Творец

Глава 11

Несколькими днями позже

— Боже Всемогущий…! — женщина умолкла, не в силах произнести больше ни слова и уставилась на Адама, распахнувшего перед ней дверь.

Соня, с намыленной головой, суматошно запахивая халат, выбежала в прихожую, но опоздала. Адик в последнее время, как с цепи сорвался, и если прежде любое её слово было для него непреложным законом, то теперь он всё чаще занимался самоуправством. Открывать дверь кому бы то ни было, ему было строго запрещено. Особенно в последнее время, когда порог по очереди оббивали то Женя, то полиция, разыскивающая Женю, и ей не раз лишь чудом удавалось предотвратить катастрофу.

— Ида! — воскликнула она с фальшивым, напряженным радушием, — Проходи, пожалуйста!

Ида замешкалась на пороге, оглянулась, словно намереваясь сбежать, но все же вошла, пристраивая старомодный зонт с длинной ручкой у обувной полки.

Соня стиснула зубы, перебирая в уме немногочисленные варианты, как выкрутиться из этой ситуации. Может, старуха ничего не поняла? Может, решила, что это сам Женя? Может, её потрёпанная временем творческая натура вообще не следила за последними городскими сводками, и она попросту удивлена? Тогда можно навешать ей лапши на уши про счастливое возвращение блудного мужа, и…

Но Соня понимала, что всё это ерунда. Даже если Ида до сих пор не знает о пропавших детях, то кто может гарантировать, что не узнает в ближайшие дни или часы? Что она тогда сделает? Стоит ли надеяться на женскую дружбу и солидарность? Глупый вопрос. Ида её покрывать точно не станет…

Эти мысли с гомоном и криком вспорхнули, покружили и уселись обратно, словно стая вспугнутых выстрелом птиц. По тому, с каким ужасом и трепетом старуха разглядывала Адама, Соня видела, что все-то она прекрасно поняла…

— Мы можем… поговорить наедине? — спросила Ида деревянным, чопорным тоном.

Соня покосилась на Адика, который принес полотенце и заботливо накинул ей на мокрые волосы. В последние дни она боялась его о чем-либо просить, ибо понятия не имела, послушается ли её или сделает по-своему.

— Милый, — неуверенно произнесла она, — Это Ида, моя подруга. Ты не против, если мы немного посплетничаем?

Адам в шутливом испуге вскинул перед собой руки, словно отгораживаясь от «сплетен».

— Гостиная в вашем распоряжении, девочки, — он подмигнул Соне, — Я пока приготовлю обед.

Ида не двигалась с места, пока он не удалился в направлении кухни. Потом неохотно надела предложенные тапки, прошаркала в гостиную и села на краешек дивана.

— Может, что-нибудь выпьешь? У меня есть вермут… — Соня нервозно пристроилась напротив.

— Теперь ясно, почему ты так упорно отказывалась прийти в гости или позвать к себе, чтобы похвастаться своим творением. Хвастать особо нечем, — старуха сурово поджала губы, — Ты хоть понимаешь, что натворила?!

Соня, не зная, что ответить, просто молчала.

— Почему сразу не позвонила им, как поняла, что он не в порядке?! — Ида изо всех сил всматривалась в бесстрастное Сонино лицо, — Не может того быть, чтобы знала и…

— Ида, послушай! Я…, - Соня умолкла, — Я понятия не имела, что так произойдет, поверь. Только хотела себе своего Женю вернуть.

— Не прикидывайся дурой! Я не об этом спрашиваю!

— Мы скоро уедем! Я уже выбрала место. Это малюсенькая деревенька в Сибири. Денег от продажи дома, сбережений и гонораров за мои последние работы нам хватит надолго, а потом я… найду какую-нибудь работу… Надо только, чтобы…

— Чтобы что?!

— Чтобы он закончил.

— Закончил?!

— Со свиносемейкой, понимаешь? — Соня опустилась коленями на тёплый мрамор пола и подползла к подруге, — Осталось совсем немного. Ты просто… помолчи… Не думай, я его не науськивала, даже не упоминала… Он как-то сам!

— Не науськивала, но и не остановила!

Губы у Сони задрожали, задёргались. Ида всё поняла, и по спине её побежал холодок. Уже совсем другим тоном она спросила:

— Ты не смогла, так?

Соня кивнула.

— Сначала мне даже нравилось. Казалось, что это… Божий промысел… Расплата за предательство. Но потом…

Первый раз она хватилась Адика после памятного свидания с Женей в «Ченто», и то, только потому, что начала его караулить. Они почти неделю после возвращения провели в постели, прерываясь только на душ и еду. А потом Соне пришлось возобновить работу.

Она оборудовала в гаражной кладовке для Адика собственную небольшую мастерскую, куда отправляла его, когда приходили клиенты, и, пропадая часами за работой, порой начисто забывала, что в доме снова есть мужчина.

Иной раз, устало закрывая дверь за последним посетителем, она невольно вздрагивала от постороннего шума. Это Адик перебирался из кладовки на кухню, нагруженный ноутбуком, альбомом и акварельными красками. Он сам попросил её приобрести эти смешные ученические принадлежности, отказавшись от профессиональных. И Соня первое время неизменно испытывала чувство виноватой тоски, готовая увидеть хорошо знакомую гримасу брошенного хозяйкой пса, которой так любил в схожих обстоятельствах щеголять Женя.

— Есть хочешь? — вместо этого спрашивал Адик, расплываясь в радушной улыбке, — Я страшно проголодался! Иди в душ, а я пока сделаю яичный салат и хлопья с молоком.

Никаких обиженно поджатых губ, никаких собранных на лбу недовольных морщинок. И Соня за это готова была ради него на любое безумство! Она подходила, прижималась губами к его тёплой, обнажённой спине, зарывалась руками в его распущенные по плечам густые волосы и верила, что Рай земной действительно существует. Только он не в Иране, на раскопках Месопотамии, а здесь, у неё на кухне.

А потом, как гром среди ясного неба, появляется Женя, рассказывает дикие небылицы про СИЗО… Конечно, она по понятным причинам сразу заподозрила Адама. За работой она теряла счёт времени, которого ему теоретически вполне хватало бы, чтобы уйти из дома, «пошалить» и вернуться обратно. Кроме того, через пару дней после этого он надолго закрылся в ванной комнате и вышел с коротким ёжиком, аккуратно срезав свою богатую шевелюру, от чего стал как две капли воды похож на свой прототип. Но она не представляла, как он мог бы провернуть свои «шалости» не имея даже пары трусов! И в сомнениях она пребывала вплоть до того дня, когда на страничке Свиноматери прочла про смокинг… Единственная мужская одежда, которая оставалась в её доме.

Тогда она и стала замечать, что рацион Адама существенно изменился. Он все чаще тянул руку к ветчине, а не к сыру, а на бёдрах его почти постоянно стало болтаться банное полотенце…

Она все поняла, но ей и в голову не пришло остановить его. Ей казалось высшим проявлением справедливости всё то, что происходит, и как именно это происходит. Она только боялась, что его схватят, вычислят, посадят. А заодно и её, как сообщницу. Но Адам явно был осторожен и по-звериному умён. Тогда она и помогла ему, чем смогла. Заказала одежду, которую любил Женя, хоть сама и терпеть не могла эти безразмерные тряпки, словно купленные «на вырост», и отдала ключи от машины.

Её только немного удивляло, что то и дело она обнаруживала на его одежде собачью шерсть. Она не допускала и мысли, что в Фонде его успели обработать, и он тратил время на помощь какому-нибудь собачьему приюту. Скорее… Она морщила нос, нехотя вспоминая тот… конфуз, что с ней приключился год назад, и всё ждала, что со дня на день история повторится. Придут какие-то заплаканные сопляки и их родители, будут трясти листовками с фотографиями пропавших шавок… Но ни одно животное в округе не пропало, и тогда она выбросила из головы эту загадку.

А потом впервые нагрянула полиция. Ордера на обыск у них не было, но Соня, боясь навлечь на себя лишние подозрения, не решалась остановить их, когда они будто невзначай шныряли по дому и даже заглядывали в шкафы и кладовки. И только молилась, чтобы они не потребовали отпереть дверь в мастерскую, куда она в панике успела затолкать Адама.

— Мы, действительно, встречались с Евгением. Кажется, когда пропал первый мальчик, — спокойно докладывала она, бродя за следователем по комнатам, — Его тогда выпустили из СИЗО, и он хотел занять денег до зарплаты, чтобы снять комнату. С тех пор я его не видела и не слышала.

— Шеф, тут кое-что интересненькое! — послышался голос сверху, и у Сони от напряжения заныли зубы.

— Вы не против? — спросил следователь, когда вниз сошел молоденький опер, держа за петельку чехол со смокингом.

Соня пожала плечами.

— Чей он?

— Моего парня. Я, знаете ли, художница. Приходится часто посещать мероприятия, где без смокинга не обойтись…

— И где он?

— Кто?

— Ваш парень.

— В командировке. На конкурсе ледяных скульптур.

— Тоже художник?

— Да.

— И когда следующее ваше… мероприятие?

— Не знаю…

— То есть, в ближайшие пару-тройку дней этот смокинг вам не понадобится?

— Нет, — Соня уже поняла, к чему он клонит.

— И вы не будете возражать, если мы ненадолго заберём его?

Она снова пожала плечами и проводила взглядом опера, уносящего чехол.

Казалось, следователь был настолько доволен её сговорчивостью и смокингом, что решил на сей раз быть не слишком нахрапистым, и вскоре она в изнеможении заперлась на все замки и привалилась взмокшей спиной к двери.

Это был другой смокинг. Тот, первый, она спалила в камине, как только поняла, что именно в нём Адик совершает свои вылазки, и как раз на такой случай заказала по Интернету немного простой недорогой одежды и новый смокинг. Чисто на всякий случай… Всё, что следователи найдут — это, быть может, несколько выпавших Адамовых волос и его же отпечатки пальцев.

Когда нервическая дрожь немного отпустила, она поднялась наверх и отперла мастерскую. Она ничуть не удивилась бы, если бы обнаружила Адика, беззаботно коротающего время заточения за работой, но в последнее время он, казалось, совершенно потерял интерес к искусству, занятый … другим. Тем, к чемуего душа лежала гораздо больше.

Но мастерская оказалась совершенно пустой. Разве что сырой осенний ветерок, пробивающийся в неплотно прикрытое окно, слегка трепал простыни, которыми были укрыты незаконченные скульптуры.

Нутро ее вдруг противно сжалось и заныло от осознания, что, скорее всего, они так и останутся незаконченными. Надо срочно всё бросать и уезжать. Заигралась в «мстителей». То, что поначалу воспринималось, как чудо-чудесное, как невероятный, данный ей свыше за страдания бонус к исполнению главного желания — возвращению Жени — теперь обернулось угрозой.

Ей припомнились все те бесконечные, наполненные до неприличия яркими снами, ночи, где она, ворочаясь в мокрой от пота постели, по очереди методично расправлялась со свиносемейкой, препарировала и Свиномать и подсвинков, как вивисектор… Никем не замеченная, не узнанная, неуязвимая…

Каким удачным ей по началу казалось, что подозрения пали на её главного обидчика — Женю… Сейчас же она оказалась в собственной ловушке… Только бежать!

— Адам…, - позвала она, пытаясь определить, под какой из простыней он притаился, — Можешь выходить…

Тишина… Только шуршание её одежды и стук сердца.

Догадавшись, она подошла к двери, которую Женя давным-давно соорудил над узким пределом — небольшой нишей в стене, куда она порой прятала от чужих глаз незаконченные работы. Сейчас там скрывался ее автопортрет, скульптура, над которой она начала работать задолго до Жениного бегства. Поначалу это была ничем не примечательная работа — Комбинезон, палитра в руке, спутанные, испачканные краской кудри… И только после ухода Жени она стала обрастать… деталями, которые она хотела бы скрыть от посторонних глаз. И вот теперь…

— Адам…, - повторила она дрогнувшим голосом и поднесла к двери руку…

— Эй, ты уснула? Что — «потом»?

Соня моргнула, прогоняя воспоминания, и подняла глаза на Иду.

— Ничего, — она встала с колен, — Потом я поняла, что совершила ошибку…

— Еще раз спрашиваю: почему ты сразу не сообщила в Фонд?! Почему позволила зайти так далеко?!

— Они… они бы забрали его, — Соня отвернулась, не в силах выносить старухин пытливый взгляд, — Ты бы позволила им забрать своего Иля, если бы…

— Да Иль даже таракана не мог прихлопнуть! — старуха возмущенно всплеснула рукой, — Все вырученные за работы деньги жертвовал на благотворительность! Столько жизней спас!..

— Значит, тебе повезло…

— И неужели ты думаешь, что заметь я хоть что-то, то стала бы рисковать, как бы дорог он мне ни был?! Рисковать жизнями, судьбами!

Она задохнулась, потёрла выцветшую кофточку над впалой грудью и продолжила уже тише, спокойнее:

— Такие, как у тебя, поломки встречаются. Редко, но бывают. Я только удивлена, как они не вычислили их сразу на своих хитрых машинах. Впрочем, если он перенял не только твои… обиды и мстительные порывы, но и твою выдержку, то…, - Ида заморгала, — Вина и на мне лежит. Ведь я дала рекомендации…

Соня вскинула на подругу глаза.

— Ты говоришь, уже были случаи… И что… с ними делали?

— Это известно только им. Быть может, пуля в затылок, может, инъекция. Знавала я одну женщину, чье Творение забрали. Мы с Илем уже жемчужную свадьбу справили, когда ее Фонд заприметил. Очень была талантливая художница. И её Творение тоже было прекрасно. Она несколькими годами ранее дочку-подростка схоронила, вот и сотворила себе по образу и подобию.

— Это же… запрещено.

— Для неё сделали исключение, ибо прототип был мёртв и не представлял собой публичную личность. Мне потом уже рассказывали, через десятые руки. Что-то им там в девчонке показалось подозрительным, и они не отдали её матери, увели. Говорят, и отклонения то были незначительными, но тогда Фонд всё ещё строго следовал заветам Основателя и никому не делал никаких поблажек. Самое страшное, что Раушания уже получила с дочкой несколько свиданий, готовилась выйти в мир, а потом… повторно дитя лишилась, и стала бесплодна уже как физически, так и душевно, ибо дыхания хватит, если хватит, лишь на одно творение… Что с тобой?

— Что?

— Ты так странно смотришь…

— И что с ней стало потом? С этой… женщиной?

— Да Бог её знает. Кажется, разошлась с мужем и так и осталась в Фонде, сопровождала других Творцов на их крестном пути… Я о ней больше ничего и не слышала…

Женщины помолчали. Ида покосилась в сторону кухни, откуда доносились густые, пряные ароматы жарящегося мяса и лука, и приглушенное пение.

— Давно он мясо ест?

— Почти с самого начала.

— Где дети? Они живы?

— Не знаю, — Соня пожала плечами.

— Подумай… Он следует твоим заветам! Ты бы оставила их в живых?

Соня замялась с ответом. Да, она оставила бы их в живых на достаточно долгое время, чтобы они сто раз пожалели, что покусились на чужое. Чтобы они вдоволь насмотрелись на страдания друг друга… Все вместе, в одной связке… А потом привести Свиномать и натыкать её носом… Но не могла она так ответить своей подруге, а потому глухо произнесла:

— Живы. Скорее всего. Но где они, честно не знаю. Ты меня… выдашь?

— Выдам. Если ты немедленно, сию же секунду сама не сообщишь в Фонд.

— Хотя бы дай нам немного времени! Чтобы уехать…

— С ума спятила! — Ида поднялась и зашагала в прихожую, — Тут ни секунды медлить нельзя!

Соня в растерянности последовала за ней.

— Все-таки верная поговорка про благие намерения…, - взволнованно бормотала старуха, с трудом натягивая полусапожки, — Но кто ж может что-то знать наверняка, кроме Всевышнего? Ничего, дай Бог, еще не поздно и можно всё поправить…

Она распрямилась и вдруг увидела перед собой широкую, покрытую густым курчавым волосом грудь.

— Даже чаю не попьёте? — спросил Адам, мягко беря её за уцелевшую руку и дёргая на себя.

Ида слабо вскрикнула и ткнулась носом в пахнущие дезодорантом и чуть вспотевшим мужским телом кудряшки, почувствовала, как тёплые ручищи, почти лаская, ухватили её шею, и услышала, словно из далекого далека, Сонины жалобные причитания:

«Адик, пожалуйста!.. Только не делай ей больно!..»