил внимание на оскорбление.

— У меня есть бизнес-партнер, коллекционер, — сказал он так, словно его никто не перебивал. — Два дня назад он обнаружил место, где, по его мнению, находится тайник с огромными ценностями. Он немедленно отправился туда с группой своих людей… и не вернулся.

Фрей какое-то время ждал.

— И? — не выдержал он.

— Мне нужно, чтобы вы отправились за ним.

— Вы серьезно? Хотите, чтобы я его спас?

— Если он жив.

— А если нет?

— Тогда я хочу это узнать.

Фрей задумался.

— Знаете, если несколько моих людей задержатся на день-два, я предположу, что они валяются где-то пьяными, или нашли себе спутников противоположного пола, которые не прочь чуть-чуть развлечься. Мне кажется, что вы чересчур заботливы. Лучше наймите кого-нибудь другого, чтобы посидеть с вашим младенцем.

— Я не могу! — рявкнул Пелару.

Фрей позволил себе слегка улыбнуться. Щель в броне спокойствия. У Фрея был талант злить таких людей.

— Он очень много значит для вас, верно? — спросил Фрей. — Раньше я не понимал этого.

Пелару нахмурился, его лицо задергалось от сдерживаемого волнения:

Нет времени на кого-то другого. Тайник находится в подземном храме в Коррене.

Фрей остановился. Пелару сделал еще несколько шагов, прежде, чем обратил на это внимание.

— Коррен, — повторил Фрей. — Вы хотите, чтобы мы полетели в зону военных действий.

— Да. Именно поэтому вы мне и нужны, — сказал торговец слухами. — Храм расположен в районе, на который никто не претендует. Но сражение подходит к нему все ближе и ближе. — Он пристально посмотрел на Фрея. — Я должен найти его до того, как…

Вы должны найти его? Я думал, что рискуем только мы.

— Нет. Я полечу с вами.

— Ого, — сказал Фрей. Это делало ситуацию более интересной. Он скрестил руки на груди: — И почему вы хотите это сделать?

— А вот это не ваше дело, — холодно сказал Пелару.

— На моем корабле — мое, — возразил Фрей.

— Я слышал совсем другое. Я слышал, что на «Кэтти Джей» человеку не задают неудобных вопросов.

Достаточно верно, хотя сейчас в меньшей степени, чем в прошлом. В любом случае он сможет угадать мотивы Пелару, так что сейчас давить не стоит. Кем бы ни был его бизнес-партнер, он — важная птица, и Пелару хочет быть уверенным, что они сделают все, чтобы его спасти. Или, возможно, привезти назад его тело.

— Вы можете полететь с нами, — сказал Фрей. — Один. Я не беру наемников на свой корабль. Именно так и происходят угоны.

Пелару открыл рот, чтобы запротестовать, но Фрей оборвал его.

— Либо так, либо никак, — сказал он. — Похоже мы оба кого-то ищем. Разница в том, что у меня есть только ваше слово — дескать вы нашли Тринику. Обычно ради этого я не летаю со своим экипажем на поле боя. Так что вы летите в одиночку, и в то мгновение, когда вы найдете своего человека — живого или мертвого, — вы говорите мне то, что мне нужно. И, клянусь, если мне не понравится то, что я услышу, если я не поверю вам, я тут же вас застрелю.

На лице Пелару боролись противоречивые чувства, и Фрея охватила маленькая, глубоко личная радость. Этой тактике он научился за столом для рейка. Никогда не давай никому другому диктовать тебе правила игры. Всегда будь тем, кто задает вопросы. Для того, чтобы узнать, что представляет из себя человек, — надави на него. Торговец слухами показал слабость. Он еще не отдал все карты, которые держит в руке, но уже отдал лучшую.

«Сейчас посмотрим, чего стоит твоя информация, и готов ли ты гарантировать ее ценность своей жизнью».

— Принято, — сказал Пелару. Прозвучало так, словно он чувствует отвращение к самому себе.

— Мы сохраним все, что найдем в храме.

— Принято! — крикнул Пелару.

— Договорились, — спокойно сказал Фрей. — Будьте завтра у доков в десять.

— Завтра? — удивился Пелару, но Фрей уже шел прочь.

— Половина моего экипажа вдребезги пьяна, а мне самому нужно поспать. Если вы думаете, что можете быстро найти экипаж получше, милости прошу. Иначе — капитан здесь я, и мы отправимся тогда, когда я сказал.

Фрей подождал ответа, но его не последовало. Капитан воспринял молчание, как капитуляцию. «Вот что бывает, когда кто-то пытается надуть меня, ты, хитрый такийский ублюдок».

Сейчас, выцарапав себе некоторое преимущество, он почувствовал себя немного лучше, но все равно был разочарован и зол тем, как пошло дело. Он и так чувствовал себя скверно, так долго обманывая экипаж. Они получили солидную прибыль, это правда, и если эта работа прокатит, они получат еще больше; но он не хотел подвергать их еще большей опасности. Он хотел быть с ними честным, но просто не мог.

Все это было слишком личным. Фрей никогда не любил рассказывать о своих чувствах, и уж точно не банде недоносков и извращенцев, с которой делил «Кэтти Джей». Он знал, что бы они сказали, если бы выяснили, что он задумал. Они бы сказали, что он наивняк и обманывает себя. Во время их последней встречи Триника совершенно ясно высказала все, что она о нем думает. Она вообще не хотела видеть его. Кроме того, она была опасным неуравновешенным капитаном пиратского корабля, одевалась как Невеста Смерти и неоднократно била его ножом в спину. В теории, она была не слишком привлекательным партнером.

Но он пообещал себе. Пообещал исправить все, что он наделал. И он должен найти ее, пока не стало слишком поздно. Пока она не забыла, кто она, кем была и как, когда-то, любила его..

«Коррен, — подумал он. — Как мне объяснить это команде?»


РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА ПИРАТСТВО И УБИЙСТВО.

Фрей сидел на своей койке, опершись спиной о металлическую переборку; над его головой висела багажная сетка, полная чемоданов. Он глядел на помятый листок с загнутыми краями, выуженный из этого ненадежного склада. С листка, помимо списка преступлений, на него глядел совсем молодой Дариан Фрей. Ферротипия представляла из себя крупный план его лица. Лицо, немного смазанное из-за дешевых чернил и плохой бумаги, улыбалось, ухитряясь одновременно позировать и искренне радоваться. Не лицо пирата или убийцы. Трудно было поверить, что он пошел по этой дорожке.

У Фрея было не слишком много памятных сувениров. Он никогда не видел смысл записывать свои приключения, и всегда глядел вперед, а не назад. Но сейчас он обнаружил, что ему стоило бы получше заботиться о прошлом. Этот самый портрет, улыбающийся и обвиняемый, был ближе всего к снимку Триники.


«Давай! Быстро! Быстро!»

Так быстро, что он запыхался. Жужжание таймера камеры.

«Сюда! Становись! Улыбайся!»

«Она даже не направлена на нас!» — сказал он.

«О! Ты прав! Левее, левее, еще левее, быстро!»

«Ты сказала вправо? Сюда?»

«Левее! — Смех. — Быстро! Быстро!»

Она притянула его к себе за руку, он сверкнул зубами, и затвор камеры щелкнул, оборвав мгновение и запечатлев его на пластине. Из всех ферротипий, которые они сделали, эта была самой совершенной. Позже власти нашли снимок и отрезали Тринику, оставив только лицо предполагаемого преступника. Но в его сознании, снимок был — и всегда останется — целым.

Сейчас он был с ней, когда она обняла его и поцеловала, а потом помчалась к камере. Он смотрел, как она бежит, несется через луг, и ее легкое летнее платье бьется вокруг бледных ног. Солнце жарило его шею, спину холодил холодный ветер с гор. Она подбежала к камере и захлопотала вокруг нее, словно могла ее открыть и схватить мгновение, в которое они оказались внутри.

«Я хочу увидеть!» — сказала она.

«Все приходит к тем, кто ждет», — мудро ответил он, потому что так бы сказал ее отец — одна из тысяч шуток, которые имели смысл только для них.

«О, ты такой зануда, — сказала она тоном, который свидетельствовал об обратном. — И в своей жизни ты никогда ничего не ждешь!»

«Да, точно, — сказал он. — Когда я чего-то хочу, я иду вперед и беру это!»

Он помчался через луг к ней, она завизжала, как маленькая девочка, и улизнула. Наконец он схватил ее и поднял вверх; она наклонила лицо к нему и поцеловала, а ее длинные белокурые волосы упали ему на щеку.


Было ли все это так? Да, он мысленно видел все это, но так ли было на самом деле? Действительно ли свет солнца падал на плавающие семена одуванчиков и превращал их в золотые? Неужели трава пахла так сладко? Понимал ли он совершенство мгновения, или оно стало совершенным только через линзу потерь?

Те, кто так любили друг друга в тот день, понятия не имели о том, что их ждет, о предательстве и трагедии, которые превратят их счастье в печаль и пошлют их крутиться по миру, разбитых и ожесточенных, стрелой лететь в жестокое будущее. В тот день они не знали ничего, кроме этого мгновения. Возможно, они должны были бы остаться в этом мгновении. Вот если бы он любил более бесстрашно и не отравлял их радость сомнениями, сейчас они были бы вместе. Но, может быть, другого пути не было. Может быть, они должны были расстаться, чтобы узнать друг друга.

Когда-то, до дней револьверов, пьянства и предательства, он бежал по лугу вместе с женщиной, которую безумно любил. Те дни миновали. Он бы хотел, чтобы они вернулись. Однажды он прошел тем путем; он должен верить, что сможет пройти по нему опять.

Если он сможет найти ее.

Если он сможет заставить ее передумать.


Прошло больше пяти лет с той ночи, когда Джез в последний раз спала. Она не скучала по этому. В любом случае она никогда больше не будет видеть сны.

Ее любимым временем стало раннее утро, когда экипаж обычно спал, и «Кэтти Джей» наполняли тиканье, скрип и большое пустое молчание. Не спали только она, кот и крысы в трюме.

Иногда она присоединялась к Слегу, ее мысли смешивались с его, пока он преследовал добычу в вентиляционных ходах, трубах и тайных местах. Она убивала вместе с ним и чувствовала кровь на своем языке. Но иногда она выбирала крыс, сливаясь с их неистовыми, вечно занятыми сознаниями.

Когда она была в соответствующем настроении, то полностью завладевала крысой, заменяя ее рефлексы своими командами. Она вела маленького грызуна к трубе, в которой лежал и ждал Слег, и оставалась в нем, пока кот рвал его на части. Очень острые когти погружались в спину крысы и в спину Джез, причиняя им обоим почти непереносимую боль. Но она терпела эти смертельные муки до тех пор, пока последняя иска жизни не покидала изорванное тело; именно тогда она чувствовала себя неистово живой, сознание прояснялось и голоса умолкали, на время.

Но они всегда возвращались.

Она сидела на корточках, сохраняя идеальное равновесие, на перилах галереи, вившейся над пещероподобным трюмом «Кэтти Джей». Она любила забираться высоко. Ее товарищи по экипажу двигались скучными путями — они шли по полу или поднимались по лестницам, следовали дорогами, предназначенными для ног. Ей же хотелось прыгать с насеста на насест, носиться зигзагами через окружающий мир. Ей хотелось жить в трехмерной вселенной, не ограниченной плоскими поверхностями и заранее предписанными путями. На людях она сдерживала себя, зная, что взбудоражит других. Но ночью, одна, она была свободна.

В такие дни у нее было больше общего с котом, чем с капитаном. Иногда это беспокоило ее, иногда — нет.

Ашуа спала под ней, завернувшись в спальник в своем маленьком гнездышке — обитой мягкой материей нише в переборке. Джез слышала как она негромко сопит во сне и как медленно бьется ее сердце. Она слышала и негромкое позвякивание кольчуги Бесс, слегка колыхавшейся под слабым ветром, который дул из системы вентиляции «Кэтти Джей». Голем спал стоя, пустой костюм, стоявший в сделанном Крейком святилище в задней части трюма, скрытым за стеной ящиков и брезентовых занавесок.

Были и другие звуки, которые она скорее чувствовала, чем слышала. Бормотание и лепет спящих сознаний. Далекий призыв манов, жалобный вопль, крик, с которым волчья стая зовет пропавшего члена. Самыми громкими были мысли пилотов, рабочих и таможенных чиновников, бродивших по докам снаружи. Они приходили к ней свистящим шепотом, перепутанной неразберихой голосов на пределе понимания.

Она могла слышать их, если хотела, хотя было удручающе трудно понять то, что она слышала. Они приходили одновременно, сшитые вместе куски бессмыслицы, окна ясности в движущемся тумане. Она взяла за правило никогда сознательно не слушать мысли команды, но иногда, невольно, что-то подслушивала. Она знала об опасениях кэпа на ее счет. Она разделяла их.

По крайней мере, его беспокоил только ее неестественный слух. Если бы он знал правду, он бы, наверняка, выкинул ее с «Кэтти Джей» пинком под зад.

Фрей никак не мог понять, откуда она узнала так много о транспортнике пробужденцев, да еще в ураган. Она узнала то, что невозможно было только услышать. На самом деле она слушала мысли людей, которые летели на корабле, выбирая из неразберихи лакомые кусочки информации.

«…должен был сказать ей, когда я…»

«…апомни наполнить это, прежде чем…»

«…как он сейчас? Что он…»

«…не моя проблема, и не имеет значения, что они…»

«…чувствую больным. Прошел месяц с того времени, как я чувствовал себя хорошо. Надо понять…»

Она с усилием вернулась в свое тело. Было слишком легко — и слишком опасно — затеряться в заботах и желаниях других людей. Рядом слишком много сознаний, даже ночью. Но днем было еще хуже. В толпе ей требовалась постоянная концентрация только для того, чтобы удержать свое сознание целым. Она чувствовала, что если разрешит себе расслабиться, она рассыпется, как свет, улетающий одновременно в тысяче направлений.

«Я теряю, — сказала она себе. — Я теряю себя».

Рисс предупреждал ее. Чем больше она узнавала о себе, чем больше использовала новонайденные возможности — возможности манов, — тем больше ей это нравилось. И она приняла это. Она выбрала стать другой, измениться. Но было трудно разрешить себе уйти из мира, который окружал ее.

Она дрейфовала в незнакомое море, в котором нет берега, вдоль которого надо плыть, и нет маяка, который указал бы ей путь. Она отдалилась как от своих товарищей, так и от себя, и приблизилась к… чему-то непонятному. И это пугало ее.

И тогда она увидела Пелару.

Как всегда, при мысли о нем сознание сосредоточилось. Далекие голоса растаяли. Она увидела его лицо, так ясно, словно он стоял здесь, прямо перед ней, на галерее. Оливковая кожа, скульптурные и высокомерные черты лица, изгиб рта, прямые плечи.

Красивый.

Настолько красивый, что ей становилось страшно. Красивый, как ребенок, красивый той красотой, которую видишь, когда изумленно глядишь на восход солнца. Непостижимой, подавляющей, проникающей в сердце.

Что все это означает? Что она видит, когда глядит на торговца слухами?

Джез всегда была замкнутой, даже до того дня в Йортланде, когда пришли маны. Она страстно желала общаться с другими людьми, но никогда не могла. У нее были друзья, родители и партнеры, но глубокая страстная связь, по которой она тосковала, став взрослой, всегда ускользала от нее. Те стороны человеческих отношений, ради которых другие люди готовы убивать и умирать, никогда не казались важными для нее.

Однажды она переспала с человеком на сорок лет старше себя только для того, чтобы вытащить шею кэпа из петли. Большинство людей было бы потрясено самой мыслью об этом. А для нее это был просто самый быстрый способ добиться цели. И это ее не осквернило. Она вообще почти ничего не почувствовала.

Может быть, с ней что-то не так. Может быть, она хочет чувствовать больше, чем имеет право, больше, чем способна. В конце концов, именно поэтому она и выбрала манов. Они обещали единство душ и товарищество, тот вид единения, который лежит за пределами всего, что она испытывала раньше.

И вот теперь это. Неужели это то самое, что испытывает кэп, когда думает о Тринике? Потрясающее, ошеломляющее, обостренное желание? Неужели она влюбилась? И, если так, не слишком ли поздно сворачивать с пути, который она выбрала?

Не слишком ли поздно попытаться стать человеком?

Загрузка...