Творец

Глава 6

Ей снилось нечто сладкое, маслянисто томное, растягивающее и скручивающее её подступающим оргазмом. Снилась самая мелкая из подсвинков. Выпученные, бешено вращающиеся глаза под толщей мутной воды. Пузыри, извергающиеся из сопливого носа и раззявленного рта; её собственная рука с коротким, но затейливым маникюром, крепко прижимающая грудь свинёнка ко дну сточной, наполненной плывущим мусором, канавы. А в нескольких метрах отчетливо угадывался расплывшийся по лавке грузный силуэт Свиноматери, дремлющей над последним творением Донцовой.

Ощущение опасности близкого разоблачения и, в то же время, свойственная некоторым снам уверенность в собственной неприкосновенности, наполняли негой и пульсацией самый центр её женского естества.

Но невероятное блаженство вдруг начало таять и размываться, потревоженное посторонними пиликаньем и вибрацией.

Телефон.

Несколько мгновений Соня ещё цеплялась за чудесный сон, не желая с ним расставаться, но телефон не умолкал, и она протянула онемевшую со сна руку и приложила его к уху.

Звонила Ида. Поболтать и в который раз выразить свое восхищение выставкой.

— Это была феерия, Софушка, — лепетала старуха, — Ты читала рецензию Язовского? Елей и патока в одной рюмке. Следующая, Бог даст, будет уже в самой Москве, а то и…

Соня слушала вполуха, чутко уловив, что старуха, несмотря на ранний час, уже успела приложиться к нескончаемой голубичной наливке.

— Мне тут шепнули, что господин Азизов планирует купить несколько работ для своей резиденции. В том числе, «Женщину у плетня». Она, видите ли, напоминает ему покойную матушку.

— Правда? — Соне стало очень тепло и, одновременно, тревожно. Нефтяной магнат Азизов был на удивление щедр, благочестив и набожен. Но что, если эта противная тётка, Раушания, несмотря на обещание молчать, расскажет ему, кто на самом деле стоит у плетня…

— Слушай, а что ты скажешь насчет Мухамеджановой?

Словоохотливая старуха умолкла так внезапно, что Соня решила, что связь оборвалась.

— Нурия была? — осторожно спросила Ида.

— Была ее помощница.

— Ну, слава Богу! — старушка счастливо рассмеялась, — А я-то уж решила, что меня не услышали!

— Все-таки это была ты! — Соня задохнулась, — Это её ты имела в виду, когда…

— Ну, конечно, её! А ты думала, твоего дурачка Женю?! И что? Она… оставила контакты?

— Я сейчас к тебе приеду!

Промучившись неделю, Соня решила проигнорировать предложение Фонда. Слишком все было странно. Слишком отдавало сектой. Никаких объяснений. Дескать, просто прими на веру, что тебе откроется НЕЧТО, и доверься судьбе. Соня, всю жизнь боровшаяся со своей судьбой, не могла пойти на это. Не могла она просто сесть в какой-то непонятный самолет и полететь неизвестно куда, даже если бы эту поездку для неё организовал сам Господь Бог.

Но, оказывается, в этом как-то замешана её единственная подружка, и это многое меняло.

Старый деревянный особняк в самом центре города нёс вековую память, но отчаянно нуждался в ремонте. Соня, памятуя о том, какой известностью обладал муж старой художницы, никак не могла понять, почему они еще при его жизни не озаботились переездом в новое жилье, или хотя бы не избавились от необходимости ходить по нужде в дворовый «скворечник». Без сомнения, Ида в её преклонные года и с одной клёшней испытывала при этом серьёзные трудности …

Но супруги словно не замечали ни откровенных неудобств, ни дряхлости жилища… И при этом, пока Иль был жив, активно жертвовали немалые деньги на всяких оборванцев. Вроде Сони.

Как только Ида в несколько заходов приволокла из тесной, с покосившимся на сторону полом кухни, чай и магазинные пирожные, Соня одолела её расспросами. Но старуха очень осторожно произнесла:

— Я ничего не могу тебе рассказать, Софа. На карту поставлено слишком многое. Не подумай, что я, походя, предложила им твою кандидатуру. Я долго взвешивала все «за» и «против», прежде чем указать на тебя и рискнуть собственной репутацией. И были у меня некоторые сомнения…

Соня вопросительно приподняла брови.

— Мы дружим уже столько лет, девочка, но я о тебе почти ничего не знаю. Ты пару раз обмолвилась, что у тебя есть и родители, и младший брат, но ни разу я не слышала от тебя, что они приехали в гости или ты собралась к ним, или… какие-то детские воспоминания. Как правило, именно в твоём возрасте, когда в копилочку капают заветные тридцать сребреников, начинается неуёмная ностальгия по детству и родной крови, которую ничем не ути́шить и не прикрыть.

— Ида, если я ничего не рассказывала о своей семье…

— Такая холодная, отстранённая, безразличная….

— Это не холодность, — Соня посмотрела старухе в глаза, — Это другое. Мне пришлось очень долго этому… учиться.

— Подозреваю, что кто-то из родных тебя крепко обидел или недопонял, а детские обиды остаются с нами на всю жизнь… Но все же — ни слова, ни полсловечка. И я сомневалась, пока не приключилась эта несчастная история с твоим мужем. Ты полгода поедала себя заживо, превратилась в тень, но ни разу я от тебя не услышала ни единого плохого слова в адрес мужа или этой его… как её?

Соня молчала.

— Есть такая поговорка: «О мертвых или хорошо или — ничего». У тебя она применима и к живым. Если не можешь сказать что-то хорошее, то и молчишь, воды в рот набравши. Что толку распыляться на злопыхательство, так?

Соня неуверенно кивнула, не совсем понимая, куда клонит старуха. Вроде как к тому, что Сонино поведение она интерпретировала по-своему.

— Слушай, давай мои детские обиды оставим в покое, — несколько поспешно произнесла она, — Ты лучше скажи, какое они могут иметь отношение к Мухамеджановой и её Фонду. У меня уже голова кругом от этих загадок, и я всерьёз задумываюсь о том, чтобы послать этот Фонд к чертям. А если речь идёт о какой-то волонтёрской работе во имя спасения моей пропащей души, то у меня просто нет на это времени. Я и так из кожи вон лезу, принимаю по несколько клиентов ежедневно, чтобы содержать дом и…

— От тебя ничего такого не потребуется, милая! — воскликнула старуха, — Делать ты будешь только то, для чего создана. Творить!

— И все же…

Ида замялась и, склонившись к Соне, зашептала с видом безумного заговорщика.

— Ну, ладно… Они… я имею в виду Фонд «Творец»… уже очень давно имеют доступ к самой сакральной и древнейшей тайне человечества. Тайне того сорта, что может изменить ход истории, а то и… привести к Концу, если окажется в недостаточно чистых руках. Но! — женщина назидательно вскинула вверх костлявый палец, — Но, в то же время, в руках чистых и умелых она способна улучшить наш мир, сделать его красивее, чище, добрее, справедливее…

— Как это? — Соня скривилась, ища на неряшливо напудренном лице старухи признаки внезапно нагрянувшей деменции, а про себя подумала: «Ну, точно — секта!».

— Я и так уже наболтала лишнего, — Ида поставила кружку на стол и приняла вид загадочный и, одновременно, комичный, — Ты сама вправе решать, принять их предложение или отказаться. Но… поверь мне… Тот опыт, что ты получишь в «Фонде», будет самым чудесным, самым волшебным и невероятным за всю твою жизнь. Сравнить тебе его будет совершенно не с чем, ибо лишь единицы имеют доступ к тайне. Но это и огромная, просто неподъемная ответственность.

Глаза старухи в обрамлении жидких, сереньких ресниц мечтательно закатились к оплетенному тенётами потолку, и Соня едва не фыркнула. А потом её осенило.

— Ты ведь тоже участвовала в этом их эксперименте, так? Не отказывайся, я же вижу!

Ида от неожиданности замялась, на желтых скулах выступил легкий румянец. Она помахала перед лицом уцелевшей рукой, дескать, «давно».

— Эксперимент — не совсем верное слово…, - пояснила она, тщательно подбирая слова, — Это целое движение. И зародилось оно еще до Первой Мировой. По слухам, Николай II был в курсе, но не пожелал выдать тайну, потому большевики с ним и расправились. Тайна была утрачена почти на полвека, а потом…

— Я ничего не поняла, — Соня с усталым раздражением разглядывала свою пожилую подружку. История интриговала, но всё больше отдавала чем-то, что хотелось обойти десятой дорогой и забыть. От греха. Она рассчитывала на большие деньги, но судя по всему, о деньгах речь не идёт. Она окинула добротное, но потрёпанное временем убранство гостиной, подтверждающее её домыслы, и вздохнула.

— И сколько продлится эта… программа?

— У каждого по-разному. Все зависит только от вдохновенья!

Соня поколебалась и вздохнула.

-. Конечно, всё это так интересно, но, боюсь, мне придётся отказаться. Бросить работу на неопределённый срок… Я потом не вылезу из долговой ямы. И дом…

— Немедленно прекрати эти мещанские речи! — возмущенно воскликнула старуха, — Ты художник, творец! Когда ты вернешься, я тебе помогу с оплатой счетов. Кое-что Иль мне оставил, — она заговорщицки подмигнула, — А если доверишь ключи, я присмотрю и за домом.

Соня, сдаваясь, благодарно улыбнулась, напомнив себе до отъезда врезать на дверь мастерской крепкий замок. Она доверяла Иде, но не могла допустить, чтобы любопытная старуха, шастая по дому, ненароком обнаружила её автопортрет. Это могло бы поставить жирный крест на их дружбе.

На крошечном аэродроме её встретил дотошный охранник, который, не отпирая ворот, затребовал с неё письмо и скрылся с ним в своей будке. Вытягивая шею, Соня видела в окошко, как он нацепил на голову что-то похожее на лупу часовщика и надолго склонился над запиской с инструкциями. Сразу стало ясно, что та была написана от руки вовсе не из небрежности или спешки. Он скрупулёзно сличал почерк…

После он запустил её на совершенно пустую автостоянку, забрал смартфон и ключи от машины, пообещав сохранить вверенное ему имущество до её возвращения, а потом с большим почтением проводил девушку в белоснежное, кожаное нутро маленького самолёта с наглухо затонированными иллюминаторами.

Соня напряглась, осознав, что не будет знать направление движения, но быстро успокоила себя: если её везут в рабство на таком самолёте, то дай бог каждому такое рабство. Да и что будет с того, если она вдруг неким фантастическим образом на высоте нескольких километров сообразит, что ее везут, например, в Сомали или Мьянму? Не выбросится же она в иллюминатор, прежде разбив его — чем? Она огляделась. Бутылкой шампанского?

Так что — наплевать. За этот месяц её сотни раз накрывали сомнения, страхи, тревоги и даже панические атаки, но каждый раз она вспоминала Иду. Ида прошла через это и, кажется, осталась довольна. Хоть и не разбогатела. Впрочем, как знать? Быть может, старуха и разбогатела, но, не слишком интересуясь деньгами, просто… зашивала их в матрас? Это предположение косвенно подтверждало её обещание помочь со счетами.

Когда сомнения и страхи становились невыносимыми, она звонила подруге, и та, неизменно терпеливо и весело, её успокаивала и ободряла:

«Ни о чем не тревожься, Софа, и наслаждайся каждым мгновеньем! Считай, что выиграла Джек Пот, ибо лишь исключительные творцы получают такую возможность!»

Сознавая, что шампанское в салоне отнюдь не для того, чтобы скрасить её перелет, она, тем не менее, выдернула пробку и налила себе полный фужер. Оно ударило по мозгам почти мгновенно, мягко и бережно погружая ее в безмятежную сонливость. А проснулась она от того, что уши заложило — самолётик пошел на посадку. Но приземлившись, тот еще непозволительно долго продолжал движение, прежде, чем остановиться и поднять пассажирке дверь.

Соня с любопытством выглянула наружу, надеясь по каким-то косвенным признакам (расположению солнца, одежде людей, пейзажу) понять, где находится, но её ждало разочарование. Самолет стоял в огромном ангаре, куда не проникал ни единый лучик. Художница спустилась по трапу и огляделась, ожидая увидеть встречающих, но встречала её только гостеприимно распахнутая в глубине ангара дверь лифта.

Немного поколебавшись, она обошла кругом самолёт. Задрав голову, оглядела кабину, и ей даже показалось, что в глубине она заметила неясный и неподвижный силуэт пилота, а потом, так и не дождавшись встречающей делегации, вошла в лифт, где вместо панели этажей была лишь подсвеченная красным узкая щель для магнитного пропуска. Соня сунула в прорезь свою карточку, подсветка сменилась на зелёную, дверцы мягко закрылись, и лифт двинулся вниз.

Испытывая легкий приступ клаустрофобии, она почувствовала себя Милой Йовович по пути в печально известный Раккун Сити. К счастью, совсем ненадолго, ибо лифт через несколько секунд мягко качнулся и выпустил её в огромный, ярко освещённый холл.

С Раккун Сити его роднили разве что псевдо-окна, за которыми светило псевдо-солнце и покачивались псевдо-деревья, остальное скорее напоминало старые, красочные иеговистские брошюрки.

Зал утопал в зелени и цветах; по центру возвышался стилизованный под Древо Познания дуб в кадке, обвитый каучуковым желтым питоном; рядом расположился прудик с пестрыми рыбками. На его каменном парапете в благодушном и сытом соседстве сидели несколько котов помоечной породы, пара енотов и скунс. Под потолком с места на место перелетали голуби.

Соня, разинув рот, обозревала это помпезное безобразие и рассеянно размышляла, что она будет делать, если одна из «райских птичек» нагадит на её костюм, ведь ей даже не во что переодеться! А потом она заметила направляющуюся к ней от стойки ресепшена пожилую женщину и изобразила улыбку.

— Добро пожаловать! — произнесла та, энергично потрясая Сонину руку, — Как добрались?

Соня промычала что-то нечленораздельное и кивнула.

— Я вижу, что вы в замешательстве, но раз уж вы здесь, то конец всем секретам и недомолвкам. Сейчас я отведу вас к сопровождающему, который познакомит с вашей зоной, объяснит правила и расскажет всё, что мы знаем сами. Единственное, что останется для вас тайной — это расположение нашей мастерской. Но поверьте, в это посвящены далеко не все из Совета директоров, а персонал так и поголовно не владеет этой информацией.

— И вы не владеете?

— И я… Это вопрос не просто национальной, а, скорее, общечеловеческой безопасности. Мастерская расположена глубоко под землей. Все скульпторы изолированы друг от друга во избежание любых дальнейших контактов. У каждого свои апартаменты, лифт и мастерская. Во времени вы не ограничены, важен лишь результат, который, в своё время, будет подвергнут тщательной комплексной проверке. Но спешу вас успокоить — брак и его утилизация бывают крайне редко. Честно говоря, на моей памяти, это было всего раз, а лет мне…, - женщина многозначительно улыбнулась.

— Что за нелепица? — Соня скривилась, — Вы сказали, что больше не будет загадок.

— Пойдемте, — бодро отозвалась та, — Познакомлю с вашим проводником.

Проводником оказался божественно красивый, восточный мужчина в белом хлопковом костюме. Тарарин? Иранец? Турок? Разглядывая его, Соня даже не заметила, когда ретировалась бабка. Кажется, сразу после того, как представила их друг другу: Софья — Парвиз.

— О, Парвиз, — с тщательно отмеренным кокетством произнесла Соня, подавая руку, — Звучит почти, как Парадиз!

Тот радушно улыбнулся, часто разветвляющимися коридорами проводил Соню к небольшой веренице лифтов и открыл один собственным пропуском. В нем уже были обычные кнопки от -4 до -6, подписанные для удобства новичка:

— 4 (апартаменты);

— 5 (трапезная);

— 6 (мастерская)

Парвиз ткнул длинным смуглым пальцем в шестёрку, и лифт медленно пополз вниз.

— Думаю, стоит начать экскурсию из святая святых и постепенно подниматься выше.

Соня быстро коснулась его лица взглядом. Святая святых? Серьёзно?

Выйдя, они оказались в просторном, ярко освещённом помещении. Одна стена представляла собой стеллаж с ведёрками красок, другая завалена инструментами — разнокалиберными стеками, спринцовками, мерниками, кистями, а прямо по курсу, на пышном, пёстром мраморном постаменте вальяжно растеклась большая куча скульптурной глины. Влажная, почти жидкая она напоминала задремавшего (или дохлого!) осьминога.

Соня глянула на потолок и обнаружила, что тот довольно неплохо расписан фрагментом «Сотворения Адама» Микеланджело. Две руки — Творца и Творения — вот-вот соприкоснутся. И произойдет Чудо.

Она подошла к постаменту и протянула к глине руку, но её тут же перехватили цепкие мужские пальцы.

— Только в перчатках, — строго произнес Парвиз и кивнул в угол, где за стеллажом с красками притаился небольшой шкафчик, битком набитый одноразовыми принадлежностями.

Девушка натянула перчатку и с некоторой опаской, отщипнула немного от «осьминога». Помяв, поднесла носу и тут же отдёрнула голову. Грязно-розовая, как старая жвачка, глина испускала неприятный, мускусный запах. И даже сквозь напудренный, хирургический латекс она чувствовала, какая та тёплая и податливая на ощупь. Совершенно не похожая на обычную глину.

— Что вы с ней делали? — вырвалось у нее, — вымачивали в красителях?

— Отнюдь. Это исходный материал. С ним вам и предстоит работать, — Парвиз сделал небольшую паузу и вдруг строго произнес, — Посмотрите на меня, я сейчас расскажу очень важные вещи. Каждый раз, прежде чем взять глину в руки, надевайте перчатки, комбинезон, шапочку и лицевой щиток. Каждый раз, когда делаете перерыв в работе и покидаете мастерскую, одноразовые принадлежности должны быть сняты и утилизированы.

Он отошел к стене, открыл небольшой лючок и повторил, как для недоразвитой:

— Каждый раз, входя в помещение, вы надеваете на себя всё свежее и каждый раз, покидая его, отправляете сюда использованное. Даже если вы решили поработать, а через минуту осознали, что хотите в туалет — даже тогда процедура та же самая. Ни единая крупица материала не должна покинуть это помещение.

— Эта глина что…, - Соня сглотнула, — Радиоактивная?

— Ну что вы! — Парвиз тут же растерял свой строгий настрой, расплылся в улыбке, а глаза восторженно засветились, — Напротив, это самый чистый материал на свете. Меры предосторожности принимаются только для его защиты. Еще раз: ни единая крупица не должна покинуть это помещение. Имейте в виду, лифт оснащён сенсорами, которые распознаю́т глину на молекулярном уровне, и, в случае утечки, немедленно блокируется.

Он заметил, как напряглась Соня, и ободряюще улыбнулся.

— Не бойтесь. Это вызовет разве что временные неудобства. Несколько минут взаперти, а потом тщательный душ со специальными реагентами. К сожалению, они растворят не только частицы глины, но и некоторые из ваших… тканей. В частности, волосы, ресницы и ногти. Не безвозвратно, но, согласитесь, приятного мало, и…

— Я поняла! надевать спецодежду, потом сжигать…, - быстро произнесла Соня и поёжилась. Без ресниц и волос она как-нибудь проживет, но ногти! Это, наверное, очень больно…

Она перевела взгляд обратно на кусочек глины, который все это время машинально разминала пальцами. Теплая и розовая, как младенческая жопка. И пахнет соответственно.

— Перед тем, как вы приступите к работе, вам предстоит подписать увесистый договор. Советую внимательно прочесть все пункты и строго соблюдать их после возвращения к… вашей обычной жизни.

— Неисполнение их, конечно, карается смертью? — губы дрогнули в настороженной усмешке.

— Уверен, вам это не грозит. Условия просты и понятны. Более того, они не наложат каких-то обременений ни на одну из сфер вашей деятельности и ни в чем вас не ущемят.

Соня вздохнула и положила горошинку глины обратно на «осьминога», с удивлением наблюдая, как та сразу же поплыла, слившись с общей массой.

— Я уже порядком наслушалась таинственных намёков. Ей Богу, ведёте себя, как сборище фанатиков. Если вы сию секунду не объясните мне, что я здесь делаю, то…, - она проглотила так и просящие наружу ругательства и закончила, — То прошу показать направление автобусной остановки, вокзала, аэропорта, или космодрома. В зависимости от…

— Что ж… Залежи Исходной Глины были обнаружены около шестидесяти лет назад группой молодых, советских археологов при раскопках в Иране. Они искали следы Месопотамии, но наткнулись на куда более древний артефакт… Группой руководил археолог из Казани Ильдар Мухамеджанов, и мы по сей день считаем это Божьим промыслом, ибо это был исключительно чистый человек, чуждый всякой корысти. Страшно представить, что за эти шестьдесят лет случилось бы с планетой, если бы до глины добралась менее чистая рука.

Никто толком не знает, как Ильдару и верной ему команде удалось сохранить Залежи Материала в тайне как от Иранских, так и от Советских властей, сколько препятствий удалось преодолеть, чтобы вывезти глину в Союз и изучить… Проведя более глубокое исследование и перевернув с ног на голову несколько крупнейших библиотек, выяснилось, что искомая Месопотамия некогда выросла на руинах куда более древних… так сказать, реликтовых. Далекие от фантазёрства археологи, тем не менее, задумались, ведь Глина, действительно, обладала уникальными, не имеющими аналогов свойствами.

— Погодите, — Соня затрясла головой, — Что вы имели в виду, когда говорили про реликтовые руины?

Парвиз умолк. Чувствовалось, что его рассказ подошёл к самому щекотливому моменту, и он, в поисках поддержки, возвел очи горе, где в облачных небесах тянулись друг к другу две руки.

— Некоторые из древнейших источников свидетельствуют, что на заре времён именно в том месте находился… Земной Рай. Когда Адам и Ева были изгнаны в мир, Сад пришел в запустение, а потом его Руины погрузились глубоко под Землю вместе с …

— Это шутка? — прервала его девушка и неуверенно улыбнулась, — Вы вроде сказали, что те археологи не страдали фантазёрством, но при этом утверждаете, что в своих заключениях они руководствовались сказками, придуманными еще при царе Горохе!

Парвиз молчал, а Соня не удержалась и расхохоталась, показывая, что розыгрыш оценила, но через пару секунд умолкла и уставилась сначала на дохлого «осьминога», потом на изображение на потолке.

— Неужели вы на полном серьезе хотите меня убедить, что это та самая глина, из которой… Господь слепил Адама?

Она ожидала, что Парвиз именно так и поступит — начнет её убеждать. Но он по-прежнему молчал, спокойно глядя на неё. Давал ей время самостоятельно прийти к нужным выводам и… что? Уверовать?

Она отошла к мусоросжигателю, стряхнула с руки в шахту перчатку, закрыла заслонку и вернулась обратно, задумчиво кусая губы. Несмотря на бушующую внутри бурю презрительного негодования, она с удивлением поняла, что, действительно, верит Парвизу. Не тому, конечно, что имеет дело с некоей божественной глиной, а тому, что её не пытаются одурачить. Мужчина рассказал ей то, во что верил сам. И не только он, но и весь Фонд «Творец», который, между прочим, в тайне ото всех и даже от Правительств, как минимум, двух стран, на протяжении многих десятилетий сначала возводил, а потом и использовал этот громадный, глубокий бункер, чтобы…

Чтобы что?

— И кого я, по-вашему, должна тут слепить? — несколько нервно спросила она, — Второго Адама?

Парвиз, наконец, шевельнулся. Ей показалось, что она заметила на его лице облегчение.

— Вы ограничены только собственной фантазией, — мягко ответил он и жестом пригласил её вернуться в лифт, — Но это может быть только человек. Старый или молодой, красивый или невзрачный, мужчина или женщина — не имеет значения. Значение будет иметь только финальная стадия вашей работы.

— Финальная? — рассеянно спросила она, прикрывая ладошками глаза, когда лифт закрылся и затрещал тысячами световых вспышек, сканируя их.

— Я бы даже сказал, критическая стадия, — продолжил мужчина, не обращая на вспышки никакого внимания, — Ведь весь ваш труд может пойти насмарку и подлежать уничтожению.

— Говорите прямо, что за финальная стадия?!

— Разве это не очевидно? — Парвиз посмотрел на неё с лёгким удивлением, — Вы вдохнете в него жизнь!..